Текст книги "Конец игры с продолжением"

Глава 12

– Валерий Степанович?

Его секретарша – немолодая строгая дама в легком платье, застегнутом до подбородка, смотрела на него вопросительно, с некоторой долей беспокойства.

– Да, да, Лилия Андреевна, слушаю вас. – Сучков встряхнулся.

– К вам посетитель. Утверждает, что из полиции.

– Утверждает? А как на самом деле?

– Если верить его удостоверению, то он в самом деле полицейский. В чине подполковника, – доложила секретарша. – Но цели визита он не назвал, поэтому я не пустила его без доклада.

Сучков подавил улыбку. Он обожал и уважал свою секретаршу. Деловая, умная, строгая, инициативы не проявляет там, где не требуется. Это то, что ему нужно. Когда он открыл вакансию секретаря, то на собеседование повалили длинноногие красотки с дипломами и без мозгов. Многие из них компьютером могли пользоваться только для соцсетей. Все остальные программы, о которых упоминал Сучков, вызывали у них искреннее изумление.

– Да ладно! – ахнула одна из них. – Это реально существует?

Поэтому из всего длинноногого и губастого планктона он выбрал сорокалетнюю женщину с опытом работы, у которой совершенно отсутствовала привычка демонстрировать в улыбке свои великолепные зубы. Она не улыбалась на работе. Сучков сомневался, что она это делала даже дома.

С первых часов она навела порядок в документах. Потом организовала свою и его работу по такому плотному графику, что Сучков недоумевал, как это все ухитряется успевать.

Однажды он даже размечтался о том, чтобы наладить с Лилией Андреевной некие отношения помимо работы. Но потом узнал, что она ухаживает за больной матерью, и остыл.

Ему хватило хлопот со своей! Долгие годы его мать болела. Он был при ней, смертельно устал и пообещал себе: никогда больше на себя не взваливать никакой заботы. Мать – да, это святое. Но остальные…

Пусть катятся к черту!

Вот если Лилия Андреевна когда-нибудь станет свободной, то он, может, еще и позволит себе за ней приударить. А пока это не так, свободен он.

– Цели визита не назвал… Подполковник… – задумчиво произнес Сучков и повелительно махнул рукой. – Пусть войдет.

Секретарша кивнула. Пошла к двери. Узкая спина, узкая талия, узкие бедра, стройные ноги. Она хорошо выглядела. И – да, когда-нибудь он предпримет попытку. Лучшей подруги ему не найти. Все остальные либо просто дуры, либо алчные дуры.

Дверь закрылась за Лилией Андреевной и снова открылась, впуская подполковника. Сучков прошелся по нему оценивающим взглядом.

Выше среднего роста, спортивный. Черные густые волосы. Давно не стригся, подумал Сучков. Но ему очень идет. Удивительные синие глаза с черными ресницами. Будто накрашены.

Красивый мужик, подвел черту Валерий. Чего в полицию занесло? Ему в кино сниматься, женщин радовать.

– Подполковник Степанов, – представился красавчик, разворачивая удостоверение на уровне глаз Сучкова. – Егор Викторович.

– Сучков Валерий Степанович. Ну да вы уже, видимо, прочли на двери. – Он подарил визитеру осторожную улыбку. – Присаживайтесь.

Тот уселся напротив, с торца стола для совещаний. Глаза в глаза. Хорошая позиция, оценил Валера. Не придется головой крутить, что неудобно и отвлекает. Умный мужик. Умный, красивый. И чего его в полицию понесло с такими показателями?

– Чем могу помочь? – Сучков сложил на столе руки, сцепив пальцы замком.

– Вам знаком номер телефона?..

Степанов продиктовал номер, который Сучков знал наизусть, но счел за благо пока в этом не признаваться.

– А должен быть знаком?

– Это номер телефона вашей покойной матери. С которой, по сведениям, вы были очень близки.

Вот если бы он сказал: «по слухам», Валера бы усмехнулся и посоветовал не верить сплетням. Но подполковник выдал: «по сведениям», и это все меняло. Стало быть, сведения уже собрали. Опросили соседей, возможно, и коллег, хотя последние ни о чем таком пока не намекали даже. Но и соседей достаточно. Особенно того хмыря, чья дверь напротив материной.

Как же он достал! Так достал, что хоть заявление пиши на него. А недавно вообще на фирму явился и начал о нем справки наводить. Охранники, конечно же, доложили Сучкову. Он узнал его на записях с камер и даже хотел было предъявить, но потом передумал.

Пусть чудо в перьях думает, что умнее всех.

– Какой, вы говорите, номер?

Сучков взял свой телефон, сделал вид, что ищет номер матери, и закивал, когда подполковник зачитал номер вторично.

– В самом деле, это мамин номер. А… – он свел брови и сделал взгляд недоуменным. – А в чем, собственно, дело?

– Скажите, Валерий Степанович, вы кому-нибудь отдавали сим-карту? – уклонился от прямого ответа Степанов. – И если – да, то кому?

– Сим-карту? Маминого телефона?

Его руки, расцепившись, нервно прошлись над столом. Пальцы тронули бумаги, письменный прибор из дорогого камня, сдвинули ноутбук к краю стола.

– Я не помню, – беспомощно признался Сучков. – Честно, не помню! Когда ее не стало, все закрутилось. Хлопоты, хлопоты, хлопоты… Я один. Спасибо Лилия Андреевна помогла. А так не знал бы, с чего начинать.

– Это ваша секретарша?

– Да.

– А давайте спросим у нее? – вкрадчиво предложил молодой подполковник с лицом красивого артиста.

– Давайте, – нехотя согласился Сучков и вызвал ее нажатием одной клавиши.

Лилия Андреевна, выслушав, задумалась. Со стороны могло показаться, что она пытается вспомнить. Но Егор предполагал, что она просто размышляет: как правильно надо ответить.

– В последний раз телефон вашей матери я видела накануне поминок. В ее комнате, – нашелся у нее единственно верный ответ. – Потом было столько народу, не до телефона. И больше я его не видела.

– Спасибо, – тепло поблагодарил ее Сучков, давая понять, что она правильно сделала. – Вот видите, Егор Викторович, все обстоит именно так…

Степанов с минуту рассматривал Сучкова и вдруг спросил:

– Где вы были неделю назад в вечернее время? С пяти часов и до десяти?

– Что за вопрос?! – возмущенно вскинулся Сучков и сразу почувствовал, как спину обдало холодом. – Вы что? Что это вообще такое? На каком основании?

– На том самом основании, что с этого номера несколько раз звонили одной пожилой женщине, представляясь ее покойным сыном. Вымогали у нее деньги, а потом и вовсе убили, – пояснил подполковник Степанов.

Сучкову его вид показался равнодушным и пустым. Он был уверен, что услышит сейчас коронную фразу всех полицейских.

«Собирайтесь, – должен был сейчас произнести этот красавчик. И добавить: – Вы подозреваетесь в совершении того-то и того-то. И еще имеете право хранить молчание…»

– Когда, вы говорите? – Он принялся листать перекидной календарь. – Ага, вот! Записано: встреча в шестнадцать тридцать в конференц-зале с заказчиком из Новосибирска. Там у нас, знаете, небольшое недоразумение возникло.

– Встреча состоялась?

– А как же! И продлилась три с половиной часа. То есть до восьми вечера. В этом вы можете удостовериться, просмотрев записи с камер наблюдения. Мы пришли к консенсусу. Подписали договор и решили отметить это дело в ресторане.

– Отметили? – с кислой миной поинтересовался Степанов.

– А как же! – еще более эмоционально воскликнул Сучков. – До десяти просидели. Потом я повез его в аэропорт. Не всегда так бывает, чтобы я сам развозил и все такое… Но клиент уж больно важный.

Он смотрел на полицейского с вызовом и облегчением, но ледяной пот все еще морозил спину.

– Алиби у вас есть, – подвел черту под его словами подполковник Степанов. – И куда подевалась сим-карта из телефона вашей покойной матери, вы не знаете.

Сучков медленно качнул головой.

– И у вас даже нет предположений, в чьи руки она могла попасть? Кто тот мерзавец, доводивший до сумасшествия бедную пожилую женщину? Почему он ее убил?

На последнем слове Сучков вздрогнул и поежился. Ситуация была преотвратительной. Он не виноват как будто, но все же чувствовал себя причастным. И сказать ничего не мог, и смолчать опасно.

И все же нашел в себе силы выдавить:

– Нет. У меня нет никаких предположений, товарищ подполковник. Извините.

За полицейским закрылась дверь уже десять минут назад, а он все продолжал сидеть, не двигаясь. Наконец его рука дотянулась до телефона внутренней связи и нажала нужную кнопку.

– День добрый, Иван Семенович. Это Валера… Нет-нет, с делами полный порядок. И у меня как будто тоже, но… Только что был полицейский. Тот самый, да… Задавал вопросы о телефоне моей матери. И мне… это кажется опасным. Вдруг… Вдруг он придет еще раз и будет настойчивее? Что мне тогда ему говорить? Я понимаю, да… Но вдруг… кто-то знает, что телефон забрали себе вы?

Глава 13

Ольга очень тщательно готовилась к этому свиданию. Она понимала, что сегодняшняя вечерняя встреча плавно перетечет в ночь. Она должна – просто обязана – утешить несчастного вдовца.

На этих мыслях шкодливая улыбка трогала ее губы, а в глазах загорался огонь.

Глеб Владимирович должен остаться ею доволен. Понять, что его покойная жена ни в какое сравнение не идет с нею – молодой, эффектной, стройной. Плевать ей на их совместно прожитые годы! И на скорбь, которую он то ли умело разыгрывает, то ли в самом деле испытывает. Он должен перестать хмуриться и сидеть рядом с ней с отсутствующим видом, отвечая невпопад. Она теперь поселится в его мыслях и сердце, а не старая грузная тетка, скармливающая ему по утрам ненавистные бутерброды с козьим сыром. Он рассказал…

Именно по этой причине она уже в пятый раз проводила бритвенным станком по идеально гладкой ноге, трогала ее ладошкой и довольно улыбалась. Кожа была шелковой, как и везде на теле. Ольга провела весь день, готовясь.

Теперь оставалось подобрать правильный наряд.

Он не должен быть сложным для Глеба. Никаких лишних застежек и крючков. Все просто: подошел, тронул, раздел. Уложил в постель, сделал свое дело и – вуаля, она женщина Власова. А там и до ЗАГСа недалеко. Уж Оля постарается, чтобы он не затянул с оформлением их отношений. Она не такая. Не из тех женщин, которых «матросят и бросят».

Оля открыла шкаф и перебрала платья, висевшие на вешалках. Остановила свой выбор на легком шелковом сарафане без бретелек. Он держался выше груди на слабой резинке. Оля, признаться, его не любила: приходилось все время поддергивать сарафан, чтобы он не сползал. Но для сегодняшнего свидания это то, что надо! И цвет шелка ей невероятно идет. Да, Глеб должен остаться доволен.

Звонок в дверь прозвучал как раз в тот момент, когда она примеряла к сарафану босоножки на тонком каблучке. Оля, не торопясь, застегнула ремешки и шагнула к двери.

Она не стала смотреть в глазок. В выходной день, да еще в это время суток – кто осмелится ее обидеть? У соседей дверь не закрывается. Внуки Софьи Павловны снуют туда-сюда, а за ними следом и их родители. Жанна – другая соседка – без конца выбегает на лестничную клетку покурить. Курит аккуратно, чуть не по пояс высовываясь в окно. Дым не тянет внутрь, и они не против ее дурной привычки.

И стоило смотреть в глазок? Она никогда в выходной так не делала.

Оля открыла дверь и изумленно ахнула:

– Глеб, ты? Но…

Она отступила на пару метров. Он вошел, но пройти и не подумал. Привалился плечом к стене, глянул на нее больными глазами.

– Оля… Нам надо поговорить, – произнес он слабым неуверенным тоном.

– Проходи, поговорим.

Она ласково улыбнулась, попутно радуясь, что встретила его во всеоружии: босоножки, платье, макияж, прическа. Все, как задумано. Она произвела на него впечатление. Он сразу прошелся по ней жадным взглядом. Она не слепая, заметила.

– Нет. Я не стану проходить, – вдруг произнес он почти шепотом и даже, как ей показалось, всхлипнул.

– Почему? – нахмурилась Оля. – Глеб? Я что-то пропустила? Что случилось?

Он даже отшатнулся, больно стукнувшись головой о входную дверь, и посмотрел на нее, как на исчадие.

– Ты!.. Ты не понимаешь, что ли, ничего, Оля?! – завопил он тонким пронзительным голосом. – У меня убили жену! Мою Ингу! С которой я… По гарнизонам, впроголодь… Я весь день на полигоне, а она в крохотной комнатке… Уют мне создавала, супчики варила. Вкусные! Где брала продукты, до сих пор не пойму. Когда сын родился, она ночей не спала. И днем одна. Все терпела. Никаких жалоб. Только любовь и забота…

Он поднес к лицу ладони, прижал их к щекам и зарыдал, без конца выкрикивая имя своей жены.

Упссс! Какого хрена, как говорится?!

Ей захотелось зареветь вместе с ним. Но не по его покойной жене, а по своим несбывшимся надеждам. Все ее планы летели козлу под хвост. И только потому, что этот старый пень вдруг расчувствовался. Вспомнил, что его жену убили. Как, блин, трогательно!

Нет, не поэтому. С его минутной слабостью она бы еще как-то управилась. Ольга просто словно прозрела, в упор рассматривая съежившегося от горя, рыдающего старика.

Она дура, что ли, совершенная? На кого поставила? На эту развалину? Он станет вот так постоянно соплями давиться, а ей что делать? А если вдруг сляжет? Ей из-по него утки выносить?

Ой, ну и дура! И хорошо, что все так, а не иначе.

– Уходите, Глеб Владимирович, – потребовала Ольга ледяным тоном, решив все же его наказать хотя бы за то, что потратила свой выходной на сборы.

Могла бы, между прочим, уехать за город. Там база отдыха открылась невозможно шикарная. Она нашла рекламную брошюру у себя в почтовом ящике и даже звонила туда. Цены пока не взвинтили, вполне приемлемо.

– У нас бассейн с подогревом на улице. Второй в помещении на случай непогоды, – щебетала менеджер по телефону. – Питание по системе «все включено». Массаж пока в стоимости номера. И бронь без предоплаты. Приезжайте…

Она отказалась от перспективы шикарно отдохнуть из-за этого сморчка! Ради своих безумных планов стать его женой. Зачем? Зачем ей это нужно?

– Уходите! – повысила она голос. – Мы с вами больше не знакомы!

– Оля, Оленька, ты меня не так поняла! Я просто не могу пока. Так не могу. Жена погибла, а я во все тяжкие. Это неправильно. У меня траур, а я…

– Уходите! – взвизгнула она. – И я могла бы напомнить вам, Глеб Владимирович, что наши отношения инициировала не я.

Она просунула руку за его спину, нашарила замок и повернула, намереваясь вытолкать старика из своей квартиры. Но он вдруг двинул задом, снова захлопывая приоткрывшуюся дверь, больно схватил ее за руку, заламывая ее за спину, и с силой оттолкнул от двери.

– Я еще не закончил, Оля, – произнес он холодно и спокойно. – Я же сказал, что нам надо поговорить.

Она с изумлением смотрела на свое запястье, на котором тут же появилось несколько красных пятен. Теперь точно синяки появятся! Ее кожа очень нежная, любое неосторожное прикосновение оставляло след. А такой жесткий захват сто процентов повлечет синие пятна.

– Ах ты… Ах ты, гад! – прошипела она, поднимая на него полные слез глаза. – Ты чего наделал? У меня теперь синяки останутся!

– Синяки пройдут, – перебил он ее. – Сейчас не об этом. Я пришел к тебе, чтобы поговорить. Спокойно, без этих ваших бабских оскорбленных выпадов. Понимаешь, о чем я? Мы пока не имеем права привлекать внимание органов правопорядка. Это может стать мотивом для убийства. Они его все никак не найдут, пристают ко мне с вопросами.

– А я при чем? – она морщилась, потирая ноющую руку.

– А ты собралась ко мне в койку! – оскалил он зубы, которые точно стоили целого состояния. – Это ли не мотив, Оля? И у тебя, и у меня. Поэтому я пришел, чтобы сказать: между нами все, как раньше. Ты мне очень нравишься, ты хочешь за меня замуж. Пусть так и будет. Но не сейчас. Прошло всего несколько дней с ее гибели. Если мы с тобой станем кувыркаться в постели, то это… Неприлично, в конце концов. И вызовет подозрения. Перетерпим, хорошо?

Она промолчала, все еще держась за руку. Красные пятна начали постепенно наливаться синевой.

– Вот и умница. Я знал, что ты поймешь. Умная. Начал не с того, прости. – Он странно ухмыльнулся. – И еще… Я хочу тебя попросить не менять показаний относительно моего алиби. А то захочется отомстить мне, или еще чего в твоей симпатичной голове произойдет. Не надо этого делать, Оля. Не советую.

И он уставил на нее взгляд, полный опасного предостережения. Ей стало немного не по себе.

– Я поняла. Хорошо. Сейчас вам лучше уйти.

– Тебе, Оля. – Он улыбнулся одними губами. – Не вам, а тебе. Между нами ничего не поменялось. Помнишь?

– Хорошо. Тебе лучше уйти.

– Вот и умница.

Глеб Владимирович сделал шаг вперед, поймал ее руку и приложился губами к синякам, которые сам же поставил.

– Все проходит, – пробормотал он негромко, выпрямился и взялся за дверную ручку. – И это пройдет…

Как только она заперла за ним дверь, ее накрыло такой яростью, что она плохо контролировала себя, разбрасывая по квартире вещи. Даже разбила пару чайных пар, решив мимоходом, что давно хотела от них избавиться. И ругательства выкрикивала, на которые раньше, как она думала, была не способна. Потом, пребывая в таком же бешенстве, начала прибираться. С яростью таскала пылесос из комнаты в комнату, со звоном выбрасывала осколки в ведро.

Успокоил ее звонок в дверь. Соседи снизу, подумала Ольга, отпирая дверь, снова не глянув в глазок.

– Здрасте, чего вам?

Она хмуро рассматривала явившегося к ней в выходной сотрудника полиции. Кажется, капитан. Кажется, Артамошин.

– Надо поговорить. – Он смело шагнул через порог.

День ее открытой двери, подумала она вяло. Все сегодня входят к ней без приглашения. Но в отличие от Власова Артамошин, сбросив туфли, прошел в кухню и попросил кофе. Она могла бы отказать, но неожиданно почувствовала, что и сама бы с удовольствием выпила чашечку.

– Ольга. Простите, что беспокою вас в выходной день. Но дело очень срочное, и наш начальник, небезызвестный вам подполковник Степанов, попросил вас проведать, – произнес извинительное вступление капитан, рассматривая ее наряд холодными голубыми глазами. – Попросил узнать, почему вы ему соврали?

– В смысле? – Оля капнула кофе из турки мимо чашки прямо на пол и разозлилась. – Когда я ему соврала?

– Когда утверждали, что в предположительный момент гибели Власовой Инги Сергеевны вы находились с Власовым Глебом Владимировичем. Были вместе. Всю ночь. Вы так говорили?

– Говорила. – Она беспечно дернула плечами, вспомнив опасно предупреждающий взгляд Власова. – И что в связи с этим?

– Вы соврали, Ольга. – Он взял чашку с кофе, которую она поставила перед ним, и кивком поблагодарил. – Мы совершенно точно знаем, что вы соврали. И хотели вас предостеречь: пока еще не было протокола, вы можете поменять показания. Но после того, как их запротоколируют, против вас может быть возбуждено уголовное дело по статье за дачу заведомо ложных показаний. Вы осознаете всю меру ответственности?

Она молчала. Как, интересно, им стало известно, что она наврала? Она не была нигде, сидела весь вечер дома, одна. Кто мог ее сдать? Жанка – с ней она столкнулась на лестнице, когда выносила мусор? Вряд ли. Жанка ментов не жалует и откровенничать с ними не станет.

– Как вам стало известно? – спросила Ольга, отпивая маленький глоток кофе.

– Вы говорили вечером по телефону несколько раз. Пару раз со знакомыми, один раз с представителем вашего банка. Так?

Оля пожала плечами, чувствуя, что краснеет.

Она дура! Как можно забыть о том, что сейчас все проверить можно. И место ее нахождения в момент совершения звонка – тоже.

– Так вот говорили вы отсюда, Оля. Из вашей квартиры, плюс-минус тридцать метров. – Артамошин проникновенно глянул на нее. – Вы же умная женщина, Оля!

А вот это вряд ли. Если бы была умной, не стала бы влезать в эту чудовищную историю. И ведь инициативу проявила, не как-нибудь! Оля ляпнула Степанову о том, что провела ночь с Власовым. Тот ее ни о чем таком и не просил. Теперь же, когда полиция дышит ему в затылок, вдруг решил, что ее болтовня дорогого стоит и можно использовать это в личных интересах. Буквально угрожал ей и за руку схватил.

Она покосилась на запястье. Как и ожидалось, синяки расцвели буйным сизым цветом.

– Хорошо, – вздохнула она. – Под протокол, конечно, скажу правду. Я была дома. Не видела Власова тем вечером и ночь провела одна в собственной кровати.

– Отлично, Ольга. Отлично. Вы большая молодец.

Артамошин одним глотком допил кофе, отбарабанил по краю ее стола какой-то бравурный марш, резво поднялся на ноги и пошел в коридор.

– Значит, я могу своему начальнику доложить об этом? – спросил Артамошин напоследок, перед тем как выйти из ее квартиры.

– О чем? – кротко глянула Оля.

– О том, что у Власова нет алиби? – Он дождался, когда она кивнет, и закрыл за собой дверь.

Она вернулась в кухню. Убрала со стола, вымыла чашки и турку. Все расставила по своим местам и пошла переодеваться. Не было смысла ходить по квартире в шелковом сарафане и на каблуках. Свидание не состоится. Теперь она даже не знала: к худу это или к добру? Влезла под душ, смывая с себя благовонные масла, которыми натирала тело. Надела легкие шорты, футболку, взяла с низкого столика в гостиной книжку и уселась с ногами в кресло, чтобы почитать. На часах было почти восемь.

Она зачиталась, забыла о времени и нервно передернулась, когда в ее дверь снова позвонили. Отложив книжку, Оля взглянула на часы. Десять пятнадцать вечера. На улице заметно стемнело. Она прошла к входной двери и взялась за замок.

В дверной глазок она снова не посмотрела.