Текст книги "Христос не еврей, или Тайна Вифлиемской звезды (сборник)"

Нет письменных источников, за исключением сомнительных показаний одного свидетеля, которые бы подтверждали, что Христос когда-либо признавал себя еврейским мессией или по крайней мере намекал на это в политическом или военном смысле. Это произошло в беседе с женщиной у колодца в Самарии. Ей он открыл простую и неприятную правду о ее жизни, и она немедленно призналась. При этом никто не присутствовал, так как ученики ушли в селение купить еду и были очень удивлены, увидев по возвращении Его, говорившего с самарянкой. Маловероятно, чтобы Он передал им беседу – это было ему не свойственно – и «ни один… не сказал: о чем говоришь с нею?» (Ин. 4: 27). Но женщина рассказала о беседе в деревне и была очень возбуждена. У нас нет других подтверждений, что Он говорил именно то, что она передала. Есть только слух, к тому же из сомнительного источника, о том, что Он когда-либо говорил: «Я, который говорит с тобой, это Он», имея в виду еврейского мессию. Кроме того, женщина посеяла сомнение по поводу собственных свидетельств тем, что задала Ему этот вопрос. Следует также заметить, что ни одно из синоптических Евангелий не упоминает об этом событии. Поэтому его следует исключить как недостоверное.

Напротив, имеется, по крайней мере, три различных случая, при которых присутствовали несколько человек, когда Христос, обличая, отрекался от еврейского мессианства. «Что вы думаете о Христе – чей он Сын?» Этот вопрос Он адресовал нескольким фарисеям, которые, будучи ортодоксальными иудеями, придерживались строго узаконенных взглядов. Поэтому они поспешно отвечали: «Он – сын Давида». Христос немедленно отреагировал на это утверждение и отверг его собственным свидетельством Давида; и, как нам сообщают, «ни один не мог ответить Ему ни единым словом».

В другом случае, говоря со своими учениками, Он спросил их: «за кого почитает Меня народ?» (Лк. 9: 18). Они отвечают по-разному, но важно, что они не говорят: «мессия». Затем Он прямо спросил учеников: «А вы за кого почитаете меня?» И получает прямой ответ от прямолинейного и искреннего Петра: «Ты – Христос, Сын Бога Живаго». (Мф. 16: 16). Петр не сказал: Сын Давида, как сказали фарисеи. Петр получил заслуженное благословение за свой ответ. А почему? Христос сразу же отвечает ему, потому что Петр получил это знание не от какого-то человека, «не плоть и кровь открыли тебе это, а Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф. 16: 17). Не от еврейского Яхве, не от Моисея и пророков, не от традиции и не от священных законов иудаизма, но как непосредственное откровение от Отца через Сына. Петр – это первый, от кого мы имеем какие-то сведения, которые не повторяют привычную болтовню о национальном герое, сыне Давида, которого они ожидали, и Христос видел, что Он был первым, кто недвусмысленно определил и утвердил истину.

Третий эпизод имеет отношение к Иоанну Крестителю, который находился в темнице в течение большей части служения Христа и поэтому не мог быть полностью информирован о нем. Иоанн был одинок и безутешен и имел все основания понимать, что его конец близок. Мрачные мысли и предчувствия охватили его, когда он обратился ко Христу: «Не Ты ли тот, кто должен прийти, или же нам ждать другого?» Это вопрос, который заслуживал откровенного и категорического ответа да или нет. Этот человек, который рисковал своей жизнью во имя праведности, простыми словами задал вопрос Христу: «Мессия ты или нет?» И Христос не ответил да или нет. Как это могло быть? Он был национальным героем, если это было вопросом Иоанна, и, возможно, так и было. От Иоанна, заключенного в темницу и мало знакомого со служением Христа, вряд ли можно было ожидать, что у него могла быть другая, отличная от традиционной, концепция мессии. Был ли какой-нибудь другой смысл в вопросе Иоанна? Итак, Христос не сказал и не мог сказать, что он был мессия, что означало бы, что Он претендует на роль национального героя – то самое, что он отвергал и чему постоянно сопротивлялся. И опять Христос не мог быть настолько неделикатным, чтобы предположить в своем ответе, что вопрос Иоанна мог подразумевать сомнения, касающиеся Его собственной подлинности, ибо ни тот, ни другой не мог забыть памятную сцену крещения на Иордане. Его настоящая мировая миссия, ее отличие от местного еврейского национализма, вероятно, не была ясно понята Иоанном, и это, по-видимому, и было основанием для Его ответа. Более того, этот ответ был деликатным образом направлен на поддержку тягостно испытываемой веры Иоанна, бедного человека, который, возможно, понимал, что близок конец трудов всей его жизни, и нуждался в заверениях в том, что эти труды были не напрасны.

Ответ Христа последовал за изречением о том, что «дела говорят больше, чем слова» – «Пойди и скажи Иоанну, что слепые видят, а хромые ходят», и т. д. и «благословен тот, кто не будет обижен во Мне». В этом поистине был заключен достаточный ответ, заканчивающийся мягким намеком на уступку, которую Иоанн, если бы пожелал, мог принять. Затем следует замечательный панегирик Иоанну, демонстрирующий, что Христос думал о нем никак не меньше из-за его прямоты и откровенности по жизненно важной проблеме. Пафос ситуации тронул Христа с необычайной силой. Но в подобной ситуации было ли возможно для Христа ответить Иоанну определенно и положительно: «Да, я Мессия, Тот, кого ожидают евреи»? Он должен был сказать это Иоанну недвусмысленно и не уклоняясь от ответа. Был задан простой и честный вопрос, который означал для Иоанна больше, чем жизнь или смерть, и Христос предоставил собственные сведения о Себе в качестве ответа – ответа, который говорил сам за себя.

Каким было отношение Христа к неевреям или каким оно было в отличие от Его отношения к евреям? Отвечая на этот вопрос, следует помнить, что термин «еврей» и «нееврей», или «гой» были еврейскими категориями и что Христос не включал себя ни в ту, ни в другую. А так как он был галилеянином, то вопрос решается объективно. Затем следует отметить, что оба термина используются с разными значениями, что ведет к путанице передаваемого понятия. Например, «гои» по отношению к римлянам, их последним завоевателям, имело враждебное значение, в то время как по отношению к грекам, финикийцам и сидонянам этот термин имел значение соседства. Но есть и третья классификация, которая включает прозелитов иудаизма – галилеян и самарян, на которых фанатики иудаизма смотрели как на «бедных родственников». Ни высокомерие Иудеи, ни независимость и самоуважение галилеян не потерпели бы неправильного употребления названия «еврей», хотя культ иудаизма был принят за пределами еврейской расы. Поэтому когда Христос сказал ученикам «ибо именно этого хотят неевреи», они, естественно, подумали, как и Он, о себе, как о прозелитах иудаизма, а не как последователей культа их соседей – неевреев. Наша ошибка состоит в том, что мы считаем само собой разумеющимся, что этот прозелитизм идентифицирует их с еврейской расой. Они бы возмутились этому обвинению, как и другие гои.

Эта путаница в терминах отражена в использовании Павлом категории «еврей», которая, строго говоря, могла включать только потомка Иуды. Павел, неоднократно говоривший о себе как о еврее, должно быть, подразумевал, что он придерживался еврейского культа, так как известно, что он был из колена Вениаминова. Тесная связь части колена племени Вениаминова с коленом Иудиным не могла сделать его настоящим евреем.

Различные классификации, приведенные выше, исключают обобщение. Конечно, Христос считал неевреев всех классов менее закоснелыми, чем евреи, и более свободными от традиционных ограничений. Они были более способны смотреть фактам в глаза и делать собственные выводы. В первом засвидетельствованном примере Его духовного нееврейского контакта со слугой сотника Христос «удивился» и сказал: «И в Израиле Я не нашел такой веры» (Мф. 8: 10) (в иудаизм). Был ли Христос удивлен, правильно ли передали Его слова, находился ли Он еще под влиянием своих ранних дней? Сообщение о том, что Он был удивлен, не вяжется с Его характером и историей. Нет причин предполагать, что Его раннее воспитание еще доминировало в тот период. В любом случае составившие канон Нового Завета примерно через сорок лет должны нести ответственность за правильность изложения. Ни одно из этих предположений не является достаточным. Это был порыв благодарности и реализация проявленной силы духа, которую Христос постоянно проповедовал, а также того факта, что она была характерна для всего человечества.

Когда читаешь и размышляешь над этим повествованием, не перестаешь удивляться тому, что столько божественности Христа просияло и пробилось сквозь плотность косной и враждебнойй среды. Женщина умоляла Христа исцелить ее дочь. «Отошли ее, ибо она плачет по нас», – говорили ученики. Безразличен ли был Христос к ее мольбам? Именно такое впечатление оставляет рассказ. Но кто поверит, что это было так? Подобное заключение противоречит Его характеру и последующей беседе. Оно противоречит универсальности Его благовествования, но не противоречит фетишу «избранного народа», который еще держал в своих щупальцах Его учеников, а также евионитов, составивших канон Нового Завета. Они могли невольно исказить истину, передавая ее в своем повествовании сорок лет спустя. Кроме того, возможно, здесь пропущены некоторые подробности, которые оправдывали бы измененную конструкцию, которую надо было наложить на выражение Христа о «псах», но передача этого события в том виде, как оно излагается, не может быть справедливым, имея в виду Его характер. Тем более что своим ответным смирением и настойчивостью она получила просимое, а также неувядаемую похвалу: «О, женщина, велика твоя вера. Будет на тебе то, что ты желаешь». Без сомнения, это были слова Христа, независимо от выводов, которые можно сделать по поводу предшествующего диалога и его подлинности.

Можно найти два места, где слово «нееврей» определенно используется по отношению к римлянам и поэтому не имеет ни благожелательного, ни враждебного оттенка. Он просто сказал своим ученикам, как поступят с ним римляне: что Он будет арестован, подвержен насмешкам, бичеванию и распят. И все это было сказано беззлобно, не считая римлян виновными, как и было на самом деле. И еще Он говорил им, противопоставляя их гоям, очевидно, римлянам: «А кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; а кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом!» (Мф. 21: 26). Это было ошеломляющее учение, так как до последнего момента они спорили о том, кто из них будет первым в том царстве будущего, которое, как они ожидали, Он установит. Поразительное зрелище предстало перед ними во время Тайной Вечери, когда Он унизил себя до роли слуги, моющего им ноги, чтобы объяснить значение того, что Он имеет в виду. И даже тогда они не поняли. Для этого потребовались Распятие и Воскресение. Но наша цель доказать, что враждебный смысл слова «нееврей» в применении к римлянам естественно вызвал Его неудовольствие в применении его к ним, галилеянам и самарянам, которые делили военную добычу со своими еврейскими соотечественниками.

Еще один яркий эпизод служения Христа требует объяснений. Он уже отобрал двенадцать учеников и собрал их вместе для заключительной беседы, прежде чем отправить их в путь без своего Учителя. Он не сказал почти ничего о том, что они должны говорить, как это отмечено в хрониках, но Он сказал им, куда направляться, что делать и чего ожидать в ответ. «… На путь к язычникам (возможно, римлянам. – Авт.),и в город Самарянский не входите; а ходите наипаче к погибшим овцам дома Израилева… больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте. Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания!» (Мф. 10: 6) Затем он говорит: «Вот, Я посылаю вас как овец среди волков», чтобы они помнили об этом, предупреждая обо всех опасностях, которые поджидают их в пути. Этого было достаточно, чтобы вселить ужас в людей с сильным характером. Но Он напомнил им, что ученик не сильнее Господа: «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего» и, без сомнения, вспомнил ранние дни Своего служения, когда в Его родном городе Ему угрожали низвергнуть Его в пропасть.

Что все это означает и почему «наипаче к погибшим овцам дома Израилева»? Можно подумать, что Он говорил это с улыбкой, ибо к тому времени Он уже знал, какими овцами они могли прикинуться. Но вскоре Он заменяет образ овцы на волка, когда предупреждает о том, что им угрожает. Мы можем предположить, что Он отправляет их в это первое миссионерское путешествие в основном для того, чтобы испытать их. Настало время поручить им труднейшее дело. Поэтому Он отправляет их в еврейскую среду, что пишущие хроники ошибочно принимают как знак предпочтительности из-за ранее произнесенного слова «овца». Если среди учеников были «бегуны», настало время и нашелся метод освободиться от них. К тому же стоит вспомнить, что среди них был Иуда Искариот. Идите к тем упрямым и ищущим себе оправданий людям, как часто о них говорили пророки, и сделайте для них, что сможете. Вы пойдете через Самарию, но не останавливайтесь там. Дайте евреям первый шанс, ибо с их страны вы намереваетесь начать, а Самария и Галилея всегда рядом. Если вы преуспеете в Иудее, вы сможете сделать еще больше ближе к дому. Не берите с собой денег, но зарабатывайте в дороге, не берите ни лишней одежды, ни даже посоха, чтобы опереться или отогнать собак и волков. Если нападут волки – спасайтесь бегством. Не тратьте время на неспособных понять, «не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга перед свиньями» (Мф. 7: 6), но находите других, более достойных. Они первыми претендуют на ваше служение, и я посылаю вас вперед со всей Своей целительной силой – таково в перефразе божественное поручение к двенадцати ученикам в их первом миссионерском путешествии за пределы своей страны, к евреям. С точки зрения Христа, это поистине было заграничным путешествием Его учеников, и Его поручение должно восприниматься именно так. Можно назвать это трудным заданием, но они вернулись из миссии, радуясь, что «даже бесы повиновались им» – триумф, который, впрочем, не вызвал больших похвал со стороны Учителя. Нет записи о том, что они обратили кого-либо во время этого первого миссионерского предприятия.

В течение всего служения Христа Он находил множество случаев отозваться похвально о галилеянах в отличие от их еврейских соседей и иногда в ущерб последним. Было очищено десять прокаженных, и лишь один вернулся, чтобы поблагодарить, и тот был самарянином. «Множество вдов было в Израиле во дни Илии, но ни к одной из них не был послан Илия, кроме как в Сарепту, город в Сидоне, к женщине, которая была вдовой». И «множество прокаженных было в Израиле во дни Илии, пророка, и никто из них не был очищен, кроме Наама, сирийца». Затем были предсказания о наступлении великой скорби в Вифсаиде, Хоразине и Капернауме – все города галилейские, – но бесчувственности или безразличия к Его учению, как в финикийских городах Тире и Сидоне, здесь не было. И города эти были пощажены из-за нееврея, благочестивого самарянина, которого больше всего не любили евреи и которому не доверяли, но именно он стремился к религиозным и этическим идеалам, в то время как еврейский священник и левит проходили мимо (Лк. 10: 30–35, притча о самарянине). При виде этого яркого примера различий между новым откровением через Христа и устаревающим фоном иудаизма нельзя не понять, что христианство пришло не от иудаизма, а вопреки ему.

Когда требуется предлог для нечестивого суда, обоснованность обвинения не имеет значения. Главное в неправедном суде – та легкость, с которой фальшивое обвинение может быть вынесено. В данном случае оно было основано на мессианстве. Через некоторое время Христа привели к Пилату, римскому правителю Иудеи, по сфабрикованному обвинению, по которому Он якобы был одним из еврейских лжемессий. На современном языке это бы называлось «грубой подтасовкой фактов», так как Христос имел не большее отношение к еврейской политике, чем к еврейской религии. Но талмудистские «фарисеи, книжники и лицемеры» уже настолько потеряли свое лицо перед обществом, что их оскорбленное достоинство не могло этого выносить. Лютая обида была бы естественной в подобном случае у любого народа. Насколько же сильнее она была у евреев, которые привыкли всегда быть «правыми», так как были «избранными»! Может ли когда-нибудь еврей признать свою неправоту? Разве это позволит его религия?

Кроме того, эти люди уже некоторое время чувствовали себя оскорбленными Его упреками и планировали освободиться от Него. Наконец, с помощью предательства они захватили Его, так как Он и не пытался бежать. Теперь, когда Христос был в их руках, проблема состояла в том, чтобы заставить римлян принять их сторону, так как у них не было законного права налагать максимальное наказание, на которое они решились еще прежде, чем появилась видимость суда. Более того, они желали переложить вину за вынесение смертного приговора на римлян, чтобы дискредитировать их правление среди последователей Христа и избежать недовольства самим поступком. Они могли найти в Талмуде множество подтверждений правомочности совершения ужасающих пыток, казни над Ним, нарушителем Субботы; но иудеи давно научились заставлять других выполнять за них дьявольские дела. В наше время, когда евреи являются судьями и адвокатами, также нет ничего необычного в том, что невиновный «к злодеям причтен»: ведь им позволяется нарушать законы, которые они обязаны блюсти. Еврейское чувство справедливости так же первобытно, как у дикарей: они приговаривают обвиняемых без суда и весомых свидетельств, со страстностью вместо рассудительности. Пилат уже навлек на себя враждебность евреев самым неподходящим образом; и пребывал в миролюбивом настроении по отношению к ним. Ему очень хотелось ублажить их, и евреи это хорошо знали, когда говорили ему: «Ты не друг Цезаря (будто они беспокоились о Цезаре! – Авт.),если отпустишь этого человека». В этом, конечно, звучала скрытая угроза, которая не ускользнула от Пилата, ибо он не хотел рисковать неудовольствием императора. Без сомнения, он слышал о мессианской традиции – если это его беспокоило настолько, чтобы помнить об этом, – но он слышал, что Христа называли «Царем Иудейским», и это, без сомнения, его интересовало. Итак, «Пилат спросил Его: „Ты Царь Иудейский?“» Это была снова та старая ложь, которая исходила из другого источника и с которой простой народ связывал Его в течение всего Его служения. На прямой вопрос Пилата Христос отвечал, без сомнения, с неохотой: «Ты сказал» (по-гречески su legeis)и как следствие – «Мне нечего сказать».

Следует обратить внимание на перевод в авторизованной версии Нового Завета. В том переводе «Ты говоришь это» слово «это» добавлено, и его нет в оригинале греческого текста. Глагол может быть использован или как переходный, или как непереходный, и имеет больше смысла выбрать последний вариант, особенно когда не упоминается прямое дополнение. Если бы «это» было в тексте, оно, по-видимому, означало бы, что Христос выразил притязание на то, чтобы быть Царем Иудейским, и Его ответ предполагал бы, что Пилат соглашался с этим. Если бы это было так, Пилат был бы оправдан за причисление Его к бунтовщикам, выступающим против римских властей, на основании Его признания. В этом случае Пилат немедленно приговорил бы Его к смерти. Но, напротив, он сообщил евреям: «Я не нахожу никакой вины в этом человеке» (Лк. 23: 4). Таким образом, логика событий, как и литературная передача слов, требуют адекватного перевода, а именно «Ты говоришь», и как следствие – «Мне нечего сказать». Это был ответ покорности судьбе. Еврейская толпа вместе с Синедрионом уже приговорили Его к смерти, а ускользнуть от римлян означало бы, возможно, как описано в Талмуде, еще худшие страдания в руках еврейской толпы.

Итак, суд Пилата был всего лишь формальностью. «Суд Линча» в лице верховного духовного лица уже приговорил Христа к смерти, и он потребовал от сопротивляющегося шерифа в лице Пилата, чтобы Христос был казнен законным образом. «Они боялись народа», – сообщают нам и имеют на то серьезные основания, так как среди толпы было много последователей Христа. Кроме того, если бы возникло народное неодобрение среди масс, это могло еще больше смутить римлян остерегающихся обвинений в этом деле. Пилат колебался, старался уклониться от принятия решения, предлагая взамен настоящего преступника. Но первосвященник не соглашался: очевидно, в глазах народа преступник в качестве жертвы не был равноценной заменой, так как Каиафа, как говорится в Евангелиии от Иоанна, заявил, что «было бы целесообразно, чтобы один человек умирал за народ». Означает ли это, таким образом, «ритуальное убийство», в практике которого евреев обвиняют до сегодняшнего дня? Выглядит это именно так.

Люди, имеющие дурные намерения, приходят в особую ярость, когда слышат упреки, касающиеся праведной жизни. Формальная праведность, возведенная в ранг обязательного закона, была единственным ее проявлением, которое знали эти сатанисты синедриона. Их оскорбленное достоинство не могло вынести упреков со стороны незапятнанной жизни, которая, по контрасту с их собственной жизнью, обнажала их лицемерие. Отсюда их неоднократные отчаянные усилия, предпринимаемые с целью «подставить» Его. И после многих неудач они отыскали пару клятвопреступников, давших такие показания, которые были нужны Каиафе. Лучший ответ на клевету – молчание. И Христос сохранял молчание до тех пор, как сообщает нам Евангелие от Матфея (26: 63), пока Каиафа не сказал Ему: «Заклинаю Тебя Богом Живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» (Мф. 26: 63). Тогда Христос точно и спокойно ответил, хотя и осознавал, что, поступая так, Он обрекал себя на смерть. Потому что местная верховная власть требовала, чтобы Он признался, и Он не мог избежать вопроса, даже если бы хотел. До тех пор, пока, как у Пилата, допрос касался политики, Он мог молчать. Но он не мог промолчать в ответ на вопрос, заданный Каиафой, этого убийцы в душе. Если бы, как это и произошло, Он не встретил этот вопрос мужественно и честно, ожидая после этого верной смерти, Он не сказал бы на Кресте несколькими часами позже «Свершилось». Он не объявил Себя мессией, чего ждали евреи, и таковым Он действительно не был. И Каиафа не спросил Его, был ли Он еврейским мессией. Было бы глупо, не ведая о Его духовной миссии, спрашивать этого Учителя, этого Целителя, лечившего больных, хромых, слепых, прокаженных, был ли Он прославленным военачальником, которого ждали евреи для того, чтобы разгромить завоевателей-римлян. Каиафа сформулировал свой вопрос достаточно хорошо, зная прямоту Христа, он провоцировал Его на определенный ответ. И он его получил: «Ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мф. 26: 64). Тогда после лицемерного изображения оскорбленной святости первосвященник умышленно извращает этот вопрос, превращая его в политическое обвинение, которое и представляет Пилату. Каиафа – идеальный пример талмудиста-еврея. И все же Пилат выходит из положения и пытается перенести груз решения на правителя Галилеи, Ирода, который как раз находился в то время в Иерусалиме. Но Ирода не так легко было поймать подобным образом, так как, хотя обвиняемый был галилеянином, обвинение было в юрисдикции иерусалимских властей. Поэтому Пилат, несмотря на все свои колебания, на свое открытое заявление: «На Нем нет вины», на мольбы жены: «Не делай ничего Праведнику Тому» (Лк. 27: 19), Пилат, слабый и нерешительный, капитулировал перед еврейской толпой, возглавляемой синедрионом и первосвященником, подобно тому, как шериф, объявивший о невиновности заключенного, освобождает его, чтобы его казнили не законно, но будто бы по закону.

Говорил ли что-нибудь Христос или делал что-либо, чтобы показать, что Он причислял или не причислял Себя к еврейской расе? Да, не напрямую. Все знали, что Он и Его последователи – галилеяне: Пилат, Ирод, Каиафа и даже слуга, который распознал галилейскую речь Петра. В Евангелии от Иоанна сообщается, что Христос сказал перед Каиафой: «Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся» (Ин. 18: 20); таким образом, Он называл евреев как бы со стороны. А так как Он не включал Себя в их среду и в течение всего фарса суда причислял Себя и был причислен другими к галилеянам, а не к евреям, есть ли повод называть Его евреем? Абсолютно никакого. Люди «не собирают смокв с терновника и не снимают винограда с кустарника» (Лк. 6: 44), и они не ожидают, что честность и мужество Христа можно отыскать среди таких злодеев, как Каиафа. Не Христос называл Себя Царем Иудейским, а по капризу Пилата, в качестве укора еврееям, это было написано на Кресте над Его головой. Позиция Пилата была полностью понята Христом, Который сказал ему как бы в частичное прощение: «Он, который передал меня в твои руки, на нем больше греха», что могло подразумевать Иуду, но, конечно, подразумевало Каиафу. Ибо в ком еще таится больший преступник, как не в бесчестном судье, чья подлость, какой бы низкой она ни была, представляется как акт справедливости?

Высшим свидетельством Христа против еврейского мессианства были Его слова во время этого инсценированного суда: «Ты говоришь, что я Царь… если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда» (Ин. 18: 36,37). Не достаточно ли этого, чтобы прекратить всякие разговоры по поводу традиции еврейского мессианства в отношении Христа? Что еще для этого нужно?

Христос жил и умер галилеянином – гоем, неевреем, в качестве Сына Человеческого. Э. Ренан сказал, что это делает Его тем более сродни всему миру, потому что галилеяне – смешанный народ, но не еврейский. Он не был потомком какой-либо расы или династии. Он обладал независимым духом галилеянина по Своему характеру и ни разу не проявил подобострастия к Своим преследователям ни до, ни во время суда, даже перед верховным жрецом. Когда Его подвергли бичеванию, требуя признания, Он протестовал: «Если я сказал зло, представьте свидетельство того зла; но если добро, почему бичуешь Меня?» Сравните, какой контраст представляет собой это типично галилейское отношение и отношение одного из Его самых преданных апостолов, который последовал за Ним даже на смерть. Павел, который не был галилеянином, был подвержен бичеванию по приказу первосвященника, изрядно выругал этого презренного чиновника. Но он извинился за это, как только узнал, что именно первосвященник отдал приказ. И даже усилил свое извинение, процитировав еврейский закон. Ни Христос, ни другой галилеянин, как описывает их Иосиф, не стал бы приносить извинения за то, что его ударили по лицу. Истина вечно права, и нельзя просить прощения за то, что стоишь на стороне истины. Истина абсолютна, а не относительна.

Современное еврейское притязание на то, что Христос принадлежал их расе, хотя и не был мессией, которого они ожидали, не имеет никаких оснований и не подтверждается историческими фактами. На самом деле это попытка раввинов оживить «самую раннюю из ересей» – евионитство. Ее целью является принизить божественность Христа до еврейского уровня. Он претендовал на большее, чем на всего лишь еврейское мессианство, сопротивляясь людским требованиям, очевидным желаниям своих учеников и фальшивым утверждениям Его врагов. Как Царь духовного мира, он въехал в Иерусалим в то Вербное Воскресенье, не выставляя напоказ своей власти, но этого было недостаточно, чтобы удовлетворить потребность в земном вожде. И даже в Его последние моменты среди Своих учеников они спорили между собой по поводу того, кто должен быть первым в царстве, которое, как они ожидали, Он установит[71]71
  Для адекватного исследования темы, представленной в этой главе, требуются тома, а не страницы. Вероучительные вопросы и догмы были опущены, насколько это возможно, так как написанное, хотя и рассмотрено с христианской точки зрения, адресовано всем неевреям.


[Закрыть].