Текст книги "Рыжая-бесстыжая"

Спотыкаясь и ворча, бабуленция проволокла ее длинными аллеями темного парка и, порядочно попетляв какими-то нехожеными тропами, вывела к странноватому строению, по внешнему виду напоминающему ангар для самолетов.

– Здесь у меня машина спрятана, – ответила Лидия Матвеевна на молчаливый вопрос Насти. – Ставлю местному сторожу бутылку раз в неделю. Вот и караулит.

– А почему в санатории не оставить? – вдруг запоздало засомневалась девушка в правильности своего решения.

– Почему? Почему? – взъярилась вдруг старушка. – Потому! Когда увидишь, поймешь!

Понять Настя так ничего и не смогла. Тьма, в которой доселе с трудом удавалось различать очертания строений и деревьев, сделалась вдруг совершенно непроницаемой. И Настена рухнула как подкошенная к ногам удовлетворенно ухмыляющейся старой стервы.

– Могли бы и пораньше явиться, – голосом, достаточно молодым для ее преклонных лет, принялась отчитывать бабка двух дюжих молодцев, глыбами возвышавшихся над ее растрепанной головой.

– А ты, мать, уверена, что это она? – пробасил один из них. – Что-то уж очень страшненькая.

– Идиот! – презрительно фыркнула Лидия Матвеевна. – Меня еще ни одна сучка не смогла провести! Голову-то дура выкрасила, а про другие места интимные позабыла…

Она удовлетворенно захихикала и ткнула одного из парней в бок сухоньким локотком.

– Глядишь, смоем с нее всю паршу да и себе оставим. Такая сучка может в хозяйстве пригодиться. Ладно, хорош базары разводить. Хватай ее да в машину. Часа через два светать будет. Нужно успеть…

Один из глыбообразных сграбастал Настену с земли и, взвалив на плечо, потрусил со своей ношей в глубь ангара. Там, приятно урча мотором, уже ждал заведенный джип с широко зевающим шофером за рулем.

– Едем? – вяло поинтересовался тот, ковырнув в веснушчатом носу. – Где мать-то?

– Едем, ей нужно вернуться назад… – бормотнул парень, утрамбовывая обмякшее тело девушки в багажное отделение.

– Зачем?

– Так надо. Трогай…

Глава 10

Антон приподнял от подушки гудящую с похмелья голову и в раздражении уставился на будильник. Так… время совсем не раннее, во всяком случае для подъема, а энтузиазма – ноль. Одно хотя бы приятно: девка под присмотром, под ногами еще долго путаться не будет, так что можно заняться самостоятельным расследованием. Спроси его кто-нибудь сейчас, как он это собирается провернуть, он бы затруднился ответить. Все произошло не совсем так, как должно было произойти. Намного раньше положенного времени. Да еще с этой небольшой рекогносцировкой, а теперь вот возникают небольшие заморочки, но было бы намного сложнее, если бы все случилось по-другому…

Представить себе иной расклад ситуации Антон не пожелал, слишком уж обременительными казались вытекающие отсюда проблемы. Слишком…

А так – все нормально. Ему же остается только ваньку валять, потихоньку раскручивая клубочек, и не забывать оставаться в тени. Так ему было велено, кажется? Ну что же… Он человек до поры подневольный, будет следовать указаниям. А для начала не мешало бы позавтракать.

Откинув одеяло, Атаманов в недоумении поелозил глазами по розовой аккуратной попке, приткнувшейся к его коленке, и, звучно шлепнув по крепким ягодицам, приказал:

– А ну, подъем!

Девица вздрогнула, поежилась и, не открывая глаз, проворчала:

– Атаманов, какая же ты скотина! Дай выспаться! Ты мучил меня всю ночь…

– Да? – совершенно искренне изумился Антон. – А я думал, что тебе хорошо было. Ты так орала…

– Да пошел ты, животное… – вяло огрызнулась девушка и резко села. – Который час?

– В Москве полдень, дорогая, – насмешливо ответствовал он и потянул за край тонкого одеяла, на котором сидела его гостья. – Может, еще желаешь… на посошок?..

– Отвали. – Девушка с хрустом потянулась, зевнула и вдруг с легким смешком выдала: – Ты в этот раз трахался совсем иначе.

– Как это?

– Не могу объяснить… – Она помялась немного. – Знаешь, когда мысли прут, а речи нету? Вот и со мной всегда так. Но что-то в тебе не так, Атаманов. Ты часом не влюбился?

– В кого? В тебя, что ли?

Вопрос прозвучал более чем оскорбительно, но девушка не обиделась. Пристально понаблюдав за обнаженным Атамановым, бесцельно блуждающим по спальне, она нацелила в него пальчик с накладным ногтем и, поддразнивая, пропела:

– Антошка, Антошка, давай-ка колись. Что приключилось? Неужели это правда?

– Что правда-то? Что правда? – передразнил он ее, ловко копируя ее манеру задавать идиотские вопросы. – Влюбишься тут с вами! Скоро времени на душ и завтрак не останется. А ну давай быстро сваргань что-нибудь! Жрать хочется!

– А если я откажусь? – игриво повела плечами девушка. – Что тогда?

– Тогда продолжим…

Перспектива ублажения пресытившегося женщинами самца ее совершенно не устраивала, поэтому она сочла за благо удалиться в ванную с последующей передислокацией на кухню.

Спустя полчаса Атаманов сидел за столом и с удовольствием наворачивал жареный картофель с толстыми ломтями вареного мяса. Смотреть, как он трапезничает, было одно удовольствие. Аккуратно, не уронив ни крошки, он нанизывал на вилку кругляшки картофеля и, отправляя их в рот, не забывал подмигивать сидевшей перед ним девице. Высоко подобрав рыжие локоны и уложив подбородок на сомкнутые в замок кисти рук, она с легкой улыбкой смотрела на Антона.

– Ты знаешь, – сказала она после того, как сытый Атаманов откинулся на спинку стула. – Ты во всем такой…

– Какой? – Взяв длинными пальцами стакан минералки, он отпил пару глотков.

– Не знаю… Трудно разговаривать, не имея нужного словарного запаса, – посетовала она на собственную необразованность. – Но ты во всем такой. Нет в тебе удержу и предела. Кушаешь так кушаешь. Трахаешь так трахаешь. А уж коли полюбишь!..

– И чего?

– То, наверное, навсегда! Счастливой будет та, кому доведется это испытать, – без намека на грусть или ревность произнесла девушка.

– Кто же тебе это сказал? – недоверчиво прищурился на нее Антон.

– Интуиция, – вспомнила она наконец-то нужное слово.

– Ну-ну… Не знаю, что там тебе подсказывает твоя интуиция, но моя мне шепчет, что пора бы заняться делами…

Времени на прощание у них ушло немного. Короткая возня в прихожей у массивной двери с недолгими поцелуями, со шлепками по заднице и пощипыванием за грудь. Щелчок замка, гул уходящего лифта, и Атаманов остался один.

– Черт! – Он провел растопыренной пятерней по растрепанной шевелюре. – Проницательная сучка…

О любви к кому бы то ни было не могло быть и речи, конечно, но вот что сдвиги кое-какие в сознании произошли – это бесспорно. Эта долбаная златовласка не шла из ума. Что за темная лошадка? Каким она боком во всем этом деле? Почему Мельник оказался в подобном состоянии именно в ее кресле? Что кроется за ее обезоруживающей наивностью: хитрость или глупость?

Сплошные вопросы, ответов на которые нет, и появятся они, по всей видимости, не скоро. Во всяком случае, не от нее. Верить ей Атаманов был не склонен. Как вообще не склонен был верить никому. На любой счет у него имелось свое собственное мнение, полученное в результате плодотворных исследований и размышлений.

Сейчас вот ему, например, надлежало метнуться в тот самый ресторан, где у Мельника состоялось заключительное рандеву со златокудрой Кидман. Необходимо было полностью воссоздать картину последних минут его жизни. Все сопоставить, взвесить, а затем уже тщательно просеивать подозреваемых, круг которых пока что ограничивался очень небольшим числом лиц. И одним из этих лиц была эта свихнувшаяся баба, что вздумала отужинать с крутым мужиком и остаться незапятнанной. Интересно, о чем она думала, отправляясь в ресторан? Что покушает, потреплется, а затем сделает дяде ручкой и свалит домой?..

– Идиотка! – выпалил Антон, выходя из квартиры и привычно оглядываясь по сторонам. – Рыжая безмозглая идиотка!..

Такого же мнения о Насте был почти весь персонал ресторана. Во всяком случае, к кому бы ни обратился с вопросом Атаманов, он слышал однозначный ответ:

– Дура дурой! Выперлась в кабак в белой блузочке и черной юбочке! Учительница, мать ее!.. Думала Мельника своим видом наповал уложить?! Так ему-то было плевать! Она всех присутствующих шокировала!..

– Я так думаю, – колыхнула бюстом одна из официанток, – если идешь ужинать с крутым мужиком в ресторан, то будь добра выглядеть соответствующе. А то едва ли не с косичками пришла…

Атаманову на все эти злопыхательства по поводу внешнего вида Насти было плевать. Его интересовало другое: контактировала ли она с кем-то, выходила ли во время ужина, звонила ли. Но все в один голос заявили: сидела, будто гвоздями прибитая. Мельник же отлучался. Раза два или три звонил по мобильнику. Орал на кого-то. А одна молоденькая уборщица с конопатеньким, сморщенным не по годам личиком доверительно шепнула Антону:

– Я слышала, как он сказал кому-то, что, мол, плевал я на твои угрозы, и выругался сильно.

– Что же он, в присутствии дамы выражался? – вклинил вопрос Атаманов, не забывая шарить правой рукой по впалой груди рдеющей от удовольствия девчонки.

– Да нет же! Он все это выговаривал кому-то около туалета мужского. Я еще удивилась тогда…

– Чему?

– Ну, он часто в туалет отлучался. Пока ужинали – раза четыре, а то и пять…

Уехал из ресторана Атаманов спустя два часа в настроении еще более мрачном, чем на момент прибытия. Информация яйца выеденного не стоила. Девка под подозрение могла попасть только в том случае, если пострадавший неадекватно отреагировал на ее постный вид. Не напрасно же в сортир то и дело мотался. Предположим, Мельник настроился на романтический вечер с милой загадочной незнакомкой, а получил взамен строгую училку в прикиде синего чулка. Хочешь не хочешь, желудком замаешься…

Антон невольно удивился сообразительности Настены. Сам-то он ее никогда в подобных вещах не видел. Пусть небогатым был ее гардероб, но стильным и удивительно оттеняющим ее своеобразную внешность. Знать, все до мелочей продумала, собираясь на ужин, который заранее определила для себя деловым, и не более того.

«Не-ет, она здесь ни при чем, – с явным удовольствием сделал он окончательный вывод. – Был некто в зале… Определенно был… И этот некто вел их обоих до самого конца. А поскольку пути их, судя по словам этой рыжей, разошлись, то этот некто имел сообщника…»

Вторым и, возможно, основным этапом его самостоятельного расследования была необходимость разжиться списком присутствовавших в тот вечер в зале. Конечно, с этим могли возникнуть сложности, поскольку зал был переполнен. Но, помахав перед носом у конопатой замухрышки тремя сотнями зеленых, Антон был практически уверен в успехе. Девчушка ради денег готова не только сортиры за богатыми мужиками мыть. Дня через два, самое большее через три, список гостей того вечера, закончившегося столь трагично для одного из них, будет у него в кармане.

Ну а сейчас можно съездить и навестить эту рыжекудрую. Три дня молчания с его стороны, возможно, и были свинством, но по-другому просто нельзя. И в конце концов, он ее предупреждал, что без нужды звонить и светиться там не будет. Его люди на месте. Надзор ведут. Причин для беспокойства нет.

Глава 11

Настя попыталась открыть глаза и почти тут же вновь их захлопнула. Ощущение было таким, будто в них кто-то насыпал полную горсть песка. Она зажмурилась и покрутила головой из стороны в сторону, пытаясь определиться во времени и пространстве. Что-то ведь с ней произошло с того времени, как она тайными тропами покинула загородный санаторий для увядших красавиц с разбитыми сердцами. Что-то нехорошее и тревожное. Но вспомнить мешала эта жуткая резь в глазах и еще какой-то стопор в спине. Будто кто-то воткнул в позвоночник гвоздь и ворочал им там с видимым удовольствием.

Она шевельнула пальцами рук и с явным облегчением вздохнула, почувствовав, что они послушно сложились в кулак. Ноги также не отказывались действовать, податливо согнувшись в коленях, но вот дальше этого дело не шло. Сколько ни пыталась она заставить себя присесть или перекатиться на бок, эта упрямая боль в спине парализующе ее тормозила.

– Борька! – заорал кто-то истошно совсем рядом. – Сколько будешь торчать здесь?! Давай быстрее!!!

Что ответил невидимый Борька, для Насти осталось загадкой, да она и не хотела знакомства ни с одним из тех персонажей, которые подобно призракам возникали один за другим на авансцене ее жизни, в последующем неизменно принося ей грандиозные неприятности.

Под отчаянный рев мотора какой-то большой машины она принялась ворочаться, попутно не забывая делать отчаянные попытки проморгаться. Но результаты были плачевными. Зрение, равно как и двигательные функции, не восстанавливалось. А вот со слухом, оказывается, все было в порядке, потому как, заслышав вкрадчивый шорох чьих-то шагов и замерев в ожидании, она не обманулась.

– Очнулась, сучка, – удовлетворенно пробормотал мужской голос совсем рядом. – Вот и ладненько. Вот сейчас и потолкуем.

В лицо ей пахнуло густым винным перегаром с примесью чеснока, и почти тут же последовало избавление от слепоты. Яркий луч солнечного света ударил по глазам, но уже через пару минут Насте удалось сфокусировать взгляд и рассмотреть мужика, покачивающегося на неверных ногах, и грязновато-красный платок в его руке, по всей видимости, и являвшийся истинной причиной ее незрячести.

– Здорово! – поприветствовал он ее и зычно рыгнул.

– Здорово, – решила Настя не грубить. – Спина…

– Что – спина? – не сразу понял тот.

– Спина болит, – стараясь растопить лед мужского сердца, как можно жалостнее просипела Настя и, для эффекта облизнув пересохшие губы, попросила: – Нельзя попить?

Мужчина растерялся и, подперев замызганной ладонью небритый подбородок, принялся размышлять, предоставив ей прекрасную возможность разглядеть себя.

Экземпляр был еще тот. Из современных крестьянствующих неудачников. Из тех, что ратуют за демократию в надежде на фоне реформ урвать землицы побольше, а потом сетуют и проклинают и реформы, и демократию, потому как, что делать с этой самой землей, не знают, а в большей степени и не хотят знать. Отсюда и леность в движениях крупного мужского тела, и тупость взгляда мутноватых неопределенной расцветки глаз, и злобная гримаса искаженного завистью к чужим успехам рта.

Мужик, чей портрет с такой легкостью дался Настене, между тем не торопился выполнять просьбу. Он походил из угла в угол, шаркая грязными унавоженными подошвами ботинок. Помычал что-то нечленораздельное. Наконец выдал:

– А я это… не знаю…

– Чего? – осторожно поинтересовалась Настя, по-прежнему проявляя завидное чувство такта.

– Можно ли… – Он выпятил вперед толстенную нижнюю губу и несколько раз озадаченно ею причмокнул. – А вдруг нельзя… Ты это… потом в сортир захочешь, а я тебя развязать не смогу…

«Слава тебе, господи! – едва не расплакалась от радости Настя. – Наконец-то нашлось объяснение и еще одному ее недугу. Она, оказывается, просто привязана. А то взбредет же в голову…»

– Ладно, пойду спрошу. А ты лежи тут…

Можно подумать, у нее есть выбор. Хорошо, что хоть осмотреться можно теперь без тугой повязки на глазах. И она принялась вовсю крутить головой, пытаясь выхватить глазами как можно больше подробностей окружавшей ее обстановки.

Помещение, по всей видимости, было чердаком, поскольку перекрещенные буквой «л» стропила могли быть только основанием крыши. Пыльный пол, печная труба, веревки с прищепками. В углу какие-то корзины и мешки. Ничего заслуживающего внимания. Никаких «случайно» оброненных ножей, стекляшек и прочих неизменных «находок» удачливых героинь ее любимых женских романов. Да и имейся они в наличии, подползти к ним и попытаться обрезать путы она вряд ли бы смогла, поскольку затылок явственно ощущал холод металлической трубы, к которой ее привязали. Пришлось призвать на помощь все терпение и дожидаться возвращения меланхоличного крестьянина.

Вернулся тот не сразу и не один. Сопровождающим оказался дюжий молодец, косая сажень в плечах. Лобастая голова, казалось, вросла в плечи. Ноздри широкого носа почти выворочены наружу, толстые губы беззвучно шевелились, очевидно, по рту перекатывался всеми любимый «Орбит».

– Чего надо? – голосом, лишенным любезности, поинтересовался лобастый.

– Пить, – кротким голосом ответствовала Настя и полуприкрыла глаза. – И в туалет бы надо.

– Во-во, – радостно затыкал в ее сторону пальцем крестьянин. – Я же говорил, что начнет выкобениваться…

– Не мельтеши, – оборвал его лобастый. – В штаны тоже не сходишь. А она лежит уже почти сутки.

Он нагнулся над Настей, перекатил ее каким-то образом и через несколько мгновений освободил от металлического штыря, оказавшегося впоследствии трубой газоснабжения.

– Становись на ноги, – скомандовал он и с довольной ухмылкой принялся наблюдать за ее неловкими попытками скоординировать движения. – Залежалась ты, мать… Придется тебе немного размяться…

Внутри, разумеется, все похолодело от этого его многозначительного «размяться». Что, спрашивается, мерзкий ублюдок хотел этим сказать? Как он собрался ее разминать? Если похотливый проблеск в глазах указывает как раз на один из предполагаемых вариантов, то лучше бы ей продолжать лежать себе потихоньку и не дергаться…

– Идем-ка со мной, красавица, – протрубил между тем гигант и двинулся к выходу с чердака.

Стремянка оказалась слишком уж шаткой, слишком уж длинной, так что к концу спуска Настена едва не лишилась чувств. Но крепкие объятия доморощенного джентльмена не дали ей свалиться с последней перекладины.

– Спасибо, – с совершеннейше искренней улыбкой поблагодарила она. – Чуть-чуть не упала.

– Чуть-чуть не считается, – засопел вдруг он, и, как ей показалось, в этом его сопении не обошлось без смущения. – Идем, покажу фронт работ.

Пройдя по грязным половицам коридора, они вышли через плохо выструганную дверь на улицу. Свежий воздух и яркий свет все же преуспели в том, что не удалось стремянке, – Настя начала заваливаться на бок.

– Да что ты в самом деле! – переполошился ее пленитель и посоветовал: – Слабовата ты для работы-то.

– Ничего, ничего, – попыталась она ободряюще улыбнуться. – Ведите, я готова…

Но, как оказалось, готовой к тому, что ей предстояло, она совсем не была. Длинный хлев, где хрюкали и визжали штук тридцать парнокопытных, ударил в нос аммиачной вонью. Грязь, смрад, копошащиеся туши – это лишь немногое из того, что уловил настороженный взгляд Анастасии. В замешательстве потоптавшись у порога, она осторожно ступила внутрь.

– И что я должна буду делать?

– Для начала – заработать себе на ужин, – нагловато ухмыльнулся лобастый, мгновенно похоронив внутри себя все задатки благовоспитанного молодого человека. – А там посмотрим, чем тебя еще порадовать. И не вздумай смыться. Отсюда до ближайшей деревни километров тридцать, никак не меньше. Все ноги в кровь стопчешь. А мы тебя все равно догоним. И уж потом оторвемся по полной программе, будь уверена.

«Собственно, что вам мешает сделать это сейчас?» – вертелся у нее на языке вопрос, но высказывать вслух она его не решилась.

Однако лобастый, удивив ее феноменальной проницательностью, хмыкнул и пояснил:

– А сейчас мы этого сделать никак не можем. Не было на этот счет никаких указаний, а то бы уже давно тебя распластали прямо там, на чердаке. Так что ты уж решай сама, чего тебе больше хочется: поработать или нам помочь.

Заржав, словно стоялые жеребцы, парни хлопнули дверями хлева и удалились, оставив ее в почти полнейшей темноте. Лишь спустя какое-то время глаза ее попривыкли к полумраку, и, взяв приткнутые к стене вилы, Настя приступила к принудработам.

Прав был тот, кто сказал, что человеку свойственно привыкание, ой, как прав. Неделя каторжного труда, и вот уже Насте стало казаться, что в этом переворачивании пластов жирного, смрадного поросячьего навоза и есть ее истинное предназначение. Конечно же, мысли ее при этом не отдыхали ни минуты и без устали прорабатывали несколько вариантов побега, но, памятуя о предупреждении Андрея (так звали лобастого), пускаться в бега она пока не собиралась. В конце концов, неизвестно, где лучше. Пусть здесь и эксплуатировали ее сверх всякой меры, но зато кормили и убивать вроде как пока не собирались. А вот город родной в настоящий момент зиял огромной черной дырой устрашающей неизвестности. И уж если являться туда, то только с именем убийцы на устах, узнать которое ей было просто необходимо.

Лежа по ночам без сна на жестком ложе, состоящем из деревянного топчана и блинчатого матрасика, она старательно сортировала каждое слово, услышанное за день. Отсеивала ненужные и пустые и пыталась расшифровать завуалированные. На последние парни не были горазды. Если Андрей чувствовал, что его родной братец, отличавшийся поразительным тупоумием, вдруг начинал сворачивать с безопасной темы на запретную, он мгновенно комкал беседу и, сунув того кулаком в бок, спроваживал в дом. На Настю же он в таких случаях лишь прикрикивал:

– Чего уши развесила? Работай давай! Придет время, обо всем узнаешь…

Этого времени она и ждала. Ей во что бы то ни стало нужно было выяснить – зачем она здесь. В том, кем являются на самом деле пленившие ее люди, она почти не сомневалась. И это открытие, сделанное ею буквально в первые дни пребывания здесь, очень даже ее порадовало. Чувствуя, что разгадка совсем близко, с побегом она особенно не торопилась.

А убежать, вопреки предостережениям Андрея, было несложно. Хотя поимка дорого могла ей обойтись, Настя совершенно искренне надеялась на то, что работающие на соседнем поле жители окрестных деревень смогут укрыть ее от гневного ока разнузданных молодцев. Но время для побега еще не наступило, в этом она на все сто была согласна с тюремщиками. Она должна была дождаться появления главного действующего лица, и, судя по срокам, ждать ей оставалось недолго…