Текст книги "Фабрика офицеров"

«Хохбауэр, – обращается ко мне полковник после боя, вытирая с подшлемника кровь своего шофера, который не успел вовремя нырнуть в убежище, – одного мы не должны никогда забывать: ради победы за правое дело ни одна жертва не может быть чересчур большой».

28. Истина опасна

На следующий день обер-лейтенант Крафт был освобожден от службы, чтобы иметь возможность завершить расследование, так сказать, по горячим следам, поскольку через несколько дней, как он считал, могло быть уже поздно. А сейчас у него еще было мужество сделать то, что он считал нужным и даже необходимым.

Сначала Крафт попросил капитана Федерса заменить его на полковых занятиях. Федерс сразу же согласился, даже ничего не спросив.

– Слава охотникам! Я, со своей стороны, взял было на мушку одного дикого кабана, но всемогущий господь бог лично распорядился и доложил: дикий кабан сдох от удара. Что вы на это скажете?

– Возможно, вы пытались вмешаться в дело господне, – заметил Крафт, – а ему это пришлось не по вкусу. У меня же дела обстоят несколько иначе. Я намерен показать госпоже юстиции, так сказать, оборотную, и притом ничем не прикрытую сторону бытия. Риска тут никакого нет, так как дама, как известно, слепа.

– Тогда тащите ее на свалку, а я тем временем буду держать наше учебное отделение под парами.

Выйдя из казармы, Крафт направился в город. Его восточная часть все еще дымилась, а смрадом оттуда несло еще сильнее, чем прошлой ночью.

Однако переулок Кранихгассе, в который свернул Крафт, оказался в полной сохранности. Там он разыскал Марию Кельтер и имел с ней разговор, прошедший, по его мнению, удачно. При этом обер-лейтенант вел себя так, как будто выполнял отданное ему распоряжение, правда, очень деликатное, но неизбежное. Это был метод, который вряд ли оказал бы действие на его бравых подчиненных, однако на ничего не понимающую девушку он произвел впечатление.

Поговорив с Марией Кельтер, обер-лейтенант Крафт вернулся в казарму. Сначала он решил зайти в здание штаба и не без цели заглянул в приемную генерал-майора Модерзона. Коротко, но не без теплоты он поздоровался с Сибиллой Бахнер, а затем сказал, обращаясь к обер-лейтенанту Бирингеру, адъютанту генерала:

– Я хотел бы поговорить с господином генералом.

– Это полностью исключено, – сказал Бирингер. – В настоящее время у генерала очень важное совещание с представителями партии и местных властей Вильдлингена, на котором обсуждаются мероприятия по ликвидации последствий вчерашней ночной бомбардировки.

– И как долго продлится совещание?

– По меньшей мере еще с час.

– Так долго я вряд ли смогу ждать. Пожалуйста, доложите обо мне генералу. Я задержу его не более чем на три минуты.

– Мой дорогой Крафт, – изумленно произнес Бирингер, – в какое положение вы хотите меня поставить? Вам пора бы знать нашего генерала, который не терпит, когда ему мешают, и особенно в присутствии посторонних. Ни я, ни вы на это не пойдете.

– Но ведь вы, кажется, еще никогда и не пытались сделать это.

Крафт отвернулся от адъютанта к Сибилле Бахнер. Она доверчиво улыбнулась ему, и он вопросительно посмотрел на нее.

Вдруг она встала со своего места и сказала:

– Прежде чем вы, господин Крафт, попытаетесь принудить меня к этому, я лучше на свой страх и риск доложу о вас господину генералу, только вы уж на меня, в случае чего, не пеняйте.

– А я тем временем, Крафт, подготовлю проект приказа о вашем переводе, раз уж вы такой необузданный, – проговорил Бирингер. – Беспокоить генерала во время совещания – да это настоящее безумие!

Сибилла Бахнер подошла к двери, что вела в кабинет генерала. Перед дверью она выпрямилась, быстрым движением руки поправила прическу и вошла в кабинет.

Крафт и Бирингер уставились на дверь кабинета. Адъютант рассчитывал на самое худшее в то время, как Крафт надеялся на самое лучшее.

Спустя несколько минут дверь генеральского кабинета снова отворилась, в ее проеме можно было видеть самого генерала, а позади него – улыбающуюся Сибиллу Бахнер.

Потом Модерзон встал и неторопливыми шагами вышел к обер-лейтенанту Крафту и подал ему руку. Увидев это, Бирингер, почти ничего не понимая, опустился в свое кресло.

– Ну-с, господин обер-лейтенант Крафт, – довольно официально, как и обычно, но, однако, не без ноток дружелюбия спросил генерал, – что вы желаете?

– Господин генерал, – начал обер-лейтенант Крафт, – я прошу разрешения на исключение.

– Чье исключение?

– Фенриха Хохбауэра, господин генерал.

Модерзон не пошевелился, он лишь немного сощурил глаза.

– Исключение из военной школы – мероприятие очень редкое, я бы сказал, исключительное. Вы располагаете такими данными, которые позволили бы мне сделать такой шаг?

– Я убежден в этом, господин генерал, – твердо сказал обер-лейтенант, а несколько тише он добавил: – Это единственная возможность.

Генерал несколько мгновений помедлил, а затем спросил:

– Когда?

– Сегодня же, господин генерал, – решительно произнес обер-лейтенант Крафт. – Лучше всего под вечер, а я к тому времени все подготовлю.

– Согласен, – сказал генерал.

Проговорив это, генерал повернулся к своему адъютанту:

– Подготовьте все необходимое, Бирингер, для отдачи приказа об исключении фенриха Хохбауэра из шестого потока, учебное отделение «Хайнрих». Обоснование – доклад обер-лейтенанта Крафта, председатель комиссии по расследованию – начальник второго курса майор Фрей. Время: пятнадцать часов. Устно доложить завтра утром. Если вам что-то будет неясно, Бирингер, за разъяснением обратитесь к обер-лейтенанту Крафту.

Адъютант смущенно кивнул, не отрывая удивленного взгляда от своих записей.

Сибилла Бахнер подарила Крафту обнадеживающую улыбку, которой она, как правило, баловала только самого господина генерала.

Генерал-майор Модерзон размеренным шагом подошел к двери и остановился. Затем он обернулся, и тут произошло нечто необычное: генерал кивнул обер-лейтенанту Крафту, а уж затем исчез за дверью своего кабинета.

Бирингеру потребовалось немало времени для того, чтобы прийти в себя. А когда он опомнился, то спросил:

– У господина обер-лейтенанта будут еще какие-нибудь распоряжения для штаба?

– В настоящий момент нет, – ответил Крафт, бросив благодарный взгляд в сторону Сибиллы Бахнер. – Разве что одно, Бирингер. Попробуйте довести до сознания начальника курса, что в данном случае речь идет об окончательном исключении, а не о каком-то временном шаге.

– Ясно, – сказал Бирингер.

– Майор Фрей должен наконец понять, что любая ошибка, которую он может допустить при этом, обернется против него самого. Помимо этого, обратите его внимание на то, чтобы не было никаких лишних разговоров. Все, что нужно будет разъяснить, будет разъяснено. Более того, я сам объясню это начальнику курса.

– Что вы имеете в виду под излишними разговорами?

– Об этом вам лучше спросить вашего генерала, – ответил Крафт.

– Ага, – со значением выдавил из себя майор Фрей, – я понимаю.

– Генерал желает подписать приказ об исключении, – объяснил по телефону майору Фрею адъютант генерала Модерзона, – и безо всяких обсуждений.

– Само собой разумеется, – поддакнул Фрей. – Мне все ясно.

Хотя на самом деле ему ничего не было ясно. Положив трубку на рычаг, майор еще некоторое время не сводил неподвижного взгляда с телефона. Он понимал, что Бирингер передал ему приказ генерала, и притом срочный приказ. Любопытно, чего хочет генерал-майор Модерзон?

Это был животрепещущий вопрос, требовавший глубокого анализа, и, чтобы заняться им в спокойной обстановке, майор Фрей решил поехать домой. С собой он забрал портфель, набитый всевозможными бумагами. Он решил, что в тиши собственной квартиры, после сытного обеда его наверняка осенит.

– Дорогая Фелицита, – обратился Фрей к жене, доедая суп, – мне официально поручено провести дознание исключительной важности.

– Ну и проводи, раз приказано, – поспешно сказала жена. – Ты не новичок и по документам и протоколам докажешь то, что тебе нужно.

Фелицита в последнее время, как заметил Фрей, была какой-то невнимательной. Он вовсе не нуждался в ее совете, он просто хотел за обедом поговорить с ней немного.

– Подобные вещи, – заговорил он, когда Барбара подала на стол жаркое, – у нас встречаются чрезвычайно редко. За все время существования нашей школы подобное встречалось всего лишь пять раз. А вот при генерале Модерзоне это первый случай. Но это, разумеется, ничего не значит.

– Для тебя, конечно, ничего, – заметила фрау Фрей. Она даже не полюбопытствовала, как же зовут жертву. В последнее время она часто находилась в состоянии апатии, что было заметно даже за столом.

После обеда майор удалился к себе в кабинет, а фрау Фелицита прилегла на диван. Барбара принялась варить крепкий кофе с сахаром.

Майор намеревался хорошенько все продумать, но ему то и дело мешала Барбара. Она наклонилась к нему, поставила чашку с кофе на стол и спросила, обласкав взглядом:

– Не хочешь ли выпить рюмку коньяка?

– Я хочу поработать, – ответил он уклончиво.

– Однако тебе необходимо немного и отдохнуть, – посоветовала Барбара.

Майор еще ниже склонился над своими бумагами, стараясь сконцентрировать весь свой ум на ответах на целый ряд вопросов. Чего именно хотел генерал? Какую цель он преследовал? Какие именно документы его заинтересуют? Что следует подготовить, а что можно временно отложить в сторону? Ну и, наконец, кардинальный вопрос. Поскольку до сих пор генерал еще ни разу не прибегал к подобной мере, хочет ли он этого на самом деле? Проблемы, одни проблемы!

Неожиданно Фрей почувствовал что-то теплое на своей спине. Ему понадобилось всего лишь несколько секунд, чтобы сообразить, что это такое: это племянница Барбара прижалась к нему.

– Ты с ума сошла! – воскликнул он удивленно.

– Не сердись, – с трудом вымолвила Барбара. – Разреши мне немного посмотреть на тебя, только и всего.

– Перестань, – с трудом проговорил майор. – Каждую секунду сюда может войти твоя тетушка!

– Она спит, – тихо вымолвила Барбара и еще плотнее прижалась к майору. Ее влажные открытые губы коснулись его уха.

– Ты забываешь, что твоя тетушка является моей женой.

– Именно поэтому.

Нельзя сказать, чтобы Арчибальд Фрей активно защищался, отнюдь нет, скорее всего он несколько раз пошевелился, возможно для того, чтобы занять более удобную позицию.

– Тебе не стыдно? – бросил он. – Это белым-то днем!

– Ночью на это каждый способен, – проговорила Барбара, садясь ему на колени.

Арчибальд Фрей, словно бы защищаясь, опустил руку на грудь Барбары. При этом он успел посмотреть на часы: было уже поздно, ужасно поздно.

Он так резко вскочил на ноги, что Барбара съехала на ковер; не вставая, она смотрела на него жадными глазами.

– Немедленно встань, – сказал майор. – Будь благоразумной и не делай глупостей! Ты никогда не должна забывать о том, что я женат на твоей тете, и счастливо женат! Не смейся так, я тебе это говорю вполне серьезно. К тому же в данный момент у меня нет ни минутки свободного времени. Сначала я должен разделаться с очень важными служебными делами. Мы с тобой позже поговорим!

Около пятнадцати часов майор покончил со всеми приготовлениями. Он хотел быть принципиальным и решил начать расследование минута в минуту. Тут же он рассудил, что для бесед лучше всего подойдет учебная аудитория номер семь, в которой им никто не будет мешать, да и отапливается она лучше других.

Для участия в расследовании необходимо пригласить следующих лиц: капитана Ратсхельма, капитана Федерса, обер-лейтенанта Крафта, фенриха Хохбауэра. Кроме того, какого-нибудь неболтливого унтер-офицера для ведения протокольных записей. Затем потребуется еще один унтер-офицер в распоряжение самого майора, по-видимому в качестве посыльного.

Помещение было соответствующим образом обставлено: в центре отдельный стол для майора, на нем папка с документами. Перед столом – ряд стульев. Затем стоят еще два стола, пока еще никем не занятые, один – слева, другой – справа.

Были собраны офицеры и солдаты, которые молчали. Никто из них еще не знал, о чем, собственно, пойдет здесь речь.

Майор Фрей, казалось, с головой ушел в лежавшие перед ним бумаги. Крафт стоял прямо и неподвижно, не замечая дружески-ироничных взглядов, которые бросал на него капитан Федерс. Хохбауэр старался выглядеть мужественно и время от времени поглядывал на капитана Ратсхельма, который улыбкой старался поддержать его. Унтер-офицеры глядели равнодушно прямо перед собой, выражая всем своим видом, что ничего интересного в военной школе произойти не может.

Майор, немного подумав, важным тоном заговорил:

– Согласно полученному мною приказу заседание комиссии по расследованию поведения фенриха Гейнца Хохбауэра, рожденного двадцать первого третьего тысяча девятьсот двадцать третьего года в Розенхайме, в настоящее время фенриха учебного отделения «Хайнрих», шестого потока, объявляю открытым.

– Вношу предложение, – сразу же заговорил капитан Ратсхельм, как только майор кончил говорить, – прекратить ведение расследования за отсутствием веских причин для этого.

– Со своей стороны вношу предложение отстранить капитана Ратсхельма от участия в данном расследовании по причине его пристрастности, – промолвил капитан Федерс.

Капитан Ратсхельм залился краской и, не выдержав, выкрикнул:

– Я протестую против подобных подозрений!

– Здесь речь пойдет не о подозрении, а о совершении проступка, который я докажу!

– Это клевета! – возмущенно выкрикнул Ратсхельм.

– Но, господа! – произнес майор строго. – Я попрошу вас вести себя подобающим образом, ведь вы находитесь не в казино!

Чтобы еще больше подчеркнуть серьезность сказанного, майор Фрей стукнул ладонью по столу. Он был поражен: не успел он открыть заседание, как его уже хотят закрыть. И кто? Его же подчиненный. К чему это может привести?

– Я предлагаю, – начал капитан Федерс, – обсудить суть дела сначала, так сказать, при закрытых дверях.

– Именно это хотел предложить и я, – с облегчением вздохнул майор. – Итак, всем, кроме офицеров, покинуть помещение!

Фенрих Хохбауэр и оба унтер-офицера поспешили выполнить это распоряжение. Они торжественно отдали честь и вышли из аудитории.

Когда дверь за ними закрылась, капитан Федерс бодро сказал:

– Нельзя никого принуждать смотреть на наше грязное белье. Я выступаю за то, чтобы все сказанное здесь осталось между нами и чтобы мы побыстрее покончили с этим делом. Нам ясно следующее: Крафт и я голосуем за исключение Хохбауэра из школы. Капитану Ратсхельму я бы посоветовал воздержаться от голосования. А вы, господин майор, естественно, не занимаете ничью сторону.

– Напротив! – воскликнул капитан Ратсхельм с бойцовским азартом. – Я решительно выступаю против!

– Двое – за исключение, – как ни в чем не бывало продолжал Федерс, – один – против. Теперь вы видите, что ваша не прошла, и если вы благоразумны, то скажите свое «да», и покончим на этом.

– Я всегда стоял и буду стоять за справедливость! – высокопарно заявил Ратсхельм.

– Господа, господа! – воскликнул майор. – Так дело не пойдет! Мы собрались с вами для того, чтобы вынести свое официальное обоснованное решение об исключении. Весь смысл нашего сегодняшнего заседания будет состоять в том, – в этом месте майор остановился и заглянул в свои записки, – чтобы мы, выслушав и детально обсудив все «за» и «против», пришли к ясному выводу и желательно единогласно проголосовали бы за наше решение. Решение должно быть принято, так как перенос заседания, как и его передача в другую инстанцию, маловероятны.

Майор внимательно осмотрелся, а чтобы не дать офицерам перегрызться между собой как собакам, он прибег к следующему методу: он разрешал то, что не мог запретить, и одновременно пытался соединить все воедино.

– Господа, мне лично поручено провести это совещание, и я жду от подчиненных мне офицеров поддержки безо всякого желания повлиять на их взгляды. Господин обер-лейтенант Крафт взял на себя роль обвинителя фенриха Хохбауэра. Будет вполне допустимо, если один из господ офицеров возьмет, так сказать, сторону фенриха, в этой роли вполне может выступить капитан Ратсхельм; я же надеюсь, что капитан Федерс возьмет на себя обязанности эксперта. Все согласны?

– Хорошо, – ответил Федерс.

– Согласен, господин майор, – произнес Ратсхельм послушно.

– Я не согласен, – заупрямился Крафт. – Я продолжаю настаивать на отводе господина капитана Ратсхельма.

– Обоснуйте свое требование! – потребовал майор Фрей прежде, чем капитан Ратсхельм успел что-либо сказать.

Фрей знал, что обер-лейтенант Крафт ни за что не отступится от своего, а отговаривать его от этого было равносильно пустой трате времени, так что практически ему не оставалось ничего другого, как взять этот барьер. Но удобнее всего это было сделать тогда, когда Ратсхельм будет вести себя тихо. Поэтому майор и сказал:

– Могу я просить вас, господин обер-лейтенант Крафт, сообщить нам свои аргументы?

– Так точно, господин майор, – ответил Крафт.

По знаку майора Фрея обер-лейтенант вышел вперед. Вынув из папки какую-то бумагу, он положил ее на стол перед майором со словами:

– Здесь записаны все посещения фенрихом Хохбауэром капитана Ратсхельма за последние две недели.

– Что означает этот тайный сыск?! – возмутился Ратсхельм. – Это похоже на методы гестапо!

– Ваше последнее замечание, – усмехнулся капитан Федерс, – вполне можно рассматривать как подрыв государственных устоев…

– Я этого не слышал, – оборвал его Фрей.

Ратсхельм тотчас же сообразил, что допустил грубую ошибку, и тут же признался:

– Ничего подобного я, разумеется, не имел в виду. Подрывать государственные устои я никогда не стану, так как это противоречит моей натуре. Следовательно, считайте, что я ничего подобного никогда не высказывал.

Крафт насторожился, готовый к прыжку.

А майор тем временем продолжал:

– Я не могу видеть что-то предосудительное в том, что фенрих посещает своего начальника курса.

– Будь такое посещение случайным, его вполне можно было бы считать нормальным, но столь частые посещения при определенных обстоятельствах отнюдь не могут рассматриваться как нормальные, тем более если учесть, что некоторые из них занимали по времени до трех и более часов.

– Трех и более часов? – удивленно спросил майор Фрей.

– Можно подумать, – усмехнувшись, заметил Федерс, – что этот фенрих является родственником нашего уважаемого капитана, либо женат на нем или же влюблен в него.

– Здесь речь шла только о выполнении мной моих обязанностей, – пытался защищаться капитан Ратсхельм, по одному виду которого нетрудно было догадаться, что он смущен. – Как мне кажется, каждый воспитатель должен быть заинтересован в лучшей подготовке подрастающего поколения молодых офицеров.

– Трех и более часов? – еще раз переспросил майор, сильно растягивая слова. – При всем желании вас понять, капитан Ратсхельм, не слишком ли жирно тратить столько времени на одного фенриха? Тем более что вам доверено воспитание ста двадцати фенрихов.

– Но этот, господин майор, особенно одаренный, он – приятное исключение из общего числа.

– А мы, его непосредственные начальники, придерживаемся совершенно другого мнения. Мы не считаем его чрезвычайно одаренным, а его отношение к капитану Ратсхельму позволяет нам трактовать это иначе, – заговорил Крафт. – Фенрихи моего учебного отделения говорят об этом довольно открыто.

– Я вас не совсем понимаю, Крафт, – перебил его майор, все еще не понимая, куда тот клонит, – что вы, собственно, хотите сказать? То ли вы хотите обвинить господина капитана Ратсхельма в том, что он дает Хохбауэру родственные поблажки, то ли хотите обвинить его во взяточничестве, насилии или в чем-нибудь подобном?

– Я счел бы ниже своего достоинства, – покраснев как рак, начал Ратсхельм, – обращать внимание на подобные подозрения.

– Говорите яснее, Крафт! – потребовал майор.

– Осторожно, господин майор! – по-дружески воскликнул Федерс. – Вы можете сесть в лужу! И если вы этого еще не замечаете, то вас не грех об этом предупредить. Во всяком случае, господин майор, сейчас у вас остается одна возможность: проявлять человеческую симпатию, а лучше мужскую симпатию…

– Хватит! – выкрикнул майор тревожно. Наконец-то и до него, видимо, дошло, что на него накатывается. Он, здравомыслящий солдат и начальник, был недалек от того, что чуть было не опрокинул бочку с дерьмом. Последствия этого шага было трудно предвидеть, если бы он сделал еще один шаг. – Все остальные слова напрасны!

Немного опомнившись, майор Фрей начал пытаться обезопасить себя.

– Господин капитан Ратсхельм, – начал он с небольшим упреком, но в то же время и с некоторой долей сочувствия, – я всегда ценю офицеров, которые не жалеют времени на своих фенрихов. Однако слишком большое усердие может нарушить необходимое равновесие. А здесь, как мне кажется, тот самый случай. Я не могу этого одобрять, но не могу и осуждать, поскольку я предполагаю, что вы руководствуетесь исключительно добрыми мотивами.

– Я готов заверить вас, господин майор, – начал пояснять Ратсхельм, – что бы я ни делал, я всегда руководствуюсь долгом. Я считаю фенриха Хохбауэра одним из лучших и способнейших кандидатов в офицеры на моем курсе. Я готов положить руку в огонь. И продолжаю считать абсурдной, если не сказать подлой, саму мысль об исключении его из школы…

– Господин капитан, – перебил его майор, которому пришлись не по вкусу последние слова Ратсхельма, – я попрошу вас не забывать о том, что мне поручено провести это расследование, а это означает, что уже по одному этому оно не может быть ни абсурдным, ни тем более подлым.

– Я прошу господина майора разрешить мне забрать обратно столь неудачно сказанные мной слова, о чем я очень сожалею.

Майор Фрей отнесся к этой просьбе капитана великодушно. Он встал на путь незначительного сопротивления, который вел через Ратсхельма. Этот неуправляемый Крафт стоял как стена, и устранить его можно было только взрывом.

– Известное предубеждение, в котором я не вижу ничего пристрастного, завело господина капитана Ратсхельма в трудное положение. Однако я не вижу никаких препятствий для продолжения расследования. Давайте перейдем ближе к делу. Прошу вас, господин обер-лейтенант Крафт.

Крафт вышел вперед и сказал:

– Я обвиняю фенриха Хохбауэра в изнасиловании.

– Абсурд! – выкрикнул капитан Ратсхельм. – Полный абсурд! Фенрих Хохбауэр такого не сможет сделать!

– А откуда вам это знать? – с любопытством спросил Федерс.

– Как раз в этом-то отношении фенрих Хохбауэр имеет твердые принципы, – возмущенно проговорил Ратсхельм.

– Господин майор, у меня есть доказательства. Пострадавшую девушку зовут Марией Кельтер. В настоящий момент она находится неподалеку отсюда и по вашему вызову готова предстать перед вами. Могу я послать за ней унтер-офицера?

– Смешно! – не сдержался капитан Ратсхельм. – Пусть эта девица смело приходит, если уж мы непременно хотим осрамиться.

Майор, которого уже начало бросать в пот, сначала кивнул, а затем сказал:

– Пусть девушка придет, но до этого мы хотим поближе познакомиться с фенрихом Хохбауэром. Я надеюсь, что все со мной согласятся в том отношении, что пока нам следует отказаться от ведения протокола и от присутствия здесь низших чинов. Согласны? Ну и хорошо! Тогда давайте продолжать. Прошу вас, господин обер-лейтенант Крафт.

Крафт вышел в коридор и приказал Хохбауэру войти в аудиторию. А когда тот вошел, Крафт еще раз вышел в коридор и передал унтер-офицеру приказ майора Фрея сходить во второй буфет и привести оттуда фрейлейн Марию Кельтер.

А тем временем фенрих Хохбауэр вновь предстал перед комиссией. Он стоял большой, гибкий, без каких-либо признаков беспокойства. Крафта он, казалось, не замечал и смотрел мимо него. На Федерса он тоже старался не смотреть. Однако, поймав на себе бодрящий взгляд капитана Ратсхельма, Хохбауэр повернулся к майору Фрею и начал внимательно разглядывать его.

– Фенрих Хохбауэр, – деловито начал майор, – вы находитесь перед комиссией по расследованию. Все присутствующие вам, видимо, лично знакомы. Перед нами поставлены задачи – определить, можете ли вы впредь оставаться в нашей военной школе или не можете. Решение, которое вынесет наша комиссия, обжалованию не подлежит, то есть оно окончательно. Если мы решим исключить вас, ваша солдатская карьера на этом закончится: вы будете разжалованы из фенрихов и уже никогда не сможете стать офицером. Само собой разумеется, что вы должны говорить перед нами правду, только правду и ничего больше. Вам все ясно, фенрих?

– Так точно, господин майор! – корректно ответил Хохбауэр.

– Тогда перейдем к сути дела!

– Господин майор, – заговорил фенрих Хохбауэр, чувствуя, что он обязательно должен оправдаться, – я позволю себе сослаться на то, что мое дело, если о таковом вообще можно говорить, уже закончено. И закончено официальным следствием в штабе начальника военной школы. Возобновление его будет затруднено тем, что оно может совершиться только с помощью той же инстанции. В случае же появления новых подозрений об этом придется ставить в известность старшего военного советника юстиции господина Вирмана. Другого выхода быть не может.

Проговорив это, Хохбауэр по очереди посмотрел на лица четырех офицеров, которые в свою очередь с изумлением смотрели на него. Хохбауэр воспринял их реакцию на свое заявление как чистое изумление и был готов насладиться этим. Ему казалось, что он великолепно подготовился к этому разбирательству, заранее взвесил все «за» и «против», как следует выдрессировал свидетелей, которые могут понадобиться, короче говоря, подготовился так, что ничто уже не могло его удивить.

Однако стоило только Хохбауэру взглянуть на Крафта, как он вдруг почему-то почувствовал в себе неуверенность, так как глаза обер-лейтенанта излучали спокойствие и уверенность.

– Послушайте, о чем вы, собственно, говорите? – угрожающе спросил майор.

И тут Хохбауэр заметил, как капитан Ратсхельм еле заметно покачал головой. Это еще больше обеспокоило Хохбауэра. Он тотчас же начал лихорадочно соображать, что было уже бесполезно, так как все его приготовления рухнули как карточный домик.

Что же, собственно, случилось? Он натолкнулся на сильное сопротивление, а сейчас этот Крафт, попросту говоря, хитро подставил ему ножку. Он споткнулся, но по-настоящему понял это только тогда, когда за его спиной голос вошедшего в аудиторию унтер-офицера произнес:

– Господин майор, фрейлейн Мария Кельтер находится здесь!

«Так вон оно что!» – мысленно воскликнул Хохбауэр и тут же попытался взять себя в руки и сосредоточиться. Что этим хочет доказать Крафт? И все ли это? Что можно ожидать еще?

В поисках поддержки Хохбауэр бросил взгляд на Ратсхельма, но тот с недовольным видом разглядывал только что вошедшую девушку.

Мария Кельтер, маленькая и изящная, застенчиво приблизилась к столу майора, сопровождаемая пятью парами глаз, которые смотрели на нее частично с любопытством, частично с озабоченностью. По узкому лицу девушки разлился густой румянец.

Сначала майор попросил унтер-офицера снова удалиться в коридор, а уж только после этого он довольно дружелюбно обратился к Марии Кельтер, при этом в голосе его даже послышались отеческие нотки. Затем майор поблагодарил девушку за то, что она пришла сюда, и заверил ее, что он очень ценит это. Потом Фрей попросил Марию помочь им отыскать истину, ссылаясь при этом на ее откровенность.

– Поскольку я уже заверил вас в том, что буду предельно деликатен, и не только я, но и остальные присутствующие здесь лица, могу вам сказать, что все, о чем тут будет идти речь, останется между нами и никуда не выйдет из этих стен. Поэтому я рассчитываю на вашу помощь, фрейлейн Кельтер, не так ли?

– Да, – ответила майору Мария.

– Простите, пожалуйста, – проговорил майор. – Я забыл вам представиться. Я – майор Фрей, командир этой военной школы. Вы же спокойно можете называть меня господином майором.

– Да, господин майор, – проговорила Мария Кельтер.

– Итак, фрейлейн Кельтер, – мягко начал майор, – на вас напали, да?

Мария Кельтер испуганно посмотрела на него, а затем как-то беспомощно огляделась.

– Нападение и изнасилование – это не одно и то же, – поспешил ей объяснить капитан Федерс. – А господин майор хотел бы знать следующее: были ли вы, фрейлейн Кельтер, силой принуждены к удовлетворению любовной утехи, на что вы добровольно не соглашались?

– Да, – произнесла Мария Кельтер.

– Таким образом, – начал майор с подъемом, – вы ответили на первый вопрос, который я вам задал. Тогда перейдем к следующему вопросу. Это сделал фенрих Хохбауэр?

– Да, – чуть слышно ответила Мария.

– Этого не может быть! – выкрикнул побледневший как стена капитан Ратсхельм. – Хохбауэр, скажите же им, что это неправда!

Однако Хохбауэр ничего не сказал, а лишь низко опустил голову. По выражению его лица было заметно, что он пытался что-то лихорадочно сообразить. Он должен был найти какой-то выход! После долгой паузы он сказал:

– Это дело скоро прояснится. Скорее всего, это недоразумение.

– Ага! – воскликнул Федерс. – Вы хотели изнасиловать другую девушку?

– Нет, совсем нет! – быстро ответил Хохбауэр.

– Значит, эту!

– Это было вовсе не насилие! – сказал Хохбауэр.

Но капитан Ратсхельм вряд ли слышал эти слова фенриха, так как они оставили его равнодушным. Ему было ясно одно: это сделал Хохбауэр! Этот примерный юноша скатился на путь порока, да еще сексуального! Так низко пал его идеал! Этим признанием для капитана Ратсхельма был разрушен целый мир. И разрушителем этого мира был не кто иной, как Хохбауэр!

– Сейчас я попрошу вас, Хохбауэр, быть особенно точным, – начал майор, обращаясь к фенриху. – Если вы, Хохбауэр, утверждаете, что это было отнюдь не насилие, то тем самым вы одновременно утверждаете, что фрейлейн Кельтер сказала нам здесь неправду! Скажите, фрейлейн Кельтер, вы не отказываетесь от сказанного вами ранее?

– Нет, господин майор, – тихо, но отчетливо произнесла девушка. – Это произошло против моей воли.

– Хохбауэр, – потребовал майор, – как вы нам это объясните?

– Я был уверен, – отвечал фенрих, – что в известной степени между нами было согласие.

– Фрейлейн Кельтер, что вы скажете на это?

– Против меня совершили насилие.

– Вы сопротивлялись? – поинтересовался майор.

– Да.

– Вы звали на помощь?

– Я не знаю. Кажется, нет.

– А почему?

– Это было бесполезно. Мы находились в городском парке, поблизости не было ни одной живой души. Может быть, я и кричала, только не очень сильно.

– Я думаю, господин майор, – произнес обер-лейтенант Крафт, – остальные детали мы можем и опустить. Нам и так все ясно. Я считаю, что нам все ясно.

– Мне тоже, – заметил Федерс.

– А вам, господин капитан Ратсхельм? – спросил майор Фрей!