Текст книги "Последний секрет на троих"

Глава 8

За долгую жизнь ее как только не называли. И Сеня, и Еся, и Еня. Кто как хотел, так и упражнялся. И все время подчеркивали, что имя ей при рождении дали неправильное, непутевое. Только мама майора Дениса Николаева – Мария Ивановна – всегда называла ее правильно: Есения. И уверяла, что красивее и благозвучнее имени не слышала в своей жизни. Так и зародилась их многолетняя дружба. Ближе чем некоторые родные сестры были. Помогали друг другу, ходили в гости, но без навязчивости, чтобы не надоедать.

Когда Марии Ивановны не стало, Есения горевала долго. И по ее уходу, и по дому, который сынок теперь наверняка продаст под слом. И заедут в него какие-нибудь современные гопники вроде Стаса Кулакова. Тот, сколько жил в поселке, столько и куролесил. Странно, что в его теле нашли пули – участковый рассказал. Так бы она точно подумала, что Стас сам дом спалил и погиб по личной дурости в том пожаре.

Непутевым был при жизни. Но болтают, что при деньгах вернулся из-за границы. Будто полные сумки купюр привез. Может, из-за них его и убили? Надо бы все это сыну Марии Ивановны рассказать. Вовка, участковый, отказался слушать.

– Болтовня! – фыркнул он, когда она прибежала к нему в опорный пункт с новостями. – Вы бы поменьше слушали бабские сплетни…

Он упорно не называл ее по имени. Никогда! Словно стыдился, что его язык пропустит такое несуразное имя.

Есения Семеновна оглядела кабинет в опорном пункте, где дожидалась участкового и сынка Марии Ивановны.

Красиво. Чисто. Покрасили стены светло-кофейной краской. На окно жалюзи повесили. Пол плиткой выстлали. После ремонта мебель новую завезли для Вовки-участкового. Сейф, стол, крутящееся кресло, диванчик дерматиновый для посетителей и пару стульев под окном поставили. Шкафа, правда, нет. Вместо него у входа высокая тренога с крючками – вешалка, стало быть.

Хорошо вышло, не то что раньше было. И ожидать здесь Есении Семеновне было не в тягость. По улице проехала машина и остановилась у опорного пункта.

Дениска приехал с Вовкой. Дениской его всегда Мария Ивановна называла. Любила сына очень. Не ругала ни разу в жизни. Довольна, поди, теперь, что Дениска дом ее не продал. Облагородил и живет в нем, поживает.

– Есения Семеновна, доброе утро.

Очень мелодично вышло у сына Марии Ивановны назвать ее по имени. Она чуть не прослезилась. Хороший мальчик. Она обязана помочь ему.

– Доброе утро, Дениска… Ой, простите! – Она смущенно опустила глаза, уставившись на крохотную дырочку на подоле синей трикотажной юбки. – Мама ваша вас так всегда называла.

– Я помню.

Сын Марии Ивановны забрал от окна один из стульев. Поставил его напротив диванчика, на котором она его поджидала. Глянул хорошо: тепло, искренне. Спросил:

– Есения Семеновна, вы хотели со мной о чем-то поговорить?

– Да, Денис Сергеевич, хотела сообщить вам наши поселковые новости, – покивала она.

– Давайте только без сплетен, – заныл от приоткрытой двери Вовка-участковый, снова не назвав ее никак.

– Почему же? – возмущенно глянул на него Дениска. – Меня все интересует. И разговоры местных жителей тоже. Мы же знаем, что дыма без огня не бывает. И разговоров на пустом месте тоже. Не так ли, Есения Семеновна?

Ну как же у него красиво получалось выговаривать ее имя! Нежно, уважительно.

– Верно, – спохватилась она, кивнула в ответ на его вопросительный взгляд. – Люди говорят не просто так. Могут приукрасить, конечно, не без этого. Но, как вы правильно отметили, дыма без огня не бывает.

– Итак, что за разговоры по поселку ходят?

– Во-первых, люди говорят, что Стас Кулаков вернулся на родину не с пустыми руками.

– О как! А с чем же?

Николаев с сомнением покачал головой и прищурился, вспомнив состояние счетов погибшего Кулакова.

– С полными сумками денег, – чуть подавшись вперед, прошептала Есения Семеновна. – Сама не видела, врать не буду. Но говорят, что привез денег две сумки.

– Эти сумки, я полагаю, кто-то видел?

– Да. Видели люди.

– Какие люди? Это важно, Есения Семеновна. И эти люди не просто болтуны, а важные свидетели. Вы вот от кого услышали?

Она думала недолго, тут же вспомнив очередь в магазине и оживленный разговор на тему пожара в старом проклятом доме.

– Так Настя-продавщица и сказала. А ей кто-то из охранников бизнесменши нашей.

– Антонины Ишутиной?

– Да. Другой у нас нет. – И она тут же поправилась, перекрестившись: – Не было то есть…

– А где видели его с деньгами охранники, не помните? Что на этот счет говорила Настя-продавщица? И кого из охранников называла?

Николаев посмотрел на участкового. Тот подпирал притолоку и фыркал на каждом слове Есении Семеновны. Денис сделал суровым взгляд, одергивая весельчака.

– Он же поздно в тот день приехал, – начала вспоминать подруга его матери. – Остановился на блок-посту. Его ведь пропускать не хотели. И что, что свой? Пропуска нет, прописки поселковой нет. Стас будто орать начал. Деду звонить. А тот трубку не брал. В больнице лежал. Может, на процедурах каких был. Вот тогда-то он сумку-то и открыл. Сначала будто одну, а там деньги не те.

– Что значит «не те»?

– Заграничные какие-то. Тогда он вторую сумку открыл, а там рубли. Он ребятам и отсчитал. Ну, его и пропустили. Сказали, что это его… – Тут она задумалась, чтобы повторить точно, как сказали охранники на въезде, а не выдумывать от себя. – Входной билет, вот как они сказали.

– Итак, Есения Семеновна, подведем итоги, – молитвенно сложил руки перед грудью сын Марии Ивановны. – Есть свидетели – сотрудники охранной службы, работающие в вечер возвращения Станислава Кулакова в поселок. Они видели, что Станислав привез с собой две сумки денег. В одной была валюта. В другой рубли. Правильно я понял?

– Да. Так говорят. Настя, продавщица, сказала, – уточнила она на всякий случай. А то вдруг он забыл.

– После того как Станислав Кулаков вернулся в свой старый дом, кто-то убивает его и дом поджигает, чтобы скрыть все улики. Мотив теперь более или менее ясен: грабеж.

– Товарищ майор, я бы… – с легким фырканьем начал говорить участковый Володя Хмыров.

– Ты бы сейчас, капитан, пошел и выяснил у Насти-продавщицы, от кого она слышала это. Выяснил бы, кто конкретно пропускал через шлагбаум Кулакова той ночью. И доставил их сюда. Ко мне. Для серьезного разговора. Вот ведь…

«Уткин. Засранец! – подумал, не озвучив, Николаев. – Разве не слышал о разговорах в поселке? Слышал наверняка. Не придал значения? Но так нельзя. Мы в тупике, тут всякой болтовне поверишь и проверять начнешь. Получит он сегодня…»

– Это все разговоры, касающиеся Станислава Кулакова, Есения Семеновна?

– Больше ничего не слыхала. Как говорят: за что купила, за то и продаю. Сама не видела, не знаю. – Она виновато улыбнулась, прикрывая ладонями крохотную дырочку на подоле трикотажной юбки.

– А что видели? Участковый сказал, что вы что-то видели в ночь, когда убили Антонину Ишутину?

– Ах да! Вот старая! Совсем забыла! – Легонько шлепнула себя по лбу Есения Семеновна. – Я видела мужчину у ее ворот. Это было еще до пожара. Так и не поняла: выходил он от нее или просто стоял. Или зайти собирался. Но за калитку держался. Обеими руками. Поверх. Вот так…

Есения Семеновна подняла обе ладони до подбородка и согнула их, как если бы держалась за что-то.

– Но он точно заглядывал туда. А вот входил или выходил, сказать не могу.

– Вы хорошо рассмотрели его?

– Да. В том месте как раз фонарь горит. Новый. Свет яркий, как днем.

– Узнали его?

– Нет. Я его не знаю. Не знакома с ним.

– В смысле, не знакомы?

– Он не наш, не местный.

– Понятно…

Николаев рассеянно глянул в окно и наверняка подумал, что Есения Семеновна видела убийцу Антонины. Убийцу и поджигателя. Только ведь это было не так. Этого быть не могло.

– Он не мог убить Тоню, Денис Сергеевич, – с сомнением посмотрела пожилая женщина на полицейского.

– Почему? Вы видели, как он уходил? Как она лично его провожала живой и невредимой?

– Нет. Не видела.

– Во-от… – произнес он протяжно и тяжело вздохнул. – Жаль, что вы его не рассмотрели. И не знаете, кто это.

– Я не так сказала, – неуверенно возразила Есения Семеновна. – Я сказала, что не знаю его. Что он не местный. Я имела в виду, что не знакомилась с ним. Но я его точно видела прежде. Он приезжал в гости к Тоне вместе с ее сестрой Соней. Это будто ее молодой человек.

– Мелихов?! – Он даже осип от потрясения. – В ночь убийства Ишутиной вы видели у ее забора Евгения Мелихова?!

– Уж не знаю, Евгений он Мелихов или как-то иначе его зовут, но он точно молодой человек Сони. Мне лично Антонина говорила. И она…

Есения Семеновна подумала: не будет ли скверным, если она передаст их короткий разговор? Тоня ведь просто поделилась своим мнением, а она может навредить молодому человеку Сони. С другой стороны, она же вызвалась помогать сыну своей лучшей подруги Маши. Как умолчать?

– Она не одобряла их отношения, Денис Сергеевич.

– Это она вам лично сказала? Или это опять разговор из магазина?

– Лично. Когда они как-то уехали, я вышла на улицу, Тоня тоже. Мы столкнулись нос к носу. Я и говорю: уехали гости твои дорогие? А она мне: дорога лишь сестра, а этот ее – хлыщ хлыщом. Не верю, говорит, ему. Непорядочный.

– Во сколько точно вы его видели, Есения Семеновна? – Николаев не стал углубляться в отношения покойной Тони и нежелательного избранника ее сестры.

– Я не помню. Я не знаю, – опечалилась она сразу невозможностью помочь ему. – Фонари горели вовсю. Я уже спала. А тут встала, простите, в туалет. А когда я встаю, всегда в окно выглядываю. Привычка такая. Особенно часто стала выглядывать после того, как у Кулаковых дом сгорел. И тут выглянула. А он стоит и за калитку руками так вот держится.

Николаев снова увидал знакомый жест.

– Потом оглядываться начал. Тут я его и рассмотрела. Но не обеспокоилась. Знала же, что это Сонин жених. Может, он за ней и приехал? Может, она в доме была?

– А что, у Ишутиной свет в окнах горел?

И Есения Семеновна крепко задумалась. Свет у Тони горел долго, это точно. Но вот в тот момент горел или нет?

Она даже зажмурилась, пытаясь вспомнить. И через несколько минут поняла, что без света не смогла бы так отчетливо рассмотреть мужчину. Ведь когда света в окнах Тони не было, не видно было куст жасмина, давно переросший забор. Только очертания его густых веток. Этот жасмин давно не давал ей покоя. Уж как она просила Тоню откопать ей отросток, та ни в какую.

– Трону корень, куст погибнет, – так она всегда отвечала Есении Семеновне. – Я его с выставки привезла. Много лет назад. Долгие годы красоту такую растила. И теперь из-за твоей блажи, Еся, буду ее губить? Не-ет. Вот если снова поеду на такую же выставку, привезу тебе отросток…

На выставку Тоня больше не поехала. Теперь уже и не поедет. И жасмин сгубил пожар. Но вот в тот момент, когда человек стоял у низкой калитки Тони и смотрел на дом, Есения Семеновна точно куст жасмина видела. И мужчину. Значит, свет горел.

– Было это глубокой ночью. Но свет в доме горел. Правильно я понимаю?

– Правильно. Я раньше двенадцати никогда не поднимаюсь. Ближе к часу первый раз встаю. А тут уж раз третий вставала, точно. Наверное, часа три ночи было.

– Хорошо. – Николаев с кивком поднялся со стула и вернул его обратно под окно. – Нам, возможно, придется провести опознание, Есения Семеновна. Вы не против?

– Я не против. – Она поднялась с диванчика, одернула юбку.

– Но это, если мужчина, которого вы видели у калитки Ишутиной, не захочет сотрудничать.

– Почему не захочет? – Вытянула она шею. – Он ведь тоже в полиции работает. Должен понимать.

– Да, должен. – Николаев направился к двери. – Он просто может не захотеть.

Глава 9

Еще не совсем проснувшись, он протянул правую руку, нащупал гладкий голый живот и погладил его. Живот был не его. Насти Якушевой. И он отвечал всем требованиям и стандартам красоты: плоский, с кубиками мышц под загорелой нежной кожей, с красивой ямочкой пупка, куда Настя вставила замысловатое украшение.

Она была очень красива – эта девушка, с которой его свело неожиданное вмешательство Сониной сестры. Вспомнив об Антонине, Мелихов скривился.

Отвратительная баба! Подозрительная, мстительная, властная. Как она с ним разговаривала в тот самый первый день их знакомства!

– Ты кто такой вообще? – гневно шипела она, отправив Соню в магазин за какой-то ерундой.

Магазин был предлогом. Антонине необходимо было выдворить Соню из дома, пока она станет препарировать ее мужчину. Что она и попыталась сделать.

– Заткнись, – коротко бросил он, когда Ишутина вдоволь нашипелась. – Заткнись и слушай сюда…

И он применил к ней всю силу своей полицейской власти. Пугал и сыпал угрозами. Припоминал все ее прежние и нынешние грешки. Он же не просто так приехал, он готовился.

– Это все мелочовка, – проронила она, крепко задумавшись.

– Из любой мелочовки можно слепить огромный ком, который с горы. А? Нет? Что скажешь? Тебе ли не знать, как это можно сделать!

И Женя немного поупражнялся, фантазируя.

– Мент ты поганый! – скрипнула зубами Ишутина, когда он замолчал.

– Согласен. И то, что я тебе тут нарисовал, еще цветочки. Ягодкам быть, сунь ты нос в наши с Соней отношения.

Антонина сидела напротив него за кухонным столом и смотрела со звериным оскалом. Он даже отодвинул стул немного, честно, боялся, что она кинется и станет рвать его горло острыми зубами.

– Суну, не сомневайся. И ходи, сволочь такая, и оглядывайся! С этого дня спокойной жизни у тебя не будет, так и знай…

Сказала и ведь сделала. С того дня у Жени началась череда мелких приключений премерзкого свойства. То колеса на старой тачке за ночь спустятся, причем все четыре. То бампер кто-то у магазина снесет в слепой зоне. То начальству кто-то настучит, когда он решит в рабочее время своими делами заняться.

Он не нервничал, набрался терпения в надежде, что когда-нибудь Ишутиной вся эта хрень надоест и она оставит их с Соней в покое.

Нет. Не оставила. Пошла дальше. Она направила к ним в отдел Настю Якушеву. На практику. Не сама, конечно, через своих знакомых. Но искушение она для Жени придумала. И он не выдержал…

– Который час? – сонно заморгала Настя, приподнимая голову с подушки.

– Спи. Рано еще. – Он продолжал гладить ее живот. – Еще минут сорок до будильника.

Настя уронила голову обратно на подушку и через минуту засопела. Женя скосил взгляд в ее сторону.

Красивая. И не дура. Без лишних капризов и претензий. И принципами не огораживается, как щитами. Ему, честно, было с ней легко и хорошо. И он даже был благодарен Ишутиной, что она поспособствовала тому, что Настя приехала на памятную рыбалку.

Только Антонина зря потратилась, заплатив Уткину. На тот момент Женя спал с Настей уже месяц. И Уткин знал об этом прекрасно. Но деньги взял и накупил выпивки с мясом на рыбалку. И они потом втроем ржали у костра всю ночь – когда Николаева не было поблизости. Тот был чрезвычайно чист во всех отношениях. Неподобающе чист, как характеризовал его Уткин.

– Даже иной раз тошнит от его порядочности, – жаловался Валентин Мелихову. – Если он узнает о нашей общей афере, мне капец. Да и тебе тоже сладко не будет. Соне твоей все расскажет.

Да, Женя изменял Соне. Безо всяких угрызений совести изменял. И собирался с ней расстаться. Одну Соню Святову он бы еще как-то смог вытерпеть. Но в компании с сестрицей – Антониной Ишутиной! Увольте! Да и почему, собственно, он должен был грызть себя? Это Сонина сестра гадила Мелихову и интриговала. Она буквально швырнула Настю в его койку. И даже заплатила за сводничество Уткину.

И кто, скажите, в этой истории отрицательный герой?

С Соней они расстались. Она сама порвала с ним, узнав, что он взял на рыбалку Настю, а не ее. Плохо, что случилось это накануне гибели Анастасии Ишутиной, а не после. Если бы кто узнал о происках Ишутиной, Мелихова стали бы подозревать. Мотив налицо. А пока никто ничего не знает, он вне подозрений.

У них с Настей все было четко! Это утро не стало исключением.

Они наперегонки летели в душ после сумасшедшего секса. Смеялись, толкались, спорили и в результате влезли в ванну вдвоем. Набрызгали, конечно, воды на пол, свалили с полочки мыльницу с зубными щетками, едва не разбили зеркало, но настроения это не убавило.

Потом они готовили завтрак: каждый свой. Она себе варила какую-то сизую слизь, называя это полезной кашей. Он жарил себе омлет с колбасой. И это был просто омлет с колбасой. И выглядел красиво, и вкусным был. И исчез почти мгновенно. А Настя с кашей маялась, та не лезла ей в рот, вызывая гримасы.

– Я высажу тебя на автобусной остановке за квартал от отдела, – предупредил ее Мелихов уже по дороге.

– А, поняла. Так мы все еще не вместе? Для всех или только для нее?

Она не обижалась, просто уточняла.

– Пусть все уляжется, малыш. Тогда и выберемся из подполья.

– А может, ты надеешься ее вернуть? – рассуждала Настя, подкрашивая губы бледной помадой перед зеркальцем в автомобильном козырьке.

– Я? Зачем мне это? – он отвечал рассеянно, как раз перестраивался в другой ряд.

– Ну, как же… Святова теперь богатая наследница. Ее сестра вписала в завещание только ее имя. А там добра-а.

– Из-за этого наследства у Святовой и проблемы. Слышал, ее в разработку пустили. Считают подозреваемой в убийстве.

– Да ладна-а! – округлила Настя глаза, роняя помаду в распахнутую сумочку. – Такое возможно, в принципе? Она способна? Из-за денег?

– Из-за денег – нет. – Он уже съезжал на транспортный дублер, к автобусной остановке, чтобы высадить Настю. – А из-за больших денег – не знаю.

– Прикинь, если окажется, что это она ее! – Настя улыбнулась. – Святоша Святова убила сестру из-за наследства! Уже вижу заголовки!

Они тихо рассмеялись. Он остановил машину. Поймал ее за шею, притянул к себе и крепко поцеловал. От Насти пахло ягодами. Он обожал ее запах. Это был исключительно ее запах, не лосьона, дезодоранта или духов.

– Слушай, Женечка. – Она уже стояла на улице, но не спешила захлопывать пассажирскую дверь. – А если она не виновата и унаследует всю эту чертову прорву денег?

– И?

Он нетерпеливо поглядывал на часы.

– Ты бы не хотел ее вернуть? – Ее глаза пытливо следили за его реакцией.

– Мне с тобой хорошо, малыш.

– Со мной хорошо, а с ней было бы удобно и богато. – Настя хитро прищурилась. – И как думаешь, нельзя все это объединить, а? Удобство и богатство с тайной любовью?

– С ума сошла? – ахнул он, почувствовав странный холодок под ребрами.

– Шучу! – Она хлопнула дверью и вдруг довольно громко, чтобы он услышал, крикнула с улицы: – Но ты подумай!

И он думал. Всю дорогу до отдела думал над ее словами. Все прикидывал, подсчитывал. Оценивал возможность подобных отношений: когда жена богатая, а любовница умная. Не надо будет платить за съемное жилье. Платить кредит за машину, которую он недавно купил. И ужимать себя в тратах тоже не понадобится. И подработки хватать.

Странное дело, но мысль зацепила. И, заходя в кабинет, он как можно теплее улыбнулся Соне. Она удивилась, но ответила. Тоже улыбкой.

– Тебе звонил майор Николаев, – протянула она ему бумажку с записанным на ней телефоном.

– Это кто? – прикинулся он непонимающим.

– Майор Николаев из районного отдела полиции, занимается расследованием убийств в Затопье, – не глядя на него, пояснила София. – Ты прекрасно его знаешь.

– Да? Откуда?

И пристально посмотрел на нее. Она неплохо выглядела в белой рубашке с рукавами до локтей и брючном костюме с жилеткой. Непослушные кудряшки пригладила каким-то средством, и они не топорщились в разные стороны, как обычно. Лицо бледное, глаза не накрашены. Ну, это как обычно. И да, при всей ее симпатичности до Насти ей очень далеко. И даже ради денег он не променяет Настю на Софию. Даже при условии, что теперь рядом с ней нет ее мерзкой надоедливой сестры.

– Мелихов, прекрати прикидываться, – вяло отреагировала она на его фальшивое непонимание. – Вы были вместе на рыбалке в ту ночь, когда в Затопье сгорел дом Кулаковых. Ты был там с Николаевым, Уткиным и Настей Якушевой. Не помнишь?

– Ах да, на рыбалке… – Он конфузливо скривил губы и умолк на полчаса.

Но на бумажку с номером телефона без конца поглядывал. И все гадал: что такого срочного понадобилось от него Денису? С той ночи они ни разу не пересеклись и не созвонились. Уткин время от времени звонил. Так, по пустякам. Но чтобы Николаев…

Он и на рыбалке держался от них особняком. В долгие разговоры и пьяные споры не вступал, сидел на берегу с удочкой и любовался закатом. Так он объяснил Уткину, который устал его зазывать к столу. Что такого было в солнце, стремительно скрывшемся за кустами на противоположном берегу озера, Мелихов не понял тогда, не понимал и теперь. Он лично любовался Настей. Она потрясающе выглядела в своих черных лосинах, короткой камуфляжной курточке и кепке – козырьком назад.

– Денис? – позвонил он ему все же, дождавшись момента, когда София выйдет из кабинета. – Мелихов. Просил позвонить?

– Да.

– Звоню! – хохотнул Мелихов, задумавшись.

Николаев ответил сухо. С какой стати?

– Товарищ капитан, в ходе нашего расследования вскрылись кое-какие факты, требующие срочной проверки. Вы не могли бы подъехать к нам в отдел?

Это вообще никуда не годилось. На «вы», обратился по званию. Что не так? Под левым глазом задергалась какая-то жилка, противно так, часто.

– С какой целью, товарищ майор? – отреагировал он так же прохладно.

– Нам необходимо задать вам несколько вопросов.

– Так задавайте, майор, – сердито фыркнул Женя. – Ближний свет к вам туда тащиться! Задавайте свои вопросы, майор. Проясним ситуацию, как говорится, на месте.

– Ваши ответы требуют протоколирования, Евгений Иванович.

Уп-пс! С какой стати?! Теперь уже оба нижних века дергались, как в дикой пляске.

– Денис Сергеевич, при всем уважении, поясните! – повысил голос Мелихов. Поймал себя на том, что его ответы граничат с истерикой, и решил исправиться, поменяв интонацию: – Мне надо как-то объясниться с начальством. Это формальность или что-то серьезное? Меня в чем-то подозревают?

– При всем уважении, коллега, я не могу вам раскрыть сути беседы до вашего к нам визита. Мы вас ждем, товарищ капитан. – И Николаев отключился.

Уткин, зараза, не отвечал. Попытавшись осторожно выведать у Сони возможные секреты, Мелихов наткнулся на стену негативного непонимания. Ну, может, и сам виноват, начал не с того. Ушел за кофе, а вернувшись, спросил:

– Как твои дела с Коневым? Удалось ему тебя прижать?

Разумеется, София ответила агрессивно, посоветовав позвонить Коневу и спросить. А кто бы отреагировал иначе?

До конца рабочего дня он еле досидел. Как назло, не было никаких дел вне кабинета. Сел в машину и тут же позвонил Насте. Ее сегодня на день запросили в паспортный стол. Там у них сотрудники болели через одного. Нужна была помощь.

– Ты сегодня долго? – позвонил он ей на рабочий. Мобильный у Насти разрядился.

Женя глянул на часы.

– Да. Придется задержаться. Очень много работы. Не успеваю.

– Завтра день будет, – проворчал он.

– Я хочу побыстрее оттуда вырваться, Женечка. – Она протяжно вздохнула. – Скучаю по тебе.

– Я тоже, – чуть смягчился Мелихов. – Тебя когда ждать?

– Не скоро. Честно, еще часа на два работы минимум.

– Может, я пока в Затопье сгоняю? – решил он вдруг, поняв, что дома без нее ему будет тоскливо.

– Зачем? – удивилась Настя.

– У того самого угрюмого майора с рыбалки есть ко мне вопросы.

– С какой стати? Чего вдруг? – Настин голос сделался беспокойным. – Смотри, с ним поаккуратнее, Женечка. Уткин тут как-то звонил мне и натрещал, что Николаеву София твоя понравилась.

– Она не моя, – опротестовал он тут же. – Она моя бывшая.

– Смотри, аккуратнее! Он ведь может об этом и не знать – что она твоя бывшая. И будет видеть в тебе соперника. Осторожнее, Мелихов!