Текст книги "Ганнибал. Один против Рима"

Зимние квартиры на берегах По

Два месяца в середине зимы карфагеняне отдыхали под крышами домов. Это был первый перерыв в их походе с того момента, как они увидели Пиренеи. Они поделили трофейное оружие, деньги и снаряжение, вынесенное с поля боя. Латинские историографы скажут позже (легко быть умными задним числом!): «Ганнибал никогда не считал, что сделал все, чтобы достойно наградить своих людей за стойкость в сражении».

Слово «достойно» здесь – ключевое. Оно значит гораздо больше, чем простое обещание вознаграждения. Армия уже чувствовала себя расформированной. Она получила привилегии. Какой-нибудь ливийский водонос, воспитанный в ненависти к его карфагенским хозяевам в Африке, теперь стал свободным человеком, которому не надо было почтительно склонять голову при приближении карфагенского инспектора. На самом деле этот темнокожий ливиец, как и раньше, продолжал разносить воду, но чувствовал себя совсем иначе. Кельтиберский всадник, который мечтал снова увидеть свою родную Месету, получал несколько акров земли в Италии, отданных в его владение, или (если он отказывался) стоимость этой земли, которую ему выплачивали в серебре. Оборванный кельтибер чувствовал себя не хуже почитаемого торговца. Если бы французское выражение esprit de corps («чувство солидарности») существовало уже тогда, так бы и было. Умные латиняне писали об этом впоследствии: «Они были солдатами, доверявшими своему полководцу, который, в свою очередь, полагался на них».

Ганнибал не слишком много требовал от них в ненастную погоду на Треббии. После того как он дал им возможность использовать все преимущества ландшафта, он просто призвал пехоту держать линию фронта перед боевым строем римских легионов. Что касается его конницы, она составляла треть его армии, в то время как римская кавалерия была не больше чем десятой частью армии неприятеля. В ближнем бою африканские и испанские всадники Ганнибала превосходили италийских всадников. После того как последние были убраны с дороги, легионы не могли сохранять привычный для них боевой строй и отбивать многочисленную конницу на флангах. Это было так же просто, как уравнение: единица равна одной трети от трех.

Однако это уравнение не работало так, как должно. Легионы имели одну постоянную особенность. Их было не так легко уничтожить. Большинство сражалось, снова собравшись под знаменами в полевом укреплении, которое мудрость Ганнибала не позволяла ему атаковать. «Он никогда не рисковал в сражении, – писали хронисты, – если не было полной уверенности в том, что из этого можно извлечь какую-то пользу».

Пользой, которую извлек Ганнибал в битве при Треббии, был прочный союз с цизальпинскими кельтами.

Они приходили к нему со всех земель, прилежащих к реке По, даже издалека, с востока, как это сделали венеты. Вожди варварских лигурийцев прискакали верхом с западного побережья. Пока Ганнибал чествовал их в строгом соответствии с рангом и героическими заслугами каждого, разделяя в соответствии с наследственной враждой, они более двух месяцев восхваляли в своих речах его победы. Все они обратили внимание на бронзовые жезл и секиру – символы консульской власти, потерянные знаменосцами Семпрония при его побеге. Вожди, обильно сверкавшие золотом, не могли не заметить эти предметы, лежащие на львиной шкуре, распростертой у обутых в кожу ног Ганнибала. Гордые инсубры, которых связывали родственные узы с племенем бойев, снова поклялись в верности Ганнибалу и заявили о готовности посылать с ним своих воинов, искусно владеющих холодным оружием, куда бы он ни направлялся.

Ганнибал терпеливо объяснил, что они были в союзе не с ним, а с государством Карфаген, хотя он считает себя обязанным защищать их земли. Ни он, ни Карфаген не посягали на их территорию. И он показал им высеченную четкими латинскими буквами надпись на камне, которую некоторые из вождей были в состоянии разобрать. На камне был высечен закон. Этот закон предписывал римлянам относиться к галлам на реке По не как foederate et immunes, а как lex provinciae, что означало: галлы были не союзниками в совместной обороне, а субъектами права любой провинции, будь то Западная Сицилия, Сардиния или Корсика. В провинциях Римская республика давала право на землю и обращалась с жителями по законам войны.

До сих пор, сказал им Ганнибал, они боролись против вторжения латинских триб с Тибра. Теперь они могут положить конец этому вторжению и избавиться от всех порабощающих законов. Они могут сделать это, если помогут ему уничтожить римскую военную мощь. Тогда слово «Рим» будет значить не более того, что оно значило на протяжении трех столетий до этого, когда галлы впервые вышли к реке По.

Галльские вожди с готовностью согласились. Они – его верные союзники; они пойдут маршем на Рим, подобно тому, как это сделал их героический предшественник Бренн в дни их великой славы. Барды бойев запели песни о победоносной силе галлов; юные друиды под звуки своих длинных горнов с бронзовыми головами зверей окружили костры. Ганнибал с трудом помешал им заживо сжечь нескольких римских пленников в качестве священного жертвоприношения перед походом.

Галлы требовали, чтобы он выступал немедленно. Нетерпение толкало их искать победы на Тибре, поскольку перед их глазами были успехи карфагенян на Треббии. Кроме того, огромная карфагенская армия уничтожала их оскудевшие к концу зимы запасы провизии. Они просили Ганнибала, чтобы он увел свою армию, и она освободила римские поля.

Галлы добавили в общей сложности от девяти до четырнадцати тысяч к войску Ганнибала. Скорее всего, на самом деле это количество было менее десяти тысяч. Важнее было то, что у Ганнибала появилась новая база в долине По, с новым резервом совершенно неуправляемой живой силы. Оставшаяся часть полуострова была отрезана от Альп и простирающегося за ними континента. Гарнизоны в Плацентии и Кремоне оставались нетронутыми, под наблюдением быстрых нумидийских всадников.

Хотя Ганнибал мог оставаться в безопасности в Цизальпинской Галлии, существовали причины, по которым он не должен был этого делать. Северная зима была трудной для его людей, привыкших к более мягкому климату Африки и Иберии. Большинство слонов умерло от холода. Говорят, что один из них взял в свой хобот зеленую ветку, чтобы помахать ею проходившим мимо карфагенянам, словно взывая к милосердию.

Существует еще одна странная история о Ганнибале того времени. Говорят, что у него было несколько париков разного цвета в комплекте с соответствующей им разнообразной одеждой. С их помощью он скрывал свой возраст и менял внешность, чтобы не быть узнанным. Такую странность римские аналитики объясняют обычно не самым лестным для грозного карфагенянина образом. Они говорят, что он маскировался потому, что боялся покушения на свою жизнь. Возможно, это было правдой, такое произошло в Испании с Гасдрубалом. Но не исключено, что Ганнибал просто играл двойственную роль: в приличествующих случаю одеждах он появлялся на народных собраниях как главнокомандующий Карфагена; изменив внешность, занимался сбором сведений. Он прилагал все усилия к тому, чтобы попасть в Италию римлян, чтобы увидеть своими собственными глазами, что там. Такое вряд ли мог сделать полководец, перемещаясь через всю страну верхом на коне в сопровождении своего штаба.

А на реке По в тот месяц март у него были проблемы, которые не могли облегчить ни Карталон, ни шпионская сеть. Только слухи доходили до него из Карфагена и с морей. Возможно, он не знал о происходящем в Испании ничего, кроме того, что там высадилась внушительная римская армия. Ему было необходимо как можно раньше наладить связь со Старым и Новым Карфагеном, как только на морях откроется навигация.

Ганнибал прекрасно понимал, что после поражения при Треббии римские военачальники привлекут огромные резервы, чтобы противостоять ему. С каждым месяцем хорошей погоды все более крепкие силы будут подходить по мощеным дорогам с юга. Скорее всего, именно тогда Ганнибал произнес горькие слова по поводу войны: «Если вы одержали победу, даже те, кто ненавидит вас, будут с вами; если вы потерпели поражение, даже ваши друзья отвернутся от вас».

Итак, Ганнибал вместе с галлами выступил на юге против мобилизованных армий Рима. Этот ранний старт еще до окончания зимы дорого ему обошелся.

Дорога через болота

Цепь Апеннинских гор тянется вдоль полуострова наискосок сверху вниз. Начинаясь на побережье над Генуей, этот горный хребет идет к юго-востоку и едва не касается другого побережья – побережья Адриатического моря. Узкие долины открывают путь для переходов, но горная цепь, не прерываясь, доходит до носка итальянского сапога. Карфагеняне могли выбрать более долгий и легкий путь к Риму, следуя вниз по хребту и перевалив через него вблизи от Рима. Вместо этого они пошли прямо на юг через горы.

Это в чем-то напоминало переход через Альпы. Первая долина, в которую они вошли, поднималась к гребню, на котором они вновь подверглись испытанию градом и проливным дождем. Они вернулись той же дорогой в укрытия лагеря, чтобы переждать ненастье. Вероятно, следующую попытку они предприняли в другом месте и на этот раз перешли на западный склон. Они спустились в низину, тонущую после дождей в грязи. Дальше лежали болота, скрытые туманом. Прямой путь оказался трудным.

Ганнибал не стал ждать, пока будет найдена сухая дорога. Вьючные животные погружались в болото под тяжестью груза, и повозки приходилось тащить вручную. Четыре ночи и три дня люди не могли найти сухого места для лагеря. Во время привалов они садились на свои вещевые мешки, чтобы подремать.

Тех, у кого был опыт перехода через Альпы, отправили вперед, и галлы держались между ними и нумидийцами, которые подбирали отставших и больных. Галлы, физически самые выносливые, бездельничали во время перехода по болотам. Безропотные испанцы, наверное, с удивлением думали о том, где же богатые плантации, мощеные дороги и беломраморные города легендарного Рима. Замерзшие во время перехода через Апеннинский хребет, они были ослаблены приступами болотной лихорадки и малярии.

Снова лошади остались без корма. Уцелевшие слоны, не выдержав холодной температуры воды, погибли. Живым остался только один, самый крупный (должно быть, это был единственный в стаде индийский слон), у которого все еще оставались силы.

Лекари не могли бороться с распространением лихорадки на болотистых землях. Из-за тумана одежда пропитывалась влагой. Казалось, боги на небесах послали эту кару на армию. Ганнибала трясла малярия, он страдал от головной боли. Лекари только и могли, что укутывать его и настойчиво советовать передвигаться верхом на уцелевшем слоне, подальше от мокрой почвы.

Ганнон, сын Бомилькара, в поисках выхода из болотистого района вышел на ручей, который вывел его к деревьям, росшим по левому берегу. Направив в ту сторону берберских всадников, Ганнон различил в тумане вершины холмов. Обогнув их, всадники оказались у входа в долину, ведущую на юг. Туман рассеялся, и солнце осветило зеленый выгон и рассыпанные по нему белые домики. Карфагеняне назвали это место Долиной Света. На самом деле это была прекрасная долина Фьезоле.

Только здесь и теперь стало известно, как страдал Ганнибал от головных болей. Зрительный нерв не выдержал, и он ослеп на один глаз.

В долине он отказался от слона и снова пересел на своего коня. Он устремился вперед по широкой грязной дороге. Когда показались утесы из известкового туфа, на склонах долины стали видны темные провалы, обрамленные древней, полуразрушенной каменной кладкой. Рабы, вспахивающие поля на быках, сообщили, что это гробницы этрусков, разграбленные много лет назад.

Дорога вывела карфагенян на реку Арно. Возле бродов через реку поджидали неописуемого вида коробейники, в тюках у которых тем не менее находились дорогие благовония и слоновая кость. То были члены шпионской сети Карталона. Они искали Ганнибала, якобы с целью продать ему свои редкие товары, а на самом деле, чтобы тайно от всех сообщить ему на финикийском языке собранные ими сведения. Они рассказали, что в долинах, которые лежат впереди, отличные пастбища и много еды. Люди там мирные, не воинственные. Но на восточных холмах, в полудюжине маршей отсюда, Ганнибала поджидает сильная римская армия.

Ганнибал заставил свои колонны двигаться быстрее. Он вышел к югу, чтобы пройти мимо римлян в месте соединения холмов. Это была дорога на Рим.

Она вела карфагенян через самую сердцевину древних этрусских земель. И опять, так же как у реки По, их ожидания не оправдались.

Глава 3
От Тразименского озера до канн

«Я пришел воевать не с вами»

Народ не может умереть так, как человек, в один миг. У народа есть его язык, его собственный путь развития, своя религия, и прежде всего цель или мечта, которые заставляют двигаться вперед. Даже порабощенный кем-то, народ не исчезнет до тех пор, пока не исчезнет эта его опора.

Сильный и одаренный богатым воображением этрусский народ прекратил свое существование незадолго до прихода Ганнибала. Латинский язык занял господствующее положение в его долинах; его города, даже Вейи и священные Тарквинии, превратились в муниципии, подчиняющиеся законам Лациума. Поклонение солнцу, которое пришло к этрускам в незапамятные времена с побережья Азии, уступило место поклонению Аполлону – богу в прекрасном человеческом облике.

Удивительно, но, покоряя этрусков, варварские народы латинского союза впитали большую часть этрусской культуры. Римские инженеры возводили прочные каменные мосты и акведуки, подобные тем, что строили северяне; армия, состоящая из легионов, была скопирована с этрусской вплоть до таких деталей, как нагрудники, наколенники и прочные щиты. Гладиаторы, которые участвовали в смертельных играх этрусков, начинали устраивать театрализованные бои в римских амфитеатрах, развлекая толпу.

Но у северной культуры было заимствовано гораздо больше: секира и пучок прутьев ликтора – символы консульской власти; искусство авгуров, которые предсказывали будущее по книгам сивилл; ритуальные песни прорицателей и речи на панихидах по тем, кто ушел в подземное царство Аида. В таких мудреных вещах сильный народ с берегов Тибра полагался на мудрость новых субъектов римского права и заимствовал этрусский ритуал.

Последним умерло этрусское искусство. Еще в IV веке до н. э. этруски рисовали на стенах гробниц фигурки танцовщиц неземной красоты, кружащихся в полупрозрачных одеяниях. Это был пламенный танец на тлеющих красных угольках. Теперь этрусские художники искусно писали на загрунтованных полотнах мирские портреты усыпанных драгоценными камнями аристократов. Мастера по художественной обработке металлов изготавливали хирургические инструменты и утилитарные жаровни, по-прежнему вырезая на них крылатых грифонов или квадриги белых коней, впряженных в колесницы забытых царей.

Сами этруски потеряли всякую волю к сопротивлению. Они делали прекрасное вино для римлян, которые установили здесь власть и сдерживали свирепых кельтов на далеком севере.

Входя в римско-этрусский город, Ганнибал должен был замечать в банях и театрах признаки культуры, которой ему недоставало с тех пор, как он покинул иберийские дворцы. Он встретился, не найдя у них никакого отклика, с несколькими должностными лицами, которые ждали его прибытия. Он им сказал:

– Я пришел воевать не с вами, а только с властью Рима. Вы сможете освободиться от этой власти.

Они ответили уклончиво, на латыни, и отправили сообщение в Рим о том, что здесь появилась армия даже не африканского происхождения, а собранная со всего мира. Они не оказали сопротивления Ганнибалу, но и не оказали ему внимания.

До сих пор, кроме того времени, когда его войска совершали переход через Альпы, Ганнибалу удавалось склонять на свою сторону по пути следования по крайней мере часть населения. В этом месяце, июне, за его спиной лигурийцы нападали из засады на римских военачальников на их же территории и поставляли ему вооруженных людей. Римские гарнизоны, находившиеся в изоляции на реке По, начинали бунтовать.

Впереди находилась популяция примерно шесть миллионов человек, говорящих на умбрийском, этрусском и греческом, а также на других языках и на латинском как языке официальном. Среди 770 000 воинов из этой популяции не более чем 358 000 были гражданами Рима. Бросить свою армию против такой силы было бы актом отчаяния.

Если Ганнибал и не знал точного числа этих войск, то понимал количественное соотношение, которое представляло для него проблему. Ему надо было завоевать поддержку многих союзников Рима, чтобы получить шанс на успех. А он всего лишь нейтрализовал жителей Этрурии, через которую спешно проследовал. Он вел свои угрюмые дивизии на следующую битву, которая должна была как можно сильнее подорвать престиж Рима.

Проходя мимо неприятельского лагеря на холмах (там, где у него не было ни малейшего желания вступать в борьбу с легионами), он послал своих всадников в долину, чтобы они разграбили и сожгли деревни. Это пополнило запасы и могло заставить вражеских военачальников спуститься с холмов. Стало ясно, что карфагеняне двинулись на Рим. Если на холмах командует Семпроний, он, не теряя времени, спустится оттуда, чтобы выступить против карфагенян.

Полуослепший Ганнибал был в нетерпении. Когда шпионы доложили сведения о расположенных неподалеку римских войсках и о новом консуле Гае Фламинии, он рявкнул на них:

– Что толку, что вы как попугаи твердите о численности? Дайте мне хоть как-то понять, что происходит в голове Фламиния.

Лазутчики послушно сообщили все, что узнали о характере нового консула.

Фламиний идет по следу

Гай Фламиний, консул из плебеев, был известным человеком, заслужившим лютую ненависть глав аристократических семейств и, соответственно, летописцев, которые писали о нем после его смерти. Ливий говорит, что «у него не было ни военного опыта, ни каких бы то ни было способностей к военному делу». Но так ли это?

В качестве народного трибуна Фламиний провел против воли сената далеко идущий аграрный закон; в качестве претора он достаточно успешно управлял Сицилией, заслужив благодарность сицилийских римлян; в качестве консула он в 223 году до н. э. вопреки указанию сената повел армию на битву с цизальпинскими галлами и добился победы, которая держала инсубров в повиновении вплоть до прихода Ганнибала; в качестве цензора он построил великую Фламиниеву дорогу на север, остатки покрытия которой до сих пор можно видеть около современного скоростного шоссе. Переизбранный консулом в 217 году до н. э., в соответствии с народным требованием сменить незадачливого Семпрония, он не стал задерживаться в Риме на ритуальное жертвоприношение, а поспешил на север – против воли сената – к своей армии, на поле боя.

Пользующийся ненавистью среди аристократических семей, особенно Фабиев, Фламиний обладал твердой волей и немалыми способностями. Его недостатком была самонадеянность.

Рассмотрим его действия на поле брани. Вместе со своим соратником Сервилием он решил на время оставить долину По и ждать Ганнибала на пороге римской территории. Такой план ожидания врага вызвал возмущение в сенате. У римлян было в запасе две армии. Проницательный Фламиний пошел на запад Апеннинских гор, на высоты Ареццо. Сервилий ждал на востоке, в Римини, в конце Фламиниевой дороги. Заметив, что карфагеняне движутся мимо него по долине, Фламиний не поддался искушению, которому его подвергал Ганнибал, и не спустился вниз, ввязавшись в сражение на открытом пространстве. Вместо этого он отправил срочное предписание Сервилию быстрее продвигаться на юг. Потом, услышав, что Сервилий с восточной армией уже находится в пути, Фламиний спустился с холмов, чтобы следовать за карфагенянами. Их путь был четко обозначен горящими деревнями.

След поворачивает на восток, и Фламиний заставляет свои войска ускорить шаг. Дорога ведет мимо Кортоны, к Тразименскому озеру. Два-три дня таким шагом – и Ганнибал пересечет Фламиниеву дорогу, по которой торопится Сервилий. Тогда он неизбежно будет стиснут между двумя римскими армиями, и эта встреча на пересеченной холмистой местности станет выигрышной для римлян. Фламиний уверен, что сможет захлопнуть ловушку.

Фламиний не был неспособен к военному искусству. Он просто ничего не знал об уме Ганнибала.

Нумидийские застрельщики шли следом за карфагенянами чуть ли не на виду у преследовавшего их римского дозора. Застрельщики отходили ночью, чтобы передать сведения и охранять лагерь. Обычно днем Ганнибал и его небольшой эскорт верхом на конях устремлялись вперед для рекогносцировки местности. Продвигаясь по длинной долине у Кортоны, Ганнибал заметил впереди сине-зеленую ленту озера. Озеро было очень широким (гораздо шире, чем теперь). На северной стороне, где находились карфагеняне, его полукругом окаймляли полуразрушенные бугры, которые вряд ли можно было назвать холмами. Это был лабиринт каменистых бугров, поросших кустарником и оливковыми деревьями.

Отсюда дорога вела вокруг озера, как обычно, по самому удобному пути: узкая полоска берега у кромки воды. Далее возвышались уже настоящие холмы.

Увидев все, что хотел, Ганнибал решил разбить на берегу Тразименского озера карфагенский лагерь. На исходе короткой июньской ночи подошла большая часть его армии и под покровом утреннего тумана свернула налево, к холмам, возвышавшимся над озером.

Отряд усталых африканских застрельщиков держался дороги, окружавшей озеро, нумидийские всадники, как обычно, прикрывали их с тыла. Было 20 июня.

На следующий день, 21 июня, рассвело рано. Но еще до рассвета армия Фламиния, численностью более 40 000 человек, выдвинулась из своего лагеря, располагавшегося в конце долины. Легионеры и рекруты их союзников несли свое оружие. Это было высокоорганизованное войско. Как обычно, передовой легион устремился вперед, по следу, оставленному лошадьми карфагенян на дороге вдоль озера.

Основная часть войска следовала авангардом в приподнятом настроении. Консул, командовавший ими, одержал победу над свирепыми цизальпинскими галлами, которые сейчас отступали. Еще полтора дня, заявили трибуны, и они достигнут пересечения с Фламиниевой дорогой и встретятся с другой консульской армией. Рабы, торговцы и разносчики, следовавшие за армией, тащили за собой пустые повозки для трофейной добычи, а также цепи, чтобы сковывать пленников.

Солнце встало, но все еще было сумеречно. Густой утренний туман окутывал озеро. Войско двигалось сквозь серую пелену. Не обошлось без происшествий, когда кавалерийские фланги налетели на пехоту в месте сужения дороги. Произошло нечто похожее на свалку, когда надо было обогнуть первый крутой выступ. Сбившиеся когорты выправили строй и продолжили движение. Туман начал рассеиваться, но все еще заволакивал правую сторону озера.

Сначала они услышали рев, перекрывавший шум походного движения. Казалось, эти звуки несутся откуда-то сверху. Опытные триарии поняли, что подвергаются атаке, но атакующие оставались невидимыми, и триарии не могли себе представить, откуда ждать нападения. Туман закрывал все на расстоянии брошенного камня. Сквозь туман доносился лязг оружия в сомкнутых рядах.

Дисциплина сковывает. Она вынуждает опытных воинов идти в строю, подчиняясь командам. Лишенные возможности видеть то, что происходит впереди, легионы продолжали идти вперед походными колоннами. Потом они начали сбрасывать ранцы и брать в руки щиты.

«В таком тумане уши служили им лучше, чем глаза, и они услышали стоны раненых и крики и начали оглядываться по сторонам».

Знамена невозможно было различить. Вместо легатов, галопом разносящих приказы, лошади без всадников врезались в ряды. Центурионы старались криками сдвинуть фронт влево, и ряды направились туда, чтобы занять привычные места. Стесненное пространство не позволяло двигаться должным образом. Первая шеренга, прорвавшись через кустарник и валуны, обнаружила холмы, усеянные людьми, которые прыгали на них сверху. Многие римские легионеры клялись потом, что в тот момент на берегу озера произошло землетрясение.

Неожиданная атака привела колонны римлян в замешательство. Группы, штурмовавшие склон, были окружены. «Пока они соображали, что делать, их поубивали».

Одновременно Ганнибал бросил в атаку свои отряды с гребней, где они ждали. Туман на высотах рассеялся, когда солнце поднялось над горизонтом. Теперь полки африканцев, иберов, кельтиберов и галлов видели друг друга, а Ганнибал наблюдал за всеми со своего места над отдаленным концом дороги у озера. Галлы, в частности инсубры, яростно бросились в атаку на Фламиния, римского полководца, который опустошил их земли и покорил их самих. Так свидетельствуют очевидцы.

Их атака не утрачивала напора, потому что они нападали на врагов сверху, а те были не в состоянии образовать боевой фронт. Сражение происходило на взрыхленной почве между откосами и водой, что было вполне удобно проворным испанцам и выросшим в лесах галлам. Бой шел на этом берегу, потому что грозная тяжелая кавалерия карфагенян напала на римскую колонну с тыла. Всадники примчались из скрытой среди холмов долины. Каким бы плачевным ни было состояние их лошадей, не нашлось организованной силы, которая могла бы противостоять кавалерии. На том конце изогнутого полумесяцем берега, где находился Ганнибал (скорее всего, этот полумесяц простирался между мысом Пассиньяно и склонами Монте-дель-Лаго), выход был закрыт передовыми частями африканской пехоты под командованием Магарбала.

Фламиний, а не Ганнибал оказался в ловушке.

Хотя некоторые группы римлян отступали, чтобы занять позицию, деморализованные легионы охватила паника. Пути к отступлению не осталось. Толпы беглецов наталкивались одна на другую и ломали строй. «Многие легионеры, не видя пути к бегству, входили в озеро на такую глубину, что над водой поднимались только их головы и плечи. Их настигали конники, которые бросались в воду следом за ними».

К десяти часам утра битва на Тразименском озере была окончена. Солнце разогнало туман. Передовой легион римлян, оставшийся незамеченным в тумане, отошел на взгорье с восточной стороны. Оттуда легионеры могли видеть, что берег внизу заняли карфагеняне и что остальная часть римской армии исчезла.