Текст книги "Шерлок Холмс. Дыхание бога"

Глава 6
Интермедия: экстравагантный ужин лорда Руфни

Лорд Бартоломью Руфни прикурил сигару и долил в бокал бренди. Огонь за каминной решеткой щелкал, как хлыст кучера, и выплевывал в комнату клочки черного дыма. Руфни был крайне недоволен этим обстоятельством и намеревался утром напомнить экономке о том, что вычищенная труба не должна дымить. Он встал и с гордым видом прошествовал по медвежьей шкуре к противоположной стене комнаты, где располагались застекленные шкафы.

У Руфни было множество хобби и отменный аппетит (о чем мог свидетельствовать любой из тех, кому доводилось сидеть с ним за обеденным столом), но главной его страстью была охота. Процесс преследования и поимки живого существа настолько захватывал Руфни, что от напряжения и азарта у него кружилась голова. Он верил: охота делает человека подобным Богу. Руфни прохаживался вдоль шкафов, где хранились его трофеи, пускал облачка сигарного дыма на стекло и припоминал каждое нажатие на спусковой крючок. Он смотрел в холодные, стеклянные глаза зверей и представлял, как в них угасает последняя искра жизни. Если бы этой искрой можно было завладеть вместе со шкурой, насколько ценнее была бы коллекция!.. Уникальная экспозиция мерцающего света, каждая блестка которого поймана в самый последний миг перед исчезновением.

В дверь постучали. Вошел Стивенс, дворецкий Руфни:

– Сегодня для меня будут еще какие-нибудь распоряжения, сэр?

– Нет, если только вы не храните в винном погребе ерш для камина, – ответил Руфни. – От этой Притчард никакого толку. Она позволила дымоходу засориться: чертов очаг задымил всю комнату.

– Мои извинения, сэр, – проговорил дворецкий. – Я обязательно прослежу, чтобы все было исправлено.

– Да уж, проследите, – сказал Руфни. – Я не желаю задохнуться в собственном кабинете.

Стивенс вежливо поклонился и вышел, а Руфни продолжил любоваться своими трофеями.

Помимо водруженных на стены голов, традиционных для охотничьего жилища, в его коллекции с течением времени появились экспонаты другого рода: свернувшиеся кольцом змеи, стоящий на задних лапах медведь, оскалившийся лис… Руфни был влюблен в каждое из этих идеально запечатленных мгновений смерти.

Прогоревшие поленья обвалились и выбросили в комнату сноп искр. Руфни обернулся. Он стоял и наблюдал, как мелкие угольки остывают на полу, но даже шага не сделал, чтобы потушить их и спасти половицы от порчи. Волнения по таким низменным причинам были не для лорда Руфни: он считал, что даже мысль о половицах является нарушением светского протокола. Пусть угли прожгут пол – взор лорда устремлен к более высоким целям.

Раздумья о собственном предназначении привели к тому, что Руфни вспомнил об утренней почте, которую еще не просматривал. Он сел за стол с обтянутой зеленой кожей столешницей и положил сигару на край массивной хрустальной пепельницы.

Порядок разбора почты у Руфни был прост: всю достойную внимания корреспонденцию он откладывал в левый верхний ящик стола, где она ожидала своего часа. Остальные письма отправлялись в правый ящик или, что случалось гораздо чаще, в горящий камин. Лорд не был сентиментальным, он не видел смысла хранить письма, если те не содержали важной для него информации.

Он достал из левого ящика небольшую пачку писем, положил ее перед собой и, пыхнув сигарой, потянулся к ножу для бумаги.

Первое письмо, от какой-то благотворительной организации, содержало просьбу о финансовой помощи. Едва прочитанное, оно было приговорено к сожжению.

Во втором излагалось требование продолжить прокладку подземной железной дороги. Положение Руфни как главного держателя акций Центральных железных дорог Лондона было некомфортным в финансовом смысле слова. Он проклинал тот день, когда ввязался в это дело. С таким же успехом можно просто закопать свои деньги. Конечно, он пошел на это добровольно. Ему сказали, что дорога скоро откроется… Всего каких-то десять лет планирования и строительства!.. Руфни бросил письмо туда, где оно уже не сможет помешать его пищеварению.

Третье было очередным покушением на его банковский счет. Руфни состоял в совете управляющих лидстерской женской гимназии. Где-то на севере это унылое заведение постепенно приходило в упадок. В письме сообщалось, что школьный спортзал нуждается в ремонте. Директриса, существо из кружев и тесемок, известное как миссис Челнок (если у нее и было имя, то оно исчезло за долгие годы трудов на ниве образования), писала: «Ремонт необходим для будущего здоровья наших подопечных». Руфни отправил ее послание вслед за письмом из благотворительной организации.

Далее шло приглашение на премьеру новой пьесы. Руфни не любил театр, это шумное заведение, где все ждут, что ты будешь вести себя правильно: плакать, когда надо, и смеяться, когда надо… Это не доставляло лорду удовольствия. Так что письмо было обречено.

Огонь в камине оживился, его громкий треск, похожий на стрельбу, на мгновение перенес Руфни в его охотничьи угодья. От дыма запершило в горле. Руфни закашлялся, сделал большой глоток бренди в надежде, что это поможет, и вернулся к почте.

Следующее послание уведомляло о званом обеде – вечере старых военных историй у майора Торкиппса, этого жирного фазана, и его прожорливой супруги. Это приглашение можно было и принять. Хозяева, жутко скучные люди, по совершенно непонятным для Руфни причинам имели хорошую репутацию в обществе, и за их столом часто собирались интересные гости.

И под конец небольшой черный конверт, в котором оказался совсем маленький клочок веленевой бумаги с одной строчкой каких-то странных символов.

Руфни поднес бумагу к свету и попытался разобрать, что, черт возьми, на ней написано.

За двустворчатыми французскими окнами взревел ветер. Руфни вздрогнул и невольно выронил письмо. Оправившись, он положил веленевый листок на стопку писем, предназначенных для камина.

Ветер заревел снова, надавил на окна с устрашающим треском.

Видимо, надвигается буря, предстоит бессонная ночь.

Очередной порыв ветра грозил распахнуть двери настежь.

Руфни встал, но голова закружилась, и пришлось ухватиться за край стола.

«Наверное, это из-за дыма. – Он осушил бокал бренди. – Меня выкуривают, как барсука из норы».

Лорд пошел к окнам – проверить щеколды и отгородиться от ненастной ночи.

Придерживая шторы, он оглядел залитую лунным сиянием лужайку перед домом. Луна светила ярко, и он подумал, что, возможно, его опасения по поводу бури напрасны. Но деревья раскачивались так, будто хотели вырваться с корнями, – нет никаких сомнений, что тучи набегут позже.

Руфни одним рывком задернул шторы, но через мгновение раздвинул их снова. Он точно что-то заметил, прежде чем тяжелая ткань закрыла вид за окном. Так и есть!.. С дальнего края лужайки к дому медленно двигались трое.

«Что еще за визитеры? Поздновато для законных дел. – Руфни следил, как три человека, сопротивляясь ветру, шаг за шагом приближаются к его дому. – Даже слишком поздно. Что ж, я окажу им гостеприимство!»

Он вернулся в кабинет и решительно направился к шкафу, где хранил ружья. Внезапно снова закружилась голова, он пошатнулся и одновременно ощутил сильный приступ тошноты. Все вокруг заходило ходуном, пол закачался под ногами, как палуба корабля в шторм. Пытаясь сохранить равновесие, Руфни уперся рукой в стену.

«Это что, из-за дыма? Но разве дым может так действовать?..»

Вдруг он услышал за спиной глухой рык, обернулся и увидел, как чучело медведя напрягло свои пыльные конечности. Мгновение – и хвост мертвой змеи чуть дернулся, а сухие позвонки с отрывистым стуком ударились друг о друга.

Что происходит?..

Вытянув вперед руки и спотыкаясь, он прошел через комнату к шкафу с оружием. В камине ревел огонь, дым продолжал сочиться по каминной полке и стене, оставляя черную копоть.

Руфни сорвал ключи с цепочки для карманных часов и отпер дверцу. Вытащив ружье, повернулся к противоположной стене. Все экспонаты были неподвижны.

Черт, и что он себе вообразил? Конечно неподвижны: в этом зверинце нет и не может быть жизни.

Но надо разобраться с незнакомцами – с теми тремя, что шли к дому. Если только они тоже не привиделись.

Ну нет! Ему ничего не привиделось… Лорд Руфни не из тех, кто поддается фантазиям, он человек фактов и здравого смысла. С ружьем в руке он устремился к окнам, но на полпути резкая боль в животе согнула его пополам.

Да что же, черт возьми, происходит? Сначала мерещилась всякая чушь, а теперь… теперь… Нет, это не обычные трудности с пищеварением или газовые колики.

Эта боль была другой, хорошо знакомой, но такой острой, что лорд не сразу ее распознал. Голод!.. Зверский голод настоятельно требовал заполнить желудок.

Но время совсем неподходящее! Руфни усилием воли заставил себя идти дальше. Он был полон решимости выпроводить чужаков со своей территории, но смог сделать всего несколько шагов – и боль, дикая и беспощадная, снова захлестнула его.

Он отступил назад и присел на стол. Желудок громко урчал, требовал пищи. Надо хоть на секунду прекратить эту пытку! Руфни развернулся и схватил первое, что попало под руку: лист промокательной бумаги. Выронив ружье, Руфни принялся рвать бумагу и запихивать ее в рот. Когда комки опустились в пищевод, боль как будто унялась, но через мгновение вернулась – еще сильнее, чем прежде. Нужно найти что-то более существенное!..

Руфни лихорадочно шарил глазами по комнате и одновременно стягивал с шеи галстук. Потом скомкал тонкий шелк, затолкал его в рот и проглотил. И снова – секундное облегчение, а вслед за ним жестокий приступ боли.

Окна и незваные гости во дворе больше не интересовали лорда: голод гнал его дальше в поисках пищи. Руфни подбежал к застекленным шкафам. Чучела! Пусть в них больше нет мяса, но зато осталась выделанная шкура. Лорд потянулся к голове молодого лося, хотел снять со стены, но она крепко держалась на крючьях. Тогда Руфни подтянулся и вцепился зубами в сухой нос зверя. Он рвал куски кожи, жевал их и снова рвал. Его мокрые губы покрылись слоем пыли.

Еще!.. Еще!..

Он разбил кулаком стекло и добрался до самых крупных экспонатов своей коллекции. Подхватил лиса за лапы, сжевал его уши, выломал клыки, отчаянно пытаясь выдрать из пасти остатки кожи.

Зубы лорда, не приспособленные к такой твердой пище, крошились и шатались в деснах.

Наконец-то он добрался до мяса, которого так жаждал!.. Но облегчение было недолгим.

Разум покинул Руфни: с багровым от удушья лицом он повалился на пол; выпученные глаза, не мигая, уставились в потолок; собственный откушенный язык, крошки костей и опилки забили ему глотку.

Он еще успел заметить боковым зрением, как сильный порыв ветра распахнул окна.

Трое проникли в кабинет. Один направился к столу Руфни, другие к камину.

Руфни умер, а они занялись своими делами.

Глава 7
Возвращение Сайленса

Историю лорда Руфни я узнал за завтраком, когда просматривал утренние газеты. Однако я бы покривил душой, если бы сказал, что она как-то повлияла на мой аппетит: я бывший солдат и мне приходилось хлебать суп под огнем, поэтому вряд ли что-то сможет помешать моему пищеварению.

– Вы видели это, Холмс? – спросил я, когда мой друг со взъерошенными после сна волосами появился из своей спальни. – Мне показалось, это достаточно претенциозно, чтобы заслужить ваше внимание.

Я сложил газету так, чтобы нужная статья оказалась наверху, подбросил ее к тарелке Холмса, а сам занялся копченым лососем.

– Да, таков мой жребий, – вздохнул Холмс. – Эксперт по странностям и сыщик для клоунов. – Он взглянул на статью и поднял бровь. – Хотя… подобную смерть трудно игнорировать.

На несколько минут Холмс погрузился в чтение, а потом отбросил газету в сторону.

– Итак, – сказал он, приподняв крышку над кастрюлькой с яйцами, – лорд Руфни умер смертью человека, потерявшего рассудок. Вопрос в том, был ли его психический недуг вызван естественными причинами, или этому поспособствовало нечто постороннее. – Холмс положил себе на тарелку пару яиц. – В любом случае нас это не касается: и без того есть чем заняться.

– Вы пришли к каким-то выводам?

– Только к одному: добрый доктор Сайленс определенно желает привлечь наше внимание.

– Тут не поспоришь, иначе он бы не стал искать встречи с вами.

– Но почему?.. Зачем все это? Он ведь не нанял нас и не попросил разгадать какую-нибудь тайну.

– Смерть Де Монфора…

– Только часть истории. Это понятно. Но сколь велика эта часть? – Холмс приступил к еде.

– А что заставляет вас думать, будто смерть молодого человека играет второстепенную роль?

– Никто не приложит такие усилия, чтобы убить легкомысленного представителя высшего общества. Если бы кто-то и желал смерти Де Монфора, капля яда в бокале дорогого шампанского легко решила бы эту проблему. Смерть Хилари де Монфора лишь часть постановки, она направлена на то, чтобы привлечь внимание. Убийство не главная цель для тех, кто его совершил.

– Привлекать внимание убийством? – засомневался я.

Возможно, цель была противоположная: отвлечь от какого-то другого события или предупредить о событиях грядущих. О чем я и сказал Холмсу.

– Вполне вероятно, – согласился он. – Или это было своего рода сообщение.

– Очень грозный намек, если ваше предположение верно.

Холмс с досадой взмахнул руками:

– У нас недостаточно свидетельств, чтобы строить какие-либо предположения.

Он встал и с явными признаками нетерпения начал расхаживать по комнате. Под ногами шуршали газеты, полицейские отчеты и карандашные наброски, которыми обычно усеян пол в наших апартаментах. Казалось, что все эти бумаги – результат утечки информации из мозга Холмса.

Вдруг он остановился у окна и повернулся ко мне. Следов раздражения на его лице как не бывало.

– Для нашей топки, Ватсон, еще есть уголек! – воскликнул он. – Таинственный доктор Сайленс возвращается!

Холмс снова занял свое место за столом и набросился на гренки со страстью изголодавшегося не на шутку человека. Когда миссис Хадсон проводила к нам гостя, мой друг воплощал собой джентльмена, чья жизнь всецело посвящена потреблению джема.

– Присаживайтесь, доктор, – сказал он. – Угощайтесь – кофе, гренки. У миссис Хадсон душа широкая, как у всех шотландцев. Уверен, она будет рада подать завтрак еще на одну персону.

– Естественно, она будет рада, – изрекла миссис Хадсон. – Учитывая все обязанности, которые я выполняю в этом доме, лишний рот – ничто.

– Я уже позавтракал, – сказал наш гость. – Но чашечку кофе выпью с удовольствием.

Холмс пожал плечами и намазал джем на гренок.

– Чем мы обязаны повторному удовольствию быть в вашей компании, доктор?

– Я вижу, вы уже получили утреннюю прессу, – сказал Сайленс, указывая на стопку прочитанных мной газет. – И без сомнения, прочитали о крайне необычных обстоятельствах смерти лорда Руфни?

Холмс на секунду замер, не донеся гренок до рта.

– Разумеется, – подтвердил он. – Мы как раз ее обсуждали.

– Но вы наверняка не осведомлены о том, что Руфни, как и молодой Де Монфор, являлся членом «Золотой зари».

– Как и владетель Боулскина мистер Алистер Кроули, – добавил Холмс и пристально посмотрел на доктора, ожидая увидеть его реакцию.

Сайленс ничем себя не выдал, просто кивнул и продолжил:

– Я вижу, мы с вами ведем расследование в одном направлении. Хотя мистер Кроули более не состоит в упомянутой организации.

– Вы с ним говорили?

– Нет. Насколько мне известно, в последнее время он редко покидает свой дом. Но мы, я уверен, могли бы поговорить.

– Мы? – уточнил Холмс с легкой улыбкой.

– Я подумал, что, учитывая последние новости, вы могли бы более не демонстрировать свое безразличие и помочь с раскрытием этого дела.

У меня даже дыхание перехватило от предложения, высказанного в столь назойливой форме. Холмс не любил «помогать» кому бы то ни было в каком бы то ни было расследовании – ни представителям властей, ни уж тем более тому, кого он в лучшем случае считал шарлатаном. Мой друг не замедлил поставить Сайленса на место:

– Я не из тех, кого можно назвать командным игроком, доктор. Если и возьмусь расследовать какое-то дело, будьте уверены, я буду действовать по собственной воле, и любое партнерство при этом исключается.

– А ваше эго сильно пострадает, если время от времени мы будем обмениваться информацией? – поинтересовался Сайленс. – Или даже окажемся в одном вагоне? Исходя из того, что мы пойдем по одному следу, думаю, было бы просто неприлично игнорировать друг друга в пути. К тому же вряд ли вы обладаете информацией о том, с чем нам предстоит иметь дело. Я же не сидел сложа руки последние два дня, а собрал достаточно сведений, которыми готов поделиться.

Холмс рассмеялся:

– Дорогой доктор, простите мое профессиональное тщеславие. Как ни крути, это мир, о котором я практически ничего не знаю. Прошу вас, введите меня в курс дела.

– Я так и думал, что этот аргумент смягчит ваши манеры. – Сайленс улыбнулся. – Смею предположить, вы тоже не теряли время зря и, надеюсь, вскоре сможете рассказать о своих успехах?

Холмс промолчал, но в знак согласия кивнул.

– Я пытался исследовать феномен так называемого Дыхания Бога, – продолжил Сайленс. – О нем много упоминаний в библейских апокрифах, как, собственно, и в других священных текстах. В одном случае Дыхание Бога – это оружие, которым Господь Всемогущий через Своих ангелов разрушил Содом и Гоморру. Существуют также предположения, что Моисей призвал Дыхание Господа, чтобы уничтожить израильтян, отказавшихся следовать десяти заповедям. Некоторые ученые утверждают, что это синоним Божьей силы, поэтическое выражение, которое было призвано оживить Священное Писание. Другие считают, что Дыхание Бога имеет буквальное значение, то есть это грозная, неконтролируемая мощь, способная вызвать невероятные разрушения. Она даже может уничтожить человека на открытом пространстве и не оставить после себя никаких следов.

– Я так понимаю, это должно подтолкнуть нас к выводу, что Де Монфор пал жертвой Божественного галитоза, и все только потому, что мы в настоящий момент не можем подыскать более подходящие ответы, – сказал Холмс. – Вы простите меня, если я займусь более приземленными версиями произошедшего?

– Я рассчитываю на нечто большее, – ответил Сайленс. – Вам будет небезынтересно узнать, что, согласно моим источникам, в рядах «Золотой зари» существуют разногласия. В результате этих разногласий Де Монфор, Руфни и Кроули оказались в оппозиции к более значительным членам организации. Это достаточно приземленный повод предположить, что Кроули будет следующей жертвой?

Холмс поразмыслил немного и согласился:

– Этого, безусловно, достаточно, чтобы я запустил руку в карман и оплатил железнодорожный билет. Ватсон, узнайте в «Брэдшо» расписание поездов до Инвернесса. Только оставьте мне утро. Сначала мы должны попросить наших любезных друзей из Скотленд-Ярда, чтобы они позволили нам посетить еще одно место преступления.

Глава 8
Руфни-Холл

Поместье столь внезапно ушедшего из жизни лорда Руфни располагалось к северу от Биллерикея на пути в Челмсфорд. Условившись встретиться с Сайленсом в четыре часа на вокзале Сент-Панкрас, мы с Холмсом направились сначала в Скотленд-Ярд, затем на Ливерпуль-стрит, а уж потом выбрались за город.

Несмотря на всю мою любовь к Лондону, мне нравится бывать в сельской местности: свежий воздух восстанавливает жизненные силы, пейзажи радуют глаз. Но Холмсу подобный отдых не по душе. В самом деле, сколько я его знаю, на природе он всегда вел себя так, будто свежий воздух для него – яд, будто он какое-то морское существо, которое вытащили из родной стихии и положили сохнуть на солнце. Я собственными глазами видел, как мой друг, стоя на вершине холма, едва ли не задыхался в потоках свежего ветра!.. Это, конечно же, вопрос эволюции – человек до такой степени погружается в табачный дым и туман, что в результате не может без них выжить. Вероятно, однажды мой друг уйдет на покой и переберется куда-нибудь на природу – и это лишь докажет, каким упрямым созданием он зачастую бывал.

– Главный следователь – местный, – сообщил мне Холмс. – Инспектор Манн. По общим отзывам, славный малый, он будет только рад нашему присутствию.

Из чего следовало, что любой офицер полиции не только обрадуется содействию такого невероятно проницательного человека, как Холмс, но – что, пожалуй, даже важнее – будет просто счастлив передать ему свои полномочия. Увы, опыт часто подтверждал обратное. Холмс верил, что со временем консультирующий детектив станет обычным явлением в нашем обществе и ему уже не придется терпеть издевки от полицейских чиновников, – скорее, распространенность этой профессии привнесет изменения в сам подход к раскрытию преступлений. Мой друг предвидел время, когда все сторонники его дедуктивного метода разделят сферы интересов и каждый будет востребован в своей. Желаете расследовать отравление? Тогда вам нужно обратиться к консультанту, который специализируется на смертельных ядах. Кто-то застрелен? Тогда вам лучше поговорить с сыщиком, чья специализация – преступление с применением огнестрельного оружия. Впрочем, лично я сомневался в том, что полиция перейдет на такую систему. Опыт показывал, что метод Холмса вызывает недоверие, а иногда и откровенную неприязнь. Иной раз Холмсу удавалось выстроить рабочие отношения с ведущим расследование полицейским, и тогда все шло иначе; карьера многих офицеров полиции состоялась в немалой степени благодаря поддержке моего друга. Но я не могу припомнить ни одного, кто при первой встрече испытал бы к Холмсу теплые чувства. Для начала мой друг высмеивал полицейские методы расследования, после чего переходил к своему.

Однако случай с инспектором Джорджем Манном оказался исключением из этого правила. Во-первых, инспектор был сама любезность – сразу стало очевидно, что он надеется получить от Холмса максимум информации за тот отрезок времени, который им предстоит провести вместе. Такой подход был весьма выигрышным, поскольку мой друг из тех, кто никогда не отпихивается от комплиментов. Манн был чуть старше тридцати, его аккуратная бородка красноречиво свидетельствовала: инспектор с большим трепетом относится к каждой мелочи. Судя по обхвату талии, можно было предположить, что он, выражаясь словами Майкрофта Холмса, любитель плотских удовольствий. У Манна был живот человека, разделявшего мое мнение: как ни важна дедукция, нельзя из-за нее отодвигать время обеда.

Инспектор встретил нас на станции и, чтобы мы быстрее смогли добраться до поместья, заботливо предоставил двуколку. Пока мы ехали по довольно извилистой узкой дороге, он постарался как можно подробнее рассказать о том, на какой стадии находится расследование.

– Честно говоря, здесь не привыкли к такого рода делам. С виду похоже на самоубийство, вот только способ, каким оно было совершено…

– В газетах писали, что Руфни умер в результате заглатывания инородных предметов, – сказал я. – Не могли бы вы уточнить, каких именно?

– Он съел впечатляющее количество чучел из собственной коллекции. В результате его зубы и челюсти значительно повреждены.

– А до этого он проявлял признаки психической нестабильности?

– Ни в коей мере, – ответил Манн. – Вообще-то, лорда Руфни можно было назвать образцом сельской респектабельности.

– Если не считать его увлечения оккультизмом, – вставил Холмс. – Хотя, возможно, за пределами Лондона это модно.

– Оккультизм? – переспросил инспектор.

Я пояснил:

– Он был членом герметического ордена «Золотая заря». Надеемся, этот факт подскажет нам, в каком направлении вести расследование.

– Да?.. Что-то мне трудно в это поверить.

– В то, что Руфни был членом оккультного общества, или в то, что это как-то нам поможет? – спросил Холмс.

– Честно сказать, и в то и в другое, – проговорил полицейский. – Люди здесь более консервативны, чем в больших городах, а Руфни был прихожанином местной церкви. Он активно участвовал в местных праздниках, в чтениях на рождественской мессе и так далее. Вы же знаете, как это бывает с подобными людьми: для них важно играть заметную роль в жизни сообщества.

– Это правда, – признал Холмс. – И возможно, именно это обстоятельство, а не какое-то там благочестие вынуждало его принимать участие в здешних богослужениях.

– Может, и так…

– И все же вы не верите?

– Если ваша информация взята из достоверных источников, – ответил Манн, – что ж, тогда я вынужден поверить.

Мы подъехали к Руфни-холлу.

Огромный особняк из кирпича отбрасывал мрачную тень на ухоженные газоны. Мы подкатили по гравиевой дорожке к входу и выбрались из двуколки.

– Чем бы вы хотели заняться в первую очередь, Холмс? – спросил инспектор. – Осмотреть кабинет или опросить прислугу?

Холмс улыбнулся:

– Предлагаю начать с кабинета. Оценим свежим взглядом место действия, прежде чем показания прислуги уведут нас в сторону.

Манн проводил нас к нужной комнате. У двери он остановился и уступил дорогу Холмсу.

Мы с инспектором остались в дверях, откуда неотрывно следили за Холмсом. Всякий раз, когда я вижу своего друга за работой, я вспоминаю о том, как индейцы выслеживают зверя на охоте. Они словно читают по глубине и наклону следа, по качеству оставленной зверем шерсти… Гостиная и газон перед домом были сейчас для Холмса местом охоты, его долинами Юты и равнинами Среднего Запада. Мой друг целиком отдавался этому промыслу: он расшифровывал следы на ворсе коврика у камина, определял по запаху марку мебельной политуры, исследовал состояние угля в камине.

Подобное зрелище неизменно доставляло мне удовольствие. Я заметил, что и Манн был им увлечен. Он наблюдал молча, не то что его коллеги, которые, вместо того чтобы оценить способности Холмса, постоянно стремились продемонстрировать свои. В какое-то мгновение Манн достал блокнот и сделал несколько коротких записей. Это вызвало у меня улыбку: Холмс обрел благодарного ученика.

– В комнате есть несколько намеков на то, что смерть Руфни не следствие обычного приступа безумия, – заявил Холмс. – Судя по следам сажи на изразцах, камин дымил сверх нормы. Сажа определенно содержит необычные для открытого огня частицы, но, прежде чем что-либо утверждать, я бы хотел провести анализ. Похоже, в этом камине, помимо дров, жгли что-то еще.

– Это «что-то» могло стать причиной поведения Руфни?

– Вы думаете о «корне дьяволовой ноги»? – вопросом на вопрос ответил Холмс.

Я признался, что так и есть. В последнем деле фигурировал корень африканского растения radix pedis diaboli. Его сожгли в закрытой комнате, и все, кто вдохнул дым, лишились рассудка и погибли.

– Безусловно, сходство здесь есть, – согласился Холмс. – Что-то подействовало на Руфни настолько безжалостно, что он решил отужинать своей собственной коллекцией. – Мой друг осторожно пошевелил носком ботинка осколки на полу. – И, судя по крови на этих стеклах, притупило боль до такой степени, что он не обращал внимания на порезы.

– Так, вы полагаете, речь идет об отравлении? – уточнил Манн.

Холмс поднял руку:

– Не спешите, инспектор, это только мои первые впечатления. До тех пор пока расследование не докажет, что впечатления являются фактами, называть их иначе было бы грубейшей ошибкой. А теперь скажите: вы или ваши люди забирали что-нибудь из этой комнаты?

– Нет, сэр, я знал, что вы захотите осмотреть комнату в том виде, в каком она была на момент смерти Руфни, и лично проследил за тем, чтобы ничего подобного не произошло.

– Очень любезно с вашей стороны. И ваши действия принесли первые плоды – теперь мы знаем, что некто забрал кое-что со стола Руфни уже после его смерти.

– Почему вы в этом уверены? – спросил я.

– Потому что на столе четыре письма и пять конвертов, – сказал Холмс, усаживаясь за стол. – Очевидно, этот печально закончившийся приступ безумия случился с Руфни, когда он просматривал свою почту. На столе порядок – он не из тех, кто оставляет бумаги где попало. Вот перед нами стопка писем. Одно – приглашение на премьеру, другое – на званый ужин. Вот письмо, адресованное ему как члену совета управляющих гимназии, а вот просьба о финансовой помощи от некой благотворительной организации. Это письмо, как вы можете видеть, было распечатано первым и отнесено к тем, на которые Руфни решил ответить отказом. Оно лежит под другими пятью конвертами. – Холмс огляделся. – Корзины для бумаг нет, а Руфни был человек аккуратный; можно заключить, что он собирался эти письма сжечь. Тот факт, что он этого не сделал, означает, что его прервали. Итак, где пятое письмо и что в нем было?

– А разве не может человек просматривать письма утром? – предположил я.

– Ответ зависит от того, имеет ли этот человек намерение на них отвечать. Лорд Руфни явно считал, что его корреспонденты могут и подождать. К тому же, – Холмс указал на стопку писем, – его корреспонденция была крайне скучной.

Мой друг склонился совсем низко над столом и улыбнулся.

– О, здесь был еще и шестой конверт! Следовательно, могло быть и шестое письмо. – Он обратился к Манну: – У Руфни было что-нибудь при себе?

– Не в том смысле, что вы имеете в виду, сэр, – заверил инспектор. – Никаких адресованных ему бумаг не было.

Холмс достал из кармана пиджака кожаный мешочек для инструментов и извлек из него пинцет. Он подцепил со стола небольшой треугольник черной бумаги и продемонстрировал его нам.

– Фрагмент конверта. Если осмотрите стол, вы убедитесь, что Руфни не пользовался ножом для вскрытия писем. А когда человек открывает конверты руками, обычно он первым делом отрывает уголок. Черная бумага – в равной степени зловеще и претенциозно.

– Кто станет отправлять письма в черных конвертах? – удивился я.

– Тот, кто желает окутать себя сатанинским флером!

С этими словами Холмс опустил треугольный обрывок черной бумаги в небольшой конверт – из тех, что всегда носил при себе, – запечатал его и положил в карман. Вдруг ему пришло в голову, что этот клочок может быть уликой, а значит, его следует передать инспектору.

– Ах да… Вы, наверное…

Инспектор улыбнулся:

– Считайте, что вы – специалист, приглашенный мной для раскрытия этого дела. Только одна просьба: делитесь со мной всей информацией, которую вам удастся раздобыть. Я, естественно, отвечу тем же, хотя подозреваю, что ваш улов будет больше моего.

Холмс хлопнул по карману, в который спрятал конверт:

– Я выжму из этого все до последней капли. И обязательно поделюсь своими соображениями.

Он разместился за столом поудобнее и положил руки на мягкую зеленую кожу столешницы. Я знал: в этот момент он представляет себя лордом Руфни.

– Итак, – через некоторое время проговорил он, – расскажите, что вам удалось узнать касательно развития событий в тот вечер?

Манн кивнул и открыл свой блокнот. Он ждал этого вопроса.