Текст книги "Никогда не связывайтесь с животными. О жизни ветеринара"

После этого я Бена больше не видел; в той клинике я был временным врачом, и мой последний день работы был и последним днем существования самой организации. Алан уходил на пенсию, он решил продать клинику другому местному ветеринару. То были странные последние недели на работе. Я наслаждался тем временем, но видел, как все это трудно было для Алана. Ведь он проработал 40 лет на одном месте. Клиника была для него не просто местом работы, это была его самоидентификация. Не раз я замечал в его глазах слезы, когда он думал, что его никто не видит.

Вообще удивительно: прошло так много лет, а я до сих пор вспоминаю Бена с нежностью. Очень надеюсь, что ему удалось проработать много-много лет после операции. Мало есть на свете того, что доставляет колли большее удовольствие, чем пасти овец, ведь это у них в крови – порода выведена для такой работы. Я рад, что сумел дать Бену еще несколько лет, чтобы он мог заниматься любимым делом.

После того случая мне довелось делать много ортопедических операций. Теперь я намного увереннее и радостнее ставлю пластинки на кошачьи лапки, вживляю скобы в сломанные запястья собакам, использую более сложные внешние каркасные фиксаторы для непростых переломов. Я даже как-то прошел курс повышения квалификации и заплатил за него 1600 фунтов, хотя оказалось, что за свою рабочую практику я узнал намного больше, чем мне дали на тех курсах. Инновационные технологии также приносят много выгоды: они революционно изменили перечень наших предлагаемых услуг. Цифровая радиография (рентген) помогает измерить размер кости виртуально. Я потом могу заказать необходимые импланты и детали, они будут доставлены на следующий день. Наборы приспособлений мелких размеров позволяют лечить даже самых миниатюрных пациентов, а хирургические комплекты, в которых все инструменты заранее предусмотрены, представляют меня как врача в самом выигрышном свете – намного лучше, чем я есть на самом деле.

Совсем недавно была моя очередь дежурить на смене в клинике, с которой я регулярно сотрудничаю. На прием был записан кот, которому надо было сделать ампутацию. Я изучил рентгеновские снимки и посчитал, что его травму можно вылечить, но ни у кого в нашей практике не было необходимых навыков. Перелом случился несколько дней назад, моя смена заканчивалась в тот день, а потом я должен был уехать, так что либо сегодня, либо никогда. Я подошел к одной из медсестер и спросил: а что если мы попытаемся вместо ампутации спасти конечность? Она радостно заулыбалась. «Я знала, что вы так скажете!» Мы тут же стали собирать все необходимые вещи для операции. От предыдущих хирургических процедур всегда остаются неиспользованные материалы, так что мы поскребли по сусекам и собрали все, что нужно для сохранения лапы.

Спустя несколько месяцев я был в той же ветклинике, шел с парковки – и слышу, что меня окликает какой-то парень из машины: «Вы Гарет?» Я с опаской подтвердил, что да, меня так зовут.

– Вы спасли лапу кошке моей дочери!

Мы поболтали об этом, и уж конечно, весь день потом у меня было отличное настроение. Интересно, ведь раньше я этого человека не встречал, как и он меня, то есть он узнал меня на парковке по чьему-то описанию. Скорее всего, ему меня описали как низенького шотландца, похожего на шимпанзе, ну или в подобных выражениях, так что я не очень-то задираю нос и не испытываю головокружения от успехов.

До сего дня мне определенно везло. Хотя свою собаку я непременно отправлю к специалисту, будь у меня деньги. Я рекомендую всем владельцам животных поступать таким же образом. Но бывает, что иногда денег нет, а мне приятно, что удается удовлетворить свою тягу к хирургии. Если кратко описать, в чем же заключается эта страсть к хирургии, то, наверное, можно сказать так:

«Собака поломака, собаку починяка».

Если вы ветврач, то ничего лучшего для вас быть и не может.

Глава 8. Самсон

Мало найдется слов, от которых сердце простого ветврача сжимается от страха, но слово «лошадь» внушает ужас.

Тогда я работал в средней полосе Уэльса. Когда я приехал на новое место работы, владелец ветклиники, Дейв, сразу дал мне понять, что не приветствует у себя лошадей и их владельцев. На его счастье, среди пациентов клиники лошадей не наблюдалось. По всей вероятности, потому, что сами лошади и их владельцы Дейва тоже особо не жаловали. Зато был там один местный лошадиный врач, который обслуживал разных конных резидентов, обитавших на прекрасных уэльских холмах. Однако он имел привычку уходить в отпуск и делал это довольно регулярно, что было весьма эгоистично с его стороны. И вот в этот-то момент на манеж выходили мы. Или же, точнее, я. Дэйв очень вежливо, но твердо дал понять, что если потребуется, то именно я буду иметь дело с кавалерийским батальоном на лечении. В его защиту скажу, что я был и не против и даже сам вызвался на волонтерских началах лечить лошадей, ибо их я очень люблю и всегда искал случая вновь вспомнить лошадиную ветеринарию. Надо также сказать, что постоянный лошадиный врач уходил в отпуск, когда ему вздумается, и редко кого-то ставил в известность о своем отсутствии. А потому лошадь у нас на пороге могла появиться как гром среди ясного неба.

Мне позвонили ранним утром и пожаловались, что у лошади «удушье». У людей под удушьем обычно понимается невозможность нормально дышать, то есть люди начинают задыхаться. У лошадей обиходный термин «удушье» (это понятие используется в быту и не является узкоспециальным медицинским термином) означает, что произошла закупорка пищевода – трубки, идущей от рта к желудку. Это может вызвать затрудненное дыхание, но на самом деле трахея (дыхательная трубка) не затронута.

По моему опыту, одной из самых распространенных причин, почему лошади начинают задыхаться, является поедание неразмоченного жома сахарной свеклы, особенно в несметных количествах. В этот раз конь-проныра выбрался из своего загона в конюшне и пробрался туда, где хранился этот вкусный корм. Хозяйка оставила незапертым ящик с кормами, потому устоять перед соблазном коню было просто невозможно.

Хоть ситуация и не была из числа чрезвычайных – в том смысле, что жизнь животного не была под угрозой, – тем не менее удушье может вызвать серьезное расстройство, и чем дольше это состояние игнорируется, тем тяжелее последствия. Свекольная мякоть разбухает при контакте с    водой. Слюна в основе своей тоже вода, она поглощается свеклой и усугубляет закупорку пищевода. Причем масса не только разбухает, но и становится клейкой и крепко пристает к стенкам трубки. Одновременно в пищеводе могут возникнуть спазмы, что тоже повышает серьезность состояния. Лошадь все это время испытывает крайний дискомфорт, пытается кашлять, чтобы избавиться от образовавшейся пробки. Все вместе приводит к тому, что слюна, которая в нормальном состоянии сглатывается, теперь идет обратно вместе с кусочками пищи. В состоянии шока лошадь может вдохнуть эту жидкую смесь слюны и еды, и она попадет в легкие. Это может вызвать пневмонию, воспаление легких, а такое развитие событий уже весьма серьезно угрожает жизни животного.

Я только вернулся с ночного дежурства, а потому в машине было все необходимое для выезда на вызов. Наш спасательный комплект для экстренных случаев чрезвычайно скуден; любой уважающий себя лошадиный врач просто бы посмеялся над моей аптечкой первой помощи. Но было уже слишком поздно беспокоиться по поводу содержания комплекта – что есть, с тем и придется работать.

Приехав на место, я первым делом познакомился с хозяйкой, которая, понятно, была очень расстроена и ругала себя за легкомыслие. Ведь ей было известно, что этот конь умеет открывать дверь стойла. Лошади – очень умные животные, а некоторые до того сообразительные, что спокойно справляются с задвижками и крючками на дверях. Они искусно управляются с ними с помощью губ, языка и зубов, так что любые запоры, щеколды и прочие шпингалеты для них не преграда. Так еще в этом конкретном случае ящик с кормами вообще был без замка, потому что никому и в голову не приходило, что лошади могут туда забраться. Я не стал выдвигать никаких упреков, ведь Самсон все это время пытался выкашлять еду, пыхтел, потел и явно мучился.

Самсон был крупным конем и очень страшным. У лошадей вообще часто бывают свои закидоны. Они представляют определенную и весьма значительную опасность. Для начала – лошади умеют кусаться. Меня один раз уже кусала корова, но для коров это нехарактерно и вообще – это не по их части. А вот лошади, напротив, весьма в этом искусны и часто кусаются назло. От их укуса может остаться довольно обширная рана с кровоподтеками. Да и в целом лошади крупнее и выше человека, даже если это здоровый мужчина. У лошадей в наличии четыре конечности, и, в отличие от коров, они способны довольно резво лягаться всеми четырьмя в разные стороны, хоть и не сразу всеми одновременно. Вряд ли кто забудет, если к нему хорошенько приложится лошадь своим копытом, которое еще и обуто в железную подкову. Металлические подковы невероятно эффективны в передаче силы удара. Даже шаловливый тычок может оставить на теле большой синяк или же сломать кость. А если конь лягнул с явным намерением нанести урон, то считайте, что противник погиб. Рогатый скот намного медлительнее и более неуклюж, чем лошади. Ведь они весьма атлетичны, могут вставать на дыбы и бьют прицельно как передними копытами, так и задними. Ну а еще они могут применять другие тактические приемы: например, прижать к стенке всем корпусом, забодать мощной головой и тому подобное. За свой стандартный трудовой стаж любой лошадиный ветеринар должен быть готов в среднем получить семь-восемь производственных травм, треть которых потребует госпитализации, ну а в процентах десяти из всех случаев не исключена потеря сознания у врача. Лечение лошадей считается одним из самых опасных занятий в мирное время в Соединенном Королевстве. Совокупно такая специальность может считаться более рискованной, чем традиционная роль пожарного, где тоже хватает опасностей, но есть и свои преимущества, которых ветврач лишен, а именно: у пожарного намного больше времени на сон, физическую подготовку и есть возможность участвовать в соблазнительных фотосессиях для модных календарей.

К счастью, Самсон оказался миролюбивого нрава. Для начала надо было сделать ему успокоительный и обезболивающий укол. Седативное средство поможет в двух аспектах. Во-первых, конь расслабится и, возможно, спазмы в пищеводе сократятся и удушье уменьшится. Во-вторых, если он будет спокоен, то я смогу провести осмотр и, возможно, без его активного сопротивления. Хозяйка коня надела на него оголовок с чомбуром – крепкой веревкой, с помощью которой она могла контролировать движения его головы. Пока она управлялась с упряжью, я набрал в шприц ацепромазин и буторфанол. Ацепромазин – это транквилизатор, а буторфанол – опиоидный анальгетик. В сочетании два вещества обеспечат необходимый уровень седации, но конь будет стоять на ногах. Я набрал нужное количество и ввел инъекцию Самсону в яремную вену. Обнаружить ее у Самсона было труднее, чем обычно: конь был мускулистый и любитель чего-нибудь пожевать, так что мне пришлось потрудиться, чтобы нащупать вену в основании его мясистой шеи и пережать ее левой рукой. В правой я держал шприц с лекарством. Дождался, пока вена достаточно набухнет, и потом медленно ввел иглу. Немножко оттянул поршень назад, и втянувшаяся в шприц темно-красная кровь подтвердила, что в вену я попал; затем нажал на поршень и ввел весь препарат. После этого я оставил хозяйку с конем, а сам пошел к машине за необходимыми материалами. Мне нужна была распорка для рта, чтобы Самсон не закрывал его, пока я буду проводить осмотр. Также мне понадобится вода, причем очень много – для промывания желудка, зонд и воронка.

Я рысью потрусил к машине, собрал все необходимые инструменты. Когда вернулся, увидел, что Самсон уже клюет носом, его голова была низко опущена – успокоительное начало действовать. Роторасширитель, или зевник, выглядит как пыточный инструмент, которым наверняка пользовалась испанская инквизиция в моменты особо пристрастного дознания. Его надевают на голову; там есть две петли, которые цепляют за верхние и нижние резцы. Это позволяет раскрыть пасть животному, храповой механизм не дает ей закрываться, а я могу осмотреть ротовую полость и не бояться, что меня укусят. Мне надо было убедиться, не застряла ли у него во рту еда и могла ли она перегородить дыхательные пути. Я недолго возился с зевником. Потом хозяйка подлезла под голову коня, уложила его нижнюю челюсть себе на плечо и поднялась – теперь морда была прямо на уровне моих глаз и мне было легче «смотреть дареному коню в зубы». С налобным фонарем мне было все хорошо видно, и я тщательно осмотрел и ощупал, что у него во рту. Из горла торчали ошметки свеклы, которые он сумел откашлять, и все это было размочено слюной; пришлось убирать эти остатки пищи, чтобы не заслоняли обзор. Осмотр зубов тоже был не лишним, с ними проблем не было. Зубы у лошадей растут всю жизнь, и те, что слишком выступают, могут причинять вред. Любые проблемы с зубами у лошадей влияют на то, насколько качественно они пережевывают пищу, и если недостаточно хорошо, то крупные куски непрожеванной еды тоже могут застрять в пищеводе. Но у нашего Самсона зубы были загляденье. Я снял зевник. Теперь переходим к следующему этапу.

Шаг 2 – надо вставить носопищеводный зонд. То есть надо ввести резиновую или пластиковую трубку через нос, вдоль задней стенки гортани, в пищевод. Важно подобрать правильный размер и длину, хорошенько смазать зонд вазелином, потому что у лошади в носу есть очень нежные костные структуры под названием «носовые раковины». Травма этих костей весьма болезненна и может привести к сильному кровотечению. Травмирование в какой-то степени неизбежно, поэтому необходимо соблюдать предельную осторожность. Я на глазок прикинул длину и диаметр зонда, сделал отметку на трубке. Теперь надо было аккуратно вводить хорошо смазанную трубку через ноздрю. Настойчивое поступательное движение обычно проталкивает трубку туда, куда нужно. Как только она пройдет твердое небо (зонд проходит над сводом рта лошади), трубка начнет спускаться вниз по гортани. Гортань – это место, где дыхательная и пищеварительная системы встречаются. Она играет важнейшую роль в защите дыхательных путей. Когда мы едим и пьем, эпиглоттис, то есть надгортанник, закрывает вход в трахею и проводит пищу в пищевод. То, что эти две системы, которые должны существовать порознь по соображениям безопасности, пересекаются в этом месте, вызывает у меня предположение, что, видимо, так было задумано богом. А если не богом, то тот, кто это сделал, вероятно, очень торопился, да так, что делал все в суматохе в последний момент, прямо как в офисе доделывают все дела перед рождественской вечеринкой. Почему бы не сделать две отдельные дырки: одну для еды, а другую для воздуха? Это что, так трудно? Уж наверняка бы это облегчило мой труд. Ну да ладно. Когда зонд дойдет до края мягкого неба, важно замедлить ввод и позволить лошади самой «заглотнуть» зонд. Потом по ходу спуска зонда надо прощупывать шею лошади и контролировать, чтобы он попал в пищевод. Если у вас есть под рукой лошадь, то можете потрогать среднюю часть ее шеи, там вы нащупаете такую ребристую трубку, почти как шланг пылесоса, – это трахея. Сразу за ней идет мышечная трубка пищевода. Ее сложно нащупать, потому что между приемами пищи она обычно схлопывается и становится плоской. Но гибкий резиновый носопищеводный зонд прощупывается очень даже неплохо, потому что он расправляет пищевод, пока спускается. Крайне важно, чтобы зонд попал в пищевод. Если зонд пойдет в трахею, то вы рискуете начать промывать водой легкие животного. Чуть-чуть перельете воды – и все: ваше животное захлебнется на пустом месте.

Я медленно и аккуратно проталкивал вниз зонд, остановился, чтобы конь его заглотнул дальше, снова начал толкать внутрь и, когда он достаточно вошел, отдал конец зонда хозяйке, чтобы она его подержала. Опять-таки крутая гора мышц на шее Самсона затрудняла прощупывание местоположения зонда, я попросил хозяйку немного пошевелить им в разные стороны, чтобы понять, где он находится. Еще немного стараний – и зонд дошел до места. Я почувствовал, как трубка уперлась в препятствие. Теперь надо было ввести немного воды, а потом дренировать ее обратно. Я буду повторять такие промывания, пока не размягчу края пробки. Также с помощью зонда я буду немножко поддавливать на пробку, может быть, она пройдет дальше в желудок, на что я очень надеюсь. Все эти манипуляции требуют терпения и аккуратности. Слишком много воды – конь захлебнется, сильно передавишь зонд – можно нечаянно проткнуть пищевод, и все его содержимое попадет в грудную клетку, вот тогда коню кирдык. Уверен, что инструментарий и процедура промывания со временем улучшились, но тогда мои действия напоминали танец вприсядку с головой коня (очень неуклюжий и топорный танец), в котором мы с хозяйкой синхронно жонглируем подпругой, недоуздком, чомбуром, зондом в желудке коня, воронкой в зубах, периодически наливаем в воронку и сливаем воду. Не нужно, наверное, и говорить, что очень скоро мы двое, врач и хозяйка, вымокли до нитки, еще и были покрыты свеклой с головы до ног. Спустя полчаса такого синхронного плавания я чуть-чуть дальше толкнул зонд – и вдруг он легко прошел вперед. Я посмотрел на отметку, которую поставил на трубке, и, судя по ней, зонд дошел до желудка. Мы освободили Самсона!

Я еще раз метнулся галопом к машине, вернулся с антибиотиками и противовоспалительными инъекциями. Антибиотик нужен на случай, если конь все-таки вдохнул какое-то количество жидкости (это неизбежно). Тогда мы сможем предотвратить развитие пневмонии. Противовоспалительное лекарство снизит любое избыточное воспаление, которое может привести к тому, что у коня опять случится удушье. В любом случае эти инъекции послужат болеутоляющим средством. Инъекции сделаны. И тут Самсон начал немного приходить в себя. Пора было вынимать зонд. Я не раз выступал «на родео» с таким номером. Нередко случалось, что при вытаскивании зонда может пойти кровь. Из-за размеров коня и его мощного дыхания может получиться «кровавый туман» – зрелище не для слабонервных, многие начинают паниковать. Поэтому я заранее предупредил хозяйку, кстати, ее звали Сэлли, что может возникнуть такое последствие. Я так ей и сказал: «Из носа может пойти кровь. Будет выглядеть ужасно, но не волнуйтесь, это ненадолго».

И вот я вытащил из носа зонд, пошла кровь и… не переставала идти. У Самсона из носа хлестала кровь! Просто фонтаном! Я повторил еще раз все, что до этого сказал Сэлли. Что «это нормально, не о чем беспокоиться. Ну пошла носом кровь, подумаешь, бывает, я видал похуже кровотечения на матче регби». Хотя одновременно с этими словами, которые я произносил вслух, у меня в голове проносились совершенно другие мысли, абсолютно противоположные. Мой внутренний голос орал: «Черт! Опасность! Опасность! Че-е-ерт, сколько кровищи-и-и, блин блинский, чо дела-а-ать?!»

Потом мой внутренний голос перевел дух, немного успокоился, собрался с мыслями и резюмировал: «Это не кровавый туман, это кровавая баня! Ты что, засунул свой зонд ему в сердце? Ты что, ему сердце проткнул, что ли? Да как такое возможно?! Ты дебил, ты загубил коня своей глупостью в придачу к своей тупой самоуверенности!»

Иногда мой внутренний голос слов не выбирает и может очень сильно обидеть.

Пока все эти мысли крутились в голове, снаружи я напустил на себя невозмутимый вид. Я прямо-таки очень крепился, чтобы не сорваться галопом к машине и дальше… хотя я не знал, что дальше… да хоть бы удрать оттуда и подумать минут пять в тишине. Я схватил морду Самсона, поднял ее повыше и попросил хозяйку принести ящики. К тому моменту мы с ней были с ног до головы в кровище, слюне и свекольных ошметках. Сцена выглядела так, как если бы мы с Сэлли принимали участие в совместном ТВ-проекте, созданном по мотивам триллера «Техасская резня бензопилой» и реалити-шоу «Адская кухня». Я пристроил голову Самсона себе на плечо, чтобы дать отдохнуть затекшим рукам и подумать.

Что я сделал не так? Ничего, по крайней мере все до последнего момента делал правильно. Я видел раньше десятки раз подобное, но чтобы кровь хлестала так сильно? Хозяйка вернулась с ящиками, я подставил их под голову Самсону. Я поставил четыре ящика друг на друга, чтобы положить морду коня ровно. Вполне возможно, что если держать ему голову повыше, то кровь перестанет так хлестать, потому что снизится давление на то место, откуда идет кровь. С другой стороны, я не должен был сильно высоко задирать ему голову, а то кровь потечет обратно и попадет ему в легкие. Вся эта чехарда с ящиками, поднятием и опусканием конской головы, а также мои панические атаки заставили изрядно вспотеть. Но эта придумка с подставкой из ящиков явно замедлила кровотечение.

Опять-таки, на наше счастье, хоть Самсон и вполне уже пришел в себя, он все еще стоял смирно и послушно держал голову на подставке. Все-таки ситуация была более-менее под контролем. Появилась минутка, чтобы оглядеться, и я встретился взглядом с хозяйкой. Глаза у нее были величиной с чайные блюдца, по-видимому, адреналин в крови зашкаливал почти так же, как и у меня. Я честно признался, что никогда раньше не видел столько крови после вынимания зонда из желудка. Нам оставалось лишь следить за состоянием Самсона. Я ей так и сказал, что, если ей нужно куда-то отлучиться, то пусть идет, а я останусь рядом с Самсоном. Она поняла мой намек и поспешила в дом под предлогом приготовить чаю. Ведь я был у них уже больше двух часов, так что выпить чаю было бы совсем неплохо. Когда она вернулась, стало ясно, что Самсону полегчало. Он повеселел, и хоть из ноздрей текли струйки крови, они были уже не такими смертельными. Мы с Сэлли пили чай в тишине. Чай благотворно сказался на моих умственных способностях, мне удалось собрать мысли в кучу, и я постарался объяснить Сэлли, что теперь надо сделать для Самсона. Пищу в течение следующих 72 часов давать только в кашеобразном виде, плюс антибиотики и противовоспалительное.

Укладывая вещи в машину, я вспомнил, что не сказал о самом главном и наверняка самом верном способе предупредить у Самсона возможные рецидивы в будущем. Я пошел обратно через конюшню, пересек двор и оказался у фермерского дома. Это был красивый особняк, наверняка он стоил кучу денег. Я постучал в дверь. Сэлли вышла, держа телефон около уха: очевидно, она уже пересказывала все перипетии сегодняшнего утра кому-то из знакомых. Немножко смутившись оттого, что я, возможно, услышал какие-то ее комментарии в довольно громком разговоре, она извинилась перед своим телефонным собеседником и сказала, что перезвонит.

– Это опять я, – сказал я, – вспомнил тут кое-что.

Она подняла заинтересованно брови, несомненно, ей было интересно узнать, что же еще этот болван-ветеринар хочет добавить.

– Если бы вы повесили на тот ящик замок, было бы неплохо, как считаете? Просто, знаете ли, это сэкономило бы вам очень много денег в долгосрочной перспективе, а замок стоит всего-то фунтов 15, не больше. Понятно, что чем больше таких вызовов врача, тем больше я заработаю, однако… – я смутился, больше мне сказать было нечего. Иногда хорошая мысля приходит опосля. И тем не менее, как говорится, лучше предотвратить болезнь, чем ее лечить.

Я сел в машину и отправился назад в ветлечебницу, наверное, там уже собралась очередь из ожидающих консультации; принимать душ и переодеваться было некогда. На часах 08:20, а я обычно появлялся в кабинете в 08:30. Ехать назад порядочно, а потому я подумал, что надо бы позвонить в регистратуру и предупредить, что опоздаю. Набрал номер одной рукой, другой крутил руль (в то время не было запрещено разговаривать по телефону за рулем). Номер был занят, а мне на телефон пошел входящий звонок. Попытался его принять, но он сбросился. Я набрал еще раз нашу регистратуру: все равно занято – и опять идет входящий мне. Вероятно, какой-нибудь бедняга фермер из своей глухомани пытался спозаранку дозвониться, пользуясь случаем, что ветер задул ему в поле сигнал. Такое бывает в сельской местности, где мобильная связь нестабильна и зависит от направления ветра. На моей Nokia все деления присутствовали, у меня было хороший сигнал.

Я подождал несколько минут и опять позвонил. И снова входящий звонок! Я опять хочу его принять, а он сбрасывается. Неудивительно, что люди начинают злиться, когда не могут дозвонится до ветклиники с утра пораньше. Я живо представил себе того фермера, у кого корова мучается, отелится не может, а ветврач, до которого он пытается дозвониться, тоже не мычит и не телится.

Набрал еще раз. Кто бы мне ни звонил в этот же самый момент, у того плохо с чувством времени, потому что он пытается звонить именно тогда, когда пытаюсь позвонить и я.

– Алло, алло, алло-о-о! – закричал я, поднеся трубку к уху.

В ответ тишина.

Меня это начало выбешивать. Вот спешу я на работу, пытаюсь дозвониться до регистратуры, чтобы предупредить, что опоздаю, а тут какой-то идиот названивает мне каждые пять минут. Я уже начал матюгаться.

– Вот тупой кретин, да поднимись ты на крышу или на горку встань, поймай сигнал нормально! Неужели так трудно? – вопрошал я панель приборов в своем Land Rover.

У меня начало внутри подгорать.

– Не, ну ты вообще с мозгами дружишь или нет? Любой бы уже понял и позвонил с домашнего телефона, а не с мобильного! – панель приборов была совершенно со мной согласна.

Проехал еще минут пять. Никто не звонил. Тогда я решил, что попробую еще раз набрать нашу клинику, может, тот чувак уже дозвонился куда-нибудь? Нажал на кнопку автонабора – и вот опять входящий звонок!

– Вот же ж идиот! – начал я кипятиться. И вдруг меня осенило. Все звонки в клинике перенаправлялись на мой мобильный, потому что ночью было мое дежурство и еще было рано, никого не было в регистратуре, и никто не переключил звонки с моего номера обратно. Тот тупой кретин, кто мне названивал, был… я сам! Видимо, спасение Самсона вскружило мне голову и я пребывал под кайфом от этого успеха. Мой мозг купался в эндорфинах до тех пор, пока какой-то идиот не начал мне названивать. Оказалось, что тот идиот я сам, так что на завтрак этому идиоту придется съесть все свои слова обратно!