Текст книги "Битва в космосе"

– Сара… самец или самка?

Долгая пауза, предшествующая ответу Ирва, поведала Реатуру больше, чем любые слова. Ирв, должно быть, почувствовал, что хозяин владения задает ему все эти вопросы не просто так и что у него есть для них веские причины, а потому ответил более тихим голосом, нежели обычно:

– Самка.

– Я оказался прав, отец клана, – громко прошептал Тернат.

– Да, – мрачно признал Реатур, хотя разум его никак не мог поверить услышанному, и снова обернулся к пришельцу: – Среди вас… есть еще самки?

Он еще два раза повторил свой вопрос, дабы удостовериться, что человек понял его.

– Есть, – ответил Ирв, кивнув. – Три.

– Сара, Пэт и Луиза? – почти взвизгнул Тернат, ошеломленный не меньше отца.

– Вы ими пользуетесь? – Чувствуя, что вопрос прозвучал несколько неясно, Реатур позволил себе сделать пару-тройку разъяснительных жестов. С грехом пополам уяснив их смысл, Ирв кивнул и в свою очередь сделал несколько манипуляций руками и туловищем, видимо, пытаясь объяснить тонкости техники человеческих взаимоотношений. Большая часть этих телодвижений сбила Реатура с толку, но главное он, кажется, ухватил. – Вы действительно совокупляетесь с ними?

– Да, – ответил Ирв.

– Как же вы могли взять их с собой, чтобы они умерли вдали от себе подобных? – вопросил потрясенный бессердечностью самцов-человеков Реатур, разом забыв о своих недавних размышлениях.

Из того, что сказал человек далее, следовало совсем уж невообразимое: выяснилось, что человечьи самки не всегда получают почки при совокуплении, а если и получают, то не умирают от почкования.

– Разве такое возможно? – с сомнением проговорил хозяин владения. – Кровь…

– Мы разные… Человеки и омало…

– Это уж точно, – влез в беседу Тернат, – чего мне не хотелось бы, так это быть похожим на человека.

В глубине души соглашаясь с сыном, Реатур все же раздраженно взмахнул одной из рук, приказывая тому заткнуться.

К счастью, Ирв пропустил мимо ушей язвительную фразу молодого самца и добавил:

– Разные внутри, не только снаружи.

– Это понятно, – воскликнул Реатур. – Конечно, различия очевидны… Но ведь кровь есть кровь. Она хлещет из самки рекой, когда отпочковавшиеся отделяются от нее. Даже если человеческие самки отпочковывают за раз не шестерых детенышей, а хотя бы одного, то крови все равно должно быть много.

– Спроси Сару, – посоветовал Ирв. – Сара знать о телах.

– Ладно, я так и сделаю. – Реатур не слишком хорошо разбирался в характерах человеков, но Сара производил на него впечатление прямолинейного и мудрого самца. Тьфу, какого самца… Хозяин владения взметнул руками. Сара НЕ самец!

– Спросить у самки?!

Ирв развел руками, что у человеков означало нечто вроде «как хочешь» или «дело твое».

– Сара знать, – сказал он. – Сара знать о телах хороших и не хороших.

– Враг? – догадался Реатур.

– Враг. – Ирв повторил слово несколько раз.

Реатур делал то же самое, когда хотел запомнить слово получше. Теперь, когда между его соплеменниками и человеками нежданно-негаданно разверзлась прямо-таки бездна различий, хозяин владения даже обрадовался тому, что и у него, и у них все же имелись какие-то общие понятия.

– Еще кто-нибудь из человеков знает о телах?

– Пэт, – сказал Ирв, помолчав.

– Хорошо, я спрошу его… – «Что это такое я говорю, – опомнился Реатур, – разве Пэт самец?» – Спрошу одного из них, – смущенно поправился он, тяжело вздохнув.

– Ирв, тебе следовало раньше рассказать нам об этом… различии между человеками и нами, – промолвил Тернат раздраженно. Реатур не нашел в себе сил осадить сына и понадеялся, что Ирв не услышал укоризны в Тернатовых словах.

А если и услышал, то умело скрыл это.

– Как? – спросил он. – До этого вы думать, мы – как вы, да?

– Да, – сказал Реатур.

– Конечно, – подтвердил Тернат.

– А мы думать, вы – как мы, – продолжил Ирв. – Пока Байал, мы думать, вы – как мы. После Байал… – человек запнулся.

К сожалению, пришельцы почти не изменяли цвет своей кожи, когда испытывали какие-то сильные чувства. Движения их странно расположенных ртов тоже почти ничего не говорили Реатуру, а жаль.

Он отдал бы многое ради того, чтобы проникнуть в голову Ирва и узнать, какие слова человек сейчас выбирает, а какие отбрасывает.

– После Байал, – повторил Ирв, – мы узнать, что вы – не как мы. Теперь мы знать, теперь мы разговаривать. Да, Тернат?

– Да, – неохотно сказал старший из старших. Хозяин владения так удивился тому, как ловко Ирв вовлек в разговор скептически настроенного Терната, что едва не заколыхал глазными стеблями. «Они хоть и странные, но далеко не глупцы, – подумал он. – Это надо запомнить раз и навсегда».

– Где же обитают столь странные существа, как вы? – Тернат задал вопрос, который давно уже вертелся у Реатура на языке.

– Очень далеко, – последовал ответ. Уклончивый, как и многие другие.

* * *

– Фральк, один из чужаков ожидает снаружи, – доложил слуга. – Желает поговорить с тобой.

– Не знаешь, о чем, Панджанд? – спросил Фральк.

– Нет, старший из старших, – невозмутимо ответствовал Панджанд.

Фральк подозревал, что слуга даже не потрудился спросить об этом гостя. Он почувствовал, как мышцы вокруг рта напряглись от досады. Да, Хогрэм поручил ему вести все дела с чужаками, но сейчас ему было не до них. Абсолютно не до них. Имелись и другие заботы, не менее важные.

– Ты примешь чужака, старший из старших, или же мне отослать его прочь? – спросил Панджанд.

– Я приму его, – все же решился Фральк. Он положил пишущую тростинку рядом с куском высушенной кожи носвера, на которой писал, и отошел от стола.

– Добавь несколько капель сока порр в эту чашу, чтобы кровь исигота не свернулась, – приказал он. – Я продолжу заметки позже, после того, как разберусь с чужаком.

– Слушаюсь, старший из старших, – расширился Панджанд.

Он удалился, а спустя несколько мгновений дверь открылась и гость вошел в комнату.

– Здрастье, – сказал Фральк на чужацком языке и, вглядевшись в пришельца тремя глазами, добавил: – Сергей Константинович.

– Привет, Фральк, – поздоровался чужак на языке скармеров. – Как поживаешь?

– Спасибо, хорошо, – сказал Фральк, про себя отметив, что произношение чужака улучшилось. – Чем могу быть полезен тебе сегодня? – Он не стал рассыпаться в светских любезностях: этот пришелец производил на него впечатление делового самца. Типа Хогрэма.

Чужак и сегодня был настроен серьезно.

– Ты использовать топоры и молотки от нас, чтобы драться с э-э… омало на та сторона Йо… э-э… Ущелье Эрвис?

– Да… Я говорил об этом… Шота.

– Не используй для омало, – сказал чужак.

– Что? – переспросил Фральк, хотя прекрасно его понял. – Почему нет? Вы их нам продали, теперь они наши. Какое вам дело до того, на что они нам?

– Человеки, – ответил пришелец, помолчав. – Еще человеки на та сторона Ущелье Эрвис.

Руки Фралька разом обмякли. Чужаки были настолько странными созданиями, что мысль о существовании им подобных просто не приходила ему в голову.

– Как много их на той стороне? – вымолвил он наконец.

– Шесть, – чужак поднял вверх соответствующее количество пальцев.

– Они из твоего племени?

– Нет, – ответил чужак, повергая Фралька в еще большее изумление.

– И не из твоего клана?

– Нет.

– Ну, их клан хотя бы дружелюбен по отношению к твоему?

– Нет, – ответил чужак после короткой паузы.

– Тогда почему же, во имя первого почкования скармеров, тебя волнует, что с ними случится? – спросил Фральк с интересом.

– Мое владение, владение других человеков – сейчас не сражаться, – проговорил чужак, тщательно подбирая слова. – Мы – ваши друзья. Другие человеки – друзья народа на той стороне ущелья. Вы и тот народ – драться, мое владение и владение других человеков, может быть, драться тоже.

Фральк сжал и разжал пальцы несколько раз. До сего момента он как-то не думал о том, что у человеков может быть своя политика. И вдруг его осенило.

– А если так? Мы не станем причинять вреда тем человекам, мы просто используем полученные от вас топоры и молотки против жалких омало.

– Вы получить молотки, топоры от нас. Что получить омало от другие человеки?

Фральку вдруг захотелось вернуться к столу и продолжить работу над проектом, который не имел никакого отношения к человекам. Во всяком случае ему казалось, что не имел. Человеков было всего пятеро, но они обладали даром то и дело создавать новые трудности.

– Так ЧТО же получат омало от других человеков? – спросил старший из старших.

– Не знать, – пришелец развел руками.

– Понятно. – До сегодняшнего дня Фралька согревала надежда, что вдобавок к преимуществу неожиданности атаки на омало воины скармеров будут вооружены прекрасным оружием, приобретенным у человеков. Таким оружием, о котором омало и слыхом не слыхивали. В случае благоприятного для клана Скармер исхода войны – а в победе Фральк был уверен – он стал бы не только героем своего народа, но и весьма состоятельным, богатым самцом. А теперь… – У вас есть оружие более мощное, нежели топоры и молотки?

– Да. Наше… – не найдя нужных слов в языке скармеров, чужак вынужден был взять их из своего языка, – огнестрельное оружие мощнее. Много мощнее.

– А у других человеков есть… огнестрельное оружие? – Фральк попытался повторить новые слова с максимальной точностью.

– Да. Не такое хорошее, как наше, но есть.

Фральк не на шутку взволновался.

– Другие человеки дадут омало огнестрельное оружие?

– Не знать, – ответил чужак. – Не думать так.

«Это уже кое-что», – подумал Фральк.

– У них есть топоры и молотки? Они дадут их омало?

– Не знать, есть ли у них. Если есть, думаю, они давать.

Будь у собеседника глазные стебли, Фральк мысленно пожелал бы им ненадолго покрыться сыпью пурпурной чесотки, что позволило бы ему дать выход своим эмоциям. Мечты о быстром и легком завоевании омало с помощью купленного им у чужаков чудесного нового оружия, похоже, приказали долго жить. Фральк попытался найти хоть какой-нибудь аргумент в пользу своего ускользающего оптимизма по поводу будущей войны и, подумав, сказал:

– По крайней мере, омало не застанут нас врасплох.

Неожиданный поворот в рассуждениях старшего из старших привел человека в замешательство, но Фралька это не слишком волновало.

– Как вы пересекать ущелье, чтобы нападать на омало? – спросил чужак.

Для возвращения Фральку хорошего настроения лучшего вопроса нельзя было и придумать.

– С этим никаких проблем, – произнес он с достоинством. – Изготовление каркасов идет полным ходом, даже быстрее, чем мы рассчитывали.

– Каркасов? – Такого слова чужак, как видно, не знал и с недоумением посмотрел на Фралька. Заметив его растерянность, старший из старших почувствовал себя так хорошо, что даже чуть-чуть пошевелил глазными стеблями. Теперь ему казалось, что военный план скармеров – его, Фралька, детище – являет собой нечто такое, до чего даже эти «ах, какие умные» человеки не способны додуматься.

– Хорошо, я покажу их тебе, – милостиво произнес старший из старших. – Ступай за мной. – Они вышли во двор, и Фральк повел чужака к большому сараю, примыкавшему к замку. – Ты знаешь, конечно, что, когда весна поворачивает к лету, по Ущелью Эрвис течет вода.

– Да, – только и молвил чужак, к разочарованию Фралька, чье «конечно» предназначалось единственно для усиления эффекта якобы небрежно брошенной фразы. Впрочем, поразмыслив, Фральк понял, что ничего удивительного в такой спокойной реакции чужака не было. Человеки, поразительно теплые на ощупь, видимо, не считали воду такой гадостью, какой ее считали все нормальные самцы. Фральк уже заметил, что они предпочитают воду льду. Что ж, у каждого свой вкус.

Внутри сарая половина восемнадцати самцов – три команды по трое – была по глазные стебли занята серьезной работой. Из лозы и высушенных глазных стеблей масси они плели похожие на большие корзины каркасы, чьи размеры в поперечнике превышали рост взрослого самца.

– Мы натянем на них шкуры, и тогда… – Фральк сделал драматическую паузу. – Мы поместим их на воду, и они не потонут, даже если мы посадим внутрь по два самца. Мы называем их «лодками», – скромно добавил он. «Лодки» было словом лануамов, и изобрели их они, но зачем говорить об этом чужаку? Умные скармеры обтягивают каркасы шкурами, называют их «лодками», и все тут.

– Лодки, – повторил человек, оглянулся вокруг и спросил: – В Ущелье Эрвис… лед, вода, камни – все вместе, да?

– Да, – согласился Фральк, отметив, что чужаки и в самом деле довольно много знают о воде.

– Вы использовать эти лодки с лед, вода, камни – все вместе? Эти лодки? – Человек указал на каркасы.

– Да, но они останутся на поверхности воды. Пришелец поежился, но не от холода, как показалось Фральку.

– Боже мой. Когда лед, камни… э-э касаться лодок, тогда что?

Об этом Фральк как-то не задумывался. Продавая скармерам секрет изготовления лодок, лануамы ни словом не обмолвились о том, что острые камни и льдины представляют для их товара какую-то опасность. Может, они сказали бы, если бы их спросили, но не спросили ведь… «Неувязочка», – укорил себя Фральк.

Но не следовало показывать чужаку свой промах.

– Большинство из них, я надеюсь, не ударятся об лед или о камни вовсе; другие выдержат удары и останутся на поверхности. Во всяком случае, потерь будет немного.

– Боже мой.

Снова странное слово, значения которого Фральк не понял ни в первый раз, ни сейчас. Но звучало оно как-то неприятно и тревожно, поэтому старший из старших догадался, что чужак, вероятнее всего, отнесся к его плану без особого восторга.

* * *

– Поживее! – Сара клацнула зубами, подпрыгивая на месте. – Не то я превращусь в ледышку.

При температуре чуть выше точки замерзания ее наряд – ботинки, шорты, футболка и велосипедный шлем – выглядел по меньшей мере странно.

Ирв подтащил к «стрекозе» широкую лестницу-стремянку. Как только он установил ее, Сара влетела наверх, едва касаясь ногами ступенек. Ирв поднялся вслед за женой и помог ей залезть в кабину. Оказавшись на сиденье, Сара тут же опустила большой стеклянный колпак и щелкнула задвижкой.

Пункт за пунктом сверившись со списком полетных заданий, она кивнула и взглянула на оставшегося на верхней площадке стремянки Ирва.

– Чувствую себя Брэггом.

Ирв улыбнулся, назидательно постучал пальцем по тонкой миларовой обшивке «стрекозы» и начал спускаться вниз.

Оказавшись на земле, он оттащил лестницу в сторону и занял позицию у левого крыла «стрекозы».

– Радиоконтроль, – сказала Сара в микрофон.

– Слышу тебя прекрасно, – ответил Ирв, потрогав висящий у него на поясе небольшой передатчик. – А ты меня?

– Более или менее. Теперь надо зарядить аккумулятор, – Сара принялась энергично крутить педали, приводя в действие небольшой генератор. – Слава Богу, кажется, я начинаю согреваться, – сказала она через пару минут.

– Аккумулятор хорошо держит заряд? – спросила Луиза Брэгг, стоявшая у правого крыла.

Ирв увидел, как Сара наклонила голову, сверяясь с прибором.

– Вроде бы неплохо. Включаю пропеллер.

Большой воздушный винт начал вращаться, и «стрекоза» медленно покатилась вперед Поддерживая ее крылья в горизонтальном положении, Ирв и Луиза двинулись с места, сначала шагом, потом бегом.

– Взлет! – крикнула Сара так громко, что Ирв услышал ее и без радио. Маленький самолет, пилотом и двигателем которого являлась его жена, оторвался от земли. – Это всегда случается совершенно неожиданно, – сказала Сара. – Помню, как в первый раз я крутила, крутила эти чертовы педали и вдруг сообразила, что уже нахожусь в воздухе.

«Стрекоза» набрала высоту и неторопливо развернулась в направлении Реатурова замка. Небесную тишину нарушало лишь пощелкивающее жужжание велосипедной цепи и едва уловимый шум ветра в пропеллере, но вскоре и их не стало слышно. «Стрекоза» пролетела уже пару сотен ярдов.

– Как дела? – спросил Ирв, с удовольствием отметив, что Сара великолепно управляется с легкой летательной машиной.

– Никаких проблем, – ответила она. – Даже проще, чем на тренировочных полетах на Земле. Вероятно, потому, что плотность воздуха здесь больше.

Наблюдая за тем, как человеки выгружали из грузового отсека корабля составные части «стрекозы», а затем собирали их в единое целое, работавшие на полях минервитяне не проявляли привычного любопытства. Они просто-напросто не имели представления, на что может сгодиться эта нелепая штуковина. Единственным способным подняться в небо объектом, который они когда-либо видели, был «летающий дом» пришельцев, а «стрекоза» походила на «Афину» так же, как, скажем, воробей на ястреба.

Но когда это смехотворное по внешней хрупкости и размерам приспособление поднялось в воздух, аборигены побросали работу и разразились пронзительным изумленным гиканьем, указывая на летающий предмет руками и глазными стеблями. Несколько самцов подбежали к Луизе и Ирву и обступили их, взволнованно крича.

– Что они говорят? – спросила Луиза Она и Эллиот проводили среди минервитян гораздо меньше времени, чем остальные земляне, а потому довольно плохо понимали местный язык.

– Я и сам пока толком не врубился, – ответил Ирв, вслушиваясь в лопотание аборигенов Его успокоило то, что они обращались больше к нему, чем к Луизе, – значит, ни Реатур, ни Тернат пока не проболтались о сделанном ими открытии Если бы стоявшие вокруг аборигены знали, что Луиза – зрелая самка, хоть и из племени человеков, их отношение к ней могло бы быть самым непредсказуемым. Мало-помалу Ирв начал улавливать, о чем они его расспрашивали.

– Что это? Как оно работает? Я могу прокатиться на нем?

Услышав последний вопрос, Ирв едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Воображение мигом нарисовало ему минервитянина, восседающего в «стрекозе» и усердно крутящего педали всеми шестью ногами.

– Как дети, ей-богу, – сказал он Луизе, когда самцы, все же вняв его уверениям в том, что «летающая штуковина» не берет на борт пассажиров и не нуждается в пилотах-добровольцах, вернулись к работе. – Абсолютно уверены, что управление любым летающим аппаратом хоть и довольно необычное, но, в сущности, простейшее дело. Сел и полетел.

– Интересно, что бы они подумали, скажи мы им, что люди слетали на Луну и обратно за семь лет до того, как разработали первую модель педального самолета? – Луиза была дублером Сары в работе со «стрекозой» и разбиралась в конструкциях летательных аппаратов куда лучше, чем антрополог.

– Если следующий корабль доставит сюда с дюжину велопланчиков, адаптированных для аборигенов, они насобирают в обмен столько бесценных артефактов, сколько в жизни своей не видали все наши академии наук и элитарные аукционы. Хороший получился бы бизнес, а?

– НАСА не позволит, – бросила Луиза, саркастически хмыкнув.

«Точь-в-точь как Эллиот», – отметил Ирв и сказал:

– Тоже верно.

Между тем «стрекоза», по-прежнему не поднимаясь слишком высоко в небо, парила над горизонтом. Ирв включил рацию.

– Как дела, дорогая? Ты довольно далеко залетела.

– Я сделала важное открытие – на Минерве все же можно вспотеть. Кто бы мог подумать? – По частому дыханию Сары и по усталости в ее голосе Ирв понял, что утомилась она, видимо, порядком.

– Как насчет аэрофотосъемки?

– У меня сейчас одна забота – удержать это насекомое в воздухе, – резко откликнулась Сара, уже не пытаясь шутить. – Какая здесь, к черту, съемка…

Ей и в самом деле приходилось нелегко. Подобно пилоту авиалайнера, Саре приходилось держать под контролем штурвал, рацию, указатель шага пропеллера, спидометр и счетчик зарядки аккумулятора. Но, в отличие от пилота авиалайнера, она приводила самолет в движение работой своих собственных мускулов.

Ирв понимал это, но все же попросил:

– Дорогая, на обратном пути все же попытайся набрать высоту и щелкни несколько кадров. Ты ведь и сама знаешь, что другого способа производить съемку с высоты птичьего полета у нас нет. Поэтому мы и взяли с собой «стрекозу».

– Спасибо за ценную информацию, сэр. Я-то думала, что это просто физкультурный велотренажер, предназначенный персонально для меня. Просто чтобы лишний раз размяться, разогнать тоску, сэр.

Ирв почувствовал, как запылали его уши под опущенными клапанами шапки. Когда он снова посмотрел на «стрекозу», то заметил, что она поднялась на добрых тридцать ярдов от земли.

– Даже при высокой плотности воздуха приходится тяжеловато, – жалобно промолвила Сара, часто и тяжело дыша. – К тому же меня слегка смущает тот факт, что я слишком высоко забралась. Если вконец выдохнусь и надумаю падать, то непременно сломаю себе шею. – Она отключила рацию, но спустя несколько секунд снова вышла на связь. Теперь в ее голосе, кроме усталости, звучало нечто вроде благоговения с оттенком робости. – Ну, скажу я вам… Вид отсюда на Каньон Йотун просто потрясный. Серьезно.

– Вид на него, может, и потрясный, но летать над этой адовой щелью я бы лично не рискнула, – проворчала Луиза. – «Стрекоза» не выдерживает сильных порывов ветра.

– Я и не намерена летать над ним. Все, поворачиваю назад. Отсняла целую кассету пленки. Думаю, останешься доволен, Ирв.

– Еще бы, – невозмутимо согласился он. Аэрофотосъемка, как правило, предоставляла антропологам и археологам такие интересные материалы для изучения, которых никогда не давали чисто наземные работы.

Велоплан медленно снижался над стартовой площадкой. Шум пропеллера утих, как только Сара перестала крутить педали. «Стрекоза» села так же мягко и бесшумно, как ее легкокрылые тезки опускаются на травинку.

Сара открыла задвижку колпака кабины и откинула его с такой силой, что «стрекоза» покачнулась Ирв торопливо подставил к борту велоплана стремянку и, быстро поднявшись по ней, помог жене выбраться наружу. Глядя на раскрасневшееся, мокрое от пота лицо Сары, Ирв вдруг подумал о том, как мало он видел ее в последнее время. Может, зубодробильный минервитянский холод действует на мужчину таким странным образом, что он перестает испытывать потребность в женщине? Иное дело – Багамы. Теплынь, пляж, песочек, полуобнаженные красотки вокруг…

Сара, вероятно, тоже имела претензии к местной погоде, но несколько иного порядка.

– Ради Бога, дайте мне какую-нибудь одежонку, – сказала она, чмокнув мужа в щеку. – Чего мне не хватало для полного счастья, так это простуды.

Внизу Луиза накинула ей на плечи утепленную куртку. Сара благодарно кивнула.

– А теперь, как врач экспедиции, я могла бы прописать себе хороший горячий душ, но, за неимением такового, придется ограничиться обтиранием и обогреванием под рефлектором.

Закутавшись в куртку, она направилась к «Афине».

А Ирв с Луизой приступили к демонтажу «стрекозы». Ее надлежало убрать обратно в грузовой отсек: оставлять аппарат снаружи строго воспрещалось. Ливень или град могли в считанные минуты превратить хрупкую конструкцию в груду обломков.

Когда они засунули в отсек хвостовой лонжерон с установленными на нем рулями высоты, Луиза посмотрела на часы.

– Я останусь на корабле после того, как закончим. Через двадцать минут надо выходить на связь с Хьюстоном.

– Я тоже останусь, – Ирв похлопал себя по карману, где лежала извлеченная им из бортовой фотокамеры «стрекозы» кассета с пленкой. – Хочу поскорее посмотреть, что там наснимала Сара.

Ничего не сказав, Луиза отвернулась, но Ирв успел заметить странное выражение, промелькнувшее у нее в глазах. Вернее, не странное, а неожиданное, что ли… Она будто угадала подлинную причину его желания остаться на корабле раньше, чем он сам осознал ее. Сара наверняка нуждалась в еще одном способе обогрева после того, как она отключит рефлектор. И Ирв снова подумал о том, что в последнее время он, кажется, уделял жене слишком мало внимания.

Однако намерение так и осталось намерением. Должно быть, крестьяне-омало сообщили Реатуру о «стрекозе», потому что вождь клана появился около «летающего дома» как раз в тот момент, когда Ирв запихивал в грузовой отсек последнюю деталь велоплана, пропеллер.

Реатур забросал антрополога вопросами, ответы на которые уразумел не сразу, поскольку сам не видел «стрекозу» в воздухе. Всякий полет летательного аппарата плотно ассоциировался у него с адским, сотрясающим все окрестности, воем, и Ирв убил немало времени и аргументов на то, чтобы доказать хозяину владения разницу между «стрекозой» и «Афиной». Объяснения эти Реатура очень заинтриговали, но, к сожалению, еще больше сбили с толку. Твердо решив выяснить все о новой летающей штуковине, он пригласил Ирва в замок с такой изысканной вежливостью, что антрополог не сумел найти подходящего повода для отказа. «Несомненно, он уверен, что своим приглашением оказывает мне колоссальную честь», – уныло думал Ирв, шагая вслед за хозяином владения по тропинке.

К тому времени, когда он вернулся на «Афину», Сара крепко спала. Раздраженно ворча, Ирв ушел в лабораторию проявлять пленки, почти не думая о том, что ему предстоит на них увидеть. Мысли у него были заняты совершенно другим.

Трое самцов-скармеров стояли около «Циолковского» и смотрели вверх, на дверь, к которой уходила болтающаяся у земли цепная лестница.

– Грязные оборвыши. Натуральные нищие, – сказал Лопатин, глядя в иллюминатор.

– Да, – лаконично ответил Ворошилов. Лопатин удивился бы, услышь он от химика нечто большее. Вечный молчун Ворошилов… Если кто и сохранит здравый рассудок на протяжении почти трехлетней экспедиции, так это он. «Хотя, может быть, он просто настолько не в своем уме, что кажется самым умным», – подумал Лопатин, искоса взглянув на химика.

Между тем стоявшие внизу аборигены действительно выглядели нищими, убогими попрошайками. Каждый из них протягивал к «Циолковскому» сразу по нескольку рук, явно что-то выпрашивая. Лопатин включил внешний микрофон. Он не далеко прошел в изучении местного языка, но слова, которые выкрикивала маленькая шайка внизу, понял без труда.

– Дай! Пожалуйста, дай!

Лопатина мутило от местных оборванцев. Он давно шуганул бы их так, что они начали бы обходить «Циолковского» за километр, но директивы из Москвы были предельно ясны: никаких враждебных действий по отношению к аборигенам. А Лопатин привык подчиняться директивам беспрекословно. Но заставить себя выйти к троице шестируких, шестиногих и шестиглазых уродцев он не мог.

– А может, вы с ними пообщаетесь, Юрий Иванович?

– Да, – снова сказал Ворошилов. Потом молча вынул из ящика несколько предназначенных для обмена инструментов, открыл внутреннюю дверь воздушного шлюза и вошел в него. Лопатин закрыл за ним дверь и взял минервитянских люмпенов под прицел бортового пулемета. Подстраховаться никогда не помешает.

Завидев Ворошилова, аборигены отпрянули. Лопатин догадался, что они, вероятно, до сих пор только слышали о пришельцах от сородичей, но еще ни разу их не видели. Один из самцов издал пронзительный контральтовый возглас, которым могла бы гордиться любая героиня мексиканских или бразильских мыльных опер.

– Вы хотеть что? – спросил химик, спустившись вниз.

Напуганные его низким голосом, двое аборигенов отступили еще на пару шагов. Третий, видимо самый храбрый, остался на месте и повторил:

– Дай! Пожалуйста, дай!

– Вот, – стянув с руки перчатку, Ворошилов достал из кармана нож и вытащил лезвие. Минервитянин снова крикнул, на этот раз восхищенно, как показалось Лопатину.

Видя, что их товарищ получил подарок, двое самцов осторожно подошли поближе. Один. из них выбрал нож, другой – долото с прозрачной плексигласовой рукояткой золотистого цвета.

– Горячий желтый лед! – воскликнул абориген, поднеся к глазу рукоятку инструмента и посмотрев сквозь нее.

Налюбовавшись подарками, попрошайки в знак благодарности Ворошилову, как по команде, сделались короткими и толстыми и, похоже, были настолько счастливы, что даже не испугались, когда химик поклонился в ответ. Лопатин успел заметить, что обычно это странное с точки зрения минервитян телодвижение повергало новичков в ужас и заставляло их улепетывать прочь со всех шести ног.

– Что вы делать с инструменты я вам дать? – спросил Ворошилов; все члены экипажа давно заметили, что с минервитянами он был более словоохотлив, чем с людьми. В такие моменты тонкие черты лица химика, бледнея, как бы светились, а в голосе появлялось нечто похожее на присущие любому существу из плоти и крови эмоции.

Ответ, данный минервитянами, Лопатин за последнее время слышал неоднократно.

– Отнесем их в город Хогрэма и получим за них то, что сможем получить.

– А после того? – поинтересовался Ворошилов.

И снова знакомый ответ:

– Мы надеемся, что полученного нами хватит для того, чтобы уплатить Хогрэму за наши делянки. Тогда мы не лишимся их, и нам не надо будет перебираться жить в город.

– Удачи вам, – молвил Ворошилов.

Лопатин хмыкнул. Как же, удачи. Напрасно эти дурни-крестьяне рассчитывают получить за ворошиловские подарки хороший куш. Слишком много подобного барахла скопилось сейчас в городе Хогрэма; почти каждый день приходит известие об очередном падении цен на земные инструменты.

– Как думаете, Юрий Иванович, что станется со всеми этими селянами через месяц-другой? – спросил Лопатин, когда Ворошилов вернулся на борт.

– Они будут строить лодки, – немедленно ответил химик.

– Верно, – кивнул Лопатин. – Будут строить лодки и получать зарплату, которую им соизволят положить Фральк и Хогрэм. Короче говоря, займутся продажей своего труда.

– Пролетарии, – буркнул Ворошилов, и на лице его появилось какое-то странное выражение.

– Вот именно. Рано или поздно здесь грянет революция, как в свое время у нас.

– Не сейчас, – бросил Ворошилов с легкой тревогой, как показалось Лопатину.

«В принципе, химик прав», – отметил он про себя. Аборигены, проживающие по эту сторону Каньона Йотун, еще только вступали в капиталистическую экономику, пока не задумываясь о ее последствиях. А минервитяне, обитающие на восточной стороне ущелья – насколько Лопатину удалось выяснить из отчетов американцев, – вообще до сих пор находились на откровенно феодальной стадии развития.

Стало быть, согласно гениальным ленинским теориям, до рабоче-крестьянской революции на планете еще далеко. Самолюбивый и придерживающийся весьма высокого мнения о своей персоне, Лопатин все же никогда не позволял себе хоть на миг усомниться в верности великой доктрины. Следовательно, работы здесь, на Минерве, непочатый край…

– Пойду работать, – пробормотал Ворошилов и пошел к себе.

«Странный он какой-то. Слишком странный», – подумал Лопатин, посмотрев химику вслед. Подумал не впервые, но от этого спокойнее ему не стало. Лопатин любил иметь дело с людьми дисциплинированными и предсказуемыми и не доверял любому человеку, у которого имелся «пунктик», ему, Лопатину, не понятный.

Ворошилову, к примеру, потребовалась просто чертова уйма времени, чтобы попытаться сблизиться с Катей. В отличие от остальных мужчин в экипаже, он ходил вокруг да около врачихи так долго, что Лопатин заподозрил в нем гомосексуалиста, каким-то образом утаившего в жерновах строжайших отборочных комиссий свою преступную наклонность.