Текст книги "Университет некромагии. Отдам Покровителя в добрые руки"

Зачет по пентаграммостроению проходил под открытым небом – на специально огороженном плацу в стороне от строений. Там же обычно сражались ведьмаки, и утоптанная до твердости камня земля местами была перепахана так, что стоять на ней было трудно, а местами она оплавилась так, что ее не брали никакие лопаты, не то что нож для начертания магических символов.

– Внимание, – потер руки профессор, – на счет «три» рассредоточились по местности с таким расчетом, чтобы между вами и соседом было по меньшей мере два локтя свободного пространства… с учетом вашей пентаграммы. Работаем на скорость. Раз… два… пошли!

– А… – студенты озирались по сторонам, – где чертить?

– Там, где стоите, – махнул рукой профессор. – Обстоятельства могут оказаться любыми. Мелком на гладких досках хорошо, а вот тут, на земле… Время идет! Считаю до десяти и начинаю проверять! Кто не успел, зачета не получит! Ну! Раз… два…

Говорить «три» ему не пришлось. Вся группа опустилась на корточки, кто-то и вовсе шлепнулся на колени и принялся елозить по земле, не жалея штанов, но большинство все-таки старались действовать аккуратно. Как-никак, мы же не в реальных условиях? Где вы тут упыря… слышали!

Слышали?

Упыри не разговаривают, это факт. Как и чем может говорить полуразложившееся тело, у которого в жизни одна забота – хватать и рвать все, что движется? Все эти теории о разумности упырей, все эти попытки изучать их образ жизни, как правило, заканчивались смертью исследователя – как раз в упыриных желудках. Только единицы остались в живых, и то потому, что занимались изучением не самих упырей, а записей своих неудачливых коллег. Но вот на чем сходились все, так это на том, что упыри могут издавать звуки. Хриплое дыхание, сип, надсадный рев…

И все это студенты услышали. И заработали вдвое быстрее. Ну, почти все.

– А чем чертить, профессор? – захлопала глазами Яна Терчева. – Вы не могли бы…

– Съедена! – Тот мигом подскочил к девушке и дернул ее за руку, ставя рядом с собой. – Можете быть свободны!

– Но, – Яна захлопала глазами, – а как же зачет?

– Зачем? Зачем зачет мертвецу? Вы не получаете зачета. Но, если догадаетесь и правильно ответите на вопрос «почему?», разрешу прийти на пересдачу завтра. Так почему?

Девушка часто-часто заморгала глазами. До нее стало что-то доходить.

– Но так не честно! – воскликнула она. – Мы же на экзамене! Вы должны обеспечить нас необходимыми предметами для работы!

– Студиозус Борец!

– А? – Парень выпрямился. Он один из немногих работал, стоя коленками в пыли и яростно взрезая землю перочинным ножом.

– Вы слышали слова вашей соученицы, студиозуса Терчевой?

– Ага.

– И что вы об этом думаете?

Лилька тихо захихикала. Сама она тоже вначале растерялась и какое-то время топталась на месте, не зная, за что хвататься, но верный Вальтер перебросил ей нож с возгласом: «Черти!» – и она взялась за дело, в то время как друг продолжал орудовать найденным тут камешком, который он за секунду до этого выколупнул из земли, поддев тем же ножом. Так что пентаграмма у Лильки была почти готова, осталось дорисовать кое-какие мелочи.

– Ну, – Борец выпрямился, морща лоб, – ей надо было нож взять…

– А вам самим?

– Чего? У меня есть! Вот! – Парень гордо продемонстрировал орудие труда.

Аглая, возле которой он как раз этот круг и чертил, смотрела на него со смешанным чувством восторга и тревоги.

– А что надо было делать вам самим?

– Так я же делаю! Вот! – Работа Бореца тоже была почти готова, не считая нескольких символов.

– Вы должны были чертить защитный круг для себя, а не для другого человека! Для другого вам следовало чертить пентаграмму только в случае…

Голос профессора замер на вопросительной ноте, но все и так видели то, что сделали брат и сестра Борец. Брат чертит защитный круг вокруг сестры, которая стояла в середине и лишь следила за его действиями, время от времени подсказывая: «Вот тут прямая линия! Север там!» При этом сам Борец оставался снаружи, ползая на коленках и пыхтя от натуги.

– Отлично. Превосходно! – Преподаватель разве что не приплясывал на месте. – Итак, у нас два… нет, даже три незачета! И это до того, как я начал проверять работу! Время вышло. Всем прекратить! Встать. Смирно. Кто попытается исправить или что-то дорисовать в своих художествах, получит незачет! Раз… два…

Говорить «три» ему опять не пришлось. Парни и девушки дисциплинированно выпрямились. Встал и Борец. Штаны у него были выпачканы в пыли и грязи.

– Но почему «незачет»? – ворчал он. – Я же все правильно рисовал… И она моя сестра! Я был должен ее как-то… ну…

– Защитить? Погибнув сам? Благородный поступок. Однако какой в нем смысл? Вы – будущие некроманты, вы должны понимать, что смерть – это не конец. Что мы так или иначе продолжаем существовать и дальше…

– В упыриных желудках, – проворчал кто-то.

– Иногда – да. Можно продолжить существование в своих детях… хотя вам об этом рано думать. Можно остаться в памяти потомков благодаря своим деяниям… Но эти деяния должны быть умными! Каков смысл в вашем самопожертвовании? Погибнуть в зубах упыря, спасая родного вам человека?

Брат и сестра Борец стояли перед ним, опустив головы.

– Но мы же на экзамене… – робко пролепетал брат. – Это же не…

– Не настоящая жизнь, так? Нет, господа студиозусы, это не так. Вы разве забыли лекции по философии о том, что все взаимосвязано и жизнь – это то, что постоянно происходит с нами? Мы каждый день решаем задачи, на которые нет ответа. Каждый день принимаем решения, которые нельзя изменить. Ни один день нашей жизни нельзя прожить заново. И есть ошибки, которые мы никогда уже не исправим! Сегодня вы спасли от смерти сестру, но погибли сами. Мертвому зачет ни к чему… А вы, – продолжал профессор, обращаясь уже к Аглае, – не получаете зачета потому, что палец о палец не ударили ради своего спасения.

– Почему это «не ударила»? – тут же возмутилась девушка. – Я ему подсказывала!

– Вместо того чтобы действовать самой. Девушки, – волоча за руку Яну Терчеву, профессор прошелся между пентаграммами других студентов, – поймите, что нежными, робкими, хрупкими, язвительными и остроумными, в меру невоспитанными стервочками вы можете быть в светских салонах, и то лишь где-то в глуши, где ваше поведение еще можно списать на оригинальность. Или в среде вам подобных стерв. Но на работе или среди действительно воспитанных людей надо вести себя иначе. Нет, воспитанные люди не сделают вам замечания, если вы не умеете держать язык за зубами, но их мнение о вас упадет и никогда уже не поднимется. И при работе некроманта то же самое. Вы должны забыть о том, что вы хрупки, нежны, робки или, наоборот, самодостаточны и циничны. И просто молча делать свою работу. Упырю нет дела до вашего морального облика, привычек и чувства юмора. Вы для него – мясо.

– Но мы же на экзамене, – робко подала голос Виктория Крама. – Где здесь упыри?

– Где? Там!

Профессор ткнул пальцем в деревянный домик, где обычно хранились метлы, мешки для мусора и лопаты, с помощью которых плац готовили к испытаниям. Только сейчас все заметили подпирающую стену упыриху, преподавательницу криптологии. Стены пестрели защитными символами, а изнутри несся хриплый стон.

– Упырь – там. – Она кивнула на дверь, зловеще сверкнув глазами. – И будьте уверены – на выпус-скном экзамене ваш-шего курса мы не будем его запирать.

После этого остальным шутить как-то расхотелось. На их потоке смертей пока еще не было – парочка травм и нервных срывов не в счет, – но обычно на каждом курсе кто-то погибает. И большинство – на экзаменах или на практике.

– Я могу его нейтрализовать, коллега? – окликнула упыриха преподавателя пентаграммостроения. – Или он вам еще нужен?

– Нет-нет, мэтресса Олле. Благодарю вас!.. Итак, вас троих жду завтра в шесть часов здесь же. Но не торопитесь уходить. Возможно, к вам присоединится кто-нибудь еще.

Выставив злосчастную троицу в рядок, профессор прошелся между пентаграммами других студентов, придирчиво осматривая их творения.

– М-да, – покачал он головой, – надо было, пожалуй, выпустить его побегать… Как, мэтресса Олле? Можно?

– Увы, нет. – Та вдохновенно совершала пасс за пассом, стоя напротив дверцы, за которой упырь уже не стонал, а хрипел и шкрябал когтями по доскам. – Я уже накинула «петлю» и с-слегка его придушила. Сейчас он отключится…

– Жаль. А то у него был бы обед из нескольких блюд. На первое – студиозус Земниц, на второе – студиозус Люблинец… У вас двоих есть шанс получить зачет, – обратился он к парням, – если вы прямо сейчас найдете у себя ошибки и исправите их, пока я разбираюсь с остальными… Отличная работа, студиозус Белла. Поздравляю!

Анна зарделась. Вслед за ней зачеты получили Людмила Монс и Виктория Крама.

– Где ваш нож? – Следующим был Вальтер фон Майнц. Юноша стоял перед преподавателем, сжимая в кулаке камень. – Только не говорите, что забыли дома. Ножны от него вы не забыли, как я вижу.

Все уставились на юношу, и тот смущенно пожал плечами.

– Я ей отдал, – кивнул он на подругу.

Лилька мигом почувствовала себя в центре внимания и невольно ощетинилась. Взгляды некоторых сокурсниц были очень красноречивыми.

– И сами воспользовались подручными средствами, – заметил профессор, намекая на камень в кулаке Вальтера. – Очень умно. Просто высший балл. Конечно, рисунок требует доработки, но, учитывая, как мало было у вас времени, и принимая во внимание, как и сколько вы успели сделать… Зачет! Вам и студиозусу Зябликовой. Молодцы! Так держать! И прошу остальных обратить внимание на прекрасный образец дружбы и взаимовыручки. Мои поздравления!

Лилька смутилась.

– Ничего себе! – возмутилась Аглая. – Почему ей зачет? Она тоже была с пустыми руками… И тоже, если бы не кое-кто другой…

– Вы меня внимательно слушали, студиозус Борецова? – как-то даже устало поинтересовался преподаватель. – Когда же вы поймете, что вовсе не обязательно жертвовать собой ради других? Мы, некроманты, имеем особые отношения со Смертью. На лекциях по истории науки вам читали о так называемых Супругах Смерти – избранных счастливчиках, которых сама богиня выбирает в каждом поколении и дарит своей благосклонностью? Неисповедимы ее пути. И она не всегда выбирает самого сильного, мудрого и удачливого. Она выбирает достойного, того, кто не спешит умереть красиво, но глупо, а вместо этого предпочитает жить и действовать по-человечески.

Студенты закивали головами. Про Супругов Смерти они слышали. Биографии некоторых изучали на уроках истории. И на пунцового от смущения Вальтера теперь смотрели с удивлением и интересом. Лилька даже ощутила что-то вроде укола ревности – неужели Вальтер может ее бросить ради богини?

– Я не скажу, что именно студиозус фон Майнц окажется тем избранным, – как ни в чем не бывало продолжал преподаватель. – Я просто обратил внимание на его поступок – достойный того, чтобы кое-кто обратил на этого юношу внимание. И чтобы вы задумывались над тем, что и как совершаете.

Он пошел дальше, раздавая направо и налево замечания и похвалы.

Колокол! Наконец-то все закончилось и можно было с чистой совестью прерваться. Профессор недовольно скривился, но кивнул – мол, идите, с голодными студиозусами каши не сваришь, сам таким был. Он даже не слушал сбивчивых заверений в том, что они только пообедают и честно-честно кинутся опять к нему на ковер. Задержались двое-трое неудачников, которые просто-напросто напортачили в своих рисунках и не могли выбраться без посторонней помощи.

Лилька вернула Вальтеру нож:

– Спасибо. Ты меня спас…

– Да ладно, – покраснел еще больше он. – Спас… скажешь тоже… я сделал то, что на моем месте сделал бы любой…

– Не любой! Борецы вон не такие.

Они обернулись на брата и сестру, которые вместе с Яной Терчевой, Альфредом Земницем, студиозусом Люблицем и преподавателем пентаграммостроения разбирали ошибки троих студентов, которые ухитрились начертить пентаграммы задом наперед. Теперь контуры их рисунков буквально вывернуло наизнанку, и сами авторы творений не могли из них выйти, оказавшись в положении вызванных духов или, наоборот, нейтрализованных заклятием упырей.

– Зябликова! Студиозус Зябликова, не слышите, что ли?

Девушка остановилась. К ней спешил дежурный аспирант.

– К вам пришли, – сообщил он с недовольным видом.

– Кто? – удивилась Лилька.

Родных в Зверине у нее не было, разве что какая-нибудь седьмая вода на киселе по материнской линии, о которых даже сама мама уже не помнила. А что до настоящих родных, то бабушка слишком стара для долгих поездок, а отец с матерью ни за что не бросят дела и младших братьев-сестер ради того, чтобы лишний раз повидать блудную дочку.

– Откуда я знаю? – пожал плечами аспирант. – Старуха какая-то. Говорит, что по объявлению.

По объявлению! Лилька почувствовала, как рука Вальтера сжала ей запястье. Уже? Так скоро?

– Уже? – повторила она. – Так скоро?

– Уже, – кивнул Вальтер. – Но, может, оно и к лучшему?

– Да, – вздохнула девушка. – К лучшему. Сразу отделаться и…

У нее будет еще два дня, чтобы привыкнуть к отсутствию в ее жизни кота. Сказать по правде, от Левиафана были одни проблемы. Вечно он гадил мимо лотка, хорошо еще, что в теплое время года предпочитал делать это в кустах под окном – метил территорию – правда, только по весне. Вечно его шерсть была по всей комнате и на всех вещах, вечно он валялся на ее постели и будил весьма резко – то садясь на лицо, то с диким мявом прыгая на живот откуда-то из-под потолка. Вечно она за ним прибирала, выискивая скатанные в шарики и загнанные в угол конспекты и носки. А уж сколько он ел и как орал на подоконнике, пока не откроешь форточку! И пропадал иногда на несколько дней, возвращаясь похудевшим, потрепанным и злым настолько, что сама Лилька ходила с расцарапанными руками. И с подружками нормально не посидишь. Левиафан гонял со своей территории всех, терпя, и то с написанной на морде жалостью и презрением, только того же Вальтера. А уж что касается личной жизни… Бабуля что, нарочно подарила ей этого монстра, чтобы лишить внучку возможности встречаться с мужчинами?

А теперь всему этому настанет конец. Хорошо это или плохо – покажет время. Бабушка расстроится, это факт. А вот сама Лилька – вряд ли. В крайнем случае можно завести лысую кошку. Говорят, такие есть. Виктор Вагнер, конечно, пойдет любимой на уступки.

Мысль о Викторе Вагнере перевесила все сомнения и сожаления. Да, ради любви можно пойти и не на такие жертвы!

У ворот топталась неопрятная старушка, в которой опытный взгляд сразу мог опознать ведьму. Во всяком случае, Лилька издалека почувствовала, что магическая сила у нее есть, только небольшая. Она обеими руками прижимала к себе большую корзину с крышкой. Лилька решительно вырвала свои пальцы из ладони Вальтера и прибавила шагу.

– Здравствуйте. Я – Лилия Зябликова, студентка четвертого курса факультета некромантии. Вы хотели меня видеть? Что вам угодно?

– А котика угодно. – Старуха прищурилась, меряя девушку цепким взглядом. Заметно сникла, когда наткнулась на ответный взор Вальтера, воздвигшегося рядом. – По объявлению. Это же у вас котик есть на пристройство?

– У нас. – Лилька переглянулась с Вальтером. – То есть у меня. Мой кот. Мне уехать срочно надо, а кота девать некуда. Возьмете? Кот хороший…

– Правильный?

Девушка нахмурилась. Про правильность бабуля ей что-то такое говорила, но Лилька, умиленно сюсюкающая над рыженьким пушистым комочком, ее плохо слушала.

– Да. Правильный.

– Беру! – Ведьма шагнула вперед, и дежурный поспешил заступить дорогу, на всякий случай вскинув руки в отвращающем жесте.

Дежурный был с факультета боевых магов, а у тех уже к третьему курсу вырабатываются рефлексы – сперва запустить боевым заклинанием, а потом уже смотреть, в кого ты попал. И то их больше интересует, надо ли добить противника, а не его личность.

– Назад! – гаркнул он. – Посторонним вход воспрещен! Пропуск!

Ведьма тоже ощетинилась, перехватывая корзинку одной рукой, и Лилька торопливо вырвала оную из рук старухи:

– Ждите здесь. Я принесу!

5

Из дневника кота Левиафана

Нет, ну как это называется? Никакого почтения к чужому личному пространству! Про личную жизнь вообще молчу! Только я вознамерился вздремнуть, дабы скоротать время до обеда, как налетели, подхватили, запихнули в корзинку и…

Святые котаны, куда она меня несет? Неужели к ветеринарам? И добро бы к профессионалу – так нет же, два года назад, когда я занозу посадил, она таскала меня к этим коновалам с соседнего факультета. Ветеринар-недоучка – это хуже, чем некромант без диплома. Мало того что вместе с занозой удалили всю шерсть на лапе, так еще и потом вместо волос на ней начали отрастать колючки! Сколько хозяйке пришлось помучиться, прежде чем она их вывела! Не хочу лечиться! А если подошел срок давать мне глистогонное, а я забыл? Или – что намного хуже – ей не дают покоя мои причиндалы? Это вообще вандализм! Мя-а-ау! Свободу честным котам!

Что она там бормочет? Я так ору, что самому не слышно…

– Тише, Левушка, все будет хорошо!

Фык-фык-фык! Как бы не так! Знаем мы это «хорошо»! Это ей будет хорошо, а мне – позор на всю жизнь!

– Левушка, не ори!

Буду орать! Во всю глотку буду! Смотрите все, коты добрые! Куда мы катимся? Меня! К ветеринару! Ни за что ни про что! Без суда и следствия! Спасите! Помогите!

– Что-то он слишком уж шумно себя ведет, – озабоченно покосился на корзинку Вальтер. – Тебе не кажется…

– Ничего особенного. – Лилька нервничала и кусала губы. – Он же практически никогда в корзинках не сидел. Даже когда совсем маленький был. Бабушке его в корзинке принесли, так она издалека услышала, что это его несут…

Голос у девушки дрогнул, и она прибавила шагу. Кот орал благим матом, извивался внутри плетеной конструкции так, что сквозь частые прутья была видна только огненно-рыжая шерсть и понять, где у него голова, а где хвост, не представлялось возможным. Время от времени корзинка угрожающе трещала, и Лилька уже представляла, как она разваливается прямо посреди улицы и…

Ничего не произошло, хотя Вальтер с другой стороны поддерживал ее ношу. Вдвоем они дотащили его до ворот, где топталась новая хозяйка. Ведьма переступала с ноги на ногу, озиралась по сторонам и, кажется, была готова бежать сломя голову.

– Принесли? – Она проворно наклонилась к корзинке, пытаясь заглянуть внутрь. – Ах, какой красавец! Ути, моя радость! Иди к мамочке! Ну-ка… Ой!

Она попыталась просунуть между прутьями палец, но напоролась на выставленный коготь. Отскочила, затрясла рукой – подушечка указательного пальца была проткнута, как шилом. Несколько капель шлепнулись на землю.

– Ой. – Лилька невольно попятилась, ожидая, что теперь старушка откажется и уйдет. – Извините, он… э-э…

– Милый котик! – Ведьма посасывала ранку. – Люблю таких. Если есть характер, остальное приложится.

– Но он… э-э… ну, дикий. Неужели…

– Все хорошо, деточка! Я его беру!

Быстро накрыв палец выхваченной из кармана тряпицей, ведьма пошептала на ранку, дунула, плюнула и весело подмигнула девушке:

– Вот! И никаких проблем! – И сдернула тряпицу, как балаганный фокусник. От глубокой раны осталось только розовое пятнышко, которое быстро таяло, сливаясь по цвету с кожей.

– Ух ты! – восхитился Вальтер.

– Понравилось? – подмигнула ведьма. – Учись, студиозус! В ваших академиях такое не преподают. Это настоящее ведовство…

– А я знаю, – ощетинилась Лилька, которой не понравилось, как ее друг пялился на эту старуху. – У меня бабушка ведунья.

– О как? – живо заинтересовалась ведьма. – Я ее знаю?

– Может быть… Меганой ее зовут.

– Не Мегана Бульк? Из Грознева?

– Нет, из Верхних Мышек, – призналась девушка, которая, если честно, знать не знала о прозвищах ведьм. Бабушка рассказывала, что у каждой ведьмы кроме имени есть не только еще одно, тайное, которое они ни за что не откроют посторонним – увы, внучка тоже была посторонней! – но и прозвище. Прозвище можно называть при общении с другими людьми, если это не совсем чужие. Скажем, родственники или общие знакомые.

Ведьма покивала головой, улыбнулась, но заметно насторожилась.

– Передавай бабушке привет. И при случае… а, ладно… Пойду я!

С этими словами она быстро выхватила у Лильки корзинку и заторопилась прочь.

– Погодите! – Девушка рванулась следом. – А от кого привет? И где вас найти?

– Привет? – на ходу оглянулась ведьма. – От кого? От Лолы Рыбачки. Я тутошняя, столичная. У реки живу.

– Передам, – закивала Лилька. – А живете вы где?

– Тебе зачем? – Ведьма воровато оглянулась по сторонам, сделала кукиш и махнула им в воздухе, словно отгоняя кого-то невидимого.

– Ну… как-нибудь потом заглянуть… Кота проведать. Левиафаном его зовут, – вспомнила она. – Можно Левкой. Он рыбу только сырую ест, а вот курятину в любом виде обожает, что сырую, что вареную, что…

– …что ворованную? – угадала ее мысли ведьма и скривилась. – Русалочий тупик, последний дом слева. А лавка у меня в Рыбацком конце. Приходи, так и быть. О бабушке поговорим.

Она засеменила своей дорогой, двумя руками придерживая корзинку, которая ходила ходуном. Изнутри доносились глухие завывания и приглушенный рев, который никак не вязался с мыслью о том, что его источником служит животное размером с кошку. Прохожие, идущие навстречу, шарахались от старухи с ревущей корзиной, как от чумы.

Лилька закусила губу, глядя ей вслед, и даже вздрогнула, когда Вальтер взял ее за локоть:

– Пошли. Нам пора.

– Пора, – убитым тоном повторила девушка. – Ага… Только…

– Тебе его жалко? Но ведь…

– Ты ничего не понимаешь. – Она притопнула ногой. – Левка такой ранимый… такой неприспособленный… Он никогда со мной не расставался. Для него это стресс. После пяти лет взять и отдать…

– Но ты же сама…

– Что ты все заладил: «сама» да «сама»! Уйди! Чурбан бесчувственный! – Лилька готова была расплакаться.

Валька, конечно, хороший друг, но иногда он просто бесит. Нет бы обнял, по голове погладил, утешил как-нибудь! Неужели он не понимает, как она сейчас нуждается в утешении? Неужели не знает, как надо поступать с плачущей девушкой? Вот Виктор Вагнер, наверное, сразу бы понял…

– Лиль, ну ты чего? Не плачь, Лилия! – Он слегка дотронулся до ее руки. – Не надо так!

– А как? – разозлилась девушка, потому что парень ничего не делал из того, чего она ждала. То есть не обнимал, по голове не гладил, не утешал по-всякому и вообще что там еще мужчины обязаны делать…

– Не знаю… – растерялся он.

– Не знаешь – иди учись, студиозус! В академиях такому не научат, – ввернула она присловье ведьмы и сорвалась с места.

Тоже испытанное средство. Мужчина должен сорваться вдогонку за плачущей женщиной… а не стоять, тупо хлопая глазами. Нет, Валька, он…

Девушка завернула за угол – мелькнула мысль спрятаться ото всех – и внезапно налетела на кого-то, кого за пеленой слез не сразу рассмотрела. Поняла только, что это мужчина, высокий, в темном костюме, – и она с разбегу уткнулась носом ему в грудь.

– О боги! – выдохнул тот, подхватывая девушку за локти. – Студиозус Зябликова? Что случилось? На вас лица нет…

На Лильке действительно не было лица. Запрокинув голову, она во все глаза смотрела на Виктора Вагнера, в чьих объятиях неожиданно оказалась. Надо же было такому случиться? Точно говорили на лекциях по теологии – все в мире взаимосвязано и стремится к равновесию. Если сейчас тебе плохо, значит, это либо компенсация за то, что еще недавно было хорошо, или, если плохого слишком много, значит, жди чего-то хорошего, что уравновесит. И если у тебя судьба счастливая, значит, у кого-то несчастная, а вместе все равны и на одном уровне.

– Я… я… – залепетала она, не сводя с любимого преподавателя глаз.

– С вами все в порядке? Вы плакали? Отчего?

– Просто так. Я… – О боги, надо срочно что-то придумать. – Я просто расстроилась…

– И чем же таким?

– Ох, все так навалилось, все так запуталось. Я просто не знаю, как объяснить, – отчаянно бормотала Лилька.

– По поводу практики?

– И практика, и зачеты… и вы, – вырвалось у нее.

– А что я?

– Ну… – Девушка почувствовала, что краснеет. В кои-то веки ей представилась возможность пообщаться с самим Виктором Вагнером наедине, а она не знает, что сказать. – Я за вас переживаю…

– А что со мной не так?

– Ну, эта аллергия… Вы же были у целителей, значит, все серьезно? Вдруг вы заболеете и не сможете…

– …отправиться на практику? – Он улыбнулся, и девушка почувствовала, как от этой улыбки у нее подгибаются колени.

Не думая, что и зачем делает, она вцепилась в сюртук декана, прижимаясь к мужчине, чтобы не упасть. И почувствовала, как руки на ее плечах ожили и плотнее обхватили добычу. Обычно за этим следует поцелуй, ибо когда мужчина вот так обнимает женщину… То есть когда он должен ее так обнимать…

– Да! – выдохнула Лилька. – На практику с вами!

– Ах да. – Улыбка декана слегка изменилась. – Практика. С понедельника. Не переживайте так, студиозус Зябликова, с ней все будет в порядке.

– Лилия, – сообщила девушка. – Меня зовут Лилия.

– Лилия, – повторил он. – Знаете, а вам… хм… идет.

Девушка восприняла это как намек и попыталась обнять декана за шею.

Выскочивший из-за угла Вальтер заранее успел сбавить скорость, и двое обнимающихся его не заметили. Юноша быстро отступил, прижимаясь к стене, и впился зубами в свой кулак. Он не был сторонником решать все споры с помощью грубой силы, будущий некромант должен понимать, что сильно отличается в этом плане от других людей, но именно сейчас юноше ужасно захотелось кого-нибудь ударить, что-то сломать, разбить… Не в силах справиться с нахлынувшим чувством, он несколько раз ударил кулаком по стене. Содрал кожу до крови, но бил до тех пор, пока в запястье что-то не хрустнуло.

Правая рука! Если перелом или вывих, он сегодня вряд ли сможет сдать зачет по фехтованию. Да и завтрашний тест под вопросом…

А, не все ли равно! Пусть хоть совсем выгоняют! Он перейдет к алхимикам. Лишний год проучится, чтоб нагнать программу, ну да ничего. Так даже лучше. И мама с отцом будут довольны – алхимики могут получать придворные должности. Их иногда даже назначают послами или сопровождающими лицами важных людей. Карьера ему обеспечена. А потом он женится. На какой-нибудь девушке голубых кровей с родословной, тянущейся чуть ли не от самого сотворения мира. И забудет Лилию…

Руки на плечах Лилии слегка напряглись, но не для того, чтобы крепче прижать к себе девушку, а чтобы мягко отстранить.

– Вы уже успокоились, студиозус Зябликова… э-э… Лилия? – Мэтр Вагнер сверху вниз заглянул ей в глаза. – Может быть, вы пойдете? Или вас проводить?

– Я, – девушка растерялась, – я к вам шла.

– Ко мне?

– На кафедру. Понимаете, мне кое-что надо было вам сказать… очень важное… личное! Наедине!

– Наедине? – Декан поднял голову, огляделся по сторонам с таким видом, словно за каждым углом притаилось по шпиону и еще несколько соглядатаев подсматривало из окон. Как назло, рядом были два корпуса: второй корпус факультета целителей и третий корпус факультета некромантии, а чуть в стороне, за садом, стояло приземистое здание – корпус факультета боевой магии с примыкающим к нему тренировочным плацем.

– Ну если действительно надо поговорить наедине, то прошу.

Он галантно подал девушке руку, и Лилия не преминула этим воспользоваться. Улыбка мелькнула на ее губах. Какая жалость, что ее не видит никто из девчонок! Пройтись под руку с самим Виктором Вагнером! Предел мечтаний для девчонок всего факультета! А достался главный приз ей, скромной Лилии Зябликовой. Она, конечно, не глупая, не двоечница и довольно симпатичная. И характер такой, какой нужно – скромная и вместе с тем решительная и напористая. Мужчины таких любят. Главное – вовремя показать свои достоинства и не выпячивать недостатки… если они есть.

За ней следили не только жадные глаза Вальтера фон Майнца. Накинув полог невидимости и стараясь поменьше шевелиться и помалкивать – иначе вся маскировка полетит к бесам! – три девушки следили за парой.

– Вот стерва! Вешается ему на шею! Ни стыда ни совести!

– Тише ты. Услышит.

– Она? Да Лилька глухая как пень! И слепая к тому же – дальше собственного носа не видит!

– Она, может, и не видит, а мэтр Вагнер все замечает! Видели, как он в нашу сторону смотрел?

– Ой…

– Думаете, заметил?

– Да все может быть. Он же Вагнер! Его дед, говорят, голыми руками упыря завалил.

– Правда?

– Ты что, не знала? Все знают! Сходи в Зал Славы – там на витрине череп упыря выставлен. И если он нас тут увидит, нам конец. Вышибут как пить дать. Да еще волчий билет дадут. Тогда вообще без образования останемся.

– Девочки, смотрите! Они уходят! Уходят вместе!

– Вот дрянь.

– Главное, что сейчас они нас не заметили.

– Нет, девочки. Я так не могу! Я ей сейчас…

– Стой! Куда? Маскировку нарушишь…

Но было поздно. Полог невидимости затрещал и стал рассеиваться, как туман под лучами солнца. Проступили три силуэта.

– Да не заметил он нас. Вон, уже за угол…

– Девочки, Вальтер!

Все трое обернулись, уставившись на юношу у стены. Невольно сбились в кучку.

– Тише ты! Что это с ним?

– Ой, девочки, он, кажется, плачет!

– Точно. Глазам не верю. Вальтер ревет. Из-за этой дуры Лильки наверняка. Вот ведь стерва. Такой парень по ней сохнет, а она на чужих заглядывается…

– Как думаете, он нас видел?

– Если раньше не видел, то сейчас увидел точно.

Полог невидимости истончился настолько, что любой не только увидел бы девушек, но и узнал их, несмотря на остатки маскирующих чар. Вальтер, всхлипнув, прижался к стене, пытаясь набросить такие же чары на себя самого. Никто не должен видеть его в таком состоянии. Он – граф, дальний родственник самого короля. И вдруг распустил нюни. Как девчонка. Позор.

Но случайные свидетельницы явно сами не хотели, чтобы их заметили. Анна Белла выступила вперед, вскинув руки в знакомом атакующем жесте:

– Ты. Нас. Не. Видел!

Принуждение не было сильной стороной будущих некромантов, его всерьез изучали только ветеринары, целители и ведьмаки. И Вальтер успел выставить защиту прежде, чем парализующее волю заклинание накрыло его с головой. Отдача от столкновения двух противоположно направленных заклинаний была такова, что противников раскидало в разные стороны. Юноше пришлось легче – он как стоял у стены, так и стоял, разве что его немного тряхнуло. А вот Анна Белла не удержалась на ногах и упала на руки своих подруг.

– Ты чего?

– А ты чего?

– Я – ничего. А ты чего дерешься?

– Не твое дело!

Воскликнув это хором, они уставились друг на друга. Первым отступил Вальтер. Махнув рукой, он отлепился от стены и зашагал прочь.

Три пары глаз смотрели ему вслед.

– Как же мне его жалко! Такой парень пропадает…

– Ну так догони его и скажи об этом! А он тебя пошлет подальше, потому что ты посмела очернить его ненаглядную Лилечку.