Текст книги "Битва в космосе"

– Оно… что? – изумился Фральк.

– Пошевелилось, – повторил Реатур. – Из нижней его части высунулась рука и зарылась в землю.

Скажу тебе, я едва не опорожнил кишечник прямо там, где стоял… Впрочем, виной тому была, наверное, и эта проклятая вода, которой мне пришлось отведать. Я никак не ожидал, что эта вещица может быть живой. Но раздумывать было некогда. Я просто ударил ее шестом, который нес в руках.

– Я сделал бы то же самое, – сказал Фральк. – Или убежал бы.

– А я принялся колотить по ней изо всех сил. Слышал бы ты, какой шум поднялся! Она очень твердая, тверже всего, что можно назвать живым. Попробуй сам, если хочешь, – она как лед в середине зимы или даже как камень. Она… оно не сопротивлялось, и я перестал молотить шестом, когда от него отлетело несколько кусков.

– Оно больше не шевелилось?

– Нет. Думаю, я его убил. Потом я, мои сыновья и мои внуки потащили его к замку. Много дней тащили.

– Нам пришлось нелегко, – вставил Тернат, присвистнув.

– Да, – согласился Реатур. – Штуковина тяжеленная как камень, и ее необычайно трудно таскать с места на место. Но перед смертью она двигалась сама по себе.

– А теперь просто лежит здесь бесполезным мертвым хламом, – заметил Тернат.

– Ну, не совсем бесполезным, – возразил Реатур. – Большинство прибывающих сюда путешественников платят мне пищей или инструментами за то, чтобы посмотреть на нее. Так что за последние семь лет она неплохо послужила мне.

– Этому я верю, – сказал Фральк. – Сокровище, которым ты обладаешь, стоит того, чтобы прийти издалека и просто на него посмотреть.

«Здравомыслящий молодой самец», – отметил про себя Реатур.

– Будь моим гостем сегодня вечером, – великодушно предложил он. – Да будет мой лед твоим.

– Спасибо, – поблагодарил Фральк, но в следующее мгновение совершил нечто, что ни в коей мере не соответствовало тому прекрасному впечатлению, которое сложилось о нем у хозяина. Видимо, поняв древнюю поговорку буквально, гость протянул пару рук, когтями отковырнул от стены приличный кусок льда и положил его себе в рот. – Очень вкусно.

Реатур заметил, что Тернат пожелтел от гнева, и взглянул на свое тело – оно приобрело такой же цвет. Что ж, неудивительно.

– Посланник великого клана Скармер, ты забываешься, – сурово произнес он голосом, холодным, как лед глетчера в середине зимы.

– Ничуть, хозяин владения, – спокойно ответил Фральк и, отломив от стены еще один кусок льда, с аппетитным чавканьем сжевал его.

«Как у себя дома! – неприятно поразился Реатур. – Да он просто наглец!»

– Это неслыханная дерзость, – заявил он. – А что если я отошлю тебя назад, к отцу твоего клана, без рук, которыми ты совершил ее?

Фральк завертелся вокруг своей оси.

– Без каких именно рук? – поинтересовался он с явной насмешкой, когда остановился.

– Сгодятся любые две, – прорычал хозяин владения. Весьма неохотно ему пришлось отдать западнику должное: тот не посинел от страха и не пожелтел от ярости.

– Ты допустишь ошибку, лишив меня рук, – сказал Фральк отменно вежливым тоном. Реатур начал понимать, почему Хогрэм выбрал на роль посланника именно этого молодого самца. Подобно гладкому льду, отражающему лучи солнца и тем самым скрывающему то, что под ним, Фральк исполнял приказ своего отца, не открывая до поры до времени истинной цели визита.

– Пора разобраться, – угрожающе промолвил Реатур, все еще пытаясь вызвать у гостя реакцию, хотя бы отдаленно похожую на страх. – По. чему ты считаешь, что мне не следует лишать тебя рук, которыми ты оскорбил мои покои?

– Потому, что я намерен унаследовать от тебя эти покои со всем твоим владением в придачу, – заявил Фральк. – Здесь я чувствую себя хозяином. Будущим хозяином.

В комнате, где хранилась Странная Вещь, не держали оружия. Реатур знал об этом, но все же оглядел помещение – так, на всякий случай. Он заметил, что глазные стебли Терната тоже пошевелились, в надежде отыскать что-либо, чем можно было бы наказать зарвавшегося гостя. А еще он заметил, что Фральк посинел. Западник наконец-то испугался.

Окажись Реатур на месте Фралька, он бы наверняка посинел раза в три сильнее.

– Следует ли мне думать, что ты сошел с ума, и отпустить тебя, учитывая это обстоятельство? – вопросил Реатур. – Я почти верю в то, что ты спятил. Иначе как объяснить столь прочувствованные речи в присутствии хозяина владения и его старшего сына?

Тело Фралька медленно приобрело свой обычный зеленоватый оттенок.

– Я разъясню тебе суть моих слов. Дело в том, что нам, скармерам, стало тесновато в наших нынешних владениях. Как самки должны почковаться, так и клан Скармер должен расти.

– Значит, вам стало неуютно на западной стороне Великого Ущелья, и вы…

– … и мы собираемся двинуться на восток, через Ущелье Эрвис.

– Он лжет! – воскликнул Тернат. – Что могут предпринять скармеры? Посылать своих самцов по одному, через веревочный мост? Пусть попробуют! После того как мы прикончим сначала первого их воина, потом второго, а если потребуется, то и третьего, им надоест умирать, и их мечты о новых землях поутихнут.

– Мы придем, – упрямо продолжал Фральк, – и вам не устоять перед нашим напором. Можешь считать меня умалишенным, но не более чем через год мы будем полностью господствовать на этих землях, уверяю тебя.

– Исключительно ради продолжения нашей занимательной беседы и… возможно, нескольких лишних мгновений твоей собственной жизни предположим, что ты не умалишенный, – тихо проговорил Реатур. – Но зачем вам, скармерам, потребовалось объявлять о своих намерениях? Почему бы просто не напасть на нас в одну из тех ночей, когда на небе нет ни одной из лун?

– Потому что твое владение лежит на восточном краю Ущелья Эрвис, – терпеливо объяснил Фральк. – И вот мы подумали – а вдруг ты захочешь помочь нам продвинуться подальше на восток? Насколько мы знаем, ты недолюбливаешь своих соседей.

– Вам это известно?

«В сущности, – подумал Реатур, – Фральк прав. И в самом деле, Дордал – идиот, а Гребур – законченный маньяк. По сути, ни тот, ни другой не достойны носить звание хозяина владения. И все же.. »

– Почему я должен любить Хогрэма, отца твоего клана, или кого-либо другого из скармеров больше, чем своих соседей? И потом, не слишком ли ты самонадеян? Как ты смеешь заявлять, что мое владение станет твоим? У меня старший сын – наследник. Это владение – наше, оно принадлежит великому клану Омало со времен первого почкования. С какой стати я должен уступать его самцам другого племени?

– Уступи покорно, и останешься здесь в качестве хозяина владения до конца дней своих. Твои сыновья и внуки не будут страдать. Единственное, чего они лишатся, – это права оплодотворять самок омало. Окажешь сопротивление – тогда я стану хозяином владения. Твой замок растает и превратится в воду. Ты и все твои сородичи умрете. Итак, выбор за тобой.

«Он очень уверен в себе, – подумал Реатур. – И, видимо, не без оснований. Скармеры – могущественное племя. Однако Фральк пока что не отец клана; он слишком молод, чтобы знать разницу между желаемым и действительным».

– Фактически, ты не оставляешь мне никакого выбора, – мрачно произнес Реатур. – В любом случае, мужская линия моего рода прерывается. И я буду защищать ее так долго, как только смогу.

– Благодарю тебя, отец клана, – тихо обронил Тернат, затем, свирепо пошевелив глазными стеблями, добавил: – Позволь мне теперь обойтись с этим… с этим надменным наглецом так, как он того заслуживает.

Посланник скармеров снова начал синеть.

– Вы будете жестоко наказаны, если причините мне вред, – пробормотал он.

– Судя по тому, что ты сказал, нам все равно несдобровать, – откликнулся Тернат. – Так что вряд ли мы что-то потеряем, если подвергнем наказанию тебя за твои мерзкие слова, за твою…

– Пусть он уходит, старший из старших, – перебил сына Реатур. – На этот раз мы позволим ему уйти невредимым, – он отвел от Фралька глазные стебли, как бы заочно отказывая молодому самцу в праве на существование. – Но если он снова появится когда-либо на нашей стороне ущелья, то пусть пеняет на себя. А теперь проводи его наружу.

– Как скажешь, отец клана, – Тернат не посмел перечить отцу, хотя явно горел желанием разделаться с чужаком тут же, на месте. Он повел Фралька к выходу, а Реатур так и не удостоил скармера взглядом. «Хороший у. меня старший сын, – подумал хозяин владения. – В отличие от многих, он не ждет моей смерти или, как это иногда случается, не пытается приблизить ее. Лучше наследника не пожелать».

Реатур медленно вышел в большой зал. Тут и Тернат вернулся, на ходу втягивая когти на пальцах двух своих рук. Реатур догадался, что сын не очень-то вежливо эскортировал Фралька, но не стал осуждать его за это.

– И что теперь, отец клана? – спросил Тернат.

– Не знаю, – откровенно признался Реатур. – Не пойму, почему он так уверен в победе скармеров над нами. А ты?

– Я тоже. Но он не вел бы себя столь нагло, не обладай скармеры какими-то возможностями для нападения. Война с самцами с той стороны Великого Ущелья… – Глазные стебли Терната вздрогнули от отвращения.

Реатур испытывал те же чувства. Стычки с соседними владениями редко приводили к крайностям. В конце концов, все население на восточной стороне Ущелья Эрвис происходило от первого почкования Омало. Но скармерам на это наплевать, теперь они сами намерены оплодотворять местных самок – Фральк, будь он проклят, даже не скрывал этого.

– Нам нужно выставить дозор на краю Ущелья, – сказал Тернат.

– Хм-м? Да, да, конечно, старший из старших, – погруженный в мрачные раздумья, Реатур едва расслышал слова сына. – Позаботься об этом немедленно. Кроме того, я полагаю, что мы должны послать весточку в остальные владения омало, дабы предупредить их о возможном нападении. Правда, если ничего не произойдет, я стану посмешищем и паникером в глазах соседей. Как ты считаешь?

– Я не смею давать тебе советы, отец клана. Решение должно исходить от тебя.

Реатур мысленно согласился с ним. До тех пор, пока Тернат находится в его власти, он не имеет – да и не может иметь – собственной ответственности. Ее несет только хозяин владения.

– Посылай курьеров к Дордалу и Гребуру, – твердо сказал он. – Лучше подготовиться к беде, которая может и не случиться, чем дать ей захватить себя врасплох. Действуй от моего имени.

– От твоего имени, отец клана, – гордо отозвался Тернат и поспешно вышел.

Реатур последовал было за ним, но передумал и направился по коридору к палатам самок. Как и всегда, они завопили от радости, едва он открыл дверь.

– Реатур! – заголосили они наперебой. – Привет, Реатур! Посмотри, что мы делаем!

– Привет, Ламра, Морна, Пери, Нумар… – Реатур не замолчал, пока не назвал по именам их всех и не приласкал каждую; он давно взял себе за правило запоминать имена своих наложниц. В отличие от многих отцов кланов, он, насколько это было возможно, старался заботиться о самках. Его даже коробило от древней сардонической поговорки «ведешь себя, как старая самка» – ведь самки умирали совсем юными. Ему нравилась их прямота и прелестная детская непосредственность, которую слишком быстро утрачивали молодые самцы.

– Посмотри, Реатур, посмотри, что я сделала. – Нумар гордо показала господину красные линии и кружочки, нарисованные ею на куске высушенной шкуры носвера мелким крошащимся камнем.

– Очень красиво, – угрюмо сказал Реатур.

– Похоже на Морну, правда?

– Конечно, похоже, – согласился он с некоторым облегчением: теперь не придется спрашивать, что означают эти каракули. Нумар могла обидеться на его недогадливость, а у него не было сейчас никакого желания и настроения успокаивать раскапризничавшуюся самку – все из-за наглого западника и его угроз.

– Взгляни, как набухли почки у Байал! – воскликнула Ламра.

Байал шагнула к хозяину владения и с гордостью продемонстрировала ему шесть выпуклостей, кольцом опоясывающих ее тело, по одному чуть выше каждой ноги.

– Мне хотелось бы знать, в каком из них самец, – пролепетала она.

– Мне тоже, – мягко ответил он.

– И я хочу иметь почки, – заявила Ламра.

– Я знаю, Ламра. – Реатур помрачнел еще больше. Он знал, что как только почки Байал созреют и детеныши высвободятся из ее тела, она умрет. Байал и сама знала об этом, равно как и Ламра, но они не придавали этому значения. Молодость избавляла их от страха перед смертью. Единственное утешение в жизни самок: они навсегда остаются молодыми, поскольку умирают, не достигая сколь-нибудь преклонного возраста. Впрочем, сам Реатур почему-то уже не считал такой порядок вещей утешительным.

– Я хочу иметь почки, – повторила Ламра. – Реатур, я хочу получить их от тебя сейчас же.

– Я знаю, Ламра. – Хозяин владения с шипением выпустил воздух из дыхательных пор. – Приди ко мне.

Ликующе взвизгнув, Ламра подошла ближе и тесно прижалась к Реатуру. Остальные самки весело заверещали, и их радостный щебет поверг хозяина владения в еще большую печаль, но вскоре волны острого наслаждения, побежавшие по телу, заставили его забыть о ней. На некоторое время.

* * *

– Понял вас, Хьюстон, мы готовы принять зашифрованные инструкции согласно приказу. – Эллиот Брэгг отключил передатчик и оглядел кабину управления «Афины». – Первая шифровка с тех пор, как мы прибыли сюда, – заметил он. Несмотря на его искусственно-небрежный тон, последняя фраза даже и без невесомости зависла бы в воздухе

– Что такого они нам передают, чего не положено знать русским? – Ирв задал вопрос, который напрашивался сам собой.

– Секреты. – Жена антрополога, Сара, произнесла слово «секреты» с такой интонацией, будто оно было неприличным. Она указала на Минерву, вращающуюся на экране монитора. – Если у нас и есть противники, то они находятся там, а не на «Циолковском». По сравнению с аборигенами, русские – наши ближайшие родственники.

От Ирва не укрылась абсолютная уверенность, с которой говорила его жена. Это общее у врачей. Для того чтобы вызвать чувство доверия у пациента, они вооружаются почти надменной, завораживающей самоуверенностью, проявляя ее во всем, что делают.

Брэгг лишь пожал плечами, искоса взглянув на женщину.

– Приказ есть приказ, Сара, – сказал он почти нежно. – Я – старый вояка и привык исполнять приказания, не обсуждая их. Полагаю, что это – одна из причин моего назначения руководителем экспедиции.

Ирв увидел, что щеки Сары покрылись румянцем, а поджатые губы приготовились выдать резкий ответ. Но тут заговорила Луиза Брэгг:

– Думаю, нам следует сначала ознакомиться с содержанием шифровки, а уже потом выяснять политические пристрастия друг друга.

– Разумно, – сказал ее муж. Помедлив секунду, Сара неохотно кивнула коротко остриженной головой.

– Вот и прекрасно. Не будем ссориться, – улыбнулась Луиза, крупная флегматичная блондинка, лет на пятнадцать моложе Эллиота.

Ирв припомнил, что Луиза – вторая жена Брэгга. Они поженились незадолго до начала отборочных испытаний кандидатов, претендующих на зачисление в экипаж. Мог ли Эллиот Брэгг бросить свою первую жену ради того, чтобы, вступив в брак с Луизой – квалифицированным бортинженером, – обеспечить себе победу в финальном туре? «Без сомнения, мог», – подумал Ирв. Впрочем, это отнюдь не означало, что свежеиспеченные супруги представляли из себя дурной, наскоро сшитый союз. Они казались вполне благополучной парой. Если бы нелады и раздоры между ними и существовали, то утаить их на тесной «Афине» им бы не удалось.

Спустя пятнадцать минут поступило зашифрованное сообщение. Одну за другой Брэгг переписал группы кодов и скопировал их на жесткий диск компьютера.

– Все в порядке, Хьюстон, мы зарегистрировали послание, – доложил он, когда передача окончилась. Затем отстегнулся от кресла и со словами: «Извините, ребята, я ненадолго отлучусь», выскользнул из рубки в коридор. Ирв заметил, что по пути полковник вынул из кармана комбинезона ключ и надел его на палец. В каюте, где поселилась чета Брэггов, имелся маленький металлический шкафчик, закрывавшийся на замок.

Однажды Луиза, не имевшая ключа от сейфа, спросила у мужа, что он там держит.

– Фотографии моих бывших пассий, – с кривой усмешкой ответил Брэгг. С тех пор ни Луиза, ни остальные члены экспедиции не задавали ему подобных вопросов. А теперь неожиданно получили на них ответ. Правда, только отчасти,

– Ненавижу, когда кто-то за меня распоряжается моей судьбой, да еще окружает это таинственностью, – проворчала Сара.

– Зато теперь ты будешь иметь представление, каково приходится пациентам, когда они во власти врача, – спокойно ответил Ирв.

Бросив на него быстрый неприязненный взгляд, она уныло кивнула.

Брэгг отсутствовал довольно долго. Ирв извлек из набедренного кармана крошечную складную шахматную доску с магнитными фигурками и взялся за решение мудреной задачки, на днях предложенной ему бортовым игровым компьютером. Уже почти найдя наиболее эффективную, по его мнению, комбинацию, он вздрогнул, когда из коридора донесся звучный голос Эллиота: «Пэт, Фрэнк, зайдите на минуточку в рубку».

Мгновение спустя занавески раздвинулись, и Брэгг, подплыв к своему креслу, "ухватился за спинку. Следом за ним в рубке появились Пэт и Фрэнк Маркары.

– В чем дело, Эллиот? – спросил биолог небрежно, хотя глаза его смотрели серьезно и напряженно.

Все остальные тоже догадывались, что что-то случилось: профессиональный солдат, Брэгг умел чуть заметной вибрацией голоса обратить обычные слова в прямой приказ.

Сейчас он сжимал в руке исписанный листок бумаги и карту Минервы, составленную на основе фотографий, сделанных «Маринером» и «Викингом-1».

– Интересно… – пробормотал Брэгг.

– Что «интересно»? – нетерпеливо спросила Луиза. – Ну давай же, Эллиот, выкладывай, что стряслось.

– Ладно, – ответил он с какой-то несвойственной ему робостью. – Мы знаем, где совершил посадку «Викинг-1» в 76-ом году, не так ли? Вот здесь, – Брэгг ткнул пальцем в карту.

– Точно, – подтвердил Ирв. – Неподалеку от западного края Каньона Йотун.

– Как выяснилось, не совсем так. Судя по последнему компьютерному анализу переданных «Викингом-1» данных, в Хьюстоне пришли к выводу, что аппарат сел не здесь, а около пятидесяти миль восточнее. Нам придется скорректировать наш спуск на планету и выбрать другое место для посадочной площадки, в соответствии с новыми данными. Луиза, дорогуша, это означает, что тебе опять надо засесть за компьютер. Извини.

– Думаю, я справлюсь, – ответила Луиза, нарушив последовавшую за сообщением мужа паузу.

– Ах, как замечательно, – фыркнула Сара Левитт. – Теперь мы знаем страшную тайну, а русские – нет.

Обе экспедиции намеревались приземлиться – приминервиться? – как можно ближе к месту посадки «Викинга-1»: только там они могли быть уверены, что обнаружат разумную жизнь.

– Неизвестно, что мы найдем на другой стороне каньона, – проговорил Ирв.

Пэт Маркар энергично кивнула. Антрополог и биолог, они подумали об одном и том же: огромные каньоны Минервы ниже и шире любого ущелья на Земле; каждой весной талая вода стекает с южной полярной шапки к морям и озерам южных тропиков – правда, на Минерве слово «тропики» имеет строго географическое значение. Громадные ущелья, скорее всего, являются непреодолимыми барьерами как для путей технического развития цивилизаций, так и для генов.

– Будем надеяться, что русские поделятся с нами информацией о находках, которые попадутся им на их стороне. Мы сделаем то же самое, – произнес Брэгг с той подчеркнутой медлительностью, которая – как успел заметить Ирв – означала, что полковник не желает высказывать вслух всего, что у него на уме.

– Я считаю, что нам следует известить русских, – сказала Сара.

Брэгг приподнял бровь.

– Если бы в Хьюстоне хотели, чтобы на «Циолковском узнали об этом, они не стали бы зашифровывать информацию, – веско сказал он, давая понять, что для него эта тема закрыта. Для него и для всех остальных.

Однако не тут-то было.

– Хьюстон – на Земле, в нескольких миллионах миль отсюда, а русские – здесь, рядом с нами, – упрямо продолжила Сара. – В настоящее время у нас больше общего с ними, чем с кучкой толстозадых бездельников из Техаса.

– Верно, – согласился Фрэнк Маркар. – Я иногда вообще сомневаюсь, есть ли разумная жизнь в Хьюстоне.

– Думаю, они правы, Эллиот, – осторожно поддержал Ирв жену и друга и внутренне подобрался, ожидая взрыва эмоций со стороны командира.

Но, к его удивлению, вместо того чтобы вспылить или хотя бы напустить на себя сердитый вид, Брэгг спокойно обернулся к своей жене.

– Дорогая, сколько шифрованных сообщений получил «Циолковский» с Земли с тех пор, как мы достигли орбиты Минервы?

– Сейчас посмотрим. – Она поколдовала над компьютером. – По меньшей мере, двадцать девять, плюс те, которые они наверняка получали, когда находились вне поля видимости нашего радара.

– А содержанием скольких они поделились с нами?

На этот раз Луизе не потребовалось выходить в банк данных.

– Следующая будет первой.

– Ну, русские есть русские. Именно так они всегда и… – Пэт Маркар осеклась, сообразив, что сказанная ею фраза, скорее всего, возымеет не тот эффект, которого ей хотелось бы, и, смутившись, закончила: —… делают свои дела.

Ирв покачал головой. Мысль, так неловко высказанная Патрицией, предоставляла Брэггу возможность гнуть свою линию до победного конца. И командир не замедлил этим воспользоваться.

– Если вы все, – начал он, растягивая слова, – полагаете, что я не сожалею о том, что мы и русские будем работать на разных делянках, я не скажу, что вы ошибаетесь. Минерва – большая девочка; ее хватит на всех. Зачем нам якшаться с русскими, пока на то нет необходимости?

– А если нам потребуется то, что есть у них, но нет у нас? Или наоборот? Тогда что? – не сдавалась Сара.

– В конце концов, мы будем находиться не так уж далеко от «Циолковского». Всего-то на другой стороне каньона. В случае чего мы сможем связаться с ними по радио. Как и они с нами.

– А что если кто-нибудь из нас – или мы, или русские – не сможет самостоятельно подняться с планеты, чтобы вернуться домой? – тихо спросила Сара.

Фрэнк Маркар поморщился; Ирв почувствовал, что его лицо тоже исказила дурацкая гримаса.

– Если кто-то, – продолжил Брэгг скучным и бесцветным голосом, – не сможет самостоятельно подняться с планеты, его можно считать мертвецом. Если, конечно, он не найдет способа продержаться на Минерве до прилета следующей экспедиции. Система жизнеобеспечения «Афины» способна обслужить не больше шести человек, равно как и аналогичная система «Циолковского». Так что в этом случае, ребята, нам следует рассчитывать только на свои силы. Запомните это раз и навсегда.

Аргумент возымел действие. Ирв прожил на «Афине» достаточно долго, чтобы убедиться, насколько хрупок, в сущности, их космический «дом». Впрочем, как и «Циолковский».

– Выходит, территория, информацию по которой обработал и передал «Викинг», находится на восточной стороне Каньона Йотун, а не на западной? – спросил Ирв и, дождавшись утвердительного кивка Брэгга, продолжил: – Но что представляет из себя западная сторона? Что если русским предстоит совершить посадку в бесплодных, пустынных землях? Возможно, нам все же нужно уведомить их. Наша миссия, как ни крути, совместная, и будет неэтично, если мы, пользуясь имеющейся у нас информацией, поставим себя в более выгодные условия.

Некоторое время Брэгг, нахмурившись, обдумывал услышанное, но затем его лицо прояснилось.

– Да, так будет честнее, – признал он. – Сейчас разберемся.

Он сложил карту и сунул ее в нагрудный карман комбинезона, а потом взял с настенной полки более подробный «Фотографический атлас Минервы» НАСА; зажим, удерживающий книгу на полке, «отпустил» ее со скрипучим протестующим звуком.

Брэгг листал атлас, пока не нашел нужную фотографическую иллюстрацию.

– Вот смотрите, – он показал снимок всем остальным. – Походит на равнинную местность с пологими холмами, вроде той, на которую приземлимся мы. Ничего похожего на каменистые осыпи и валуны, имеющиеся по краям полярных шапок, и никаких признаков больших эрозийных разломов. Так что шансы у наших советских товарищей не хуже, чем у нас.

Фрэнк Маркар изучил фотографию оценивающим взглядом профессионального геолога. Когда он сказал, что согласен с мнением командира, Ирв понял, что с надеждой оспорить решение Брэгга можно распрощаться. Это дошло и до Сары.

– Ладно, Эллиот, – вздохнула она, – твоя взяла. Но теперь у русских появится причина не доверять нам.

– Они и сейчас не страдают от избытка доверчивости, – заметил Брэгг. – Кстати, я тоже им не доверяю. Впрочем, это в порядке вещей. Когда ведешь дела с такими людьми, держись одной рукой за свой бумажник. Тогда остается надежда, что его у тебя не умыкнут.

Сара только возмущенно фыркнула, но спорить не стала. Маркары вернулись в лабораторию, расположенную в задней секции корабля, и, когда с «Циолковского» пришел вызов от Толмасова, никто из экипажа «Афины» и словом не обмолвился о шифровке из Хьюстона.

Правда, чуть позже, когда супруги Левитты остались наедине в своей каюте, Сара не выдержала:

– И все же мне это не нравится, Ирв. Не только то, что мы ничего не сообщили русским. Подозрительно, что информация о перемене координат пришла именно сегодня, незадолго до срока посадки.

– Я понял, о чем ты, – кивнул Ирв. – Создается впечатление, будто в Хьюстоне все время знали о том, что общеизвестные координаты «Викинга» неверны, и лишь в последний момент решили дать нам правильные.

Ирв почувствовал, как напряглось гибкое тело Сары.

– Лучше бы ты мне ничего не говорил, – прошептала она. – Я не хочу в это верить…

– Считай, что я пошутил, – пробормотал он, идя на попятную. – Такого просто не может быть.

– Приведи мне хотя бы одну причину, почему нет, – в голосе Сары явно слышалась уверенность в том, что муж не найдет приемлемое объяснение.

Но Ирв нашел.

– Я что-то не припомню, когда в последний раз Соединенным Штатам удавалось хранить в тайне какую-либо важную информацию такого уровня на протяжении добрых тринадцати лет.

– Ну что же, логично, – признала Сара после недолгого раздумья. – Порой ты выбираешь весьма странные способы утешения, но, знаешь, они помогают.

– А если я попробую еще один, более традиционный? – спросил он с надеждой.

– Нет, – ответила она, помедлив. – Я устала, да и настроение отвратное. Вряд ли мы получим от ЭТОГО большое удовольствие. А тогда какой смысл?

– Знаешь, ты несносна, когда руководствуешься только здравым смыслом, – обиженно проговорил Ирв.

Сара отреагировала на его последнюю реплику коротким смешком, закрыла глаза и почти мгновенно уснула. Ему ничего не оставалось делать, как последовать ее примеру.

* * *

«Лицо Олега, – неприязненно подумал Толмасов, – создано для того, чтобы хмуриться». Эти брови – про себя полковник по-прежнему называл их «брежневскими», хотя генсек вот уже семь лет как отдал Богу душу и после смерти был основательно вывалян в грязи преемниками – нависали над глазами гэбэшника словно тучи, наползающие на солнце.

– Вам следовало спросить американцев о содержании шифровки, – угрюмо проговорил Лопатин.

– И как вы себе это представляете, Олег Борисович? Они ведь ни разу не интересовались содержимым наших передач. Кроме того, – добавил Толмасов, невольно вторя Эллиоту Брэггу, – вряд ли они ознакомили бы нас с содержимым послания. Если бы Хьюстон не имел причин скрывать от нас последнюю информацию, он не прибегнул бы к шифровке.

– Все же следовало спросить, – подал голос Валерий Брюсов.

– Что вы такое говорите, Валерий Александрович? – спросил Толмасов резче, чем намеревался. Обычно лингвист не высказывался в поддержку Лопатина, и если решился на это сейчас, то, видимо, неспроста. «Неужели я что-то упустил из виду?» – подумал полковник.

Брюсов легонько потянул себя за ус – жест, вошедший у него в привычку с тех пор, как он начал отпускать усы, рыжеватые, довольно редкие и с проседью.

Потеребив другой ус, он сказал:

– Мы посылаем и принимаем информацию закодированной в силу привычки, по традиции, если хотите. Думаю, что даже товарищ Лопатин согласится, если я скажу, что для нас не имело бы особого значения, узнай американцы, что содержится в большинстве наших шифровок, как из Байконура на «Циолковский», так и отсюда на Землю.

Лопатин нахмурился еще больше.

– Полагаю, для некоторых случаев такое утверждение правомерно, – неохотно признал он, чем безмерно удивил Толмасова. – Ну так и что из того? – продолжил гэбэшник.

– Экипаж «Афины» наверняка догадывается об этом, – сказал Брюсов, назидательно поднимая вверх указательный палец – еще одна привычка, правда более давняя, приобретенная им за время преподавания в университете. – Они, должно быть, изучают нас, равно как и мы – их. Важная черта американцев – нарочитая открытость, не говоря уж о расточительности – в информационном смысле. Если же они получили шифровку, в ней почти наверняка заключено нечто необычное и важное; следовательно, нам стоит спросить их о ней.

– Что ж, попробуем, – пожал плечами Толмасов. – Я спрошу об этом у Брэгга во время ближайшего сеанса связи. Интересно, что он ответит?

– Мои поздравления, Валерий Александрович, – встрял в разговор Шота Руставели. – Даже богослов мог бы гордиться столь лихо закрученной аргументацией, которая в нашем случае, похоже, близка к истине.

– Благодарю, Шота Михайлович, – Брюсов, как и многие университетские профессора, питающий слабость к лести, с деланной учтивостью склонил голову.

– Всегда приятно похвалить такого большого ученого… в языкознанье ведающего толк, – почти нараспев закончил Руставели, невинно моргнув черными глазами, в которых промелькнул озорной огонек.

Бросив на кавказца суровый взгляд, Брюсов молча удалился из рубки. Толмасов с улыбкой посмотрел лингвисту вслед. Если он до сих пор не уяснил, как легко можно попасться на удочку острого на язык грузина-биолога, что ж, так ему и надо.

– А может вы, Шота, поговорите с американцами, дабы выяснить, каков характер информации, полученной ими из Хьюстона? – предложил Лопатин.

– Нет-нет, только не я. Они находят мой английский даже еще хуже, чем вы находите мой русский, – проговорил Руставели, намеренно усиливая свой легкий южный акцент. По отношению к Лопатину и Толмасову он висел в воздухе вверх ногами, и это, похоже, его ничуть не смущало.

– Вы вообще способны быть сколько-нибудь серьезным? – проворчал Лопатин.

– Сомневаюсь, – Руставели плавно развернулся и выплыл в коридор, насвистывая какой-то веселенький мотивчик.

– Мне эти «черные»… – скривился Лопатин.

Руставели, единственного нерусского члена экипажа «Циолковского», мужчины считали беззаботным веселым бездельником – в соответствии со сложившимся в Советском Союзе стереотипом южанина. Он не оставался в долгу и чуть ли не открыто величал их занудами.