Текст книги "Банкет"

Акклиматизация

Расцветало утро. Кассий, Сын Самого опять был в работе, в бутербродах и в деньгах. Причем бутерброды он ел такие: батон по диагонали и на нем, как на блюде в Доме офицеров, ассорти из буженины и ветчины со слезой. Создавалось впечатление, что ветчина плакала, поскольку Касс ее не ел. Все смотрели только на него, но он еще не прошел акклиматизацию. Потому что он не чувствовал, что на него смотрят. Те, кто прошел акклиматизацию, чувствовали все и всегда.

– Мы обречены, – сказал утонченный Борода.

– Мы подпадаем под Указ, – добавил демонический Рэм. – Указ специально написан для тех, кто хочет с утра, но лишен всякой возможности.

– Пути отрезаны, – вздохнул румяный Змей Горыныч, – надо искать новые.

– Они пролегают за сквером, но там поздно открывают и в свою посуду, – вставил точный Комбрат.

– У нас Тея-большая заведующая спиртом. Тея, ты получала в этом месяце? Дай для эксперимента.

– Пропускаем тур. Кончилось. Какое, интересно, нынче давление? – тихо осведомилась томная пани Тея-большая. – Голову прямо ломит. Давление скачет как конь…

– Давление как всегда.

– Надо помочь девушке, – громко сказал Горыныч. – Девушка буквально страдает. – «Как вы можете, ребята, столько лет без капли влаги… Ведь у нас гагары стонут без ведра аэрозоли…» – цитировал вечно актуальную поэму Е. Бучкиц.

– Романтические герои всегда помогали девушкам, – Рэм стремительно встал и накинул белый плащ.

– А если будет пролетать Кондор? – предостерег его Борода.

– В этой жизни надо рисковать. – И вышел, развевая полами…

– Если говорить прямо, то мы вплотную подошли к вопросу о бадейке… – размышлял вслух Борода Эпикуреец.

– Да что там бадейка! Это нерационально. Тут нужна цистерна. Завинтил люк и готово, сотни литров в кармане. – Митюля, как всегда, натура широкая.

– А все-таки вспомните: кто последний видел бадейку?

– Сейчас… В шкафу у Сэра.

– Пора пробить прямой ход в камеру Сэра.

– Не надо тревожить Сэра, – донесся голос Кассия, Сына Самого. – Вы хоть в курсе, чем занимается Сэр?

– Нет, а чем? Кажется, поиск оптимального чего-то… Ээ…

– Система оптимального лучисто-теплового управления слябом!

– Ооо…

– Ааа…

– Это встречаются два чукчи, бедный и богатый, бедный веселый, а богатый грустный. Богатый и говорит: что радуешься? А бедный: мне твоя денег не нада, я теперь лучистым слябом управляю.

– Га-га, Эпикур. Ты опять к чукчам!

– Нет, я не так знаю. Идут два чукчи..

– Тихо. Бадейка моя. Я сам схожу и деликатно посмотрю в его шкафу, не прерывая лучистых поисков. – Решимость Бороды решила все.

– Вот-вот! – подхватился Митюля Попутчик. – А я сбегаю очередь забью. А то пивомафия сотрет в порошок. Их массой надо брать, массой.

Хлопанье дверей! Остальные замерли в почтительных поклонах. Через долгое время вернулся, наконец, Эпикур.

– Бадейки нет, я в шоке. Сэр правда ее видел, но ее нет в запасниках.

– Ты смутил Сэра.

– Я сам смутился. Он подумал, что я на него подумал. А я и не думал.

– Да не слишком ли мы цацкаемся с этим Сэром? Он вообще не проходил акклиматизацию, это безобразие. Как пришел, так и сидит, работает.

– Четыре дня неподвижно сидел. Не смущается.

– Да уж, смутишь его, – осудила страдающая мигренью Тея-большая. – Только и думает о своей аспирантуре. О людях никак не думает.

– Как же не думает. Он моет три пустых баллона.

– Ооо…

– Ааа..

– Это неплохо для акклиматизации.

– Да здравствует советская власть плюс акклиматизация Сэра.

Тут вошел бледный и хорошо одетый Сэр в тройке и поставил истекающие каплями чистые баллоны.

– Моя дорогая, – обернулся он к Тее-большой, – нет только крышек.

А женщина, к которой так обращаются, сразу становится другим человеком! И крышки находит моментально.

И видно, что у Сэра с Кассием была внутренняя связь! Потому что Сын Самого вдруг встал, выключил свою драгоценную установку, поставил баллоны в сумку, нашел крышки и вышел с Сэром!

Старший Дипломник, обязанный в первую очередь ходить в очередь за сквером, даже шевельнуться не успел.

– Пришло новое поколение! – сказал Борода. – Среди таких людей почетно быть патриархом. – И склонился над своей пухлой папкой с очередным дипломом.

– А мы тоже тебя любим! – возразили Теянки. – Но где наш почтенный Рэм?

Рэм отсутствовал. А в это время то и дело заходили простые дипломники и спрашивали Рэма.

– Его долго нет, – нервничала Тея-маленькая.

– Стоит ли обращать внимание на дипломников! – сказал вкрадчиво Змей. – Дипломницы – другое дело.

– Да я сама недавно…

– Вот и забудь свое позорное прошлое. Теперь ты на особом положении! – с этими торжественными словами вошел царственный Рэм и поставил на стол свою большую сумку. А потом ее открыл. А оттуда – бадейку, ту самую, искомую. Полную!..

– Ооо…

– Ааа…

– Ни глазам, ни ушам не верю, – поразился Змей.

– Моя Бадейка, – нежно сказал Борода.

– А вот так вот, – скромно снимая белый плащ, заметил Рэм.

Тедиумм воспрял, будто политый цветок. Теянки скользили со стаканами наготове, как английские стюардессы. Первые же шумные глотки оросили эту пустыню Сахару и превратили ее в оазис. И настоящая заря пролилась в окна подвала, когда распахнулась дверь и в нее с запотевшей посудой шагнули Кассий, Сэр и Митюля.

– Я знал, что Рэм любит баллотироваться в качестве народного избранника, но чтобы стоять среди того же народа в очереди…

– Борода, ты не все знаешь. Ты будешь за меня голосовать?

– Мы будем первые голосовать! Мигрень кончилась. Голосуем за тех, кто с бадьей.

– А ты будешь?

– А ты правда будешь баллотироваться? Я тебя не видел в очереди!

– А я не дурак, чтоб стоять.

– Как?!

– Я организовал для этого пивомафию.

– Ооо…

– Ааа…

– Баллотироваться от слова баллон… Баллонироваться – вот как надо говорить.

– Ребята, отвлекитесь от выборов. Я как советчик Сэра предлагаю шарахнуть приказ об ускоренной акклиматизации Касса и Сэра. А, Борода?

– Я шарахну приказ о награждении Сэра.

– Борода, давай скорее, слюни текут!

– Осторожно, мебель не забрызгай.

Все осмотрелись. Сэра не было. Что-то быстро он исчез. Сделал свое дело и ушел. Не мог же он так быстро войти. Здесь так не принято. Принято долго входить и долго выходить.

Тея-большая встала и твердо сказала, что надо выйти, проведать Сэра. Процесс акклиматизации еще не закончен, надо отследить по каждой фазе. И ушла. Потом ее пошла искать Тея-маленькая. Дипломнику это не понравилось, и он пошел проверять. Пришел и сказал, что проведать Сэра минутное дело, просто на первом и втором этаже закрыто, открыто только на третьем, и там как бы очередь. Сэр давно ушел, его кабинетик заперт, просто если кому надо, то идите на третий. Все засмеялись.

– Выходит, Сэр не совпал по фазе.

– Это потому, что его курируют.

– Лучше курить, чем курировать.

– Все равно должна быть своя точка зрения.

– Тебе зачем? У тебя две точки зрения, а сошлись в одну.

– А у Митюли три точки зрения. На них он и стоит, видишь?

– У него так комфорт больше.

– А у тебя?

– У меня дискомфорт. Телефон все время звонит. Кому надо в такой поздний час…

– Кому, кому. Это жена Е. Бучкица. Как мы разливать, так она звонить.

– Бедный… Это у нее чутье профессионала.

– Женился человек! Лично я за беспроволочный телеграф.

– А Горыныч хочет тоже жениться… Га-га… тебе мало примеров, Змей? Борода, Е. Бучкиц, Рэм… такие люди. Может, ты шутишь?

– Какое «шутишь». Мальчишник через неделю. Кабак заказан.

– Ой, мальчики, свадьба на носу, а мы еще на подарки не собирали.

– Успеем. Мы невесту не видали. Он нее зависит, по сколько будем сдавать.

– Так, подержите, наконец, Митюлю. Смотрите, чтоб ему было хорошо. Мы узнаем, кто там стучит целый час.

– Это за мной, – качнулся Е. Бучкиц.

– Сиди, телефонист… Это товарищ Зеленая опять. Ей надо закрывать институт.

– Где у нас Та, Что Заходит Покурить? Товарищ Зеленая ее любит и отступится.

– С тех пор, как Та, Что Зашла, связалась сам знаешь с кем, товарищ Зеленая ее возненавидела.

– Девчата разберутся. Лучшие дипломницы потока, а фигуры… Стюардессы международного класса.

Со смехом вошли Теянки.

– Она пошла вызывать милицию… Мы можем выломать решетку в окне.

– В окна мы еще не лазали…

– Надо уходить отсюда к чертовой матери, строить ероплан, что угодно.

– Вы не можете. Это Кассий сможет, потому что он вчера станок руками к Сэру перенес. Вот носится с этим Сэром.

– У них темы сходные.

– Неправда, у Кассия тема сходная со Змеем.

– Никогда нельзя понять тему Змей Горыныча. Вот здесь он сам, давай мы его спросим…

– Да что вы ребята, я сам не могу понять… У меня вообще скользкое положение. А вы лучше скажите, у вас как с ориентацией? Можете через вахту прямо идти?

Все стали переглядываться. Потеря ориентации была полная.

– Рэм, как с ориентацией? Ты лучше ориентируешься, лучше баллотируешься…

– Я думаю, у нас социализм, на дворе весна. Или вы про что? Какие будут предложения?

– Может, все-таки в окно?

Рэм думал недолго, в трудные минуты он так собирался…

– Я сейчас вызову всех вахтеров в западное крыло, а вы с места в карьер, поняли?

– Кто говорил, что Рэм не душка? Попробуйте не голосовать за такого…

– А как ты вызовешь? Ты сам на ногах не стоишь…

– Не твое собачье дело, не ты декан.

– Быстрей, быстрей…

– Не заносись. Хоть ты и работал в горкоме, а все же…

Решетку гнуть не пришлось. Через полчаса весь Тедиумм растворился в темноте. Это, конечно, не означало, что вот все так и пошли по домам, нет, просто передислоцировались, сменили позиции. Зачем сменили? Чтобы продолжать, ведь до утра еще было далеко.

В пустой лаборатории только ветер хлопал форточкой. Телефон звонил в никуда.

Крымские татары

Собирался Тедиумм на работе. Это естественно, он там и родился. В чем и суть. Но бывало, что родные стены лаборатории оказывались тесными, происходило переосмысление, и тогда явление разрасталось до пределов города. Совершенно особый случай – когда даже начинали не на работе. Традиция возникла еще во времена крымских татар.

Привыкший удивлять и удивляться Тедиумм кристальным весенним днем был поставлен перед фактом: ни бегать, ни суетиться сегодня не надо. Надо просто спокойно работать, соблюдая элементарные правила человеческого достоинства. Тедиумм удивился и зашелестел, застукал, забулькал установками, заприбивал и заширкал чуть быстрее. Условия для работы созданы, чего еще надо. А все-таки кровь по жилам побежала чуть быстрее.

Потому что обычно технология была вся на виду, а здесь произошла тайна. И покров этой тайны никто не мог сорвать. После обеда, когда Старший Дипломник обозлился на свою установку чуть раньше, а Борода раскидал своих дипломников по всем закоулкам многокилометрового института, они засели за партейку. Все это было неявно, в лаборатории по-прежнему царил деловой режим, но там, за перегородкой, за двойным дном бытия, у двойной батареи сражение шло тихо и накаленно. Вещдок: промокшая на спине рубаха Дипломника и голая спина Бороды. Вещдок: сломанные после многочасовой партейки шахматные часы. На одной половине полностью вылетела кнопка, играть стало невозможно. Эмоции еще кипели, а выхода им не было. В деловой режим тоже было трудно входить.

– Вот что мы сделаем, – молвил, затягивая галстук, Борода. – Мы сейчас все идем к Сэру.

– Сэр? – все повернулись к Сэру. – Так или не так?

– Все так, – мягко сказал Сэр, – Борода Эпикуреец вряд ли может сказать что-то не так.

И спокойно запер свою кондейку. И все пошли к Сэру. Тея-большая ничего не говорила про давление, это усиливало неловкость момента. Не было отмазки.

– Как давление? – участливо спрашивал Е. Бучкиц.

– Нормальное.

– А голова как?

– В порядке голова, – улыбалась одними губами Тея-большая.

Войдя в квартиру Сэра, Тедиумм немо воззрился на край гостиного стола, который выглядывал в открытые двери. Этот край был плотно уставлен бутылками с пивом. Как если бы это был товарный склад!

Кто? Что? Почем? Где? В связи с чем? Эти и другие вопросы взрывались в мозгу подобно выстрелам. Но вслух никто ничего не сказал, это не принято. Все обрели деловой вид, поздоровались с женой Сэра, которая давно уже накрыла стол с лениво распластанной копченой рыбой, золотисто-солеными гренками и прочими креветками. Банкет стремительно набирал обороты, контингент живо впитывал холодное пиво, поглощал закусь и выбегал проведать Сэра. Музыка становилась громче, громче. Смех крепчал, затихая на время глотков… Когда на кухне среди солидно курящих Е. Бучкица, Комбрата и Старшего Дипломника возникла Та, Которая Тоже Зашла Покурить, никто не удивился. Кстати, откуда же она знала, где живет Сэр? Это вопрос тоже повис в дымном воздухе.

Но Та, Которая, стоя с огромным чешским пивным стаканом из горки Сэра, уже больше терпеть не могла. Ее томил либо излишний комфорт, либо частичный дискомфорт.

– Кто организатор этого безобразия?

Ответа, как следовало ожидать, не последовало. Тедиумм сам ничего не знал, и спрашивать такое – означало показать свою непричастность, а это было самое горькое. Засмеялись. Та, Которая не хотела никак уняться, пошла в гостиную и родственно раздвинув плечи танцующих Теи-большой и Бороды, задала-таки свой сакраментальный вопрос.

– Я спрашиваю, кто организовал?

– Крымские татары! – был ответ Бороды.

Фрр! Та, Которая Зашла Покурить, буквально не смогла говорить от смеха. Она долго изгибалась то ли в немом танце, то ли в болевых конвульсиях, а потом потребовала разъяснений.

Оказалось, Старший Дипломник и Борода давно следили за обсуждением в Верховном Совете вопроса крымских татар. Документ, принятый Верховным Советом, получился столь неясный и напряженный, что советские люди не поняли судьбу крымских татар, а может, и сами татары мало что поняли. Одни кричали, что им конец, другие облегченно вздыхали, что наконец-то начнется нормальная жизнь. Так, Борода объявил, что крымские татары теперь сразу вернутся. На что Старший Дипломник возмущенно ответил – «они не вернутся никогда». Борода был пацифистом и поспорил на три ящика пива, что вернутся.

Прошло какое-то время, и советские люди догадывались, что татарам не лучше, а хуже. Борода тоже понял, что это самый благоприятный момент, чтобы проспорить. Праздников не будет до мая, вот и надо как-то выступить в поддержку мира…

Борода гикнул-звякнул Митюле Попутчику, они смотались на пивзавод и вот! Три ящика. А жена Сэра почему-то быстро все сготовила и не ушла в никуда. И Сэр почему-то подхватил трудовую вахту, хотя раньше держался в стороне. То есть не надо было никого уговаривать, объяснять, долдонить. Все всё понимали, и инициатива крымских татар была всесторонне поддержана. А если учесть, что через какие-то десять лет бутылка пива стала стоить вдесятеро дороже, ничего не остается более, как поразиться безусловной прозорливости и мудрости Тедиумма.

Мальчишник

Мальчишник Змей Горыныча осложнился внеочередными выборами и бесконечными встречами с избирателями. В это дело втянули даже аполитичного Эпикурейца, так как он не умел врать в подсчете голосов. Рэма и Кондора прощали за политику, Комбрата за коммерцию, Теянок за то, что они женщины, и у них бывает личная жизнь, а вот Бороде не прощали ничего и сказали: «Если ты не придешь, то все». Потому что он был слишком хороший.

Контингент оказался сильно усеченным. Змей Горыныч был уязвлен плохой явкой. Но он не стал ни на кого кричать, потому что его невеста тоже сильно опаздывала.

Особенно сиротливо было без Теи-большой, вследствие чего было не так светло. Единственной дамой оказалась жена Сэра, но она держалась гордо, как неродная. Никто не смеялся, и тут Горыныч испугался.

– Нас ничем не возьмешь, – сказал он. – Нас мало, но мы мушкетеры королевы. В смысле – мушкетеры ректората.

– Нам ничто не помешает окунуться в море удовольствий, – подтвердил Борода, форсируя процесс, то есть заменяя качество количеством. Он опрокидывал одну за другой, не очень попадая в тосты.

– Важно не захлебнуться, – заметил Сэр. – Как смотрит капитан?

– Кто у нас капитан? Мы все игрушки в руках судьбы. Кстати, почему нет невесты Змея?

– «Гуд бай, твой лав, гуд бай», – запел румяный Змей, адресуясь к себе, но Борода понял по-своему:

– Герой вечера – бестактный Змей… Все, что я говорил до этого – ерунда. В удовольствиях нельзя ни захлебнуться, ни утонуть. В них можно только нежиться. Возрадуемся!

Мальчишник проходил в деловой обстановке. Контингент же, несмотря на трудности, все преодолевал.

– По части неги меня переплюнуть нельзя! – хвастал кудрявый Змей.

– Влюблен, что ли? – осторожно выпытывал Е. Бучкиц.

– Обоюдно! – заливался Змей. – Видели бы вы ее!

– Только ее и видели!

А Сэр смотрел не на Змея, а на панно.

– Это панно – вообще панно, а надо было на нем изобразить жизнь конкретного современника.

– Типа Змея Горыныча, – догадался Е. Бучкиц.

– Именно. Ведь он абсолютный аспирант и абсолютный мужчина. – В голосе Сэра шла ирония, но о причине никто не догадывался.

– Это может знать только женщина, – сказал Митюля, глядя в упор на жену Сэра. Она не менее упорно смотрела на него. Но это была подводная линия.

– Ты говоришь так, будто строил это здание, – сказал Е. Бучкиц, – но тебе и не снилось ползать по подвалам… Мечтаешь о чистой стезе мэнээса.

– Ох, погоди Змей, – патриарше вещал Эпикур, – ты обретешь еще твои змеиные крылья…

– А лучше изобразить на панно про Горыныча не то, что можно, – звонко сказала жена Сэра, – а то, что нельзя.

И на нее все посмотрели. И увидели, что она живет под водой, русалка. И только иногда всплывает. И как это Сэр живет с такой? Это для жизни опасно…

– Ты моя дорогая, – сказал беззвучно Сэр.

– Нельзя изобразить того, что нельзя, – смеялся Змей, – я хороший, на мне это написано. А криминала во мне нет.

– Есть, – сказала жена Сэра.– Наверно, ты и женишься только для того, чтобы развестись.

– Дорогая, – сказал беззвучно Сэр.

Но все опять посмотрели и увидели, что жена Сэра не просто русалка, нет, она сногсшибательная королева. Причем итальянского типа.

– Красивая женщина всегда права, – сказал Борода. – Пить надо только за таких.

Все выпили опять, забывая, что сидят на мальчишнике бедного бесхитростного Змея и должны бы пить за его отсутствующую невесту. Все вели себя раскованно, то и дело выходя «проведать Сэра», не понимая, что он сам тут сидит. Но Сэр был тонкий, он оставался тонким, напившись допьяна, что изобличало породу. Он увидел лишь речевой штамп и не привязывался.

– Красивая женщина – ключ к радости, – сказал без всякого выражения Митюля.

А ведь он никогда ничего не изрекал, всегда спал. А тут полная боевая готовность! К чему бы?

Выпили за женщину как ключ и увидели, что скоро закрывать, а бутылки еще есть.

– Время на исходе, а у нас еще две настойки. Как это вообще?

– Нужны тосты…

Но мыслей не было. Было сплошное электричество и подводное царство.

– Я знаю, – сказала жена Сэра. – Предлагаю выпить. За то, чтобы выпить ее всю.

– Сальто-мортале! – сказал Митюля. – Если я еще на ногах, то теперь ложусь.

Его пинали под столом, но он радостно улыбался и ставил ногу рядом с ее туфлей. Он явно нарывался.

Потом началось что-то невообразимое. Откуда-то из-под земли появился Старший Дипломник и стал танцевать с женой Сэра, так как он любил, чтобы самое лучшее было его. Из ресторана все молча пошли к Сэру. У Сэра трехкомнатная, есть где разгуляться. Кому мало мироздания полезной площади, есть крытая лоджия. И когда ни приди к Сэру в неурочный час, всегда у жены Сэра нечаянно оказывается в холодильнике запеченное мясо, шпигованное чесноком, жульен под грибным соусом или торт «графские развалины». Что же за жены такие, кто их взращивал, для кого? Для кого сюрприз, для кого скучная обыденность.

Е. Бучкиц получил от вечеринки самый множественный шок. Дело в том, что когда Зашедшая Покурить решила сделать это впервые, в лаборатории никого, тем более Бороды, не оказалось. Она беззвучно примостилась за его столом и распечатала новую пачку. Ей хорошо думалось вдали от редакции, где ее не шпыняли и не отслеживали творческие замыслы. Борода не пришел, а пришел Е. Бучкиц и увидел перед собой загадочную блоковскую незнакомку в мареве курева. Он не знал, можно ли при ней точить новые ключи, или надо заниматься только научными исследованиями? А вдруг это комиссия из второго отдела? Негласный шпионаж ректората? Он стал мяться, краснеть и тыкать в табличку «Не курить», висящую на видном месте. Та, Что Зашла, оказалась в немыслимом положении: ей не позволяли того, что здесь делали все, невзирая на табличку! Она вышла, чтоб исчезнуть обидно и надолго.

А Е. Бучкиц узнал об этом только в ночь после мальчишника Змея. Еще он узнал, как мелодична может быть немецкая речь в стихах, как прекрасны предместья Дрездена в утреннем тумане, как похож руководитель ее стажировки на Дюрера, и как некстати случилась в стране перестройка системы образования, нарушившая плавный обмен студентами. Оказывается, оборвалась как песня диссертация по немецкой филологии, для которой в местном институте недостаточная база… Но потом Е. Бучкиц, потрясенный необычностью темы, долго курил в лоджии и не заметил, как Та, Что Зашла покурить, ушла в темень одна. И его мучило, что он второй раз оказался не рыцарем…

Потом Эпикур пошел растаскивать сцепившихся Дипломника и Сэра, а жена пластично стояла рядом в комбинации и смотрела, как они борются. Робкий Е. Бучкиц, боясь своей жены, якобы вышел раньше всех и пошел пешком, ибо троллейбусы уже не ходили. Он потом говорил, что видел стоящих на набережной Митюлю Попутчика и жену Сэра, и вроде бы Попутчик громко говорил, что все будет хорошо, все равно они поженятся. Ему никто не поверил, а Старший Дипломник пришел с неузнаваемым фиолетовым лицом.

Борода грустно сказал, что вот такой непорядок случился из-за того, что не было Теянок. Те умеют вовремя всех жалеть и не доводить до драк. Наверное, не такая жена у Сэра. Как раз наоборот.