Текст книги "Куда уходит любовь"

2

Я откашлялся.

– Имею ли я право задать несколько вопросов, ваша честь?

– У вас есть те же права, что у вашей дочери, полковник Кэри, – ответил судья. – У вас есть право советоваться с адвокатом, право вызывать свидетелей и задавать им вопросы, имеющие отношение к настоящему слушанию.

– Благодарю вас, судья. Мне бы хотелось задать вопрос мисс Спейзер.

– Можете задавать.

Я повернулся к инспектору.

– Мисс Спейзер, верите ли вы, что моя дочь способна убить человека?

Гордон вскочил.

– Возражаю, ваша честь! – возмущенно заявил он. – Полковник Кэри задает вопрос, оскорбительный для моего клиента.

Судья посмотрел на него.

– Мистер Гордон, – сказал он слегка раздраженным голосом. – Мне казалось, что мы уже объяснили вам: все возражения, которые служат защите интересов несовершеннолетней, принимаются автоматически. – Он повернулся к мисс Спейзер: – Можете отвечать.

Инспектор медлила с ответом.

– Я не знаю.

– Вы как-то сказали мне: трудно поверить, что такая девочка, как Дани, способна совершить убийство, – напомнил я ей. – Что вы будете чувствовать себя куда лучше, если вам удастся установить подлинные психологические причины ее действий. Почему вы так считали?

Она посмотрела на судью.

– Ни мне, ни мисс Дженингс не удалось установить достаточно близкий психологический контакт с Даниэль, исходя из которого мы смогли бы определить, на что она в самом деле способна. Мы чувствовали, что для столь юного возраста она исключительно хорошо владеет собой.

– Вы были в суде и слышали ее заявление перед жюри коронерского расследования. Вы согласны с его решением? – спросил я.

Она посмотрела на меня.

– Я приняла их решение.

– Я спрашиваю не об этом, мисс Спейзер. Учитывая, что вам так и не удалось до конца понять мою дочь, считаете ли вы, что она способна в самом деле убить человека, как утверждалось в суде?

Она снова поколебалась.

– Думаю, что это возможно.

– Но, тем не менее, у вас есть сомнения?

Она кивнула.

– Сомнения всегда есть, полковник. Но мы должны иметь дело с фактами, которые имеются в нашем распоряжении, и мы не можем позволить, чтобы личные чувства мешали их объективному восприятию. С фактами, делать выводы из которых мы предоставляем суду. И мы должны действовать в соответствии с ними.

– Благодарю вас, мисс Спейзер.

Я повернулся к судье. Облокотившись на стол, он наблюдал за мной. Чувствовалось, что его заинтересовали мои действия. Гордон снова встал.

– Я должен выразить свой протест, ваша честь, – сказал он. – Я не могу понять, чего хочет достичь полковник Кэри, задавая подобные вопросы. Вся эта процедура кажется мне довольно странной.

Судья повернулся ко мне.

– Должен признаться, что и меня она несколько удивляет, полковник Кэри. В самом деле, чего вы добиваетесь?

– Не могу исчерпывающе ответить вам, ваша честь, но меня кое-что беспокоит.

– Что именно, полковник Кэри?

– Если бы моя дочь не была несовершеннолетней и вердикт гласил бы, что она совершила «оправданное убийство», то, скорее всего, ей было бы предоставлено право вернуться к нормальной жизни. Не так ли?

Судья кивнул.

– Но поскольку она несовершеннолетняя, она подлежит наказанию, и поэтому она сегодня находится перед судом?

– Это не так, полковник, – возразил судья. – Ваша дочь находится перед судом не за убийство. Это попечительное слушание, главная задача которого – обеспечить здоровье и благополучие ребенка.

– Простите мою настойчивость, ваша честь. Я не юрист. Для меня тот факт, что она находится в заключении, уже является наказанием. По какому бы то ни было поводу – из-за преступления, которое привело ее сюда, или же по каким-то весомым для штата причинам – но для меня все они едины.

– Можете быть уверены, полковник, что суд меньше всего руководствуется желанием наказания, – вежливо сказал судья.

– Благодарю вас. Но есть и еще кое-что, вселяющее в меня беспокойство.

– Что именно?

– Если бы жюри коронерского расследования обвинило меня в преступлении, я был бы вынужден предстать перед судом. И у меня было бы право защищать себя от этого обвинения, пока раз и навсегда не была бы доказана моя вина или моя невиновность.

Снова судья кивнул.

– Но оказывается, в деле моей дочери это не представляется необходимым. Как только я появился здесь, мне было растолковано, что я могу не беспокоиться относительно наказания, потому что Дани несовершеннолетняя. Будет рассматриваться вопрос только о порядке ее содержания. И только сегодня я понял, что упущена одна важная вещь.

В горле у меня пересохло, и я налил себе стакан воды. Судья с любопытством смотрел на меня, и я продолжил.

– В ходе судебной процедуры я не увидел ни малейшей попытки защиты моей дочери. То есть, ей предоставлено право самой защищать себя.

– Она не отказывалась ни от одного из своих прав, полковник, – с легким раздражением сказал судья. – И мне кажется, что на вашей стороне и на стороне ее матери выступает один из самых способных адвокатов. Мистер Гордон присутствовал на всех слушаниях. И если у вас есть какие-то претензии к тому, как он исполняет свои обязанности, излагать их надо не здесь.

Я начал чувствовать, что запутываюсь в паутине законов и правил. С моей стороны было сущей глупостью дать понять, что я хочу разорвать ту паутину глупостей, которыми закон оплел Дани.

– Ваша честь, проще говоря, я хочу выяснить… Что я должен делать, чтобы в данном суде восторжествовала правда о моей дочери?

Судья долго смотрел на меня. Затем он откинулся на спинку кресла.

– Если это то, к чему вы стремитесь, полковник, – медленно произнес он, – действуйте любым способом, который пойдет вам на пользу, как вы считаете. Суд не меньше вас заинтересован в правде.

Гордон снова вскочил.

– Это выходит за все рамки, ваша честь, – запротестовал он. – Полковник Кэри всего лишь пытается затянуть слушание коронерского расследования. Оно уже вынесло свой вердикт. И не понимаю, какой цели служит повторное перетряхивание старых фактов. Все мы знаем, что это всего лишь слушание о порядке содержания девочки, и я категорически протестую, чтобы оно превращалось в нечто другое.

– В любом другом суде моя дочь имела бы право протестовать, судья, – продолжал я. – Разве данный суд не может представить ей такое же право?

Судья рассматривал нас обоих.

– В обязанности суда не входит пересматривать решение другого суда. Тем не менее, несмотря на все предыдущие процедуры, данный суд намеревается выслушать все, что может способствовать справедливости его решения. В обязанности данного суда входит убедиться, что ребенок достаточно защищен, и не так важно, каким образом это достигнуто. И поскольку данное слушание имеет право в определенном смысле не придерживаться строго формальных правил, я не вижу никакого вреда в том, что мы выслушаем полковника Кэри.

– Благодарю вас, ваша честь.

Гордон, садясь, пристально посмотрел на меня. Я снова повернулся к судье.

– Могу ли я вызвать свидетеля?

Судья кивнул.

Я пересек помещение суда и открыл дверь в приемную. В дальнем углу ее окна сидела Анна. Я кивнул ей, и она вошла в зал суда.

– Ваша честь, это Анна Страделла, – представил я свидетеля. Лицо Норы было бледным от гнева. Я слышал, как она что-то прошептала Гордону. Старая леди была просто спокойна, а Дани искренне заинтересована.

– Садитесь, пожалуйста, мисс Страделла, – судья показал на стул рядом с собой. Анна села, и к ней подошел секретарь суда, держа в руках Библию. Анна принесла присягу.

– Вы можете приступать, полковник, – сказал судья. Глаза его за стеклами очков лучились живым любопытством. На лице его появился интерес.

Анна была вся в черном, но темное одеяние не могло скрыть ее пышных форм. Она сидела безмолвно, вцепившись обеими руками в сумочку.

– Не расскажите ли суду, как мы встретились, Анна? – спросил я.

– Я встретила полковника Кэри, когда он пришел на похоронную церемонию поговорить с семьей Тони Риччио.

Краем глаза я заметил, как Дани внезапно наклонилась вперед, всматриваясь в девушку.

– Что вы там делали, Анна?

– Тони был моим женихом, – тихо ответила она. – Мы были обручены и собирались пожениться.

– Как долго вы были в таких отношениях?

– Девять лет.

– Долгий срок для обручения, не так ли?

– Пожалуй, да, – согласилась она. – Но Тони хотел дождаться, пока он станет богатым.

– Понимаю. Вы знали, что он работает у мисс Хайден, не так ли? Она кивнула.

– Вы когда-нибудь обсуждали с Тони характер этой работы? Она покачала головой.

– Нет, никогда. Но Тони часто рассказывал о мисс Хайден.

– Что он говорил о ней? Гордон сорвался с места.

– Я должен выразить решительный протест против такой линии допроса, ваша честь! Их взаимоотношения совершенно несущественны и не имеют никакого отношения к рассматриваемому делу.

– Протест отклоняется, – едва ли не небрежно сказал судья. Я видел, что он сам заинтересован моими действиями. – Продолжайте, полковник Кэри.

– Он говорил, что она богатая дама средних лет и что в один прекрасный день он получит от нее кучу денег.

Я бросил взгляд на Нору. Она сидела белая, как полотно, с искаженным от гнева лицом. Я снова обратился к Анне:

– Говорил ли он что-нибудь об отношениях со своей хозяйкой, в доме которой он жил?

– Да, – еле слышно шепнула она. – Он говорил, что разрывается между матерью и дочкой и не знает, куда податься.

– То есть, насколько я понимаю, он был в интимных отношениях с обеими?

– Да.

– Был ли он в это время в таких же отношениях с вами? Анна уставилась в пол.

– Да, – наконец прошептала она.

– И вы не протестовали против отношений, которые сложились у него с мисс Хайден и ее дочерью?

– Что толку, если бы я и протестовала? – горько спросила она. – Он говорил мне, что ему приходится. Это было частью его обязанностей.

– Это ложь! – внезапно крикнула Дани. – Грязная ложь!

Судья гулко стукнул своим молотком. – Тихо, Даниэль, – предупредил он ее. – Или я прикажу вывести тебя из зала.

Дани с окаменевшим лицом посмотрела на меня. Теперь я знаю, как чувствовал себя Иуда, когда на него глядел Иисус Христос. Я повернулся к Анне.

– Когда вы в последний раз видели своего жениха живым? – спросил я.

– Примерно за две недели до его смерти.

– Что он вам тогда говорил?

– Он вручил мне большой коричневый конверт и попросил сохранить его для него. Он сказал, что в нем письма от мисс Хайден и ее дочери. И что не пройдет много времени, как они принесут ему кучу денег. Хватит, чтобы мы могли пожениться.

– Вы читали эти письма?

– Нет. Конверт был запечатан.

– И что вы с ними сделали?

– Я спрятала их, – сказала она. – Затем как-то вечером брат сказал мне, что Тони просит их вернуть ему, и я отдала их брату. И только затем я узнала, что Тони был уже мертв.

– Что ваш брат сделал с этими письмами?

– Он их продал.

– Кому?

– Мисс Хайден.

– Но ведь мисс Хайден получила не все письма, не так ли?

– Да. Два из них мой брат оставил у себя.

– И что он с ними сделал? Она в упор посмотрела на меня.

– Он их продал вам за сто долларов. На этот раз с места сорвалась Нора.

– Грязный маленький подонок!

Гордон сидел, выпрямившись, по его лицу я видел, что он удивлен не меньше остальных. Скорее всего, он даже не знал о существовании этих писем.

Я вынул их из кармана.

– Те ли это письма, которые ваш брат вручил вам, чтобы вы передали их мне? – спросил я.

Она посмотрела на них.

– Те.

– Это все, Анна. Благодарю вас.

Встав, она двинулась к выходу. Остановившись у распахнутых дверей, она на секунду остановилась, глядя назад, и двери за ней закрылись.

– Я хотел бы прочитать выдержку из одного из этих писем, – сказал я и тут же, не дожидаясь реакции судьи, прочел последний абзац из письма Норы.

– Мама, ты не говорила мне, что собираешься выйти за него замуж! – воскликнула Дани. Она смотрела на нее, и в ее взгляде читалось прямое обвинение. – Ты мне не говорила!

– Тихо, Дани! – инспектор по надзору взяла Дани за руку. Гордон уже стоял.

– Я считаю, что показания этой женщины и выдержка из письма должны быть вычеркнуты из протокола как несущественные и бездоказательные.

– Протест удовлетворен, – небрежно сказал судья. Он посмотрел на меня. – У вас есть еще сюрпризы для нас, полковник Кэри?

– Есть, ваша честь. Я хотел бы задать несколько вопросов мисс Хайден.

Гордон снова вскочил.

– Я протестую, ваша честь.

– Протест отклонен.

– Я прошу сделать краткий перерыв, чтобы посоветоваться со своим клиентом, – заявил Гордон.

Перегнувшись через стол, судья посмотрел на него.

– В данном суде присутствует масса ваших клиентов, мистер Гордон. С кем именно хотели бы вы посоветоваться?

Гордон вспыхнул.

– С мисс Хайден, ваша честь.

Судья кивнул. Молоток гулко стукнул по столу.

– Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.

Мы все встали, когда он покидал зал суда. Мисс Спейзер отвела Дани. Как только за ней закрылась дверь, Гордон повернулся ко мне. Голос у него был хриплым и злобным.

– Черт возьми, что вы тут еще собираетесь выкинуть, Люк?

3

– Я делаю вашу работу, советник, – отпарировал я. – Защищаю свою дочь!

– Вы ведете себя как полный идиот, Люк. Вы только ухудшите ее положение!

– Что может быть еще хуже? Судья готов отправить ее за решетку.

– Вы этого еще не знаете, – сказал он. – Он еще не вынес решения. И если оно нас не удовлетворит, мы сможем добиться нового слушания. У нас есть такие права.

– Ну, и чего вы добьетесь? – спросил я. – Дани по-прежнему будет под замком. Почему вы так боитесь, что я могу докопаться до правды? Или у вас тоже рыльце в пушку, а?

– Почему?

Я видел, что он был искренне озадачен.

– Нора боится, что я в самом деле могу выяснить всю правду о событиях той ночи. Поэтому-то она и натравила на меня Кориано, когда я отправился за письмами.

– Натравила на вас?

Вынув снимки из кармана, я показал их ему и объяснил, что произошло. Когда я засовывал их обратно, он был бледен.

– И она предупредила меня, чтобы я никуда не лез, а то она пошлет их моей жене.

– Я ни за что не должна была возвращать их тебе! – с силой сказала Нора. – Должно быть, я тогда сошла с ума!

Гордон тоже был вне себя. Почти не сдерживаясь, он схватил ее за руку и оттащил в сторону.

Я наблюдал за ними. Они отошли к задней стенке помещения. Я слышал, как они шептались, но не мог разобрать ни слова. Сев, я потянулся к стакану с водой. Мне хотелось взять сигарету, но я не знал, можно ли курить в зале суда.

– Ваша дочь была очень расстроена, полковник, – сказал доктор Вайдман.

Я посмотрел на него. В его глазах была нескрываемая симпатия ко мне. Я отпил воды.

– Я предпочитаю, чтобы она волновалась сейчас, чем потом после трех лет в исправительном заведении придется приводить ее в себя.

Вайдман промолчал. Я взял сигарету и закурил. Черт с ними, с правилами. Я чувствовал, как у меня дрожат руки.

Старая леди, подойдя, прикоснулась к моей руке. Голос у нее был таким же мягким и спокойным, как и прикосновение.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Люк.

Я посмотрел на нее. Казалось, она единственная из нас еще сохраняла здравомыслие. Я сжал ее пальцы.

– Я тоже надеюсь, – выдавил я.

Внезапно мне захотелось, чтобы тут была Элизабет. Она-то поняла бы, что я должен сделать, она бы могла успокоить страхи и тревоги, которые стали пробуждаться во мне. Возможно, Гордон и нрав. Возможно, я принесу больше вреда, чем пользы. Я не знал. Никогда раньше мне не приходилось чувствовать такое одиночество.

Дверь кабинета судьи открылась, и он вошел в зал. Мы стояли, пока сигнал молотка не дал нам знать, что можно сесть. Гордон и Нора вернулись на свои места за столом. Я видел, что лицо у Гордона по-прежнему пылает и он с трудом сдерживает гнев.

– Пусть пристав пригласит девочку, – приказал судья. Помощник шерифа подошел к помещению, где была Дани с Мариан, и постучал в двери. В ту же секунду в зале суда появилась Дани в сопровождении инспектора.

Теперь темные круги под ее глазами виднелись еще отчетливее. Я понял, что она снова плакала. Садясь на место, она отвела от меня глаза.

– Можете приступать, полковник Кэри, – сказал судья. Но прежде чем я успел подняться, вскочил Гордон.

– Я должен опять выразить свой протест по поводу этой процедуры, ваша честь. Она в высшей степени выходит за рамки и в случае продолжения может привести к изменению предмета слушания и вызвать предубеждение к данному составу суда.

Внезапно в глазах судьи Мэрфи появился ледяной блеск.

– Вы угрожаете суду, советник?

– Ни в коем случае, ваша честь. Я просто высказываю свое мнение, на которое имею законное право.

– Суд уважает права досточтимого советника, чем же холодным голосом сказал судья, – и ценит его мнение. Но суд считает нужным уточнить, что обвинение в предубеждении, которое идет на пользу несовершеннолетней, говорит лишь о том, что суд выполняет свою задачу. В соответствии с законом, основная цель данного суда это защищать интересы несовершеннолетних граждан.

Гордон молча сел. Судья посмотрел на меня. Теперь голос у него смягчился:

– Можете приступать, полковник. Я поднялся со своего места.

– Я хотел бы задать несколько вопросов мисс Хайден.

– Мисс Хайден, не будете ли вы так любезны занять место? – предложил судья, показывая Норе на стул, где только что сидела Анна.

Нора несколько секунд смотрела на Гордона. Он кивнул. Нора встала. Секретарь подошел к ней, чтобы принять у нее присягу.

Сев, Нора посмотрела на меня. Лицо ее было спокойным и бесстрастным, как одна из тех резных масок, что висели у нее в мастерской. Я перевел дыхание.

– Нора, – начал я, – на прошлой неделе, во время коронерского расследования, ты подтвердила, что в тот день, когда Тонни Риччио был убит, ты весь день ссорилась с ним. Можешь ли ты сообщить нам, во сколько началась эта ссора?

– Точно я не помню.

– Примерно. В восемь утра? В десять? Двенадцать? В два часа дня? Я заметил, что глаза ее потускнели. Она поняла, к чему я клоню.

– Мне трудно припомнить точное время.

– Возможно, я могу помочь тебе освежить память. Весь день ты была в Лос-Анжелесе. В «Вестерн Эйрлайнс» мне сказали, что ты была в списке пассажиров рейса, который вылетел из Лос-Анжелеса и прибыл в Сан-Франциско в пятницу в десять минут пятого. Учитывая вероятные уличные заторы, дома ты была, скорее всего, скажем, к пяти. Так во сколько же началась ссора?

– Примерно в это время.

– Значит, ссора, о которой идет речь, длилась не весь день, а началась примерно в пять часов дня? Так?

– Так.

Гордон снова вскочил, как чертик из коробки.

– Ваша честь, – воскликнул он, – мне просто не хватает слов…

– Мистер Гордон! – Гневно крикнул судья. – Прошу вас не мешать судебному расследованию! Как адвокат, представляющий перед лицом суда интересы несовершеннолетней, вы должны приветствовать любую информацию, которая может пролить свет на причины ее поступков и содействовать ее защите. Суду становится ясно, что вы стремитесь обслужить слишком много клиентов, что заставляет вас отвергать некоторые факты. И разрешите мне напомнить вам, что судья здесь я, и у вас будет возможность высказать свое мнение в установленном порядке. А теперь прошу сесть.

Гордон опустился на место. Лицо его было багровым от ярости. Судья обратил свое внимание на меня:

– Продолжайте, пожалуйста, полковник Кэри.

– Был ли кто-нибудь дома, когда ты приехала? – спросил я. В первый раз Нора помедлила с ответом.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Был ли дома кто-нибудь из прислуги?

– Нет, думаю, что никого не было.

– Были ли дома Дани и Риччио?

– Да.

– Оба?

– Оба.

– Видела ли ты их по приходе?

– Нет, – она покачала головой. – Я направилась прямо в студию. Я хотела тут же набросать некоторые идеи, пока не забыла их.

– Сколько было времени, когда ты наконец увидела их?

Она посмотрела на меня. В первый раз я увидел умоляющее выражение в ее глазах. Казалось, что она готова просить меня остановиться.

– Сколько было времени? – холодно повторил я.

– Примерно… примерно половина восьмого.

– То есть, ссора началась примерно в половине восьмого, а не в пять часов? – спросил я.

Она смотрела себе на руки.

– Это верно.

– Ты также свидетельствовала у коронера, что ссора имела отношение к деловым вопросам, – сказал я. – Но это не было подлинной причиной, не так ли?

– Нет.

– И когда ты говорила мисс Спейзер, что не знала о взаимоотношениях Дани и Риччио, – продолжал я, – это тоже не было правдой? Так?

Она стала тихо плакать, и слезы, скапливаясь на ресницах, ползли по щекам. Она нервно ломала пальцы.

– Нет.

– Где ты их увидела?

– Когда я поднялась наверх переодеться к обеду, – еле слышно шепотом сказала она.

– Где, а не когда. В какой комнате?

Она не поднимала глаз.

– В комнате Рико.

– Что они там делали?

– Они были… – От наплыва чувств у нее перехватило дыхание. Глаза у нее опухли. – Они были в постели.

Я посмотрел на нее.

– Почему ты не сказала этого при расследовании?

– Я не могла даже представить себе, как это ужасно, – прошептала она. – Я не думала…

– Ты не думала! – гневно прервал я ее. – В этом-то все и дело. Нет, ты-то думала. Ты-то понимала, что если ты проговоришься, тебе придется выкладывать всю правду. Обо всем, что произошло той ночью!

– Я… я не понимаю, – произнесла она, и в глазах ее было испуганное и удивленное выражение.

– Ты все понимаешь, – не скрывая своей жестокости по отношению к ней, сказал я. – Не знаю, как ты уговорила Дани, но ты понимала, что если скажешь правду, все остальное тоже выплывет на свет… то, что Тони Риччио убила ты, а не Дани!

Я видел, как она старела буквально на глазах. Лицо ее окаменело и исказилось. Такой я никогда раньше ее не видел. За моей спиной раздался вскрик.

– Нет, мамочка! Нет! Он не имеет права заставлять тебя признаваться!

Я не успел повернуться к Дани, но она уже сорвалась со своего места и кинулась к матери. Она обняла Нору и осталась стоять, закрывая ее руками, словно защищая ее. Лицо ее по-прежнему было залито слезами, но глаза Дани были полны гнева и ненависти ко мне.

– Ты думаешь, будто что-то знаешь! – крикнула она. – Ты вернулся после всех этих лет и уже думаешь, что все понимаешь! Ты чужой. Ты просто чужой. Ты не знаешь меня. Я не знаю тебя. Мы знаем только, как зовут друг друга!

Я стоял и смотрел на нее.

– Но, Дани…

– Я сказала правду! – кричала она. – Но мне никто не верит! Я вам говорила, что там был несчастный случай, что я не хотела его, но мне не верят! Ты так ненавидишь мою мать, что не хочешь слушать меня!

– И если ты хотел правды, папа, так слушай ее! Это был не Рик, которого той ночью в студии я хотела убить. Это была моя мать!