Текст книги "Из детства"

У мамы шапка меховая, блестящая, но не пушистая совсем. Она из ондатры. Я этих ондатр в Болшево видела. У тёти Тани и дяди Лёни. Ондатры – это такие выдры. Только они не в воде живут, а в сарае. В клетках огромных. И подходить к клеткам нельзя. Потому что ондатра может прутья перегрызть и покусать сильно. Очень эти ондатры злые. Поэтому из них и шапки делают, наверное.

Вот шапки такие – очень красивые. Я в маминой дома иногда хожу и песни пою. Шапка мне уши закрывает, и песня громче получается. Я много песен знаю. У меня пластинки и проигрыватель потому что есть. И там песни разные. И просто так песни, и из мультфильмов. Про «Бременских музыкантов» тоже есть, и про Ухти-Тухти. Это ежиха такая, которая всегда платочки стирала. А еще взрослые пластинки есть. Про «Синий-синий иней», и про «Вдох глубокий, руки шире, не дышите, три-четыре». Это я знаю, это Высоцкого песни.

Мне папа мой иногда такие песенки колыбельные поёт. Редко, конечно. Он стесняется. Потому что он детских песен не знает. Вот и поёт Высоцкого. Про то, как «если я заболею, к врачам обращаться не стану….обращуся к друзьям». Мне там в конце нравится очень, где «в изголовье повешу ночную звезду». У меня тоже над кроватью ночничок висит. Лилия такая фиолетовая, блестящая. Как звезда.

Мама, конечно, больше песен знает. И тоже поёт, если я попрошу. Только она почему-то всегда грустные какие-то песни поёт. Потому что народные, наверное. Про молодую пряху, которая у окна сидит. Или про тонкую рябину. Она всё никак к дубу не может перебраться. Который через дорогу растет. А как рябина переберется-то, если она ходить не может? Неинтересные песни какие-то. Тоскливые.

Я маму прошу лучше детские песни мне петь. Она, конечно, соглашается. Мне про Умку песенка нравится. Это где «ложкой снег мешая, ночь идет большая». Очень хорошая песня. Она из мультфильма. И мультфильм этот тоже очень мне нравится. Мне вообще мультфильмы нравятся. Только не кукольные. Кукольные совсем не интересные. Там всегда ручки и ножки отдельно, и верёвочки все видны, на которых бабочки летают. Я про кротика люблю мультик. И про Гржемилика и Вахмурку. И про Лёлика и Болека. Это два таких мальчика. Они всегда что-нибудь интересное придумывают. А Гржмилек и Вахмурка – это гномики такие лесные. Они в домике из дерева живут. И всегда всем в лесу помогают. Я много мультиков смотрела. И про аленький цветочек, и про гусей-лебедей, и про снеговиков разных. Но про кротика и Гржмилека с Вахмуркой – это мои любимые. Потому что там у них домики уютные. А в других мультиках всегда волшебники разные страшные. Мне не нравится.

И фильмы детские мне не все нравятся. Некоторые совсем глупые. Про Олю и Яло, например. Зачем у этих девочек усы? И форму они всегда носят школьную. Хоть и не в школе. Отличницы, наверное. Или вот кино «Морозко», например. Почему там Настенька эта – рохля такая? Мачеха её обижает постоянно, за косу таскает. А та боится в ответ даже нагрубить немножко. Такая глупая! Мне больше фильм «Три орешка для Золушки» нравится. Очень-очень сильно нравится! И Золушка там красивая, боевая вся. И одежда у неё красивая. И принц красивый, и замок тоже, и кареты. Там вообще всё очень красивое. Я бы там хотела жить.

Иногда я, конечно, и взрослые фильмы смотрю. Мне разрешают, если там про войну. Или про животных и птиц. Или «Клубкино-путешествий». Это как люди в других странах живут. Вот бабушка с дедушкой мне часто разрешают телевизор у них на посёлке смотреть. Только они почему-то всегда концерты одни смотрят. Мне совсем не интересно. А вот если про майора Земана кино – тогда интересно. Там шпионы плохие всегда в болоте тонут.

А когда дедушка концерт смотрит, я в сад иду гулять. Там гамак висит, и одеяло толстое в него бабушка мне постелила. Чтобы удобней было качаться. Я качаюсь себе, и песни громко пою. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной, идёт лавина одна за одной, и здесь за камнепадом идет камнепад». Очень эта песня мне нравится. Она как будто про войну, только не про войну. Я стараюсь петь очень. Чтобы громко было. Мне даже соседская Светка говорит, что я как радио у них. Значит, я хорошо пою.

У Светки в их саду сарай есть. Около дома прямо. Очень хороший сарай. Там стол стоит, диван старый с пружинами. Очень там уютно в дождик сидеть. Капли по крыше барабанят громко. Гром гремит. А мы сидим себе, и здорово! Только пахнет в сарае всегда плохо. Кошками старыми.

У дедушки тоже есть такой сарай. Только там вещи всегда разные навалены. Журналы, одежда всякая. Перчатки боксерские висят большие, кожаные. И шлем боксерский, смешной очень. И верстак здесь есть, широкий такой. Очень неудобно. Зато весной здорово в сарае стоять и смотреть, как папа с дедушкой дрова пилят. В сарае не холодно совсем, и солнце в окно припекает. Я в сарае стою и смотрю. Папа бревно толстое на кОзлы кладёт, и они с дедушкой начинают пилить громко. Козлы – это не животные, у которых рога. Это подставка такая специальная для брёвен. Стружки душистые из-под пилы веером разлетаются. Блестят на солнце. В ручейки забиваются. Ручейки из сада на дорожку перед домом натекают. И сосульки капают громко. В лужи. А в саду еще сугробы огромные. И на поле в огороде – тоже. Опилки так вкусно пахнут! Они на солнце греются, и ароматные очень становятся. А мне жарко в шубе. И я потихоньку ныть начинаю. И меня в дом отправляют. Обедать.

Я вообще кушать очень люблю. Особенно картошку жареную у бабушки. Только иногда у меня живот потом болит. Когда я много пережарок съем. Или если у меня назавтра утренник в садике. Это уже от волнения. Я всегда на всех утренниках выступаю. Потому что стихи лучше всех читаю. Громко и с выражением. Меня все воспитатели всегда хвалят. Мне очень нравится, если меня хвалят. А вот что живот болит – не нравится, конечно. Один раз ночью, перед утренником как раз, у меня так он разболелся! Мама испугалась очень. Вдруг это аппендицит какой-то? И я тоже испугалась. Потому что мама испугалась. И мы прямо ночью пешком в больницу с ней побежали. На другой конец городка. С нашей Солнечной на Пионерскую. Потому что телефона у нас дома нет. И мы врача вызвать не можем. Мы с ней долго бежали до больницы нашей. Больница эта большая очень, красивая, и с колоннами старинными. Какие раньше у помещиков были. И доктор сказал, что это ничего страшного, что живот у меня болит. Это от волнения и от нервов. Мне надо в ванночке теплой сидеть по вечерам.

А как мне в ванночке сидеть, если у нас в новой квартире, на Солнечной, постоянно воды вообще никакой нет? Ну, то есть она немножко есть. Холодная. А горячая – ржавая всегда. Мама говорит, это потому, что дома наши новые еще совсем. И трубы новые. У них внутри еще ржавчина не затвердела. А откуда в новых трубах – ржавчина? Они же новые же….

Когда у нас воды нет, папа мой вёдра берет, и идет с другими такими же папами через дорогу – на пожарку. Это у нас тут часть такая есть, почти военная. Там пожарные дежурят. Это их пожарная часть. Номер сорок семь. Так на машинах пожарных красных написано. И вышка есть пожарная. И вода, конечно, тоже всегда есть. Ведь вдруг где пожар будет?

И вот потому, что воду у нас на Солнечной часто отключают, я никак не могу в ванной сидеть. Чтобы живот свой вылечить. И он у меня так и болит. И меня поэтому даже в «Семашко» однажды положили. Живот мой обследовать. «Семашко» – это наша больница в городке. Старая очень. Зато она здесь, рядом. Не в Подольск ехать. Я очень этого Подольска боюсь. Если человека туда везут – значит все, он уже умрет скоро…Хорошо, что меня – в «Семашко». Очень мне интересно было посмотреть, как это – в больнице лежать. Я прямо не могла дождаться, когда же меня в неё положат. И здесь очень даже интересно все оказалось. Мне бабушка сюда бульоны куриные в термосе всегда приносила. Потому что больница рядом с институтом, где бабушка работает. Через дорогу. А у моей бабушки такие бульоны вкусные! С мясом белым даже. И вообще, все меня здесь навещают. Так здорово! Даже Саша – мой старший брат двоюродный, моряк – один раз приходил со своим другом. Меня навестить. Он в форме морской, с фуражкой. Я очень, конечно, застеснялась. И немножко выдрючиваться поэтому начала. Ну, воображать немножко. Совсем чуть-чуть.

Нам в «Семашке» масло дают соленое. Никогда такого не ела. И вообще, здесь всё такое чудное…Мне даже иногда кажется, что про меня здесь просто кино снимают. Как будто я на себя со стороны смотрю. Ну, как будто меня две, а не одна. А еще из тумбочек здесь так пахнет странно. Печеньем и яблоками. Наверно потому, что всем здесь приносят яблоки и печенье. Только меня, наверное, уже выпишут скоро. Потому что я никак не могу трубку резиновую проглотить. Через которую должен какой-то сок пойти. Для анализов. Уже третий раз меня уговаривают. А я не могу. Никак…Наверное, у меня горло очень маленькое.

Ну и что с того, что меня из больницы выгнали….Сами глотайте свои трубки. Живот-то уже не болит, вот. И ничего я не трусиха. И врачей я не боюсь совсем. Мне вон даже бровь врачи зашивали. Без наркоза. И я не боялась. Это когда я в детском садике по столам прыгала. И упала нечаянно. И мне бровь пришлось зашивать иголкой с ниткой. Как у портного.

Только я этого не помню уже. Я маленькая совсем была. Мне мама рассказывала. А вот когда коленку мне зашивали – это помню. Мы тогда с ребятами играли около дома. Вечером. Темно уже почти было. И скользко очень – март был. Мы в прятки играли, и я за бойлерной нашей пряталась. А там хлам разный железный навален. Я и поскользнулась случайно. Мне и не больно было, когда я упала. И кровь я не сразу заметила. А только когда под фонари вышла. Конечно, я домой сразу побежала. Думала, что это царапина, и надо зеленкой помазать. А мама очень испугалась, потому что это не царапина была вовсе. И мы с ней в «Семашко» побежали. Только не в большое здание. А в маленькое, деревянное. Рядом которое было. Там хирург сидел. Дедушка старый, с усами. И в форме военной. Он по телевизору такому маленькому кино про войну смотрел. Я тоже хотела посмотреть кино. Но этот дедушка мне сказал, что сначала ногу мою зашьет. А потом я кино буду смотреть. А мама сказала, что заморозку мне нельзя. Аллергия потому что может быть. И этот хирург фуражку свою снял, и иголку толстую кривую достал откуда-то. Нитку туда продел. И сказал, что я могу кричать, сколько захочу. Если мне больно будет. А мне сначала интересно было, как это – ногу зашивать. Я ведь не помнила, как мне бровь в садике зашивали. Я тогда маленькая еще была, в младшей группе. А сейчас-то я в старшей уже. Но все равно мне больно очень было. И я немножко плакала, конечно. Зато две недели в садик не ходила потом. Дома с мамой сидела. И она мне книжки разные читала. Конечно, я и сама уже читать умею. Только мне больше нравится, когда мне кто-то читает.

У меня много книжек детских. Драгунский, про Дениску. Зощенко Михаил – про Лёлю и Миньку, как они там яблоки с ёлки новогодней все съели. Голявкина книжка есть, «Про маленького папу» называется. Лев Кассиль – про «Кондуит и Швамбранию». Очень смешные книжки. Еще про зверей и птиц много книжек. Только мне иногда очень жалко там птиц и зверей становится. Когда, например, маленький стриж потерялся, и не мог свой домик найти. А ночь уже приближалась. Или про медведя Тедди, который умер. А еще Арктур – гончий пёс. Он тоже умер. Убежал от хозяина, и на ёлочный сучок напоролся…Не очень мне нравятся такие книжки. Жалостливые очень. Вот про Дениску – это другое дело. Там всегда смешно. Особенно когда он на даче всех собак к себе домой перетаскал. Он, конечно, это не специально. Просто они все на его собаку были похожи. Которая случайно сбежала.

А мне собаку не разрешают заводить. У нас только кот живет. Кузя. Но он целыми днями на улице гуляет. С ним и не поиграешь. А вот в Болшево у тёти Тани есть собака. Чарли зовут. Она очень маленькая, и глаза у неё вылезают почему-то. И дрожит она всегда. Потому что лапки очень тонкие. И ей всегда холодно. Она почти старенькая уже. Поэтому себя гладить разрешает. А я ей всегда зубы смотрю. У неё зубы очень большие. Смешно так. Сама маленькая, а зубы – большие. Прожорливая очень потому что. Тетя Таня однажды тарелку с пельменями на пол уронила, а Чарли эти пельмени кушать начала. И они когда перестали уже в неё помещаться, то она специально на бок свой улеглась. Чтобы кушать не тяжело было. И все пельмени доела. Очень умная собака, хоть и маленькая.

Мы когда в Болшево приезжаем в гости, то я всегда с Пашей и Женей начинаю Пиковую даму вызывать. И гномиков разных . Паша и Женя – это мои брат с сестрой. Двоюродные. Они немножко меня младше. Но с ними тоже играть интересно. Они не дерутся никогда. И не ссорятся. Мы к бочке с водой подходим, и на стенке Пиковую даму рисуем. И говорим : «Пиковая дама, появись! Пиковая дама, появись!». Она если появится, то все наши желания будет исполнять. Только вот она никогда почему-то не появляется. Занята, наверное. У других желания, наверное, исполняет. И гномики тоже никогда не появляются….Может, это просто вода в бочке не подходит?

Мы в Болшево однажды к другим родственникам в гости поехали, дальним совсем. К дяде Андрею. И у них дом – представляете – двухэтажный! Как в фильмах иностранных. Лесенка маленькая на второй этаж идет, где детские комнаты. Уютно очень. И мебель вся красивая. Никогда таких домов не видела. Тоже такой хочу.

А еще в Болшево кошка есть. И у неё всегда – котята. Мы с Женей и Пашей на улице стоим, около их дома, в Гражданском переулке. И котят этих всем раздаем. И у нас их всегда очень хорошо забирают! Одна девушка шла с цветами. На день рождения к кому-то. А подарок забыла купить. И она очень обрадовалась, когда нас увидела. Она прямо от радости запрыгала. И цветы нам даже отдала. А котёнка на подарок забрала. Здорово!

У других маминых сестёр кошек нету. И собак тоже. Зато у тёти Вали лаки для ногтей красивые. Они в ряд у неё около зеркала в комнате выставлены. Двадцать пузырёчков разноцветных. Такие блестящие! Я всегда прошу, чтобы она хоть один бы мне подарила. Только она не дарит. Она говорит, что детям нельзя ногти красить. Ногти расти не будут. А вот одна девочка в тети Валином доме, на первом этаже, Джамиля зовут, всегда ногти красит. Хоть и маленькая. И ничего. Растут.

На первом этаже хорошо жить. В лифте не надо ездить. И спрыгнуть можно с балкона, если пожар. Я очень боюсь в лифте ездить. Потому что мы однажды с мамой в лифте застряли. Мы в гости к тёте Вале поднимались. И папа наш решил пешком пойти, а мы – на лифте. Наперегонки, как будто. Кто быстрее приедет. И мама начала в лифте тоже шагать, как папа по лестнице. И лифт между этажами и остановился. И двери закрыты. И мы долго сидели, пока папа диспетчера вызывал. И я тогда очень испугалась, что мы никогда из лифта не выйдем. И нас лифтовый зверь заберет. Это стишок такой есть. «Уж как хочешь, верь-не верь, но живет за лифтом зверь. Он всегда такой чумазый, по ночам по лифтам лазит». Очень страшный стишок. И кто такие для детей сочиняет-то? Поэтому я теперь всегда пешком хожу. На любой этаж.

А еще у тёти Вали в доме подвал есть огромный. Там у всех, кто в этом доме живет, свои кладовки есть маленькие. Чтобы картошку там хранить, или вещи какие ненужные. Или санки и лыжи. Кладовки все на замок закрываются. Там темно очень. И страшно.

У нас лыжи на балконе стоят. Только они падают всегда. И неудобно. Мне нравится с горки Пучковской на лыжах кататься. А до самой горки ехать не нравится. Потому что далеко. И я всегда ворчу, когда мы обратно домой едем. Папа мой тогда свои палки к моим цепляет, и везет меня, как на прицепе. Здорово. А горки там разные. Есть даже с трамплинами. Только я больше люблю не высокие, а такие, где долго съезжать надо, и не очень быстро. Потому что там не страшно, и подниматься не очень тяжело.

Только я быстро замерзать на горке начинаю. И меня потом дома в ванной отогревают. У меня рыбка есть заводная, железная. Она ключиком заводится, и плавает в ванной. И хвостом в воде вихляет. Такая вся раскрашеная, яркая. И тяжелая очень. А еще у меня трасса есть гоночная, игрушечная. Там дорожки вверх и вниз, и наискосок тоже. Машинки железные если запустить, то они быстро всю трассу проезжают. Очень мне нравится. А кукол я совсем не люблю. Я их боюсь очень. Они как люди потому что, только не двигаются. Мертвые как будто. И страшно поэтому. Зато игрушечных зверей люблю, мягких. У меня и мишки есть, и зайцы, и тигр с собакой. И мне их иногда очень жалко становится. Я-то я на кровати вон сплю, а они на полу в мешке валяются. Я когда об этом вдруг подумаю, даже плакать начинаю. И всех зверюшек игрушечных на свою кровать спать укладываю. И радуюсь.

Мне мама говорит, что я жадина, потому что игрушки свои никому не дарю. А как я подарю, если они мои? Их ведь сломать могут. И я к ним привыкла уже. Я и к коляске своей старой тоже привыкла. И мне жалко было её тёте Рае отдавать, когда у неё сын маленький родился. Я даже в коляску эту забралась. У меня, конечно, ноги не все туда поместились. Но очень уютно было. Крыша над головой, бортики по краям. Только меня выгнали быстро оттуда. Чтобы я коляску не сломала. Обидно.

А тётя Рая у нас молодец. Она мне всегда вещи шьёт. Брюки разные красивые, комбинезоны. И я в этих брюках очень модная хожу. Люблю так одеваться. И пальтишки мои все тоже модные. Польские потому что. Колготки вот только у меня всегда вниз сползают. И там внизу в складочку собираются. Некрасиво. И гольфы тоже сползают. Ну, у гольфов-то я просто резиночки маленькие всегда выдергиваю. В детском садике, на занятиях. Когда скучно. А вот колготки-то почему?

Гольфы летом на улице я не ношу. Потому что пачкаются быстро. Я носочки надеваю коротенькие. А если мы с папой на поселке загораем, то я совсем босиком. Там смородина белая и черная у бабушки около помойки растет, и припёк. И я на покрывале сижу в панамке и загораю. Пахнет смородиной очень вкусно. И я песни иногда пою.

Я, наверное, артисткой стану, когда вырасту. Выступать очень люблю. Я и дома тоже стихи читаю. Папа на магнитофон меня даже записывает. Который с бабинами большими, и пахнет здорово плёнкой магнитофонной. «Выступает артистка Перепёлкина», – так папа объявляет. И я начинаю песню петь. Или стих читать. «Эй, Тамара, Вера, Ира, что повесили носы? Очень сыро-сыро-сыро от росы-росы-росы». Это про такие слова интересные, которые, если их долго говорить, в другие слова вдруг превращаются. Так здорово! «Говорит Ивану Ганка: Глянь-ка, банка-банка-банка. Где кабан-кабан-кабан – удивляется Иван».

А может, я почтальоном буду. Как в стишке: «Кто стучится в дверь ко мне, с толстой сумкой на ремне, с цифрой пять на медной бляшке, в синей форменной фуражке». Потому что ведь форма там красивая. И фуражка, и бляшка блестит. На картинке так нарисовано. Очень красиво.

И почтальоны всегда со всеми здороваются, и улыбаются. Я люблю здороваться. Раньше я вообще думала, что надо со всеми на улице здороваться. Со знакомыми, и с незнакомыми. А потом оказалось, что надо только со знакомыми. Потому что люди удивляются, когда незнакомая девочка здоровается. А разве это плохо – со всеми здороваться?

И я все равно здороваюсь со всеми. Иногда, если мы по городку нашему в гости к тёте Вале идем. Мне у тёти Вали очень нравится. У них на кухне табуретка есть такая, с тайничком! Крышка у табуретки поднимается, а внутри ящичек потайной. Все табуретки одинаковые, и сразу не догадаешься, в какой тайник. Там вилки можно хранить красивые, или монеты какие-нибудь даже.

Я у тёти Вали видела монеты большие, серебряные как будто. Рубли юбилейные называются. С Лениным. Такие блестящие! Они стопочкой сложены. И на столе стоят. И зачем ей столько….Я один рубль себе незаметно забрала. У тёти Вали же их и так много. А у меня нет ни одного. И я по дороге домой как будто в сугробе его нашла. И маме показала. Конечно, мама сразу догадалась. И мы к тёте Вале вернулись. И рубль этот отдали. Круглый такой, блестящий, красивый….А ей-то зачем столько???? И блестят все так….

Вот у меня нет ничего такого красивого. Ни даже бусиков красивых никаких нет. Мне вот у тёти Люси бусики нравятся. Из бисера сделаны серо-зеленого. Они у неё на стенке над пианино висят. Я к тёте Люсе прихожу на пианино заниматься. Очень мне хочется играть научиться. Я ноты даже все выучила уже давно. А тётя Люся у нас на пятом этаже живет. Удобно. И ходить никуда не надо. Только мне иногда не хочется к ней заниматься идти. И я говорю, что там дома никого нет. И дверь никто не открывает. Но это редко я так делаю. Мне пианино вообще-то нравится очень. И я песенку какую-нибудь играю, и на бусики на стенке смотрю. А один раз, когда тётя Люся не видела, я эти бусики стащила себе. Только потом дома мне стыдно очень стало. И я их обратно вернула. Никто не заметил.

Я бусы себе из пуговиц делаю. Которые в серванте хранятся, в коробочке специальной, где иголки. Я ящики все из серванта повытаскиваю, когда не видит никто, и там разбираться начинаю. Потому что у взрослых всегда там беспорядок. Бумаги разные навалены, кнопки, пуговички, нитки все с катушек поперепутались. А вот когда там аккуратно все разложено, мне нравится очень. Только меня мама ругает. Потому что она знает уже, где у неё что валяется. А теперь и не найдешь ничего.

Я однажды на поселке в сарае повязку красную нашла, с буквами желтыми. «Дружинник» написано. И фуражку еще военную, старую такую. И я повязку нацепила на руку, и фуражку надела. И пошла дом наш сторожить. Я на улице около калитки встала, и строго очень на всех прохожих смотрела. Чтобы все знали, что дом наш охраняется. Меня бабушка моя похвалила даже. Она молодец у меня, и кольцо свое красивое когда-нибудь мне подарит. Она обещала. Она меня любит очень, и бульоны на косточке учит варить. А в садике мы тоже однажды пироги с картошкой сами готовили. Мы фартуки белые надели, и косыночки. И нас фотографировали. А пироги вкусные очень получились. Я вообще в садике люблю кушать. Только морковку вареную не люблю, и рассольник тоже. А остальное все люблю. Дома такой еды вкусной не готовит никто. Мама говорит, что ей некогда.

Мама моя то на работу ходит, то в гости, то кровь сдавать. Она всегда кровь куда-то свою сдает. Даже значки у неё есть. «Почетный донор» называются. Она вообще дома сидеть не любит. А я вот люблю дома сидеть. И папа мой тоже.

А мама всегда в гости ходит. Или на курсы кройки-шитья. Там женщины все тряпочки из дома приносят. И ножницами красиво из них квадратики вырезают. И в альбомы наклеивают. Зачем, интересно?

А со мной мама редко гуляет. Она со мной только в Зоопарк один раз ездила. Летом. Там жарко так было, душно. И пахло очень плохо. И звери все грязные ходили. Мне только павлин там понравился. Он как хвост свой раскрыл, так мы все и ахнули. Узоры у него на хвосте переливаются. Из синего – в зеленый, из зеленого – в фиолетовый.

Только в книжках все равно павлины лучше. У Сутеева, например. Или в энциклопедии. Я видела. У нас много этих энциклопедий. Толстые все, тяжелые такие! В специальных картонных коробочках стоят. Почти пятьдесят книжек. «Большая Советская Энциклопедия» называются. Я люблю там картинки про растения смотреть. И про животных. А еще там портретов разных много, и зданий красивых старинных.

Про портреты у нас тоже альбомов много. «Голландская жанровая живопись» мне больше всего нравится. Там у людей у всех одежда красивая, древняя. Прически тоже красивые. Виноград тоже как настоящий, блестит. А вот где женщины голые – мне не нравится. Очень они все толстые. Не люблю толстых. Висит у них всё со всех сторон. Противно даже. И одежда на них плохо выглядит. Всё у них там выпирает из-под одежды. Мала она им как будто.

Ну, если только бабушки какие-нибудь старенькие толстые – тогда ничего, это можно. Вот у меня бабушка Аня тоже толстая. Но я её все равно люблю. Потому что она моя.

Еще «Аскания-нова» альбом у нас есть, про животных фотографии цветные. Но мне «Голландская живопись» все равно больше нравится. Потому что там на обложке тётенька одна очень на бабушку мою похожа. «Торговка рыбой» называется. Только одежда другая.

Мне еще на статуях золотых одежда нравится. Которые на ВДНХ стоят. Там у женщин всех короны такие красивые сделаны! Мне бы такую…И фонтан там красивый. А больше ничего интересного на ВДНХ нет. Мы с мамой в «Круговую панораму» там ходили, где кино по всем стенкам показывают . А люди в серединке толпятся, и друг друга толкают. Зачем так?

Зато я там зонтик у мамы выпросила купить. Тряпичный, промокает под дождем. Но ничего. Мы до ВДНХ на метро ехали, а сначала – на автобусе нашем, номер пятьсот тридцать один. Он до метро «Калужская» идет. Там душно всегда, в автобусе этом. И билет тридцать пять копеек стоит. И сидения плохо пахнут. А еще мне там всегда место приходится кому-нибудь уступать. А то мама губы свои поджимает, и страшно очень на меня смотрит. А зачем уступать-то, если на сиденье уже две бабушки сидят, и я на самом краешке? И эта вот тётенька толстая никак здесь не поместится? Потому что я-то маленькая, и на краешке могу сидеть спокойно. И мне смешно смотреть, как тётенька эта на мой краешек гнездится. И другим пассажирам, которые рядом сидят, только мешает. Толкается еще…А все из-за мамы моей…..И я тогда в самый перёд автобуса ухожу, и в окошко на дорогу смотрю. И за поручень металлический крепко держусь. Потому что автобус тормозит всегда очень неожиданно. И упасть даже можно.

Я люблю очень в окно смотреть. В «Запорожце» нашем тоже у окна сажусь всегда. И смотрю. Только вот если мы буксуем над самой речкой, то страшно немножко. Вдруг прямо в речку упадем? А мы часто буксуем. Весной, и осенью, и летом после дождя. Там тракторы ездят, и колея очень глубокая получается. Потому что колеса у трактора большие. А у нас колеса маленькие. И мы «на пузо» садимся. То есть днищем машинным прямо на землю. И колеса в воздухе крутятся. А не по земле. А чтобы колею эту объехать – надо одним колесом над речкой проезжать….Опасно очень. Только я все равно у окна сажусь всегда. Это моё место.

Дома я тоже в окошко смотрю. Только я не просто так. А жду, когда кто-нибудь из девочек знакомых гулять выйдет. Я тогда тоже выхожу. И мы около дома гуляем. В лесочке нашем. А там часто дед Макарон ходит, кричит всегда и из стороны в сторону качается. Только непонятно, о чем он кричит. Все девочки смеются, а мне его жалко почему-то. Вдруг у него болит что-нибудь? Его, конечно, как-то по-другому зовут. Никанор, кажется. Только мы его Макарон зовем. Он в соседнем доме живет. Худой он очень. И собаки дворовые вокруг него всегда бегают, радуются.

У нас две главные собаки есть на Солнечной. Альма и Мишка. Альма белая, гладкая вся. А Мишка черный, лохматый. И у них щенки часто бывают. Только я не очень собак люблю. Я их опасаюсь.

В детском садике у нас тоже иногда собаки на участок забегают. Потом после них убирать надо. Они спят на веранде, и мусорят очень. А мы в «тихий час» любим страшные истории рассказывать. Про «кис-кис-мяу», или про статую с кольцом обручальным. Там мужчина один в огороде грядки копал, и кольцо свое на время статуе на руку надел. А она подумала, что он жениться на ней хочет. И ночью пришла прямо к нему домой. Жутко!

Я потом эти истории девочкам во дворе рассказываю. Я хорошо рассказывать умею. Как у Носова в «Фантазёрах». Мы с девочками сидим на лавочке, в пупсиков маленьких играем, и рассказываем друг другу про страшные случаи. Пупсики – это куколки такие с ладошку размером, мягкие. Мне они нравятся. И выглядят как настоящие прямо. Мы их в корзинку сажаем, где котики-пищалки были. Котиков мы вытащили. А пупсиков посадили. Мы и одежду им сами всегда шьем. Из лоскуточков разных. И бусы из пуговичек им делаем.

У мамы моей тоже бусы есть. Янтарные. Очень они мне нравятся. Бусинки маленькие, гладкие, некоторые совсем прозрачные. А у папы моего тоже янтарь есть. Огромный такой камень. Только не гладкий. Наоборот, шершавый весь и угловатый. Канифоль называется. Папа в неё паяльником тыкает, и схемки свои электронные паяет. Он телевизор сам даже собрал. А я всегда прошу кусочек этой канифоли мне отковырять. Только папа не разрешает почему-то….

У меня зато проволоки много цветной. Красной, желтой, белой, синей, зеленой и черной. Я на улице её нашла. Целый моток. Папа мне кусачками её поделил на маленькие такие дольки, как вермишель. Только цветные. Я из них картинки складываю разные. На столе. Очень красиво получается.

Если, например, в выходной день дождик на улице идет, то я дома сижу. И проволокой этой занимаюсь. Или «АБВГД-йку» по телевизору смотрю. Или «Будильник». Только там не очень всё интересно. Там только взрослые разговаривают. Они в клоунов переодеваются, и кривляться начинают. Такие глупые! А мультфильмов там мало. Я поэтому лучше журналы детские читаю. «Мурзилка» у меня есть журнал, и еще «Веселые картинки». Мне там загадки и лабиринты в конце нравятся.

Еще я книжки детские с крупными буквами люблю сама читать. Ушинского «Рассказы для детей». Очень хорошие. Или «Сказы» Бажова. Вот про Великого Полоза или «Кошачьи уши» – очень интересно! Там кошки под землей живут. И хорошим людям всегда помогают, если они в беде. Одна девушка, например, домой ночью шла. Через лес. А там – волки. И чуть было её уже не съели. Но вдруг из-под земли уши большие показались, и замурчал как будто кто. И волки убежали. А девушка эта домой себе спокойно и пошла. А кошка подземная её охраняла всю дорогу. Такая эта кошка молодец! И Великий Полоз тоже помогал, если нужно было. Там вообще много сказок . Про змей еще, и ящерок разных.

У мамы подруга знакомая есть. На ящерицу тоже похожа. Тётя Инна зовут. Она к нам в гости иногда приходит. Противная очень. Глазки у неё узенькие, и всегда зачем-то хихикает тоненько-тоненько. Тётя Инна мне не нравится. А вот ящерок я люблю. Если они маленькие.

У нас в деревне ящериц этих много. Они на горочках греются. На солнышке. Только людей они боятся. Я когда в деревню с дядей Ваней еду, то одна около речки гуляю. Или на горку Жуковскую забираюсь. И там на ящериц любуюсь. Я тихо сижу, и они подползают. И смотрят на меня. Глазки у них – как бусинки черные. Мне погладить их хочется. Но они убегают сразу.

Я однажды на горке этой огромную связку ключей нашла. Такая тяжелая! И ключи все разные. Я дяде Ване её показала, а он сказал, что это пастух, наверное, потерял. Нечаянно. И чтобы я на место положила. Я положила, а пастуха все нет и нет. Тогда я решила себе ключи забрать. Чтобы не пропали зря. А на том месте их уже и нет оказалось. И я так их и не нашла. Очень обидно было. Зачем я дядю Ваню послушала?