Текст книги "Мученики науки"

Так погибли Пилатр де Розье и Ромен. Пилатру де Розье было не более 28 лет. Он родился в Меце 30 марта 1756 года и в юности переселился в Париж, где не замедлил приобрести известность своей преданностью науке. Его первый полет доставил ему громадную популярность.

После Пилатра де Розье самым несчастным мучеником воздухоплавания считается итальянский граф Замбеккари.

Замбеккари пришла злополучная мысль, подобно Пилатру де-Розье, соединить вместе монгольфьер и аэростат, наполненный газом, т. е., как говорят с тех пор, подложить огня в порох. Замбеккари несколько раз пытался подняться на воздух, в Болонье, но всякий раз испытывал неудачу. Публика преследовала его насмешками на него смотрели, как на безумца и презренного лжеца. 7 сентября злополучный Замбеккари хотел еще раз испытать счастья: не смотря на неудачи, встретившиеся при наполнении шара, он вынужден был, во что бы то ни стало, совершить свой полет, так как в противном случае рисковал, что его изобьет раздраженная толпа. «Невежество и фанатизм, – говорил не без горечи итальянский воздухоплаватель, – побудили меня решиться на полет».

После долгих колебаний в отчаянии покинул он, наконец, землю. Была полночь. «Изнемогая от усталости, – говорит Замбеккари, – ничего не имея во рту с самого утра, с горькой улыбкой и сердечной мукой, я поднимался вверх, питая одну только уверенность, что мой шар, который сильно пострадал от различных перевозок, не понесет меня далеко».

Замбеккари сопровождали два верных его друга: Андреоли и Грассети. Погруженные в тьму, согнувшись в своей ладье, они испытывали сильные болезненные ощущения от холода. В два часа утра путешественникам показалось, что они слышат шум морских волн. Ночь была так темна, что даже невозможно было наблюдать за показаниями барометра. После целого часа нравственной пытки, они увидали, что их шар носится всего в нескольких саженях над поверхностью Адриатического моря. Путешественники облегчили лодку и вновь поднялись в верхние слои атмосферы, где их снова охватил холод. «Я чувствовал себя крайне плохо, – говорит Замбеккари, – у меня сделалась сильная рвота. У Грассети шла кровь носом, и мы чувствовали стеснение в груди».

С наступлением дня, шар еще раз опустился книзу, Замбеккари разглядел берег, видневшийся вдали на горизонте. Воздушное течение внезапно переменилось и снова стало относить их в открытое море, т. е. во власть смерти! Вот показалось несколько судов, но в те времена аэростаты составляли редкость и для большинства могли составлять только предмет ужаса: суда, заметив его, поспешили удалиться. Однако один из капитанов сжалился над положением погибающих. В 8 часов утра несчастные воздухоплаватели были приняты на борт судна: Грассети едва обнаруживал признаки жизни, Замбеккари и Андреоли лежали в обмороке.

Когда Замбеккари очнулся, то увидал, что руки его жестоко изранены ему пришлось отрезать три пальца.

Несколько лет спустя, этот мужественный человек, о котором один знаменитый русский путешественник сказал: «каждый его взгляд есть мысль[43]43
  Коцебу, «Воспоминания о путешествии в Ливонию, Рим и Неаполь». Том IV. 1806.


[Закрыть]», сделался жертвой своей неустрашимости. 21 сентября 1812 года он был вынужден ускорить свой полет, и недалеко от Болоньи его аэростат, от неосторожного обращения с огнем, воспламенился. В окрестностях этого города был найден обгорелый остов воздухоплавательного аппарата и наполовину обугленный человеческий труп. Вот все, что осталось от Замбеккари и его богатства!

Граф Франсуа Замбеккари сам описал историю своих неудач, его автобиография всюду проникнута искренней преданностью к науке и страстной любовью к правде. Казалось, вся его жизнь была обречена на несчастья. Замбеккари начал свою службу во флоте в 1787 году он попал в плен к туркам и до 1790 томился в Тулонской каторге. По его собственному признанию, «в этом убежище несчастия и праздности» он порешил посвятить себя делу воздухоплавания.

Дюпюи Делькур, в качестве истинного друга аэронавтики, издал книгу под заглавием «Слава и несчастие», в которой собраны главнейшие драматические эпизоды из жизни воздухоплавателей[44]44
  «Nouveau manuеl complet d’aеrostation par Dupuis Delcourt» 1850.


[Закрыть] здесь, рядом с Замбеккари, встречаются имена других мучеников, жизнь которых окончилась не менее трагично.

25 ноября 1802 года, некто Оливари поднялся на монгольфьере из г. Орлеана. Когда шар достиг уже громадной высоты, то лодочка его, сделанная из ивовых прутьев, была охвачена пламенем, и воздухоплаватель полетел вниз и разбился.

7 апреля 1806 г. Мосман, поднявшись из Лилля на воздушном шаре, сорвался с деревянной площадки, заменявшей ему лодку. Тело его было найдено за городом во рву, где оно на половину углубилось в песок. 17 июля 1812 года загорелся воздушный шар Биторфа, когда он поднялся над Мангеймом, в Германии. Его труп упал на городские крыши.

6 июля 1819 года погибла также и г-жа Бланшар от воспламенения ее аэростата. История этой мужественной женщины не менее трогательна и драматична, чем судьба ее знаменитого мужа. Бланшар родился в Андели (Эйр) 7 марта 1809 года. С ранней юности он посвятил себя наукам и уже шестнадцати лет ему удалось устроить механический экипаж, в котором он проехал около 28 верст. Несколько лет спустя, Бланшар увлекся мыслью, чтобы устроить воздушный корабль, и когда братья Монгольфьеры изобрели первый аэростат, он пламенно посвятил себя делу воздухоплавания. Этот отважный воздухоплаватель первым перелетел на воздушном шаре Ламаншский пролив вместе с д-м Джефрисом (1785), совершил множество воздушных путешествий во Франции, Германии, Америке и, наконец, погиб во время своего 66 полета в Гае, в феврале 1808 года. Апоплексический удар поразил его в лодке аэростата. После этой катастрофы Бланшар, разбитый параличом, прожил еще 14 месяцев его верная жена окружала его во время болезни нежной заботливостью. Последние средства аэронавта истощились во время этой долгой болезни. Когда он умер, вдова его осталась нищей, и чтобы существовать, решилась продолжать занятия своего мужа.

Эта неустрашимая женщина совершила по всей Европе, и всегда одна, целый ряд воздушных полетов, доставивших ей огромную известность. В настоящее время воспоминания об ее полетах конечно изгладились, однако мы опишем последний полет нашей героини, который был причиною ее смерти.

Это случилось вечером 6 июля 1819 года в саду Тиволи, где теперь находится вокзал западной железной дороги, устроено было большое гулянье: оживленная, блестящая толпа зрителей окружала ограду, из-за которой должен был подняться аэростат Софьи Бланшар. Заиграла музыка: молодая женщина вошла в лодочку и через несколько минут шар плавно заколыхался над головами собравшихся зрителей. Достигнув известной высоты, Бланшар зажгла под своей лодочкой фейерверк, и вскоре скрылась из глаз зрителей в блеске множества огней и искр: из аэростата, как будто, ниспадали целые потоки огненного дождя. Бланшар захватила с собой еще другой фейерверк, прикрепленный к парашюту с зажженной светильней. Вся толпа не сводила глаз с аэростата Вдруг вспыхнуло яркое пламя. Несмотря на значительную высоту, на которую шар успел подняться, заметно было, что воздухоплавательницей овладело беспокойство. Пламя исчезло на мгновение, затем снова появилось уже на самом верху аэростата. Публика, считая это новым сюрпризом, аплодировала и кричала: «браво, браво, Бланшар!»

Однако, это загорелся газ, которым был наполнен аэростат, и яркий свет, озаривший весь монмартрский квартал, был только мрачным факелом похорон. Между тем аэростат не падал, он тихо опускался. Шар, за которым с ужасом следила теперь вся толпа, опускался все ниже и ниже и, наконец, упал на крышу одного из домов улицы de-Provence. Он медленно скользил по ее отлогости… Еще несколько минут и София Бланшар спасена.

– Помогите! вскричала она.

В ту же минуту небольшая ивовая лодочка зацепилась за железный крюк крыши, перевернулась вверх дном и несчастная женщина упала на улицу. Ее тело разбилось о мостовую, на которую она упала прямо головой[45]45
  Dupuis Delcourt, «Manuеl d’aеrostation».


[Закрыть].

Злополучная воздухоплавательница имела всего 41 год от роду. «Она была», говорит Дюпюи Делькур, «небольшаго роста, но хорошо сложена: стройная фигура ея производила очень приятное впечатление. Она была брюнетка, ея живые и черные глаза блестели огнем, речь ея дышала энергией и одушевлением».

Мы далеко еще не исчерпали всего списка несчастных жертв своей преданности делу воздухоплавания. В мае 1824 года, Гарисс, офицер английского флота, поднялся на аэростате из Лондона, в сопровождении одной молодой женщины. Когда понадобилось спускаться, Гарисс стал открывать клапан, но он неожиданно лопнул и открыл беспрепятственный выход газу. От быстрого опускания лодочка ударилась об землю с такой стремительной силой, что Гарисс был убит на месте. Его счастливая спутница отделалась легкой царапиной.

Садлер, знаменитый английский аэронавт, погиб во время настоящей воздушной бури 29-го сентября 1824 года. Его аэростат, при опускании на землю, был унесен ураганом. Ударившись о трубу высокого дома, около Болтона, ладья перевернулась и воздухоплаватель упал на землю, разбившись до смерти.

Другие аэронавты сделались жертвами насмешек слепой жестокости толпы. Такова судьба французского воздухоплавателя Арбана. Он возвестил о полете своем из Триеста, на 8 сентября 1846 г.

В 4 часа пополудни шар не только не был еще наполнен газом, но благодаря случайной порче газовых труб, эта операция совершалась с крайней медленностью и трудом. Публика подняла ропот, произносились угрозы, нетерпение росло. В 6 часов толпа рокотала подобно громовой туче, ограда была сломана и аэронавта оскорбили.

Возмущенный всем этим Арбан решился подняться во что бы то ни стало. Он привязал лодочку к сетке, но плохо наполненный шар не имел достаточно силы для полета.

Между тем крики толпы усилились гроза превратилась в настоящую бурю. Рассерженный воздухоплаватель отвязывает свою лодочку, цепляется за сетку и летит без якоря и других приспособлений, сидя верхом на канате, который он привязал к сетке шара.

К несчастию, шар Арбана был подхвачен сильным воздушным течением и увлечен к Адриатическому морю. Долго следили за ним при помощи подзорных труб, и даже отправили лодки и суда в погоню. Однако, все было напрасно. Аэростат скоро скрылся в сумраке дали. Между тем Арбан, все еще держась за веревки, носился в течении 2-х часов над водой и, наконец, погрузился в море. К 8-ми часам вечера волны стали достигать его, но шар продолжал тащить его дальше и дальше. В 11 часов силы начали изменять Арбану. Он был близок уже к гибели, как вдруг внезапно появилась лодка, управляемая двумя отважными рыбаками: Франсуа Салвань и его сыном. Оба моряка работали веслами изо всех сил и приняли к себе на борт Арбана, который был скорее похож на мертвеца, чем на живого человека.

Несколько лет спустя после этого крушения Арбан поднялся снова из Барселоны.

Шар его направился к Средиземному морю и исчез навсегда.

Ла-Мунтен, прославившийся в Соединенных Штатах своими многочисленными полетами и особенно своею полною драматизма воздушною экспедициею, во время которой он едва не был поглощен волнами озера Эрио, также погиб во время одного воздушного путешествия самым ужасным образом.

Этот аэронавт поднялся в Ионе в штате Мичиган 4-го июля 1873, в годовщину независимости Соединенных Штатов. Тысячи зрителей присутствовали при этом.

Несчастному пришла злополучная мысль прикрепить свою лодочку не к сетке шара, а к целой системе независимых друг от друга веревок, привязанных к кругу, укрепленному на верху шара. Пройдя слой облаков, низко стоявших над землею, Ла-Мунтен все-таки не скрылся из глаз зрителей, продолжавших следить за его полетом. Веревки не замедлили сблизиться между собою и вероятно сдвинулись настолько, что большая часть аэростата стала свободной. Как бы там ни было, но верхний круг оторвался и шар улетел! Ла-Мунтен упал с страшной высоты вместе со своей лодочкой и привязанными к ней веревками. Еще издали было видно, как он конвульсивно цеплялся за свою воздушную ладью, которая неслась на землю с невероятной быстротой. Не долетев до земли сажень пятидесяти, Ла-Мунтен разжал руки и его тело, в присутствии нескольких тысяч зрителей, грохнулось наземь.

Это ужасное происшествие вызвало слезы из глаз присутствовавших. Почти все женщины упали в обморок. Труп несчастного так сильно ударился об землю, что образовал в ней углубление в несколько дюймов. Кости размозжились и некоторые из них превратились в порошок. Голова сплюснулась и раскроилась, нижняя челюсть, совершенно отделенная от лица, покрылась густым слоем крови.

От такой же неосторожности погиб в Лондоне, 9-го июля 1814 г., Викентий де-Груф, прозванный летающим человеком. Этот смельчак имел глупость подняться при помощи летательнаго аппарата, состоявшаго из двух крыльев, под которыми он поместился на деревянной дощечке. Груф, вместе со своим аппаратом, прицепился к лодке шара, которым управлял М. Симонс. Достигнув высоты 4000 футов, шар начал опускаться на землю: на вышине 50 сажень де Груф отцепил себя от аэростата. Крылья аппарата вместо того, чтобы действовать надлежащим образом, поднялись кверху и летающий человек упал посреди улицы Роберт-стрит (Чельзей), недалеко от лавки бакалейщика. Толпа с цинизмом набросилась на тело аэронавта и поделила между собой остатки погубившего его механизма. Несчастный еще дышал, когда его подняли, но он не мог пошевелить ни одним членом и испустил дух раньше, чем его доставили в госпиталь.

Таким же образом погибли Кокинг в 1836 году и Летур в 1854 г., во время производства опытов с парашютами.

Как ни ужасна была смерть этих несчастных «летающих людей», которые бесспорно были одушевлены стремлением к открытиям и изобретениям, но не следует упускать из виду, что большинство из них пало жертвами самонадеянности и невежества. Что касается до воздухоплавателей, то хотя они и эксплуатировали любопытство массы, но все же нельзя не признать, что они работали на пользу прогресса и содействовали развитию целой научной области знания, при чем, однако, смерть их нередко являлась, как роковое последствие прибыльного ремесла. Потому-то мы и не можем поставить их на одну доску с теми людьми, которых двигала единственно бескорыстная преданность науке. И вот почему имена Кроче-Спинелли и Сивеля, этих жертв катастрофы, случившейся с аэростатом «Зенит», должны занимать в наших воспоминаниях первое место, рядом с именами Пилатра де Розье и Ромена.

Иосиф Кроче-Спинелли родился 10 июля 1845 г. в Монбазилаке (Дордонья). Получив солидное классическое образование, он вступил, как один из лучших учеников, в центральную школу искусств и ремесел. Молодой инженер действительно был избранной натурой. Отличаясь необыкновенно нежной любовью к своей семье, он с редкой отзывчивостью отвечал на все самые благородные юношеские порывы. Жажда славы, порывы пламенного патриотизма, любовь к добру и правде, вера в прогресс, страстная привязанность к науке – таковы были чувства, наполнявшие все его существо. К его горячности и мужеству примешивалась некоторого рода небрежность, почти женская чувствительность. Все это придавало его личности особенную прелесть. Великодушный, любящий и деликатный, веселый и всегда приветливый, он отражал все эти качества в своих больших голубых глазах и пользовался общей симпатией.

Кроче-Спинелли оставил несколько работ по механике и заявил себя дельными научно-критическими статьями в газете «Rеpublique Francaise», когда ему удалось вступить в скромный кружок нескольких лиц, преданных делу науки, кружок, благодаря которому возникло первое ядро Французского Общества Воздухоплавания. Здесь Кроче-Спинелли познакомился с Сивелем.

Теодор Сивель родился 10 ноября 1834 года в общине Сов (Гард) и долго служил в коммерческом флоте. В качестве морского офицера он посетил многие отдаленные страны. Когда море перестало скрывать от него свои тайны, его привлек к себе воздушный океан. Он горячо полюбил аэронавтику. Сивель был брюнет, его черные глаза блистали особенным пламенем, густая грива вьющихся волос обрамляла смуглое лицо, полное энергии. Будучи сангвиником, он обладал редкой физической силой и несокрушимой энергией. Прямота характера, солидность познаний, доброта сердца и утонченные манеры выгодно отличали его от заурядной толпы. Теодор Сивель совершил двести полетов заграницей (в Дании) и сделался таким же хорошим аэронавтом, как и моряком.

Раз познакомившись, Сивель и Кроче-Спинелли скоро поняли друг друга Они порешили соединиться и работать сообща на поприще исследования законов атмосферы, следуя славному пути, намеченному Робертсоном, Био, Гей-Люссаком, Баралем и Глешером. В марте 1874 г. новые друзья науки выполнили, при содействии Французского Общества Воздухоплавания, развитию которого они сами значительно способствовали, первый полет на значительную высоту, обративший на себя внимание Академии Наук и заслуживший в обществе вполне заслуженную известность. Путешественники поднялись на высоту 24 000 футов, т. е. выше предела, достигнутого некогда Гей-Люссаком.

Автор настоящей книги, совершивший уже в то время с научною целью не менее двадцати полетов, вскоре сделался другом и сотрудником этих самоотверженных людей. Благополучно окончив вместе с ними в лодке аэростата «Зенит» самое продолжительное изо всех известных до сих пор воздушное путешествие, во время которого было произведено множество научных наблюдений[46]46
  Путешествие 23 и 24 марта 1875 г. продолжалось 23 часа – от Парижа до Аркашона, с А. Тиссандье и Жобером.


[Закрыть], он предпринял в их сообществе новый полет в высочайшие слои атмосферы, полет, который им стоил жизни. Подробный раcсказ об этой драме, единственной в своем роде, можно найти в другой книге[47]47
  «Histoire de mes ascensions, par G. Tissandier, 1878».


[Закрыть]. Здесь будет уместно лишь упомянуть о тех обстоятельствах, которые сопровождали смерть обоих героев. 15-го апреля 1875 года, в половине второго, лодочка «Зенита» парила в высших слоях атмосферы. Она достигла уже ледяных пустынь, этих безмолвных пространств воздушного океана, где носятся мелкие перистые облака. Если бы какой-нибудь наблюдатель мог видеть путешественников в борьбе с царящим здесь разреженным воздухом и сибирской стужей, то он наверное бы пришел в ужас, заметив, что ими начинает овладевать страшный сон, навеваемый этой атмосферой, сон, служащий первым предвестником смерти. Поднявшись на 28 000 футов, – высота, до которой никогда не достигал человек, – «Зенит» начал спускаться вниз, но из трех его пассажиров только одному суждено было пробудиться и доставить на землю почерневшие тела мучеников.

Сивель

Смерть Кроче-Спинелли и Сивеля взволновала всю Европу. Несметные толпы народа провожали их на кладбище, и когда в могилу были опущены трупы обоих молодых людей, трудно было помириться с мыслью, что такие благородные, честные существа, посвятившие с таким героизмом все свои силы отысканию новых истин, должны исчезнуть навсегда.

Нет, такие люди всецело не умирают. Они оставляют по себе неизгладимое воспоминание. Подобно метеорам, разбрасывают они на своем пути блестящие искры, которые, после их смерти, могут еще воспламенить мужество и энергию в последователях.

Глава четвертая
Открытие системы мира

Конечно, не повеление Рима, по поводу движения земли, докажет, что она остается в покое и если бы существовали несомненные наблюдения, доказывающие ее вращение, все люди, вместе взятые, не помешали бы ему точно также, как не могли бы удержаться от вращения вместе с нею.

Паскаль

Астрономия – самая древняя изо всех наук она родилась вместе с цивилизацией. Но представление, которое люди сначала могли иметь о системе мира, сходно с тем, какое первый попавшийся неуч составляет себе, смотря на небесный свод.

До XVI-го столетия не знали идеи о бесконечности, не имели никакого точного понятия об устройстве вселенной. Думали, что земля неподвижна в центре мира, что солнце, луна и звезды вращаются вокруг Земного шара, подобно светильникам, прикрепленным к вещественным кругам. Воображали, что свод небесный есть твердое тело.

Для начала исследования космических тайн, нужно было констатировать факт громадного значения, совершенно противоречащий тому, что мы видим при помощи обмана нашего зрения: нужно было доказать суточное круговращение земли и ее годовое движение вокруг солнца. Слава этого великого открытия принадлежит Копернику.

История показывает нам, что люди нелегко воспринимают новые истины и что, напротив, они тем упорнее отвергают их, чем более эти истины выходят за пределы сферы чувств. Понятно, что и эта истина упрочилась не без усилий и завоевала себе место не без сопротивления, – так сильно заблуждение старое, как и сам мир. Теория движения земли, главная основа новейшей астрономии, не имеет теперь противников; вращательное движение Земного шара теперь есть истина несомненная, легко укладывающаяся в уме – но она восторжествовала только ценою мучительной борьбы.

Коперник, однако, избежал несчастия он жил скромно, замкнуто, любил уединение, его жизнь протекла мирно, разделенная между астрономией и безвозмездной профессией врача. Созерцание истины и добрые дела вполне удовлетворяли его честолюбие. Он был застенчив, немного робок и боялся последствий слишком поспешного посвящения в свою тайну. Великий астроном, если и не умалчивал об истине, то проповедовал ее без шума и боялся делать это публично. Он уверял самого себя, что научные убеждения могут обойтись и без мученичества. Раздоры и распри церкви пугали его, он боялся бури и держался в отдалении от нее. Осторожность спасла его от преследования.

Галилей отважился бороться. Он сделал вызов, сразился – и пострадал.

Этот великий итальянец после Коперника был одним из первых разрушителей той вавилонской башни заблуждений, которая воздвигалась в течении веков. Если исследователи земли описали форму Земного шара, поверхность выделяющихся на нем материков и пространство морей, его покрывающих, то великий астроном разорвал завесу, скрывавшую истинное положение нашей планеты в пространстве. Он открыл глазам человечества все величие небесных миров. Это был Христофор Колумб в области бесконечного.

Последовательные открытия привели его к бессмертию и несчастию. Галилей – один из великих мучеников истины. Он родился в Пизе, в великом герцогстве Тосканском, 15-го февраля 1564 г., и с самого детства являл поразительнейшие доказательства замечательного развития. В возрасте, в котором забавляются пустыми играми, он изобретал машины и сам их строил. Он удивлял своих учителей свободой своего критического взгляда, живостью постоянно бодрствующего ума, заботой о самообразовании. Его способность ко всему, что возвышает дух, была удивительна, он любил музыку и живопись, занимался литературой и поэзией. В нем, видимо зрел зародыш гения.

Его отец, обладавший многочисленной семьей и скромным состоянием, хотел, чтобы молодой Галилей посвятил себя выгодной профессии. Он отправил его в Пизу изучать медицину и философию. Но лекции схоластики не могли удовлетворить этого пылкого и жаждущего новизны ума. Галилей, не боясь делать возражения против преподаваемых ему учений, отличался уже духом независимости и противоречия. Его призвание ждало только случая, чтобы обнаружиться. Такой случай скоро представился.

Будущему астроному едва минуло девятнадцать лет, когда однажды, в Пизанском соборе, его внимание было привлечено висячей люстрой, приведенной в движение. Он заметил, что эта люстра, качаясь, совершала свои колебания в одни и те же промежутки времени, какова бы ни была длина описываемых ею дуг, что она качалась, одним словом, в такт. Молодой наблюдатель, продолжая исследование этого явления, к которому до него столько других людей относилось небрежно, дивился такому неуклонному однообразию и тотчас же предусмотрел его плодотворныя следствия. Ему пришло в голову, что возможно измерить высоту здания, зная время качания веревки, привешенной к его вершине, и он дошел таким образом до открытия законов маятника, давших науке столь драгоценное средство для точного измерения времени.

Галилей, отдавшись с тех пор своей страсти к науке, с жадностью прочел сочинения древних математиков изучение трактата Архимеда о телах, плавающих в жидкостях, позволило ему вскоре сделать новые гидростатические весы. Эти первые работы, уже столь важные, столь оригинальные, не замедлили обратить на него всеобщее внимание в 1589 г. великий герцог Фердинанд назначил его профессором математики в Пизе. Галилей начал ряд совершенно новых опытов, относительно движения тел, производя их с высоты «падающей башни» в Пизе. Руководимый здравой логикой фактов он сознал всё ничтожество мнимых законов движения, признаваемых университетом. Его ум созревал таким образом в благотворном труде свободного исследования фактов, изучение движения тел заставило его обратить внимание на течение тел небесных и направить свой взгляд на небо.

Он принялся за работу с непоколебимой настойчивостью. Это был его первый шаг к славе, но в то же время и первый шаг к несчастию.

Галилей с напряженным вниманием изучил обе враждующие системы астрономии: систему Птоломея, с путаницей ее эксцентрических орбит и кругов и систему Коперника, явно снискавшую себе своей простотой и своим величием приверженцев между самыми серьезными исследователями.

Галилей, на которого вскоре стали смотреть в Пизанском университете, как на беспокойный ум, восстающий против Библии, не особенно хорошо чувствовал себя там и потому охотно принял предложение венецианского сената занять на шесть лет кафедру математики в университете Падуи. Он снова принялся за работу с несокрушимой энергией, почти вовсе не зная отдыха. После изобретения термометра, в 1604 году, он наблюдал новую звезду в 1609 г., подарил человечеству телескоп, этот дивный инструмент, который Мишле так удачно назвал микроскопом бесконечности. Услыхав рассказ о том, что один голландец, при помощи соответственной комбинации стекол, достиг возможности, различить предметы, удаленные на очень большое расстояние, он решил тотчас же проверить этот факт. Искать – для него значило найти. Скоро он установил первую астрономическую трубу на колокольне св. Марка при рукоплесканиях народа. Но его честолюбие не удовлетворилось созерцанием издали судов, двигавшихся близ лагун: небо было единственным поприщем, достойным его исследований[48]48
  «Galileo Galilеe par Philarеte Chasles, 1 vоl. in – 18. Paris, 1862».


[Закрыть].

Галилей поспешил направить свой драгоценный инструмент на небесное пространство, – и пред ним предстала вся несметность миров. Астроном навел телескоп на луну – и тотчас же понял, насколько ошибочно было укоренившееся представление о совершенной шаровидности небесных тел и о мнимом свойстве, которое им приписывали, – светиться своим собственным светом. Он увидал, что поверхность нашего спутника неправильна и шероховата, усеяна горами, между которыми расположены глубокие долины. Он бросил взгляд на туманные пятна и Млечный путь и заметил, что они состоят из мириадов солнц, из «пыли звезд», по прекрасному выражению его современника, поэта Мильтона. Он исследовал планету Юпитер и открыл четыре звезды, составляющие эту систему. Его гений дал ему возможность тотчас понять, что эти звезды для Юпитера – то же, что Луна – для Земли, т. е., его спутники. Он наблюдал солнце и первый заметил на нем пятна, грозный довод против признававшейся нетленности небесных тел. Каждое из этих великих открытий все более и более сближало Галилея с системой Коперника каждое из них пробивало брешь в здании заблуждений, в центре которого пряталась наука его времени, но каждое из них, вместе с тем, порождало вокруг него зависть и злобу.

Исследователь неба, увлеченный своими открытиями и поглощенный трудами, не слушал ни возражений своих противников, ни заявлений тех, которые противопоставляли его открытиям тексты из Аристотеля, Библии и Св. Отцов. Как истинный христианин, великий астроном надеялся согласить свою покорность католицизму с влечением своего гения. Напрасно советовали ему удерживаться, напрасно указывали на усиливавшийся вокруг него лагерь врагов. Философ никого не хотел слушать.

Галилей жил в эпоху, когда простое сомнение в делах веры губило человека: одно слово могло привести его к смерти. Слово это: еретик. Завистники произнесли его.

Галилей

Пока Галилей оставался на территории Венеции, злоба его противников была бессильна, но в 1610 г. он оставил Падую и вернулся в Тоскану, а в 1611 впервые отправился в Рим, чтобы отклонить от себя подозрения, так как инквизиция начинала роптать против него. Один доминиканский монах, Доминик Бачини (Baccini), с кафедры напал на последователей Коперника и, в особенности, на Галилея. 5-го марта 1616 г. Священный Цензурный Комитет Рима наложил запрещение на книги Коперника и Фоскарини (Foscarini), в которых заключалось «это ложное учение о движении земли и неподвижности солнца, совершенно противоречащее Свящ. Писанию». Галилей не был поименован в этом указе, но негласно он получил строгий выговор таким образом, в течение долгого времени, он был вынужден хранить молчание.

Появление трех комет на небе, в 1618 г., побудило его снова заняться астрономией и вскоре опять привело его к системе Коперника и движению земли. В 1630 г. он написал свой знаменитый «Диалог» (Dialogue), в котором, при помощи прозрачной хитрости, рассуждает о запрещенном предмете. Он заставляет говорить трех лиц: Сальвиати и Сагредо, сторонников Коперника, и Симплицио, защитника древнего учения Птоломея. Этот Симплицио – человек прошлого, олицетворение добровольного застоя. Галилей изобразил его смешным и несчастным.

– Будем изучать природу, говорит ему один из собеседников – Сальвиати.

– К чему? – отвечает Симплицио, – так утруждать себя крайне бесполезно. Мне нечего делать с природой. Я держусь того, что было сказано нашими отцами, я читаю ученых, говорю за ними – и сплю покойно.

А далее Галилей заставляет Симплицио произнести:

– Достаточно быть добрым христианином. Блаженное неведение заменяет все. Разоблачение всех тайн вовсе не желательно.

«Диалог» Галилея блистает столько же тонким остроумием, язвительностью, сатирическими намеками, сколько и глубоким знанием. Эта прекрасная, хотя и забытая книга представляет собою не только замечательный астрономический трактат, доказывающий движение Земли, но и пламенную защитительную речь в пользу свободного исследования явлений, произведение, достойное Сократа, подвиг, которому во все времена должны будут удивляться все те, кому дорога независимость мышления и прогресс мысли. «Это – победа, одержанная разумом над врагами человеческого сознания»[49]49
  Philarеte Chasles «Galileo Galilеe».


[Закрыть].

Урбан VIII узнал себя в лице Симплицио и понял, что он изображен в этом типе, который Галилей вывел для того, чтобы олицетворить своих противников, – в типе смешного простака, поклоняющегося всегда тому, что угрожает проклятием и борьбой всякой новой прогрессивной мысли.