Текст книги "В интересах личного дела"

Глава 9

– Ты вообще кто?

Парикмахер Маша, покуривающая от безделья в распахнутую форточку в комнате приема пищи, смотрела на Варю оценивающе, как на потенциального клиента, который все не шел и не шел. Ее коллеги уже по несколько раз пеньюары стряхнули от остриженных волос, а она от безделья вешается.

Как сглазил кто! Раньше в очередь за три дня записывались, а потом как коса на камень нашла – никого ни по записи, ни просто так.

Маша была худенькой, невысокой, поэтому всю свою жизнь носила высокие каблуки. За лицом тщательно ухаживала, и в тридцать восемь никто ей больше тридцати не давал. Прическа… Ее не было. Она стриглась под ноль, оставляя кудрявый чубчик, прекрасно зная, что это ей идет и молодит еще больше. Она вообще любила менять образы. На каждый возраст у нее имелся свой и в запасе еще три-четыре. Но они планировались уже после сорока.

Полненькую девушку с румяными щечками и ужасным хвостом она бы точно преобразила. Сделала бы ей стильную стрижку, осветлила пряди и…

– Я из полиции. – Розовощекая толстушка показала Маше удостоверение. – Надо поговорить.

– О чем? Я ничего не нарушала.

Маша выдохнула струю дыма в форточку, загасила окурок о раму и вышвырнула его на улицу. За окном был пустырь, заросший американским кленом, который они с девочками активно удобряли пеплом и табаком.

– Я хотела бы поговорить о вашей подруге Ляле Одинцовой.

Девушка из полиции попятилась – Маша пошла в наступление.

– А что о ней теперь говорить? – Парикмахерша резким движением стащила с ее волос резинку, распушила тугой хвост. – Ого, как густо! Стрижку не желаете, девушка? Стильную.

– А мне пойдет? – Та растерялась и часто заморгала. – Я уже привыкла с хвостом.

– Вы с ним похожи на старую деву. Неудачницу. Кто сейчас носит хвосты, скажите на милость? С такими румяными щечками – и хвост! Идемте, идемте, девушка из полиции. Сделаю из вас настоящую красавицу. Пострижем, пряди обозначим, брови подправим. Не узнаете себя, так преобразитесь. В лучшую сторону, конечно. Заодно и о Ляльке поговорим…

От прямой челки Варя отказалась. Сделали косую, с острыми краями. Пряди высветлили и оттенили в тон. Брови сделали выше, тоньше. Она смотрела в зеркало, узнавая и не узнавая себя. Ново, необычно, а вот красиво ли? Интересно, что скажет Паша?

– Лялька всегда была без руля и ветрил, – не умолкала Маша, колдуя над Вариным новым образом. – Буторин для нее все делал! Только звезды с неба не таскал, а она нос от него воротила! Жирный он, некрасивый, не статусный. А сама-то откуда выбралась!

– Откуда?

– Из челябинских трущоб. Родители спились, она и подалась после интерната в Москву, счастья искать. Оно и нашлось. Она обрадовалась, уцепилась за Бута. Потом дальше-больше, нос начала воротить. А он ее любил! Сильно любил!

– Она изменяла ему?

Маша схватила с подставки фен и принялась накручивать ее волосы на огромную колючую щетку. Стрижка обретала форму, Варя – новую внешность.

– Не знаю, свечку не держала. Но слухи ходили, что она крутила подолом. А в последнее время начала и на стакан налегать. Я вообще думала… – Маша склонила голову к Вариному уху и прошипела: – Что Лялька спьяну разбилась на машине.

– Она могла сесть за руль пьяной? – округлила глаза Варя.

– Грешила временами. Бут ее однажды из оврага вместе с машиной доставал. Года полтора-два назад. Может, больше, может, меньше, точно не скажу. Но после этого у нее и проблемы с глазами начались.

– Ее прооперировали, я слышала.

– Да. Чего бы не прооперировать-то! – Маша зло фыркнула. – Денег у Бута куры не клюют. Он бы, если можно было, ей новые глаза вставил. Только вот смотреть она на него почти перестала.

– В каком смысле?

– В том, что равнодушна к нему была. Наша подруга Инга – вот кто ему пара. Вздыхает по нему уже давно, а он Ляля да Ляля. Инга чем хуже? Умница, красавица, с образованием, с должностью.

– С какой?

– Главный провизор нашей районной аптеки. Я вам адрес дам, девушка из полиции. Навестите ее. Она может вам больше рассказать про Ляльку. Они чаще виделись. Да и в гостях Инга у них бывала. Меня-то приглашали, лишь когда Ляльке прическу надо было сделать.

– Никого здесь не узнаете? – Варя показала фото Ляли с мужчиной, личность которого они с Климовым не установили. – Мероприятие устраивал некто Игорь Рогов.

– Нет. – Маша вздохнула и хмыкнула. – Не мой уровень. Меня на такие вечера никогда не приглашали. И дядю, в которого Ляля вцепилась, не знаю. Важный господин…

Маша выключила фен, провела редким гребнем по Вариным волосам, приподняла волосы на макушке и довольно улыбнулась.

– Ну! Что скажете, девушка из полиции? Красавица же!

Переходя дорогу от парикмахерской к аптеке, где трудилась старшим провизором вторая подруга Ляли Одинцовой – Инга, Варя не чувствовала себя красавицей. Она просто чувствовала себя другой. И это обновление, видимо, находили в ней и проходящие мимо мужчины, посматривавшие с интересом.

Инга встретила ее в торговом зале аптеки в длинном кашемировом пальто цвета лаванды.

– Маша позвонила, – пояснила она в ответ на Варин вопросительный взгляд. – Идемте, кофе выпьем. Здесь неподалеку есть прекрасное местечко. Не в аптеке же нам с вами обсуждать мою покойную подругу.

Инга была высокой, прекрасно сложенной брюнеткой с шикарными длинными волосами, красиво разбросанными по спине и плечам. Варя ей даже немножко позавидовала. Она никогда не умела так носить распущенные волосы. Они ей вечно мешали, путались, слипались прядками, напоминающими крысиные хвостики. Очень много противных крысиных хвостиков.

Они вошли в кафе, где вкусно пахло ванилью и кофе, сняли верхнюю одежду. Варя осталась в черных мешковатых брюках и черной водолазке. Она всегда так одевалась. На Инге было трикотажное васильковое платье, подчеркивающее отсутствие недостатков в фигуре.

Ляля явно проигрывала ей. Буторин был либо слеп, либо…

– Она умела манипулировать мужчинами, – ответила на ее вопрос Инга и понимающе хмыкнула. – Машка наверняка уже растрепала, что я давно увлечена им. Но он словно этого не видел и не видит. Даже теперь, когда один… Он избегает меня! Как будто… Как будто я виновата в ее смерти! Ей просто надо было аккуратнее водить. И здоровьем своим заниматься. Не девочка уже! А она… Сначала пьяной в овраг на машине свалилась. Илья еле замял этот инцидент. Едва глаз не лишилась. Потом сразу после операции снова начала гонять, как ненормальная.

– Она лихачила?

– Случалось. – Инга заказала два кофе подоспевшей официантке. – И не только за рулем. Она лихачила во всем: со здоровьем, с мужчинами, с деловым партнерством.

– Такое было? – удивленно округлила глаза Варя. – Я думала, что она на содержании Буторина.

Инга думала минут пять, прежде чем продолжить откровенничать.

– Это… не совсем так, – нехотя произнесла она. – Илья иногда пользовался ее разнузданностью в деловых целях. Не то чтобы подкладывал ее под кого-то, нет. До этого не доходило. Но голову вскружить – всегда пожалуйста. Ляле это позволялось. Ей нравилось, и она имела свой процент.

Варя показала несколько фотографий, где Одинцова очень вольно ведет себя с посторонними мужчинами, а Буторин маячит на заднем фоне.

– Да, именно об этом я и говорю. Видимо, дело было именно так. Поэтому они не расставались. Он устраивал ее. Она была ему полезной. А я… Я слишком принципиальна в этом вопросе. И верна! Илье, видимо, это не нужно.

– Вам знаком этот мужчина?

Варя показала ей фото с вечера Рогова.

– Нет, – с сомнением покачала головой Инга. – Не знаю. И, кажется, давно это было.

– С чего вы взяли? – удивилась Варя.

Она-то точно знала, что мероприятие проводилось не вчера и не месяц назад.

– Платье… На Ляле платье старинное. Она его берегла, но называла «мой наряд из прошлой жизни». Никогда его не надевала больше.

– А больше никого не узнаете на этой фотографии?

Инга снова ответила отрицательно.

Они выпили кофе, и, когда уже расплачивались, Варя, как бы между прочим, спросила:

– Вы знали о глазных каплях, которые Одинцовой выписали после операции?

– Конечно. Она всегда заказывала их в нашей аптеке. Готовили по специальному рецепту.

– Кто? – насторожилась Варя.

– Я и готовила. Больше Ляля никому не доверяла…

– А что, если Инга и поменяла капли на воду, Климов? – суетливо носилась по кабинету Варя, вернувшись на работу. – У нее все для этого было: мотив, возможность.

Он смотрел на нее как-то странно, словно не узнавая. Все дело было в ее стрижке, поняла Варя. И ему не понравилось – он слова не сказал. Она расстраивалась всего десять секунд, а потом забыла. Варя привыкла ему не нравиться.

– Климов, ты чего молчишь? – встала она столбом посреди кабинета.

– Согласись, глупо, – произнес он с запинкой. – Все стрелки сразу переведут на нее. Она же произвела на тебя впечатление умной женщины. Не стала бы она так подставляться. Нет, Варька, думаю, это кто-то еще.

– Кто? – Она надула губы.

– Либо сам Буторин, которому надоели ее похождения. Либо тот, кто приехал на место аварии первым, вызвал врачей и полицию.

– А кто вызвал?

– Неустановленное лицо, которое позвонило с таксофона в ближайшем населенном пункте и исчезло.

– Упс-с-с… – прошипела Варя спущенным шариком. – То есть ты хочешь сказать, что это лицо следовало за Одинцовой, дождалось, когда она расшибется, забрало капли, оставило воду и… Бред!

– Ничего не бред. – Климов встал, как в замедленной сьемке: грациозно и неторопливо, подошел к ней почти вплотную и снова странно взглянул. – Ничего не бред, Воронова.

– Бред! – настырно повторила Варя и отступила на шаг: ей было неловко от того, как он на нее смотрел. – Зачем ему менять настоящие капли на воду?

– Затем, что не было в том флаконе настоящих капель. Там было то, что повредило ей роговицу глаз. Останься Одинцова живой, она бы стала слепой.

– Да ладно! – ахнула Варя, закусив губу.

Вечно он ее обходит! Всегда оказывается умнее и прозорливее.

– Ты говорил с…

– Да, я был в морге больницы номер семнадцать. Там подтвердили, что умерла Одинцова от травм, полученных в момент столкновения ее машины с деревом. А вот глаза… Ее просто ослепили.

Климов улыбнулся, когда Варя попыталась опротестовать, и легонько щелкнул ее по носу.

– Знаю, что она не сразу поехала к их общей третьей подруге. Знаю и про супермаркет, и про бутик. Но! – Он обошел вокруг нее три раза, будто в хороводе у новогодней елки.

Варе было страшно неловко. Она чувствовала себя полураздетой. Климов вел себя до безобразия странно.

– Существует масса лекарств с отложенным действием. Разве ты не знала?

– Знала, но…

Она прикусила губу с досады – начальник снова ее обошел.

– Знала, но не подумала, – призналась она, развела руками, с силой шлепнула себя по бокам и спросила: – Может, кофе, майор?

– Легко! Сбегаешь, ладно?

С той же ленивой грацией Климов вернулся на свое место. Сел, привалившись к спинке рабочего кресла и выбросив ноги далеко вперед. Дождался, когда Варя дойдет до двери, и проговорил ей в спину:

– Тебе идет…

Глава 10

Света вернулась из больницы три дня назад. В тот же день на все окна их дома установили кованые решетки. Оказывается, их изготавливали, еще когда она была в стационаре, по ее заказу, а Вадиму никто ничего не сказал. Более того, вернувшись, Светлана выселила его из их общей спальни на первый этаж.

– Так надо, милый, – только и сказала она, посматривая на него странными глазами, лихорадочно поблескивающими от лекарств, которых ей навыписывали целую гору.

Она даже не попросила его не обижаться. Хотя прежде и извинялась, и старалась не обижать.

– Света, милая. – Вадик удивленно таращил глаза, стоя на пороге спальни, которую еще не так давно занимал. – Что происходит? Ты… Ты решила со мной расстаться?! Свадьбы не будет?!

Мысли, как блохи на бродячей собаке, запрыгали, заметались.

Если она его выставит, он пропал! Куда его определит Света после отставки? В охрану на фирме? Или вообще за ворота выставит? Сейчас Вадик – ее правая рука. Главное доверенное лицо с неограниченными полномочиями. А что будет потом? Куда ему податься с репутацией брошенного жениха?

А жить, самое главное, где он станет? В Челябинск возвращаться не вариант. Там Вадик продал квартиры родителей и бабки, даже сарая нет. А комнату в коммуналке в Москве, которую он купил на деньги, вырученные от продажи квартир на родине, он сдал на год за хорошие деньги. В договоре четко прописано: никаких форс-мажоров не будет, люди живут год. Они оплатили заранее. И если Света, решив с ним расстаться, его выгонит, он пропал.

– Детка, прости, – забыв о своем обещании, она снова назвала его так. – Сейчас не могу об этом не только говорить, но даже и думать. Не каждый день просыпаешься в морге на каталке. Прости…

Вадик стоял и не уходил, глядя на нее глазами побитой бездомной собаки.

– Я ни в чем не виноват, милая, – сказал он твердо. – Поверь мне! Это не моя вина! Я не виноват!

– Разберемся… – прозвучал за его спиной отвратительный голос вездесущего Хлопова.

– Влад, не надо. Не стоит с ним так.

Света поморщилась, быстро подошла к нему, положила ладони Вадику на грудь.

– Ничего не изменилось, милый. Я по-прежнему люблю тебя. Просто мне надо побыть немного одной. Успокоиться. И…

– Мне собирать чемоданы?

Вадик не сделал попытки ее обнять. Он чувствовал себя униженным.

– Ни в коем случае, малыш! – воскликнула она и шутливо мазнула его ладонью по щеке. – Ишь чего удумал! Бросить меня! Просто дай мне время успокоиться и прийти в себя. Ты же не хочешь просыпаться от моих ночных кошмаров?

– Я готов. – Он притянул ее голову к себе, прижался губами к волосам. – Я готов, милая. И в радости и в горе!

– Спасибо. – Она забыто улыбнулась, подняв к нему лицо. – Спасибо, мой мальчик. Мы вместе, даже не думай. Просто… Просто дай мне немного времени.

Ему выделили комнату на первом этаже с окнами на глухой забор. Вадик промолчал, но подумал, что это наверняка распоряжение Хлопова. Тот после истории с нападением вел себя по отношению к нему почти агрессивно. Все что-то вынюхивал, где-то пропадал часами: пытался связать нападение с темными делами Вадика.

У него ничего не выйдет! Он сам не знал, что произошло. Кому это было нужно? Почему все так?

Да, да, его шантажировали. Выдвигали страшные требования, грозили разоблачением. Но он, невзирая на страх быть разоблаченным и предстать перед невестой в невыгодном свете, отказал шантажисту.

– Я не стану этого делать, – сказал он задавленным голосом, лежа на больничной койке. – Никогда не стану. Можешь предпринимать что угодно, я не пойду на поводу у ваших больных фантазий.

– Это ты о чем, дружище? – хохотнул шантажист в телефонную трубку.

– Это я о том, что ты сотворил со своими дружками. Очень грубо и неэффективно!

– Да? А разве ты не в больнице? А твоя невеста не там же? Метод очень действенный, скажу я тебе. Для манипуляций и запугивания. Но… Но это не мой метод, дружище.

– Что ты хочешь этим сказать? – Вадик нахмурил брови, почти полностью скрывшиеся под повязкой.

– Что это не я!

– В смысле?!

Вадик точно помнил тот страшный холод, который промчался по его распластанному на больничной койке телу. Как будто его в емкость со льдом погрузили или в прорубь сунули, так ему сделалось холодно и страшно.

– Это не я, детка, – передразнил его собеседник Светлану. – Стал бы я так заморачиваться! Тут явно придурок какой-то забавлялся.

С этим Вадик был не согласен. Вспомнив все обстоятельства происшествия, он пришел к выводу, что «придурок» весьма умен. Придумать подобное и воплотить в реальность требовало как умственного, так и физического напряжения.

– Тебя обложили со всех сторон, детка, – ерничал его собеседник, позвонив на следующий день. – У кого-то ты прочно засел в печени.

– А может, не я? – предположил он. – Думаешь, у Светы с ее деньгами нет врагов?

– Не знаю.

– Да ты один из них, урод! – заорал на него Вадик. – И я все расскажу ей, понял! Как только она окрепнет. И мне плевать!

– На что? – поинтересовался после паузы его собеседник.

– Расскажи ей все про меня! Все, что знаешь. Посмотрим, в чью сторону будет перевес.

– Это ты о чем?

– О степени вины, придурок! То, чем ты меня шантажируешь, – фигня полная. А вот твои требования тянут на уголовную статью. И на срок приличный. А ты…

Вадик понял, что выдохся. В глазах потемнело, боль перекатывалась с затылка в лоб, оттуда растекалась в виски, тошнило.

– Пошел ты к черту! Не звони мне больше…

Шантажист больше не звонил, но Света вдруг переселила его на первый этаж. И Хлопов вел себя с ним неадекватно. Раньше он не позволял себе такого пренебрежения. А сейчас…

Вадик подошел к окну уперся взглядом в забор.

Будто в тюрьме, подумал он. Повернувшись, окинул взглядом комнату. Просторная, но обстановка весьма аскетичная. Как в гостинице. Или в гостевой комнате их офиса, где иногда оставались ночевать припозднившиеся сотрудники, выполняющие важную срочную работу.

Ему все же пришлось собрать чемоданы. Бегать по лестнице за трусами и носками, все сочли неудобным. Его отселили, сделали гостем в этом доме, и без вмешательства Хлопова здесь не обошлось. А если тот узнает обо всем, чем его шантажируют, и доложит об этом своей хозяйке, то жить в этом доме Вадику останется три с половиной мгновения.

Может, самому обо всем рассказать? Покаяться, и она поймет и простит?

Вадик присел на край дивана, на котором ему теперь надлежало спать в одиночестве, поставил локоть на колено и обхватил лоб растопыренной ладонью.

Рассказать? Признаться или нет? Поверят ему? Не сочтут лжецом и притворщиком?

Света, конечно, могла бы ему поверить, если бы не этот гадкий Хлопов, круживший вокруг Вадика матерой акулой. Как он смотрит на него! Как ухмыляется! Ему, может быть, уже что-то известно. И Хлопов уж точно все преподнесет Светлане со своей точки зрения. У него не будет шансов оправдаться.

Вадик посмотрел на свои вещи, которые еще не успел развесить на плечиках и разложить на полках. Имеет ли смысл? Переселение из спальни на первый этаж – всего лишь отсрочка. Его выставят из этого дома и выгонят с фирмы. Надо трезво оценивать ситуацию и предугадывать события. Нельзя дожидаться неизвестности и потом бежать отсюда с поджатым хвостом и отбитым задом.

Он уйдет отсюда раньше. Сейчас.

К тому же неприятности, в которые они попали на дороге, явно к нему отношения не имеют. Это происки врагов Светланы, и все может повториться, причем с гораздо более страшными последствиями. Могут не оставить в живых ни ее, ни его.

Вадик так не хотел! Он хотел жить. И чтобы Света жила. Но если ее не станет, он не допустит обвинений в том, что остался жив.

Черт! Совсем запутался.

Вадик встал, выкатил из-за двери пустые чемоданы и принялся складывать в них вещи.

Он съедет. Пока не знает куда, но съедет. Вещи уложил аккуратно, чтобы не измять – не понадобится искать утюг в случае необходимости. Ему ведь теперь и о работе надо задуматься, что-то подыскать. А являться на собеседование в измятой одежде так себе идея.

Поставив чемоданы у двери, Вадик полез в задний карман за мобильным. Захотелось позвонить квартирантам. Надежда слабая, но вдруг?

Ему никто не ответил, и тогда он позвонил соседке. Бывшая учительница, ныне подрабатывающая консьержкой, была ненавязчивой, аккуратной и очень незаметной на их общей кухне. Она ему нравилась. Может, была излишне подозрительной, но это ему никогда не мешало.

– Алло, Вадим, вы? Ох, как я рада вас слышать. Хотела вам звонить, честное слово!

– Что-то случилось, Анна Сергеевна? – Он сразу насторожился, уже ничего хорошего не ожидая.

– Ваши квартиранты позавчера утром съехали. И разговор со мной такой странный затеяли: про возможную субаренду вашей комнаты и все такое. Намекали, что я буду в доле. Так и сказали, представляете! Я им – категорически «нет». Они ключи мне в лицо швырнули и уехали. И знаете… Боюсь оболгать их, но, по-моему, кое-что из вашей комнаты пропало. Не вижу постеров на стене. Старинного радиоприемника. Вы им, кажется, дорожили.

– Черт с ними с постерами и приемником, – рассмеялся он, боясь поверить в удачу. – То есть их нет и я могу вернуться?

– Конечно! Это же ваша комната, Вадим.

– А они не приедут снова?

– Это вряд ли, – подумав, ответила Анна Сергеевна. – Из их разговоров на кухне я поняла, что они уезжают за границу работать. На полгода. А из их срока аренды осталось три месяца, разве нет?

Да! Да, да, да…

– Все, я еду домой, – выдохнул он с облегчением. – Сегодня вечером будем чай пить, как раньше. С меня чай, вода и сахар. С вас ваши превосходные коврижки с медом.

– Ставлю тесто, – по-военному кратко ответила соседка и отключилась.

Вадим выкатил чемоданы из неуютной холодной комнаты и беспрепятственно добрался до выхода из дома. Его никто не остановил, хотя присутствие Хлопова ощущалось по его коротким распоряжениям в гостиной. Вадим вышел на улицу, погрузил чемоданы в машину и перед тем, как сесть за руль, глянул на окна спальни Светланы.

Она стояла, опершись руками о подоконник, и холодно смотрела на него. Форточка у нее над головой была открыта. Тюлевая штора раздувалась за спиной, как фата, которую она для него так и не надела.

Вадим задрал голову и громко крикнул:

– Я буду ждать!

Это все, на что он решился. Сев в машину, он уехал. Ему даже ворота, не поленившись, открыли с пульта. Наверняка Хлопов позаботился, спеша от него избавиться.