Текст книги "Охотники до чужих денежек"

– Вот и придется мне узнать, что за дела у него к ней. Не думал я, что это будет именно он. Вот не думал...

Данила хлопнул дверью, и вскоре послышался грохот поднимающегося с первого этажа лифта.

Вера Васильевна приоткрыла дверь своей квартиры. Несколько минут буравила глазами дверь соседей и тут вдруг, вспомнив что-то, начала спешно одеваться. Мысль, что посетила ее в это мгновение, показалась ей на удивление нелепой, но додумать ее в одиночестве, не представлялось возможным. Посему и поспешила она в тапках на босу ногу к соседке этажом выше, чтобы унять зуд любопытства, проснувшийся от неожиданного воспоминания.

Глава 13

Никогда и ни с одним мужчиной Зойка не бывала прежде так счастлива.

В Саше было все, чего только может желать женщина.

Грубая необузданная страсть, способная заставить раствориться в ней без остатка. Властность, с которой он мог подчинить себе ее единым взмахом ресниц. Сила, перед коей она млела, как никогда и ни с кем, сознавая свою слабость и беззащитность...

И в то же самое время, имея в своем арсенале подобный комплект достоинств настоящего мачо, Саша был очень раним и беспомощен.

Вспышки гнева его кончались, как правило, так же мгновенно, как и возникали. Он тут же становился на удивление робким и застенчивым. Виновато пряча глаза, он бормотал слова извинения, плавно переходя от них к неистовым ласкам.

Поговорка «бьет, значит, любит» как нельзя более кстати подходила к ее отношениям с новым возлюбленным. И, порой пугаясь его беспричинной ярости, Зойка затем смеялась над собственными страхами.

А Сашина беспомощность была способна умилять ее едва ли не до слез.

Нет, ну как может человек, одним нажатием пальцев справляющийся с позвонками на травмированных спинах, теряться перед раздолбанной розеткой или пугаться поднимающейся из кастрюли пены от закипающего мяса?!

Сила и слабость, воля и бесхарактерность, грубость и нежность...

Вся гамма этих противоречивых чувств, видимо, и дарила ей неповторимость ощущений, о которых она мечтала.

Куда подевалась ее феминистская сущность, заставляющая ее снова и снова пускаться в долгий путь поисков женского счастья?

Целую неделю Зойка ворковала над Александром, позабыв обо всем. Она вылизала до стерильной чистоты все комнаты этого странного дома. Убрала все следы недавнего ремонта, превратив в склад одно из подсобных помещений с выходом в сад. Вымыла окна и без устали стояла у плиты, стараясь сразить его наповал своими кулинарными способностями. Плевать ей было на неудобства, вроде отсутствия раковины и канализационного слива в кухне. Ей безразлично было то, что за водой все время приходилось бегать на второй этаж. Даже тот факт, что Александр не проявлял стремления оказывать ей помощь, не умалял ее желания хоть ненадолго стать хозяйкой этого дома.

«Сашенька, котлетку...»

«Сашенька, картошечку с курочкой».

Ее радостный щебет раздавался под сводами дома, стоило Александру переступить его порог. К его изумлению, эта толстушка нисколько его не раздражала. Даже более того, когда она напросилась пожить немного у него, написав на работе заявление на отпуск, он согласился без возражений, почти не раздумывая. А через пару дней даже поймал себя на мысли, что ее присутствие в доме делает его теплее и уютнее.

С ним никто и никогда так не нянчился. Мать была, но когда-то давно, и ее материнский инстинкт ограничивался тем, что она отбирала у него деньги, выпрошенные им у ворот церкви. Сестер, братьев и прочих родственников Александр не помнил и не знал. Отца не было никогда. Более того, о нем в их доме даже никто никогда не упоминал, и Саша небезосновательно долгое время предполагал, что он подкидыш.

Но мать развеяла его предположения, когда ему стукнуло восемнадцать и пришла пора пойти в армию.

– Не пущу! – стукнула она сухим кулачком о столешницу замызганного стола. – У меня вторая группа инвалидности, тебя не имеют права забирать.

– Все равно уйду, – упрямо стоял на своем Александр, уже давно собравший рюкзачок с нехитрыми вещичками. – Даже если мне придется перешагнуть через тебя...

Мать посмотрела на него тогда мутными от постоянного похмелья глазами и с плохо скрытой ненавистью процедила сквозь зубы:

– Такая же падла, как и папаша твой! Ненавижу его. И тебя ненавижу за то, что копией его вырос. Убирайся на все четыре стороны и возвращаться в мой дом не смей!..

Домом она называла старую халупу-пятистенок, оставшуюся еще бог знает от каких предков. Крыша у дома давно прохудилась. Полы почти полностью прогнили. Окна во многих местах были забиты фанерными листами. Так что, покидая отчий дом, Александр ничего, кроме облегчения, не испытывал. Как совершенно не испытывал и желания возвращаться сюда.

Но пока он служил, очень многое изменилось.

Во-первых, умерла мать, и единственным наследником дома-развалюхи и прилегающих к нему двадцати соток земли, заросшей сорняком, остался он.

Во-вторых, его дальнейшие жизненные планы были напрямую связаны с жизнью его родного города.

А в-третьих, он очень устал. Устал от ночлегов под открытым небом. От палаток, покрывающихся в октябре утренней изморозью, да так, что волосы пристывают к подушке. От надоедливой овсянки, комком стоявшей в горле...

Саша захотел домашнего очага, строительством которого сразу и занялся, как только у него появилась реальная финансовая возможность.

Потом, когда дом уже был выстроен и рабочие приступили к его отделке, он вдруг поймал себя на мысли, что этому монументальному строению все же чего-то не хватает.

– Баба тебе сюда нужна, братан, – сказано было ему кем-то из друзей под баночку пивка и таранку. – Без бабы и детей дом что улей пустой...

И Саша приступил к поискам нужной кандидатуры. Кто только не перебывал на его широченной кровати и перед объективом видеокамеры! И брюнетки, и блондинки. И высокие, и маленькие. И дамы в годах, и совсем юные нимфы. Все было не то...

Нет, дамочки, конечно же, были хороши. Некоторые из них оказывались очень даже фотогеничными, хоть порнофильм монтируй. Но на то, чтобы называться его спутницей по этой сложной жизни, чтобы делить с ним и радость, и горе, и нищету, и достаток... не могла претендовать ни одна из них.

Зойка...

Немного странная и внешне совсем несимпатичная. Фигура такая, будто по ней бульдозером кто-то основательно прокатился. Ноги короткие, икры толстые, покрытые черными волосками. К тому же зрение ни к черту. Кожа белая, рыхлая. На спине россыпь конопушек...

Ни на титул дамы его сердца, ни уж тем более на титул секс-символа Зойка не тянула ни под каким видом. Но что-то в ней определенно было. Что-то такое, что заставляло чувствовать себя рядом с ней нужным человеком.

Поняв это, Александр опешил и испугался. Вспышки его гнева, которыми он пытался откреститься от того чувства, что принялось навязчиво нашептывать ему всякие невероятные вещи, были своего рода протестом его запаниковавшей души. Он искренне надеялся на то, что Зойка не выдержит и уйдет, оставив его один на один с его сомнениями, страхами и подозрениями. Но Зойка оказалась дамой упертой и терпеливой. Она с поразительной покорностью сносила все его выверты, с каждым днем отвоевывая все больше и больше места в его сердце.

Вот и сейчас, возвращаясь домой в полном расстройстве чувств после одного из многих нелицеприятных разговоров с партнером, Саша вдруг почувствовал, что при мысли об этой женщине его словно обдает изнутри какой-то неведомой доселе теплой волной. А при воспоминании о ее борщах, киселях и котлетах, которыми она его без устали потчевала, он и вовсе забыл о неприятностях.

– Сашенька, – проворковала Зойка, стоило ему хлопнуть входной дверью. – Кушать будешь?

– Да, – коротко ответствовал он, намеренно не встречаясь с ней глазами, дабы не дать ей прочесть в них, как приятно ему возвращение в дом, где так уютно и ароматно пахнет пирогами. – Никто не звонил?

Зойка посмотрела на сотовый, оставленный Сашей на подоконнике кухни, и только тут вспомнила, что отключила его с час назад, затеяв возню с тестом. Бледность покрыла ее щеки при мысли о возмездии, которое может последовать за этот с виду совсем безобидный поступок.

– Не-ет, – замотала она головой и попятилась, пытаясь закрыть собой телефон.

– Что, совсем никто? – не поверил он и, обогнув онемевшую враз Зойку, взял сотовый в руки. – Отключила, что ли?

– Прости, Саш, – виновато залопотала она и для убедительности всхлипнула. – Тесто вывалила на стол. Руки все в муке. Думаю, начнет кто звонить, всю трубку вымажу. Прости, пожалуйста. Я не хотела...

Ему вдруг сделалось жаль ее. Он видел, что она напугана. Видел бисеринки пота, мгновенно высыпавшие над верхней губой и которые она тщетно пыталась слизать языком. Он заметил, как она побледнела и сгорбилась, ожидая его оплеух. И на него накатил такой удушающий стыд, какого он, наверное, не испытывал с раннего детства, когда приходилось клянчить деньги у богатых прихожан.

Разве она виновата в том, что ему приходится ее наказывать?! Разве есть ее вина в том, что она является одной из маленьких и второстепенных фигурок в большой шахматной партии, разыгранной большими ребятами?! А ведь никто и никогда не упомянул о ней как о слабой, безвольной бабе. И уж тем более никто ни разу не усомнился в ее умственных способностях. Почему же она тогда не уходит?!

Если она терпит его кулаки, значит, на это есть причина. И Александр понял вдруг, что ему очень сильно хочется, чтобы истинная причина ее долготерпения заключалась в нем самом. Только в нем и ни в чем более...

– Посмотри на меня! – потребовал он, правда, без обычного металлического скрежета в голосе, но все же достаточно строго. – И очки сними!

Зойка сдернула дрожащими пальцами с переносицы очки и растерянно уставилась на Александра.

– Видишь меня? – все еще с заметным рокотом в голосе поинтересовался он.

– Плохо. – Она прищурилась, пытаясь сфокусировать на нем близорукий взгляд, но силуэт расплывался, лишая ее возможности предугадать его действия.

– Зачем ты отключила телефон? – попытался он вернуться к вопросу, который все же следовало обсудить.

– Сашенька, я говорила уже... – Ее глаза наполнились слезами. – Прости...

– Ты мне не врешь?

– Господи, о чем ты?! – Ее руки сами собой ухватились за сердце. – Я для тебя... Саша, я никогда... Господи, как мне сказать?! Ты для меня... Это непередаваемо, понимаешь?! Хотя ты иногда и позволяешь себе... но ты для меня все!

Он видел, что она не врет. Видел, что ее искренность, пусть и излитая так косноязычно, но все же искренность – дается ей не так легко. И это его порадовало. Вот если бы она начала сейчас петь ему дифирамбы, говорить о любви, то он вряд ли бы ей поверил, списав все на ее артистизм или какие другие причины. Но Зойка сейчас была правдива...

– Иди ко мне, – попросил, не потребовал он.

С опаской посмотрев в ту сторону, где он стоял, Зойка медленно пошла ему навстречу.

– Не бойся, не трону, – усовестился он, подстегиваемый ее испугом. – Надо же было так бабу напугать...

Зойка вытянула вперед руки и, ухватившись за его джемпер, тесно прижалась к Александру, задрожав всем телом.

– Ну, ну, детка. – Саша погладил ее по волосам. – Не бойся. Я... больше не трону тебя.

– Правда? – Она подняла к нему бледное лицо, пытаясь поймать близоруким взором выражение его лица. – Почему? То есть я не то хотела сказать... Что способствовало тому, ну... Саша, ну помоги мне!

Он засмеялся, испытав от собственных слов неимоверное облегчение, и потрепал ее по щеке.

Да, он теперь не будет мучить ее и перестанет мучиться сам. Что будет, то и будет. Вряд ли эта женщина стала бы лгать и терпеть подобное, даже ради того, в чем его пытаются убедить...

– Ты будешь кушать? – спросила она, несколько раз судорожно вздохнув и боясь поверить, что буря миновала.

– Конечно, буду, но сначала...

Александр взял из ее рук очки. Аккуратно скрестил дужки и положил очки на подоконник рядом со злополучным сотовым, звонков на который он абсолютно ни от кого не ждал. Затем подхватил Зойку под руку и повел к выходу из кухни.

– Куда же ты? – Она растерянно оглянулась на газовую плиту, на которой громоздились всевозможные кастрюльки и корчики, накрытые чистыми кухонными полотенцами. – Все же остынет!..

– Главное, чтобы я не остыл, детка, – прожурчал он ей многообещающе на ухо. – Главное, чтобы я не остыл...

Глава 14

Эльмира не выходила на улицу уже почти семь дней. Продукты должны были вот-вот закончиться, но заставить себя покинуть квартиру, которую она считала неприступной цитаделью, было выше ее сил. И дело было даже не в том, что она отчаянно трусила, хотя и этот фактор играл немаловажную роль. Просто ей нужно было время, чтобы все хорошенько обдумать и собраться с силами для того, чтобы жить дальше. А вопрос «как жить?» должны были за нее решить со дня на день. Во всяком случае, она этого ждала и даже, признаться честно, немного на это надеялась. Не жить совсем ей не позволят – это однозначно. Она им еще нужна живой и здоровой. Другой вопрос: устроят ли ее их условия?..

Девушка тяжело вздохнула и в сотый раз за минувшую неделю отодвинула картину с весенним пейзажем в сторону. Все в порядке. Сколько можно проверять, черт возьми? Еще пара дней заточения – и замаячит призрак шизофрении.

Да, одиночество, которое она всего каких-то дней десять назад рассматривала как необходимое состояние для возможной переоценки ценностей, начало ее понемногу угнетать. Зойка – паразитка, не звонит, не показывается. Что с ней? С кем она? Неужели ее банщик настолько значимая фигура, что можно забыть о подруге?!

Эльмира возмущенно фыркнула, вспомнив, что приблизительно по такому же сценарию развивались и все предыдущие романы ее подруги. Недельное, а то и более длительное погружение в нирвану. Затем следовало неминуемое отрезвление. Зойка вваливалась к ней в квартиру. Принималась метаться, скулить, обсуждать своего очередного любовника, сомневаться в возможности своей с ним совместимости и как следствие этого – расставание менее чем через полгода.

Но все же прежде подруга изыскивала возможность звонить ей. Сейчас же телефонный аппарат стоял невостребованным ровно неделю. Чего нельзя было сказать о входной двери. Та подвергалась нашествию назойливых соседей с завидной периодичностью – примерно раз в полтора часа.

Тетя Зина с первого этажа названивала в дверь обычно ближе к обеду. Второй раз, когда на улице начинало темнеть.

Данила напоминал о себе каждые два часа. А вот что нужно было его мамаше, тут уж Эльмира просто терялась в догадках.

Вера Васильевна обычно стояла у двери минуты три-четыре, испуганно таращась в дверной глазок. Затем поднимала к звонку дрожащую руку и несколько раз робко тренькала. Далее следовал тяжелый вздох, крестное знамение, и Вера Васильевна скрывалась за дверью своей квартиры.

Эльмира недоумевала по поводу такого неослабевающего интереса со стороны жильцов. Неужели и правда обеспокоены ее отсутствием? Или их заботит что-то еще? Как не проснуться любопытству, если по вечерам в квартире свет горит, а из дома никто носа не кажет?! Наверняка она стала гвоздем программы их задушевных бесед на лавочке у подъезда...

Резкий клекот телефона заставил ее вздрогнуть и оторваться от занятия, которому она предавалась все последние дни.

Эльмира опасливо поежилась и медленно двинулась к аппарату. Спроси ее в этот момент, что вызвало такой испуг, от которого разом пересохло в горле, девушка затруднилась бы дать однозначный ответ.

Да, она ждала звонка. Более того, она была почти уверена, что они не выдержат первыми и как-то проявят себя. И когда это наконец произошло, она вдруг струсила.

Что она им скажет? Что?! Правду? Нет, разумеется. И какая им правда нужна? Та, обладателем которой она стала совершенно случайно? Или та, которая устроила бы всех заинтересованных лиц?

Задуматься было над чем. Чем, собственно, она и занималась последние полгода. Но, как ни странно, ни одна более или менее светлая мысль не озарила ее потрясенное открытием сознание. Ни одна... И даже более того: чем больше она старалась понять, тем сильнее запутывалась, и это приносило ей куда большие страдания, чем прежде, когда...

Додумывать было некогда – абонент на другом конце телефонного провода требовал к себе немедленного внимания.

– Да, – прохрипела она в трубку, хотя и пыталась сделать над собой усилие и справиться с волнением.

– Дома? – спросил мужской голос, не принадлежащий ни одному из ее знакомых.

– И что?

– Ты умная девочка? – последовал следующий вопрос, и тут же на него был дан ответ: – Ты умная девочка. Все понимаешь.

– Допустим. – Ей хотелось, чтобы этот разговор продлился как можно дольше, чтобы она успела уловить какую-то неповторимость в интонации говорящего, чтобы суметь опознать этот голос, если ей предоставят такую возможность.

– Ну вот, если ты все понимаешь, то тебе пора кое-что нам вернуть...

– Кому вам? – Эльмира несколько лет жизни отдала бы, чтобы узнать, кто же на самом деле является заинтересованным лицом.

– Это неважно. – Собеседник чем-то загромыхал, послышался сдавленный шепот, из чего следовало, что разговор ведется в чьем-то присутствии, и затем продолжил: – Если захочешь, то мы можем познакомиться...

– Да, хочу! – против воли и правил вырвалось у нее.

Ну не дура ли! Зачем было это говорить?! Неужели непонятно, что, обнажив свое лицо, ее враг станет уязвимым. И этого, разумеется, он ей не простит, сделав, соответственно, уязвимой ее. А ей это ни к чему. Совсем даже ни к чему. Она должна быть сильной и хитрой, чтобы одержать верх. Она должна быть более гибкой и коварной, а для этого нужно взвешивать каждое слово.

– Алло! – нараспев произнесла она, обеспокоенная молчанием в трубке. – Алло!

Несколько минут слышался лишь слабый шорох и еле различимые признаки оживленной беседы, затем ее вновь осчастливили очередным шокирующим заявлением.

– Можем встретиться прямо сейчас, если пожелаешь, детка, – почти весело произнес мужчина, но совсем не тот, что начинал с ней разговаривать. – Ты готова?

– Нет, нет, не сейчас! Я скажу, когда это будет возможно... Я...

– Слушай, дорогая ты наша малышка, – вкрадчиво начал ее незримый собеседник. – Ты, по-моему, не владеешь ситуацией. У нас нет времени. Нет такой возможности, сидеть и ждать, когда ты созреешь для решения. Верни то, что нам нужно, и мы останемся друзьями! Если будешь упрямиться или еще чего хуже – попытаешься нас обмануть, то тут уж, сама знаешь...

Сердце начало колотиться уже где-то в области горла, которое надсадно горело от тяжелого дыхания. Эльмире стало по-настоящему жутко от этого мужского голоса, который совершенно спокойно, нараспев начал перечислять возможные меры воздействия на ее несозревшее сознание.

– Поняла? – поинтересовался он, закончив перечислять возможные последствия ее неразумного поведения.

– Поняла! – Для убедительности она даже кивнула головой, словно ее могли увидеть.

– Вернешь сама... или как?

– Я сделаю все, что вы мне скажете, – поспешила она заверить мужчину в своей готовности к достижению взаимопонимания. – Только вы уточните, что и когда...

– То есть? – в голосе появились нотки растерянности.

– Что я должна вернуть и когда? – повторила Эльмира.

Опять пауза. Непонятная возня. Сдавленная брань и следом:

– Ты кончай дуру гнать, девка! Отдавай камни, и расстаемся по-хорошему.

– Какие камни?! – похолодела Эльмира. Она ожидала услышать все, что угодно, но только не это. – Вы о чем?!

– Ты лучше нас знаешь!

– Постойте, постойте! – почти закричала она, боясь, что ее собеседник сейчас бросит трубку, так и не услышав главного. – Я не понимаю, о чем вы!!! Я думала, речь о деньгах! И еще...

– Еще?!

– Ну о тех тюках с какой-то травой непонятной... – Она была не дура и понимала, конечно же, что это за трава, но ее осведомленность сейчас могла сыграть на руку кому угодно, но только не ей. – Они до сих пор лежат там, где были оставлены, но ни о каких камнях я ничего не знаю! Клянусь вам!!!

Пауз больше не последовало. В ухо ей ударила отборная матерщина. Затем тяжелое с присвистом дыхание, и под занавес ей был вынесен приговор:

– Неделя тебе сроку, курочка! Неделя, и ни днем больше! Ты нам камни, мы тебе – жизнь. Если не поймешь, то смерть для тебя будет спасением.

Трубку там бросили, лишив ее возможности хоть что-то сказать в ответ. Хотя что она могла им сказать?! Вернее, кто захотел бы ее слушать?! У ребят непреодолимый интерес к каким-то там камням, и даже конопляные копи господина Потехина не смогли отвлечь их внимание. И к упоминанию о деньгах они отнеслись без должной заинтересованности, хотя зря...

Вот когда она вступила в права наследования полгода назад и узнала об истинном положении вещей и об имеющейся в банках их города наличности на счетах ее отца, изумлению ее не было предела. Это много позже она поняла наконец, как велик был талант у театрального художника без роду и племени вышибать деньгу буквально из асфальта. Но в тот момент Эльмира была шокирована, если не сказать больше.

Телефон зазвонил снова.

Она поспешно ухватилась за трубку и опасливо выдохнула:

– Говорите, пожалуйста!

– Кого это ты так слезно просишь? – раздался в трубке ревнивый голос Данилы.

– Тебе-то что?! – Волнение отхлынуло от сердца, сменившись жгучим раздражением. – Чего звонишь, делать нечего?!

– А может, я скучаю! – с вызовом выдал Данила. – Чего не выходишь никуда? Боишься кого? Эльмира, ты не молчи, слышишь!

– Тоже мне – защитник! – фыркнула она и совсем уж было хотела положить трубку, но тут, вспомнив, поинтересовалась: – А чего это твоя мамаша в мою дверь названивает? Чего ей понадобилось?

– Не знаю, – угрюмо буркнул он. – Вот сама у нее и спроси.

– Очень надо мне у нее спрашивать! Я просто к тому, что если она извиниться передо мной хочет, то пусть зря не старается – подобных выходок я не прощаю! Ни-ко-му!

– Да? – он насмешливо хмыкнул. – И папе своему не простила?

– А за что я его должна простить, интересно?! – зазвенел струной ее голос.

– За то, что вокруг тебя сейчас воронье кружит... Удивляюсь до сих пор, отчего это они так долго ждали и не трогали тебя... Видимо, прокололась ты на чем-то, детка, раз интересом воспылали к тебе...

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – оборвала она его бессвязную речь. – И вообще, чудится мне, что ты изрядно пьян, а с тобой пьяным я общаться не желаю. Все! Клади трубку, мне должны позвонить!

Данила не послушался, лишь шумно задышал в трубку и что-то еле слышно пробормотал себе под нос.

– Эй! – окликнула его девушка, непонятно по какой причине все еще удерживая телефонную трубку в руках. – Ты чего там затих? Ругаешься, что ли?

– Эмка (она не ошиблась, он действительно был во хмелю, раз понес в очередной раз ахинею), слушай меня внимательно и запоминай: двери без надобности никому не открывай, это первое! Второе: тебе нужно уехать, и как можно быстрее!

– А третье что? – Ее сердце вновь тревожно заныло.

– А третье... Рассчитывать во всем этом кошмаре ты можешь только на меня.

– Ах, ну да, мой Ромео, как же я забыла! – попыталась она произнести это насмешливо, но голосок все же предательски дрогнул. – Еще добавь, что любишь меня!

– Люблю! Еще как люблю! Если бы ты знала, то не смеялась бы надо мной! – упрямо затвердил он. – И доверилась бы мне! А то ведешь себя как... дура!

– Да пошел ты!

Она с грохотом бросила трубку на аппарат и, к собственному неудовольствию, констатировала, что непозволительно долго разрешила назойливому соседу беседовать с собой.

Пусть бормочет, что ему вздумается. Она будет действовать так, как ей подскажет интуиция. Хотя, если быть честной по отношению к себе самой, интуиция эта самая до сих пор гадостно отмалчивалась, совершенно не пытаясь хоть как-то облегчить ее участь.

Единственное, что подсказало ей собственное чувство самосохранения, – это она, Эльмира, никому не должна доверять. Что, собственно, она и приняла как директиву к действию.

Никому не доверять и ждать так долго, как позволят обстоятельства.

Эльмира, подумав, выдернула штекер из розетки, тем самым лишив возможности назойливых абонентов взывать к ее разуму и пониманию, и вернулась к подзорной трубе.

Вот то, что ей действительно было приятно делать. Пусть этичными ее действия назвать было очень сложно, но это занятие ее уж точно увлекало.

Пухлая общая тетрадь, лежащая на журнальном столике подле окна, из которого велось наблюдение, была испещрена записями, фиксирующими время сна, обеда и ужина объекта, за которым она вела наблюдение. Время, отведенное на принятие ванны, фиксировались лишь одной строкой, но вот гости... Им Эльмира отводила особо пристальное внимание, отмечая буквально все: детали туалетов, способы выражения эмоций и то, с чем они являлись к Вениамину.

Недели наблюдений хватило ей, чтобы понять: квартира в доме напротив – хорошо организованный транзитный пункт наркодельцов. Частенько, когда шторы на окнах предусмотрительно задергивались, ее оставляли с носом. Но в те моменты, когда деловая встреча проходила, если можно так выразиться, «при открытых дверях, точнее – окнах», ее душа пела.

Сведения пополнялись день ото дня. Записи множились, как, впрочем, прибавлялось и ликования в душе.

Вениамин-то, оказывается, был почти совсем ни при чем! Да, в его квартире происходили противозаконные вещи. Туда приезжали наркоторговцы с товаром. Там же заключались сделки по сбыту. Там же пересчитывали деньги, и наркодельцы ударяли по рукам. Но Вениамин при этом выступал всего лишь в роли хозяина квартиры, стоя по большей части на балконе и любуясь россыпью весенних звезд на небе.

Эльмира изучила каждый поворот его головы, научилась читать по губам каждое произнесенное им слово. Примечала каждую родинку на его лице и теле, если Вениамин выходил из душа обнаженным.

Сейчас, например, он стоял на балконе в одной тонкой рубашке с короткими рукавами, облокотясь обеими руками о балконные перила, и пристально смотрел прямо на ее окна. Может, конечно, ей просто хотелось думать, что он смотрит на ее окна. А хотелось ей этого острее день ото дня...

Почему Данила, а не он призвал ее к бегству? Почему Данила, а не Вениамин предложил ей помощь в сложной ситуации, в которой она оказалась?

«Да потому, что этому молодому человеку совершенно неведомы твои проблемы! – сам собой родился в ее голове ответ. – А назойливый сосед отчего-то кажется излишне озабоченным. Интересно, с чего бы это? И эта его осведомленность...»

Вениамин между тем свесил голову с балкона, кому-то радостно кивнул, приветствуя. Вернулся в дом. Быстро переоделся и спустя каких-то пять-семь минут уже выходил на улицу. Последовать за ним и попытаться завязать непринужденную беседу она не осмелилась. Посему сочла за благо немного передохнуть.

Эльмира улеглась на широком диване в гостиной и подтянула колени к подбородку. Глаза невольно вновь глянули на картину с пейзажем. Получится или нет то, что она задумала? Это опять же один из крайних вариантов и опять же не самый лучший, но начинать с чего-то было нужно, поэтому она решила начать именно с этого...

Опять звонок в дверь! Ну что ты будешь делать с ними со всеми?! Если это опять Вера Васильевна, то она точно сейчас ее матом обложит! Довольно быть милой приятной интеллигенткой, с которыми не особенно церемонятся такие особы, как ее соседка.

Эльмира быстрыми шагами достигла прихожей, бросила дежурный взгляд в зеркало. Походя порадовалась своей наружности, вроде как бы не обязывающей к манерности. И, резким рывком крутанув головку замка, рванула на себя входную дверь...

Вот тут-то второй раз за год после смерти ее родителей ей захотелось умереть. Провалиться сквозь землю, стать незримой или уж, во всяком случае, не такой растрепанной, ненакрашенной и не такой затрапезной, какой она предстала перед очами человека, стоявшего на пороге.

А на пороге ее квартиры стоял, сунув руки в карманы плаща и слегка раскачиваясь с пятки на носок, мужчина ее мечты. Да, именно Вениамин стоял на лестничной площадке перед ее дверью и, слегка прищурив ярко-синие глаза, пристально ее разглядывал. Что, впрочем, совсем не умалило, а как раз напротив, прибавило ей страданий.

Эльмира окинула себя мысленным взором и едва не застонала от унижения.

Волосы пару дней немыты и собраны на затылке в неряшливый пучок. Линялая майка в красно-синюю полоску махрилась по низу распустившимся подолом. Длинные шорты имели по паре живописных заплат на коленках.

Но Вениамин, казалось, ничего этого не заметил. Он буравил ее лицо непроницаемым взглядом и молчал.

– Привет, – прошептала она чуть слышно.

– Привет, – откликнулся он каким-то до боли родным голосом. – Можно войти?

– Да, входи. – Эльмира посторонилась, пропуская его в квартиру. – Извини, у меня не убрано. Ты проходи в кухню, я сейчас...

Вениамин одним движением сбросил с плеч плащ, оставшись в знакомом ей по наблюдениям темно-вишневом джемпере и джинсах в обтяжку. Снял ботинки и, уставившись на пару тапочек у порога, вопросительно приподнял бровь.

– Да, да, надевай. Это папины...

Она проводила его до входа в кухню и тут же метнулась в гостиную. Подзорная труба была молниеносно снята с треножника и засунута в нутро дивана. Затрапезные тряпки, с которыми она все никак не могла расстаться по причине того, что когда-то они принадлежали ее матери, нашли себе место в корзине для грязного белья. Волосы вымыты и подсушены феном. И когда спустя десять минут Эльмира вышла к своему гостю, ее было не узнать.

Черные обтягивающие брюки. Белая с черным кофточка, выгодно облегающая ее фигуру и открывающая линию плеч. Волосы, отливающие платиной, свободно ниспадали на плечи. Она даже успела слегка мазануть тушью по ресницам и подчеркнуть помадой линию губ.

Но на Вениамина, как оказалось, все ее старания не произвели ровным счетом никакого впечатления. Он сидел за стойкой, лениво потягивая баночное пиво, и о чем-то напряженно размышлял.

– Я не долго? – поинтересовалась Эльмира, чтобы хоть с чего-то начать разговор.

– А?! – Ей показалось, что он даже немного вздрогнул при звуках ее голоса. – Нет, нет. Все нормально...

Вениамин опять замолчал, уставившись на банку «Доктора Дизеля», великодушно подарив ей тем самым право развлекать себя самостоятельно.

Эльмира, последовав его примеру, взяла банку пива и уселась напротив в надежде, что какая-нибудь спасительная идея все же всплывет у нее в голове и она начнет светскую беседу. Но этого не происходило. Она совершенно не знала, как подступиться к загадочному гостю.

Во-первых, они практически незнакомы. Во всяком случае, представлены друг другу не были, хотя и перекинулись парой фраз на неплохом английском.