Текст книги "Сабриэль"

Глава пятая

Подъем к ровной площадке на Рассеченной Вершине занял не более получаса, хотя тропа сделалась крутой и идти стало нелегко. Ветер к тому времени усилился, небо очистилось, в лунном свете все вокруг обрело более четкие контуры. Но в отсутствие облаков заметно похолодало.

Сабриэль подумала было призвать Хартию и сотворить согревающее заклинание, но она уже устала и потеряла бы на этом больше сил, чем могло восстановить тепло. Вместо этого девушка остановилась и надела подбитую овчиной непромокаемую куртку, доставшуюся ей от отца. Поношенная куртка была ей сильно велика, пришлось потуже затянуть перевязь и бандольер с колокольцами, зато от ветра она защищала надежно.

Немного согревшись, Сабриэль вновь побрела вверх по последнему отрезку тропы, где склон сделался настолько крут, что строители тропы сочли нужным вырубить ступеньки в граните, ныне истершиеся и опасно крошащиеся.

Сабриэль так сосредоточилась на том, чтобы не оступиться, что сама не заметила, как добралась до вершины. Не поднимая головы и высматривая в лунном свете очередную ступеньку понадежнее, она уже занесла было ногу для следующего шага – и тут осознала, что подъем закончился.

Вот она, Рассеченная Вершина: узкий гребень, где сходилось несколько склонов холма, образуя миниатюрное плато с небольшим углублением в центре. В углублении лежал снег – громадный сугроб мерцал в лунном свете, ослепительно-белый на фоне красного гранита, напоминающий по форме сигару. Ни деревьев, ни растительности здесь не было, но в самой середине сугроба возвышался, отбрасывая длинную тень, темно-серый камень. Он был в два раза шире и в три раза выше Сабриэль и казался целым и невредимым, пока девушка не подошла поближе и не разглядела зигзагообразную трещину, рассекавшую его надвое.

Сабриэль в жизни не видела настоящих камней Хартии, но знала, что они во всем подобны Стене: знаки Хартии струятся сквозь камень, словно ртуть, обретая форму, вновь растворяясь и снова составляясь вместе в нескончаемой истории, повествующей о создании мира.

На этом камне просматривались знаки Хартии, но – неподвижные, застывшие, как снег. Мертвые письмена, врезавшиеся в обработанный камень, бессмысленные надписи – и ничего более.

Сабриэль никак не ждала такого и с запозданием поняла, что ей следовало бы подумать наперед. Ей представлялось, что камень расколола молния или что-то в этом роде, но позабытые уроки, слишком поздно воскресшие в памяти, подсказали: это не так. Разбить камень Хартии способна лишь некая страшная сила Свободной магии.

Сабриэль подошла ближе. Страх нарастал в ней, словно первый приступ зубной боли, обещающий: самое худшее еще впереди. Здесь, на хребте, дул сильный ветер, пробирая до костей; не спасала даже непромокаемая куртка – отцовская, она воскрешала в памяти определенные страницы «Книги мертвых» и те страшилки, которые маленькие девочки рассказывают в темноте дортуара, вдалеке от Древнего королевства. А следом нахлынул ужас – так что Сабриэль усилием воли загнала воспоминания в самую глубину души и заставила себя подойти к камню.

Темные пятна чего-то… непонятного… закрыли собою часть знаков. Сабриэль наклонилась почти к самому камню – и только тогда смогла распознать, чтó это чернеет в лунном свете.

А распознав, резко отпрянула, отшатнулась назад, едва не опрокинувшись в снег. То были пятна засохшей крови, и при виде их Сабриэль поняла, как был расколот камень, отчего кровь не смыли ни дождь, ни снег… отчего камень никогда не очистится.

На камне был принесен в жертву маг Хартии. Принесен в жертву некромантом, чтобы получить доступ в Смерть или чтобы помочь мертвому духу прорваться в Жизнь.

Сабриэль до боли закусила нижнюю губу, руки ее безотчетно задвигались в тревоге и страхе, пытаясь нарисовать знаки Хартии. Заклинание для подобного жертвоприношения приводилось в последней главе «Книги мертвых». Теперь она его вспомнила – во всех тошнотворных подробностях. Она много чего позабыла из содержимого книги, переплетенной в зеленую кожу, в том числе и это; само так вышло, или ей помогли забыть, она не знала. Таким заклинанием сумел бы воспользоваться только очень могущественный некромант. И только закоренелый злодей захотел бы это сделать. А зло порождает зло, зло пропитывает землю и делает ее притягательной для новых злодеяний…

– Прекрати! – приказала себе Сабриэль вслух, прерывая поток внутренних образов.

Было темно и ветрено, с каждой минутой холодало. Надо принять решение: заночевать здесь и призвать проводника или немедленно уходить куда глаза глядят, в надежде, что она сумеет призвать проводника откуда угодно.

Что делало ее положение особенно отчаянным, ее проводник был мертвым. Сабриэль придется вступить в Смерть, пусть и ненадолго, чтобы позвать проводника и побеседовать с ним. Здесь это проделать несложно: жертвоприношение создало приоткрытый портал, как если бы дверь подбили клином, чтоб не захлопнулась. Но как знать, что затаилось и ждет в холодной реке за этой дверью?

Сабриэль постояла минуту, дрожа от холода и прислушиваясь, напрягая все органы чувств, точно мелкий зверек, знающий: неподалеку рыщет хищник. Она мысленно просматривала страницы «Книги мертвых» и заново проживала бессчетные часы, в течение которых заучивала магию Хартии под руководством магистры Гринвуд в солнечной Северной башне Уиверли-колледжа.

Спустя минуту Сабриэль окончательно поняла, что на ночь здесь не останется. Она просто-напросто слишком напугана, чтобы уснуть поблизости от оскверненного камня. Но вызвать проводника проще здесь; а чем быстрее она доберется до отцовского дома, тем скорее сможет хоть чем-то помочь Абхорсену. Так что придется пойти на компромисс. Она защитит себя магией Хартии, насколько сможет, вступит в Смерть со всеми предосторожностями, призовет проводника, узнает дорогу и поскорее вернется в Жизнь. И даже скорее скорого.

Сказано – сделано. Сабриэль скинула лыжи и рюкзак наземь, положила в рот немного сухофруктов и домашних ирисок, чтобы наскоро подкрепить силы, и приняла позу для медитации, облегчающую работу с магией Хартии.

Разлепив наконец зубы после борьбы с ириской, она приступила к обряду. В мыслях ее возникали символы – четыре главных знака Хартии в вершинах ромба, призванные защитить ее и от физического вреда, и от Свободной магии. Сабриэль удержала их перед внутренним взором, зафиксировала во времени и извлекла из нескончаемого потока Хартии. Затем вытащила меч и грубо начертила фигуру в снегу вокруг себя: по одному знаку на каждую сторону света. Создав очередной знак, она переносила его из мысленного пространства в руку и давала соскользнуть по лезвию в снег. Там вспыхивали линии золотого пламени, и знаки оживали и огнем горели на земле.

Последний, знак Севера, оказался ближе прочих к уничтоженному камню и едва сработал. Сабриэль пришлось зажмуриться и призвать на помощь всю свою волю, чтобы заставить его соскользнуть с меча. Но все равно этот знак получился бледной копией остальных трех и горел так слабо, что даже снега почти не растопил.

Ну что ж, как есть, так есть. Сабриэль справилась с подступающей к горлу тошнотой: это тело ее отзывалось на борьбу со знаком Хартии. Девушка понимала, что знак Севера слаб, но золотые линии соединили все четыре вершины, и ромб обрел законченность – пусть и непрочную. Как бы то ни было, на большее она сейчас не способна. Сабриэль вложила меч в ножны, сняла перчатки и ощупала бандольер, замерзшими пальцами пересчитывая колокольцы.

– Ранна, – произнесла она вслух, прикасаясь к первому, самому маленькому.

Ранна, снотворец. Вслед за его певучим негромким звуком приходит безмолвие.

– Мозраэль.

Второй колоколец, резкий и грубый. Мозраэль, пробуждающий; в него Сабриэль звонить ни за что нельзя – его звук, словно качели, отбрасывает звонящего дальше в Смерть, а слушающего – в Жизнь.

– Кибет.

Кибет, вожатый. Этот колоколец, своевольный и упрямый, имеет несколько звучаний. Он может даровать мертвому свободу идти куда вздумается или провести всех, кто слышит, сквозь следующие Врата. Многие некроманты, не совладав с Кибетом, ушли дальше, чем собирались.

– Дайрим.

Музыкальный колокольчик с голосом чистым и звонким. Голосом он наделял и мертвых, ибо они часто теряют его после ухода. Но Дайрим может заставить и онеметь не в меру разболтавшийся язык.

– Бельгаэр.

Еще один каверзный колоколец, что так и норовит зазвонить по собственной воле. Бельгаэр – колокольчик разума, презрительно отвергаемый большинством некромантов. Он может вернуть способность мыслить, память и все черты живой личности. Или, дрогнув в неумелой руке, стереть их вовсе.

– Саранет.

Колоколец с самым глубоким и низким звуком, звуком силы. Саранет налагает оковы, подчиняет Смерть воле своего хозяина.

И наконец, последний, самый крупный из колокольцев. Сабриэль он показался холоднее ее застывших пальцев даже сквозь кожаный футляр, не дающий ему зазвонить.

– Астараэль, плакальщик, – прошептала она.

Астараэль, изгоняющий, чей звон раздается последним. Если правильно позвонить в него, он отошлет всех, кто его слышал, далеко в Смерть. Всех, включая звонаря.

Рука Сабриэль нерешительно застыла над бандольером, коснулась Ранны и остановилась на Саранете. Девушка осторожно отвязала ремешок и извлекла колоколец на свет. Язычок, освобожденный от стопора, чуть звякнул – так взрыкивает разбуженный медведь.

Сабриэль заставила его умолкнуть, придержав язычок ладонью внутри колокольчика и не берясь за рукоять. Правой рукой она извлекла меч и взяла его на изготовку. Знаки Хартии на лезвии отразили лунный свет, замерцали и ожили. Сабриэль пригляделась: в такие моменты порою удавалось прочесть предзнаменования. Вдоль клинка бежали неведомые письмена, постепенно перетекая в более привычные, хорошо знакомые Сабриэль строки. Она наклонила голову и приготовилась войти в Смерть.

Сабриэль больше не глядела на лезвие, а меж тем надпись ожила снова и чуть изменилась. Обычно она гласила: «Я сделан для Абхорсена, разить тех, что уже мертвы». А сейчас последовало продолжение: «Клэйры провидели меня, Созидатель Стены выковал меня, король остудил меня, Абхорсен владеет мною».

Сабриэль, закрыв глаза, почувствовала, как возникла граница между Жизнью и Смертью. В спину дул ветер, неожиданно теплый, а лунные лучи слепили жаром, точно сияние солнца. Лицо ей обжег неизъяснимый холод; открыв глаза, она увидела сумеречный свет Смерти.

Усилием воли дух ее перешагнул границу; меч и колокольчик она держала наготове. Внутри ромба тело ее словно одеревенело, туман водоворотами заклубился у ног, виясь, оплел ей лодыжки. Лицо и руки побелели от инея, в каждой из вершин ромба вспыхнули знаки Хартии. Три вновь засияли ровным светом, однако северный знак ослепительно полыхнул и погас.

Река несла свои воды стремительно, но Сабриэль твердо стояла на ногах и, не обращая внимания ни на течение, ни на холод, настороженно оглядывалась по сторонам, высматривая ловушку или засаду. В этой точке перехода в Смерть царила тишина. Слышно было, как вода рушится сквозь Первые Врата, но ничего более. Ни плеска, ни бульканья, ни странных мяукающих звуков. В сером сумраке не маячило никаких темных бесформенных теней или зловещих силуэтов.

Не трогаясь с места, Сабриэль еще раз внимательно огляделась, убрала меч в ножны и пошарила в одном из набедренных карманов шерстяных бриджей. Колоколец Саранет она держала наготове в левой руке. А правой вытащила сложенный бумажный кораблик и, по-прежнему орудуя одной рукой, тщательно его расправила. Дивно-белый, в здешних сумерках он почти светился; на носу его обозначилось крохотное, безупречно круглое пятнышко – там, куда Сабриэль аккуратно выдавила капельку крови из пальца.

Сабриэль положила кораблик на ладонь, поднесла руку к губам и подула – словно отправляя в полет перышко. Точно планер, он соскользнул с руки на воду. Сабриэль затаила дыхание – кораблик едва не потонул; а в следующую минуту девушка с облегчением выдохнула – он бортом встретил волну, выровнялся и понесся по течению. Мгновение-другое – и кораблик уже исчез из виду, спеша к Первым Вратам.

Сабриэль пускала такой бумажный кораблик второй раз в жизни. Отец научил ее их делать, но строго предупредил, что пользоваться ими следует осторожно. Не чаще чем трижды в семь лет, или придется уплатить немалую цену, куда больше, чем капля крови.

Сабриэль знала, чего ждать: все повторится так же, как и в первый раз. И однако ж, когда гул Первых Врат на мгновение стих спустя десять, или двадцать, или сорок минут – в Смерти время расплывчато, – девушка извлекла меч и, держа Саранет наготове, отпустила его язычок. Колоколец молчал, ожидая, когда настанет миг быть услышанным. Врата смолкли, ибо кто-то… некое существо… возвращалось из глубин Смерти.

Сабриэль оставалось лишь надеяться, что это не кто-нибудь, а тот, кого она вызвала с помощью бумажного кораблика.

Глава шестая

Магия Хартии на Рассеченной Вершине! Тварь, затаившаяся в пещерах под холмом в миле или чуть дальше к западу от расколотого камня, повела носом, словно почуяв знакомый запах, долетевший вместе с ветром.

Когда-то тварь была – или выглядела – человеком, еще в те времена, когда жила под солнцем. Все человеческое она утратила за те века, что провела в стылых водах Смерти, яростно цепляясь за свою сущность в борьбе с течением и демонстрируя невероятную волю к жизни. Тварь знать не знала, что обладает такой волей, – до того, как неумело брошенное охотничье копье отскочило от камня и вонзилось ей в глотку, оставив лишь несколько последних отчаянных минут жизни.

Усилием воли тварь удержалась по ту сторону Четвертых Врат, что ближе к Жизни, – набирая мощь, постигая пути Смерти. Тварь питалась меньшими духами и избегала тех, кто сильнее, или служила им. И неизменно цеплялась за жизнь. Удача улыбнулась ей, когда какой-то могучий дух прорвался из-за Седьмых Врат, затем сквозь каждые из Верхних Врат по очереди, пока изголодавшимся монстром не пробился в Жизнь. Сотни мертвых устремились за ним, примкнула к толпе и тварь. Страшная была неразбериха, на самой границе между Жизнью и Смертью поджидал могучий враг, но в суматохе духу-твари удалось прокрасться по самому краешку и, внутренне торжествуя, протиснуться в Жизнь.

Там, где вышел неупокоенный дух, оказалось полным-полно недавно покинутых тел, так что он вселился в одно из них и сбежал. Вскорости тварь отыскала пещеры, где и поселилась. Она даже решила взять себе имя: Тральк. Простенькое такое, несложно выговорить даже полуразложившимся ртом. Имя явно мужское. Тральк не помнил, какого пола он был изначально, много веков назад, но захваченное тело оказалось мужским.

Это имя наводило страх на несколько мелких поселений, что еще сохранились в этой части Пограничья: Тральк нападал на них и подпитывался человеческими жизнями, чтобы оставаться по эту сторону Смерти.

На Рассеченной Вершине вновь вспыхнула магия Хартии, и Тральк почувствовал: заклинание мощное и чистое, но сотворено оно не слишком умело. Мощь магии испугала тварь, однако неопытность мага внушала надежду, а сильная магия означает сильную жизнь. Тральк так нуждался в этой жизни – чтобы укрепить присвоенное тело, чтобы восполнить дух, утекающий обратно в Смерть. Жадность возобладала над страхом. Мертвая тварь вышла из пещеры и принялась карабкаться на холм, не сводя безвеких гниющих глаз с дальнего хребта.

Наконец Сабриэль увидела проводника: сперва как столп бледного света, скользящий над бурлящей водой в ее сторону, а затем, когда он замер в нескольких ярдах от нее, как размытую сияющую человеческую фигуру, приветственно простирающую к ней руки.

– Сабриэль.

Голос звучал нечетко и словно бы доносился из дальней дали, а не с того места, где замерла сияющая фигура, но Сабриэль улыбнулась в ответ на теплое приветствие. Абхорсен так и не объяснил ей, кто или что такое эта светозарная фигура, но девушке казалось, она знает и так. Прежде она призывала этого советчика только раз – когда у нее впервые начались месячные.

В Уиверли-колледже половое воспитание сводилось к минимуму – к нулю, если тебе еще не исполнилось пятнадцати. Старшие девочки много чего рассказывали о регулах – по большей части разные страшилки. Подруги Сабриэль еще не достигли зрелости – она стала первой, – так что в страхе и отчаянии девочка вошла в Смерть. Отец уверял, что дух, явившийся на призыв бумажного кораблика, ответит на любые вопросы и защитит ее, так все и вышло. Сияющая советчица объяснила ей все, что требовалось, и успела ответить на многие другие вопросы, прежде чем Сабриэль пришлось-таки вернуться к Жизни.

– Здравствуй, мама, – промолвила Сабриэль, убирая в ножны меч и аккуратно придерживая пальцами язычок Саранета.

Светозарная фигура ожидаемо промолчала. Помимо одного-единственного слова в знак приветствия, гостья могла только отвечать на вопросы. Сабриэль не знала даже, правда ли на призыв приходит дух матери, мало похожий на других духов (пожалуй, все же нет), или же это порождение охранительной магии, оставленной матерью после смерти.

– У меня мало времени, – продолжала Сабриэль. – Мне бы так хотелось спросить про… Ох, наверное, про все на свете… но прямо сейчас мне нужно узнать, как добраться до отцовского дома от Рассеченной Вершины… Я имею в виду холм Бархедрин.

Посланница кивнула и заговорила. Сабриэль слушала – и в голове у нее сами собою возникали образы того, о чем рассказывала женщина: образы яркие, точно воспоминания о собственном путешествии.

– Ступай к северной стороне холма. Спускайся по отрогу, который ведет оттуда вниз до самой долины. Посмотришь на небо – облаков не будет. Отыщешь ярко-красную звезду Уаллус – у самого горизонта, на три пальца к востоку от севера. Следуй за этой звездой, пока не выйдешь на дорогу, идущую с юго-запада на северо-восток. Пройди по ней около мили на северо-восток, до мильного столба[1]1
  Мильные столбы, или мильные камни, – распространенные в Европе со времен Римской империи ориентиры, вехи, расставленные вдоль дорог на равном расстоянии. Расстояние, соответственно, равнялось миле, однако длина мили в разное время и в разных странах была разной. В настоящее время самой распространенной является британская миля, равная 1609 м. Вероятно, в этой книге расстояния указаны именно в таких милях. (Примеч. ред.)


[Закрыть] и камня Хартии за ним. За камнем начинается тропа, что ведет точно на север к Долгим утесам. Ступай по тропе до двери в Утесах. Дверь ответит Мозраэлю. За дверью – туннель, резко уходящий вверх. За туннелем – мост Абхорсена. Дом – за мостом. Ступай с любовью – не мешкай и не останавливайся, что бы ни случилось.

– Спасибо тебе, – начала было Сабриэль, сберегая в памяти слова вместе с сопутствующими мыслями. – А не могла бы ты еще…

И тут же умолкла: посланница матери внезапно вскинула руки, словно не на шутку испугавшись, и закричала:

– Беги!

В то же мгновение Сабриэль почувствовала, как охранительный ромб вокруг ее физического тела предостерегающе запульсировал болью: значит, северный знак погас. Она тотчас же крутнулась через левое плечо, выхватывая меч, и опрометью бросилась к границе с Жизнью. Течение, казалось, усилилось, пытаясь ее задержать, обвиваясь вокруг ее ног, но отступило перед ее настойчивостью. Сабриэль добежала до границы, и яростным волевым натиском ее дух прорвался в Жизнь.

В первое мгновение Сабриэль растерялась, холод снова пробрал ее до костей, мысли смешались. Ухмыляющийся живой труп как раз перешагнул через погасший северный знак и протянул к ней лапы; смрадный запах мертвечины туманом вырывался из неестественно раззявленного рта.

То-то порадовался Тральк, обнаружив, что дух мага Хартии бродит далеко от тела, а охранительный ромб едва держится. Меч слегка его обеспокоил, но иссохшие глаза не разглядели знаков Хартии, танцующих под слоем инея. Колокольчик в левой руке мага тоже походил на ледышку или снежок – точно девушка зачерпнула горсть снега. В целом Тральк решил, что ему несказанно повезло: внутри неподвижной жертвы пылала совсем юная, сильная жизнь. Тральк бочком-бочком подкрался поближе – и его руки с разболтанными, способными вывернуться как угодно суставами потянулись к шее девушки.

Но едва склизкие гниющие пальцы предвкушающе распрямились, Сабриэль открыла глаза и сделала выпад, который принес ей второе место в классе боевых искусств, а позже не дал занять первое. Ее рука и меч, как единое целое, стрелой метнулись вперед, острие клинка вонзилось Тральку в глотку и вышло с другой стороны на восемь дюймов.

Тральк взвыл, его цепкие пальцы схватились за меч в попытке высвободиться, и он завизжал еще громче, ибо на лезвии вспыхнули знаки Хартии. Раскаленные добела искры рассыпались по фалангам – и Тральк с запозданием понял, с чем столкнулся.

– Абхорсен! – прохрипел он, опрокидываясь навзничь, едва Сабриэль резким рывком выдернула меч.

А меч уже разрушал мертвую плоть, в которой обосновался Тральк: магия выжигала оживленные нервы, замораживала чересчур подвижные суставы. Глотку Тралька объяло пламя, но он заговорил в надежде отвлечь своего грозного противника, пока мертвый дух пытался сбросить тело, точно змея – кожу, и отступить в ночь.

– Абхорсен! Я стану служить тебе, восхвалять тебя, буду твоим подручным… Я многое знаю и о живом, и о мертвом… Я приманю к тебе других…

Чистый и глубокий голос Саранета перекрыл прерывистый скулеж: так сирена заглушает крики чаек. Звон все вибрировал, эхом отзываясь в ночи. Тральк ощутил его силу: звон не дал духу вытечь из тела и обратиться в бегство. Колокольчик привязал его к обездвиженной плоти, подчинил воле звонаря. В твари вскипела ярость, гнев и страх придали сил в неравной борьбе, но звук был повсюду – разносился окрест, пронзал насквозь. Тральк не мог вырваться из-под его власти.

Сабриэль наблюдала, как бесформенная тень корчится в агонии, наполовину выбравшись из трупа, наполовину застряв в нем, – словно лужа мрака вытекла из тела и застыла. Тварь все еще пыталась заговорить мертвым ртом, но безуспешно. Девушка подумала, не отправиться ли в Смерть вместе с ней – там мертвый дух обретет облик и она с помощью Дайрима сможет допросить его. Но расколотый камень Хартии зловеще нависал над ней, она ощущала его присутствие как неизбывный страх, как ледяное украшение на груди. В сознании вновь прозвучали напутственные слова матери: «Не мешкай и не останавливайся, что бы ни случилось».

Сабриэль воткнула меч острием в снег, убрала Саранет и обеими руками вытащила из бандольера Кибет. Тральк это почувствовал, и ярость его уступила место чистому, незамутненному страху. После стольких веков борьбы он понял: истинная смерть все-таки нашла его.

Сабриэль встала в нужное положение, держа колоколец в необычном хвате обеими руками. Кибет, казалось, подрагивал в ее руках, но Сабриэль, подчиняя его своей воле, качнула его назад, вперед, а затем описала причудливую восьмерку. Звуки, рожденные одним и тем же колоколом, разительно отличались друг от друга, но сложились в короткую маршевую мелодию, в танцевальную песню, в музыку торжественного шествия.

Тральк услышал – и оказался во власти неодолимых сил. Непостижимые, неумолимые стихии принуждали его отыскать границу и возвратиться в Смерть. Тщетно и жалко боролся он с ними, зная, что не вырвется. Теперь ему предстояло пройти сквозь все Врата по очереди и наконец кануть в Девятые. Он оставил сопротивление и потратил остатки силы на то, чтобы создать в середине своего тенеподобного естества подобие рта – рта, в котором ворочался язык тьмы.

– Будь ты проклята! – пробулькал он. – Я все расскажу слугам Керригора! Он отомстит за меня…

Его гротескный захлебывающийся голос оборвался на полуслове: Тральк утратил свободу воли. Саранет сковал его, Кибет схватил его и повел, повел туда, где Тральк перестанет быть. Извивающаяся тень просто-напросто исчезла. Остался только снег под давно мертвым трупом.

Но хотя призрак сгинул, его последние слова встревожили Сабриэль. Имя Керригора, пусть и не вполне знакомое, отозвалось в ней неким подспудным страхом, каким-то давним воспоминанием. Возможно, Абхорсен называл это имя – оно наверняка принадлежит одному из старших мертвых. Оно напугало ее так же, как расколотый камень, как если бы то были осязаемые символы мира, где все разладилось, мира, где сгинул отец и где она сама подвергается жуткой опасности.

Сабриэль откашлялась, ощущая стылый холод в легких, и аккуратно убрала Кибет в бандольер. Меч, похоже, очистился собственным пламенем, но она все-таки провела тряпицей по лезвию, прежде чем вложить его в ножны. Сабриэль вновь надела рюкзак. Несмотря на страшную усталость, она ни минуты не сомневалась, что надо выдвигаться в путь немедленно. Слова духа матери эхом отзывались в ней, а собственное чутье подсказывало: в Смерти что-то происходит – что-то могущественное движется в сторону Жизни, движется к выходу у разбитого камня.

Слишком много смерти и слишком много магии Хартии видел этот холм. До непроглядной мглы еще не стемнело, ветер кружил над землей, облака постепенно заполоняли небо. Скоро звезды исчезнут, а молодая луна оденется белым маревом.

Сабриэль торопливо оглядела небосвод, высматривая три яркие звезды, обозначающие Пряжку на Поясе Северного Великана. Найти она их нашла, но на всякий случай сверилась со звездной картой в своем альманахе. Самодельная спичка, издавая мерзкий запах, роняла на страницы мерцающий желтый отблеск: девушка не смела вновь воспользоваться магией до тех пор, пока не уйдет подальше от разбитого камня. Альманах подтвердил, что она все помнит правильно: Пряжка в Древнем королевстве указывает точно на север; ее второе название – Моряцкая Уловка. В Анцельстьерре Пряжка смещена градусов на десять западнее.

Определив север, Сабриэль двинулась к нужной стороне хребта, высматривая отрог, уводящий в долину, затерянную внизу во тьме. Облака густели, ей хотелось спуститься с холмов прежде, чем лунный свет погаснет. Когда она наконец нашла отрог, то порадовалась и тому, что спуск обещал быть легче, чем ступени на юге, хотя и дольше – уж больно пологий был склон.

На деле спуск в долину занял несколько часов – Сабриэль брела, спотыкаясь и дрожа от холода, за язычком пламени, который призвала, обратившись к Хартии. Слишком зыбкий и хрупкий, чтобы по-настоящему облегчить ей путь, он помогал избежать серьезных препятствий. Она от души надеялась, что для чужих глаз его зыбкое пламя сойдет за болотный огонек или случайный блик. Как бы то ни было, он очень пригодился, когда тучи застлали последний клочок чистого неба.

«Ну вот, а мне говорили, облаков не будет», – подумала Сабриэль, высматривая красную звезду Уаллус где-то там, где, как ей казалось, был север. Зубы безудержно стучали; ноги превратились в ледышки, а от них дрожь расходилась по всему телу. Если не двигаться, она просто-напросто замерзнет на месте, тем более что снова поднялся ветер…

Сабриэль тихонько рассмеялась, борясь с истерикой, и повернулась лицом навстречу ветру. Дул он с востока и с каждой минутой набирал силу. Да, стало еще холоднее, но зато ветер разогнал облака, унес их на запад, и на первом же клочке неба, который он вымел, будто метлой, ярко-алым светом вспыхнул Уаллус. Сабриэль улыбнулась, глядя в сторону звезды и запоминая те немногие ориентиры, что были, и снова двинулась в путь, следуя за звездой, а в ушах все звучал шепот:

«Не мешкай и не останавливайся, что бы ни случилось».

Все еще улыбаясь, Сабриэль отыскала дорогу и, поскольку в канавах снега скопилось достаточно, быстро помчалась на лыжах, наверстывая упущенное время.

Когда Сабриэль добралась до мильного столба и камня Хартии за ним, на ее бледном лице не осталось и тени улыбки. Снова повалил снег, косой и колючий, ветер, как с цепи сорвавшись, подхватывал белые кристаллы и швырял их ей в глаза – лицо она замотала шарфом, но глаза остались незащищенными. Сапоги, загодя смазанные бараньим жиром, все равно промокли. Лицо, руки и ноги все больше мерзли по мере того, как силы покидали ее. Она благоразумно подкреплялась понемногу каждый час, но теперь уже просто не могла разомкнуть застывших челюстей.

У неповрежденного камня Хартии, что гордо высился позади низкого мильного столбика, Сабриэль ненадолго задержалась погреться, обратившись к Хартии и сотворив заклинание тепла. Но она слишком устала, чтобы поддерживать его без помощи камня, – чары рассеялись, едва девушка снова двинулась в путь. Только материнское предостережение и заставляло ее идти дальше. Да еще смутное ощущение, что ее преследуют.

Подспудное чувство, не больше… Обессиленная и промерзшая, Сабриэль не знала, верно ли оно, или это просто игра воображения. Но если ей все же не мерещится, она в своем нынешнем состоянии вряд ли справится с кем бы то ни было. А значит, нужно идти.

«Не мешкай и не останавливайся, что бы ни случилось».

Тропа вверх от мильного столба и камня Хартии, пусть и более крутая, чем та, что вела на Рассеченную Вершину, была проторена лучше. Строителям дорог здесь пришлось прорубаться через твердый сероватый камень, который не выветривался и не крошился подобно граниту; они проложили сотни широких, низких ступеней, украсив их прихотливыми резными узорами. Что означают эти узоры и означают ли вообще что-нибудь, Сабриэль не знала. Это были не знаки Хартии и не буквы какого-либо из известных ей языков; и она слишком устала, чтобы строить догадки. Она могла лишь одолевать ступень за ступенью, переставляя застывшие ноги, помогая себе руками, кашляя, хватая ртом воздух и нагнув голову, чтобы в лицо не летел снег.

Тропа поднималась все круче, Сабриэль уже видела впереди сквозь снежные вихри стену утеса – черную вертикальную громаду, темнее, нежели затянутое тучами небо, бледно подсвеченное луной. Но утес все никак не приближался – тропа петляла туда и сюда, карабкаясь от долины все выше, выше…

И вдруг, нежданно-негаданно, Сабриэль оказалась у цели. Тропа в очередной раз свернула, и крохотный блуждающий огонек отразился от стены – стены, протянувшейся на многие мили в стороны и на сотни ярдов вверх. Здесь тропа заканчивалась, и стена не могла быть ничем иным, кроме как Долгими утесами.

Едва не разрыдавшись от облегчения, Сабриэль доковыляла до основания утеса, огонек взмыл у нее над головой и озарил серый, в прожилках лишайника камень. Но даже в его слабом свете было ясно видно, что никакой двери тут нет – ничего, кроме иззубренной непроницаемой скалы, уходящей высоко-высоко вверх, за пределы крохотного освещенного круга. Тропа исчезла, идти некуда.

Сабриэль обессиленно опустилась на колени прямо в снег и яростно потерла ладони друг о дружку, пытаясь восстановить кровообращение, прежде чем доставать из бандольера Мозраэль. Мозраэль, пробуждающий колоколец… Сабриэль осторожно прижала его язычок и сосредоточилась, проверяя, нет ли поблизости чего-нибудь мертвого, чего не следует будить. Рядом ничего не обнаружилось, но Сабриэль снова почудилось, будто кто-то есть позади, кто-то идет по ее следу – пока еще далеко, в самом низу тропы. Какой-то мертвый, причем осязаемо могущественный. Сабриэль попыталась точнее прикинуть расстояние, но в итоге выбросила его из головы. Кто бы это ни был, даже пронзительный голос Мозраэля не долетит так далеко. Сабриэль выпрямилась и позвонила в колокольчик.