Текст книги "Ричард Длинные Руки – гроссграф"

Глава 12

Герцог Людвиг, а теперь король Людвиг Первый, так и остался в королевском дворце, работы много, несмотря на ночное время, к тому же Его Величеству приличествует жить именно здесь, так как это не место для развлечений, а вообще-то место работы.

Я взглянул на сереющее на востоке небо, скоро рассвет, вспрыгнул в седло и направил коня в сторону дворца герцога. Перед ним освещен весь двор, челядь суетится, сбивается в кучки, идут жаркие споры, кого герцог возьмет с собой, не может же он там оставить прежних слуг, которые служили ныне свергнутому королю, а то еще и отравят с досады…

Конюхи подхватили коня под уздцы, я бегом поднялся по ступенькам, в холле и зале чисто и прохладно.

Сверху спархивала веселая и беззаботная леди Элизабет. Увидев меня, заулыбалась, как утреннее солнышко, у меня сразу отлегло от сердца. Хоть это существо не видит во мне мрачного всесильного мага. Для нее я просто молодой мужчина, который почему-то никак не догадается волочиться за нею по всем правилам утонченного флиртоведения.

Я учтиво поклонился.

– Леди Элизабет, вы ранняя пташка.

– Вы тоже, – ответила она чистым звонким голосом, – а вообще-то молодые мужчины спят до обеда! Чтобы потом до полуночи заниматься флиртом.

– Да-да, – согласился я, – как я забыл! Самым важным делом на свете, флиртовством.

Она засмеялась.

– У вас такое выражение, маркиз…

– Какое?

– Словно вы и слово такое, как флирт, слышите впервые!.. И вообще, маркиз… Вот вы смотрите на меня, не отпирайтесь, с удовольствием, я же вижу, а почему ничего не скажете?

– Вы прекрасны, – сказал я, подумал и заговорил: – Какое на вас чудесное голубое платье, что так идет к вашим глазам!.. Ага, какая у вас бесподобная талия, а как очаровательна эта… ага, улыбка!

Она прервала, морщась:

– Маркиз, маркиз, это уже не смешно даже! Хотя память у вас прекрасная, не спорю. Я имею в виду, как вам мои последние мушки?

Я перевел взгляд на эти наклейки. Смутно помню, что вроде бы первая мушка появилась на лице герцогини де Мон-Морийон, когда горничная не успела стереть черную мазь со щеки хозяйки, та отправилась в королевский дворец, произвела фурор, на другой день уже все дамы украсили морды такими же кляксами. Хотя есть версия, что изобрел ее один из придворных Людовика Двенадцатого, когда порезался во время бритья и закрепил место пореза пластырем. Я вообще-то больше верю во второй вариант. Во-первых, фигурирует мужчина, а все изобретения – мужское дело, во-вторых – для пользы дела было, а что потом из этого сделали, ну, женщины, понятно…

– Трудно что-то сказать, – ответил я запоздало, словно вконец заторможенный, – я ж не знаю, какие прыщи они закрывают.

Она вспыхнула, щеки заалели, глаза сердито засверкали.

– Что?.. Что вы сказали?

– Прыщи, – повторил я упавшим и даже умоляющим голосом, – простите, леди Элизабет, но не боевые шрамы же вы скрываете этими наклейками?.. Значит, прыщи… Ничего, это бывает у молодых созревающих девушек… Это проходит, не беспокойтесь… Ладно-ладно, только не бейте, я же из медвежачьего угла, что с меня взять?

Она вздохнула:

– Как вы удобно устроились в этом медвежьем углу! Чуть что – сразу в норку.

– В берлогу, – поправил я с достоинством. – У нас, медведей, просторные и теплые берлоги. Леди Элизабет… простите, но мне кажется, вы единственный человек здесь, кто не знает, что ваш отец сегодня ночью стал королем!

Она вскрикнула, прижала ладонь к губам. Брови испуганно взметнулись двумя тонкими дугами над испуганными глазами.

– Королем? Почему?

– Пришлось.

– Но он же не хотел?

– А мы ему руки выкрутили, – объяснил я ласково. – До хруста. Понимаете, мужчины еще и работать должны, а не только флиртом усердствовать.

Она прошептала испуганно:

– Вы правы, мне никто ничего не сказал. Вообще меня от всех дел оберегают.

– Знание – не женское дело, – согласился я. – От него морщинки на лице и шрамы на сердце. Но все равно это свинство. Словом, вы теперь эта… принцесса.

Она пробормотала озадаченно:

– Вот так сразу? Хотя, наверное… Теперь и мне, наверное, будет то нельзя, это нельзя…

– Точно, – согласился я. – Увы, Отечество требует. В смысле, королевство.

– И что же делать?

– Что скажут, – пояснил я со злорадством. – Мне элои тоже нравятся больше морлоков, но что делать, иногда и элоям приходится поморлокствовать. Хоть самую малость.

Она спросила тревожно и с упреком:

– Вы как будто радуетесь? Нехорошо, маркиз.

– А что же мне одному морлокствовать? – ответил я в оправдание. – Пусть и другие помучаются.

Она покачала головой:

– Маркиз, я вас совершенно не понимаю. Это вы мучаетесь?

Я заверил с тяжелым вздохом:

– Еще как! Мучаюсь, плачу кровавыми слезами и оплакиваю свою потерянную свободу. И эту работу, тяжелую и неблагодарную, изнуряющую, выматывающую силы, иссушающую…

– И давно оплакиваете?

– Все время, – ответил я со вздохом.

– Бедненький, – пожалела она. – И давно вы на ней мучаетесь?

Я вздохнул еще тяжелее.

– Да вот собираюсь приступать. Все никак не решусь.

Она обиделась, решив, что каким-то образом вышучиваю, к тому же не оценил ее мушки, совсем грубый, и еще не рассыпаюсь в комплиментах, хотя на выходе задержалась и оглянулась, давая шанс исправиться, но я, такой тупой, даже не догадался им воспользоваться, я же из угла, мне можно прощелкать хлебалом.

Мелькнула соблазнительная мысль, что я вообще-то уже властелин королевства. Даже без демонов, кто знает, что я их отпущу или уже почти отпустил, но сама ужасная слава победителя и сокрушителя Верховного Мага любого повергнет в трепет.

Но что я буду с ним делать, я же не тот тупой и ленивый дурак, которому важно только свернуть другого ленивого дурака с трона, поскорее всадить свою жопу в его теплый трон, а дальше хоть трава не расти. Он «добился справедливости»: сверг, убил, сокрушил, занял и захватил.

Но я же, мать вашу, эстет, а уж какой умный, какой умный, даже самому страшно, мне этого мало. Я призван строить царство Божье на земле, а также светлое будущее всего человечества, ну, это понятно. Но невозможно заставить работать народ, который получает все на халяву. Пусть даже не все, но необходимое. Он не умирает с голоду и потому будет давиться пресной биомассой, но не станет возделывать огороды, потому что это нелегкий труд. Эти люди будут сутками ожидать транспортника, но не пошевелятся, чтобы проложить дорогу хотя бы в соседний город.

Ждут транспортник, он появляется раз в месяц, чтобы попасть в деревню по ту сторону реки, вместо того чтобы выстроить простенький мостик и каждый день ходить друг к другу в гости, торговать, меняться товарами, знакомиться и заводить семьи.

Но худшее из всего, что здесь даже маги, самые грамотные и разумные, не станут учить заново алгебру, геометрию, механику, потому что этот путь мучительно труден и длинен, а у всех соблазн – разгадать очередную загадку Древних и сразу стать властелином мира.

Уцелевшие древние технологии сыграли жестокую шутку. Здесь высшие маги – не самые умные или знающие, а те, кому повезло разгадать, как работает та или иная вещь.

Я рухнул на ложе и вытянулся во весь рост, заложив руки за голову. Усталое тело сладко ныло, медленно и робко расслабляясь, еще не веря, что наконец-то дали шанс отдохнуть, поднакопить силы для нового рывка. Или новой драки.

Поднял руку, рассматривая окольцованные пальцы. Кольцо всевластия, надо же… Но все-таки неплохо бы узнать, как оно срабатывает. Так, на всякий случай. Пить буду, но курить не брошу.

Мне казалось, что я все еще прикидываю, что делать с кольцами, а может, и в самом деле прикидывал, но когда открыл глаза, яркое солнце заливает жидким золотом покои, за окном орут птицы, со двора несется возбужденный гомон, конское ржанье…

Я еще лежал, отходя от сна, когда в дверь робко постучали. Я поморщился, но сказал зычно:

– Открыто!

Барон Эльрих переступил порог, начал замысловатый танец приветствия, я скривился и махнул рукой:

– Бросьте, барон. Я не светский человек.

Он тут же прервал пуделячьи подскоки и помахивания передними конечностями, приятно улыбнулся:

– Я не слишком помешал?

– Помешали, – ответил я, – но, как я понимаю, для государственного деятеля нет личного времени?

Он виновато развел руками, попытался искательно улыбнуться.

– Что делать, раз уж вы стали государственным деятелем…

– Да? – спросил я вяло. – Вообще-то это я вас обозвал так неприлично.

– Меня? – удивился он. – Да что вы, маркиз! В вашем присутствии мы все – мошкара. А деятель – вы.

– Жаль, что этого никак не прочувствую, – сказал я. – Даже вообще не чувствую. Что у вас за пазухой, барон?

Он скосил глаза, словно старался рассмотреть чисто выбритый подбородок.

– За пазухой?

– Оборот речи, – пояснил я. – Или вы пришли просто проведать меня?

Он вздохнул:

– Маркиз, вас не обманешь. Конечно же, я по делу.

Я поднялся и сел на кровати. Эльрих напряженно улыбался, взгляд его то и дело прыгал на мои пальцы, среди которых это самое кольцо.

– Садитесь, рассказывайте, – пригласил я. – Или предпочитаете постоять?

Он спросил опасливо:

– Почему?

– Да так, подумалось…

Он сел, я без спроса сотворил по чашке кофе. Барон покорно взял предложенную, глаза часто мигают, лицо тревожное.

– Маркиз, – произнес он и тут же опасливо поинтересовался: – Кстати, может быть, вас все-таки именовать как-то иначе?.. Ну что такое маркиз для вас? Сейчас вы для нас всех… Во всяком случае, я даже не знаю. Некая опасная и непонятная величина. Назвались бы Верховным Магом, и то было бы все ясно… Ладно, сэр Ричард, если предпочитаете сохранить все, как было, то это ваше право. Некоторые вообще появляются инкогнито и очень обижаются, когда их узнаем. Ладно, мы подыграем всему, что хотите. Но сейчас Его Величество просит у вас помощи.

– Я сам такой, – ответил я кисло. – Хоть на площадь выходи с шапкой в руке. Что наш любезный герцог Людвиг хочет? Простите, Его Величество?

Он сказал поспешно:

– Всего лишь присутствия. Сегодня он примет послов соседних королевств, и одно ваше появление в зале мгновенно усмирит чьи-то амбиции.

– Я на днях отбуду, – предупредил я. – Потому привыкайте справляться сами.

– Да, сэр Ричард! Только сегодня.

Я отставил чашку, поднялся. Барон Эльрих вскочил с готовностью.

– Поехали, – сказал я.

Перед королевским дворцом масса роскошных карет, прибывают все новые. Вельможи вылезают торопливо, не дожидаясь, пока слуги подставят покрытые бархатом скамеечки.

Спешат, подумал я недобро. Новый король, естественно, должен отстранить старое окружение короля, самое время захватить хлебные места, пробиться к королю поближе, успеть дать ценный совет, вообще постараться примелькаться, чтобы всегда в обойме…

Мы прошли через анфиладу залов, двери в зал для пиршеств распахнуты, туда постоянно вбегают слуги с подносами в руках. Я успел заметить, что зал залит огнями, каждый дюйм высвечен, как под жарким летним солнцем. Слуги разносят блюда бегом, перед гостями мгновенно появляются серебряные тарелки с жареным мясом, услужливые руки наполняют чаши темно-красным вином из королевских подвалов.

Пируют, понятно, знатные люди королевства, и, судя по тому, что здесь их не меньше трех сотен, Людвиг не может пожаловаться, что знатные лорды побаиваются приезжать во дворец, как побаивались приезжать к его предшественнику.

В зале для приемов народ уже толпится, пахнет духами и притираниями, ими пользуются и мужчины, так что запах, как в конюшне, стены задрапированы новыми гобеленами, только вчера тут висело что-то иное…

Круто взялся Людвиг за реформы, круто. Хотя, конечно, это не он, а кто-то из придворных старается угодить, но теперь все, что произойдет, будет приписываться ему, как хорошее, так и плохое. А особенно – смешное.

Убранство залов чересчур, да, чересчур. Я никогда не был пристрастен к роскоши, а здесь она прет со все стен, с потолка, высовывается из всех ниш, кричит с гобеленов.

Одна из дам оглянулась, но я и по роскошной корме узнал соблазнительную леди Габриэллу. У нее темная мушка посажена на щеке, я не помню, что это место означает, здесь своя сложная система опознавания и подачи тайных знаков, но у леди Габриэллы где бы эта мушка ни располагалась, она всегда подбадривает: давай, жми, я вообще-то готова, но все равно приложи хоть какие-то усилия, и я тут же упаду в твои алчущие объятия и отдамся жарко и безумно страстно.

Она томно улыбнулась мне, что-то сказала окружившим ее, как мясные мухи кусок говядины, кавалерам. Те начали оглядываться, я увидел на их лицах откровенный испуг, даже страх, но леди Габриэлла сказала им что-то настойчиво, и они стали принужденно улыбаться, раскланиваться.

Лорд Водемон исполнил короткий, но замысловатый танец и вскричал патетически:

– Маркиз! Говорят, вы освободили нас от такого чудовища!.. Этот Верховный Маг совершенно не считался с королевской властью.

Я пробормотал:

– Дорогой лорд Водемон, свято место пусто не бывает.

Он врубился не сразу, первой ахнула Габриэлла, у нее и это получилось томно и призывно, Водемон быстро посмотрел на нее, лицо его стало бледнеть и вытягиваться.

– Да, – проговорил он осевшим голосом, – как я не подумал… Старею. Королевство Гессен – слишком лакомый кусок. Маги соседних королевств сразу же захватят…

Габриэлла, томно улыбаясь, верит в свои чары, произнесла чуточку осевшим голосом:

– Если, конечно, сэр Ричард им позволит.

Лорд Водемон побледнел еще больше, на меня смотрит хотя с тем же ужасом и в то же время с надеждой.

– Сэр Ричард…

– Да, лорд?

– Какие у вас планы… насчет нас?

– Никаких, – заверил я. – Лорд Водемон, уж поверьте, есть и другая жизнь! И за пределами вашего королевства есть земли, приключения, находки, потери, встречи, неожиданности… И пусть для кого-то это будет выглядеть глупо, однако я…

Габриэлла прервала окрепшим голосом:

– Остановитесь, сэр Ричард! Вы все еще не поняли, что теперь вы не просто Верховный Маг, а… а… Предельный Маг?

– Господи, – пробормотал я с тоской, – еще и какой-то Предельный. Нет, уж я не Предельный.

– Но вы маг? – спросил Водемон быстро.

Мне показалось, что спросил чересчур быстро и чересчур небрежно, я должен бы ответить тоже бездумно, но это фиг вам, я всегда настороже, потому лишь скривился, будто хлебнул дешевого вина:

– И не маг. Чего это я буду опускаться до всего лишь мага? Хотя, конечно, могу то же самое, что и маги… а то и больше. Но быть магом – это желать им быть. Мне магом быть… мало. И потому в моих планах для магии места не больше, чем для дурацкого, простите, флирта…

Лорд Водемон беззвучно шевелил нижней челюстью, леди Габриэлла произнесла со всевозрастающим напором:

– Сэр Ричард, но вам нужно хотя бы продемонстрировать власть Предельного! Умоляю вас. Остальные маги устрашатся человека, который сокрушил Великого Гатонеса и снес с лица земли его неприступную крепость. И никто не посмеет посягнуть на королевство, если оно под вашей защитой.

Я кивнул, лорд Водемон, похоже, не такой уж и бабий волокита. Или волокита, но заодно выполняет и некоторые более щекотливые поручения королей. Ишь как провел операцию, а все прикидывается ученым сухарем. А леди Габриэлла просто чудо что за напарник. Когда смотришь на ее выпяченные сиськи, никогда не подумаешь, что у нее есть еще и мозги. Интересно, на какую державу еще работает…

– Я буду присутствовать, – сообщил я, – когда Его Величество король Людвиг примет послов и соберет у них верительные грамоты.

– Мы все будем счастливы!

Она уже улыбалась чарующе, сиськи так и играют, стараясь выбраться на волю из тесного корсета. А так как им дорога открыта только наверх, то я просто вижу, как миллиметр за миллиметром поднимаются, выползают на свободу, открывая щупающим взглядам нежнейшую белую кожу.

– Вы просто прелесть, леди Габриэлла, – сказал я искренне. – Жаль, но придется покинуть ваше общество. Я обещал королю Людвигу не опаздывать.

Людвиг, похоже, вообще даже не вздремнул, лицо измученное, веки набрякли и покраснели, под глазами мешки в три ряда, взгляд остекленевший. Эльрих вьется вокруг, как коршун над двором с цыплятами, все видит и все замечает, схватывает на лету и шепчет королю о последних приготовлениях к торжественному приему.

Я помахал рукой, сказал «драсте» и сообщил, что пока посижу вот тут в уголке. В зале словно резко понизилась температура, слуги и помощники Эльриха начали двигаться осторожно и все время оглядывались в мою сторону. Как-то не очень верят в доброту и всемилоствивейшивость всесильного демократа, это для них нечто непонятное, а вот демонократ – да, все ясно сразу.

Вообще-то интересно, может ли быть демократ всесильным и будет ли он считаться демократом. Не говоря уже о том, что удержаться в жестких и очень, надо сказать, узких рамках закона весьма трудно, когда в руках власть, да еще неограниченная власть…

Я поднес руку к лицу и начал внимательно рассматривать мелкие значки на кольце всемогущества, тут же перехватил тревожный взгляд Эльриха, все замечает, гад.

Это херня, что только Иисус Христос был сыном Божьим. На самом деле мы все – сыны Божьи. Всем нам Бог вдохнул душу, то есть часть себя, свою божественность, так резко отличающую от животных, у которых души нет. Но только немногие из нас хоть иногда вспоминают, что мы Божьи дети, да и то стараемся забыть: такое обязывает, а вот быть скотом… о, такой кайф!

Иисус слишком уж напоминал, кто мы есть, а это значит, что уж и посвинячить нельзя, ходи всегда с прямой спиной, доброй улыбкой и твори только добрые дела. А вот украсть, убить, даже к чужой жене сходить – этого ни-ни! Скоту можно, а сыну Божьему – нельзя. Через столетия придумают сказать себе в оправдание, что мы произошли от обезьяны, а то и того хуже: от самого Фрейда. Человек, по Фрейду, – скот от кончиков ушей и до пят, потому ему можно все, что и скоту, но во времена Христа такого оправдания еще не было, потому обличаемые Христом пришли в ярость от стыда и злости, что правдой – прямо в глаза, и быстро убрали это напоминание с глаз долой.

Но это там и тогда. А появись Иисус сейчас и здесь, на Юге, его бы и слушать не стали, сразу бы распяли, не дожидаясь ни Пилата, ни Каифу, ни судебных заморочек.

Прогремели трубы, двери распахнулись. Пышно одетые люди входили красиво и медленно, отсчитывая шаги. Герольды снова трубили, церемониймейстер объявлял, я делал вид, что слушаю, но мысли постоянно ускользали, я то и дело ловил себя на том, что стал властелином множества могучих демонов, полностью подвластных моей воле.

А власть вообще-то обязывает. Хотя, конечно, можно сделать вид, что никакой власти у меня нет, жить беспечно, как все. Но у них есть хоть и слабенькое, но оправдание в ничегонеделанье, а вот у меня его нет. Потому что у меня целая армия демонов, способных сокрушить все, что угодно.

К Людвигу подходят вельможи, кланяются, что-то говорят. Некоторые передают ларцы и шкатулки, это, как понимаю, послы, они всегда приходят с подарками. Дарами, как это именуется.

Все поглядывали опасливо на меня, я делал вид, что слушаю, но лицо держал непроницаемым, а то истолкуют еще как-то. У придворных целая наука по определению истинного отношения повелителя.

Церемония продлилась меньше, чем я опасался. Или Людвиг решил, что и этого моего появления достаточно, здесь слухи расходятся быстро. Уже по всем залам прополз слух, что ужасный и загадочный сэр Ричард, сокрушитель Верховного Мага, а сам что-то еще более ужасное и могучее, чем Верховный Маг, находится близ короля Людвига и всячески к нему благоволит.

Когда за последними вельможами захлопнули двери, Людвиг повернулся ко мне с усталым вздохом.

– Не знаю, как и благодарить вас, сэр Ричард. Ваша поддержка просто бесценна. Я не о себе, как вы понимаете. Ваше присутствие сразу утихомирит страсти, королевство заживет спокойно.

Я отмахнулся:

– Пустяки. От меня ничего не требовалось.

– А присутствие? – возразил он. – Сидеть здесь, когда в соседних залах множество прекрасных женщин, что готовы броситься навстречу всем вашим желаниям?

– Ваше Величество, – сказал я с неудовольствием, – вы же сами понимаете, что ни один мужчина, который должен сделать что-то важное в этом мире, не имеет времени и денег на такую долгую и дорогую охоту, как охота за женщиной!

Он усмехнулся:

– Сэр Ричард, вы взрослее, чем кажетесь.

– Я и вашей мудростью пользуюсь, – сказал я льстиво. – Своей мне хватает только на дурости.

– Ха-ха, – произнес он с удовольствием, – хорошо сказано! Хотел бы, чтобы мои придворные были бы столь откровенны. И столь… мудры. Уметь пользоваться чужой мудростью – уже мудро.

Я подумал, что вообще-то он прав. Чем моложе щенок, тем больше отвергает опыт старших, непокобелимо уверенный, что все знает и понимает, а все остальные – дураки набитые. Особенные дураки – так называемое старшее поколение.

Эльрих кивнул застывшим слугам, те внесли столик и быстро заставили его вином и сладостями. Эльрих сам налил мне в золотой кубок, спросил с напряжением в голосе, стараясь не встречаться взглядом:

– Теперь-то, маркиз, вы не отправитесь… принимать свое хозяйство? Я имею в виду то, о котором вы говорили с такой тоской?

Я спросил настороженно:

– Почему?

Он развел руками:

– Ну… теперь у вас такая власть… такая мощь в ваших руках, и никто не стоит на пути… зачем вам-то мелкое хозяйство?

– Согласен, соблазн, – согласился я горько. – Но я, дорогой барон, хоть и дурак, но грамотный. А грамотный дурак – это, знаете ли… Он может сойти и за очень умного, если пустит впереди своей дурости свою же грамотность. Я как раз из таких дураков. То есть я по своей грамотности понимаю, что цивилизация, живущая за счет золотых рыбок, хрен когда полетит к звездам. Да что там звезды… Она и велосипед никогда не придумает…

Людвиг послушал, бледная улыбка тронула его бескровные губы. Он прикрыл глаза, а барон Эльрих бледно и напряженно улыбался, на висках выступили бисеринки пота от трудных и пока тщетных попыток понять меня.

– Маркиз?.. – спросил он почти шепотом. – Золотых рыбок?

Я отмахнулся:

– Щук из проруби, джиннов из кувшинов, бутылок, ламп, колец Соломона или Саурона, ребят из сундучка… Какая разница? Когда за меня делают – щас я буду горбатиться, ага, размечтались!.. Нет уж, только в поте лица можно… Без пота не получится. Может быть, и без крови не удастся. Недаром же Каин Авеля еще тогда, как пример нам, как земледельцу надо с кочевниками… И вообще неплохой пример! Недаром говорят, хороший пример заразителен.

Эльрих помотал головой.

– Маркиз, простите, мой разум не успевает за вашей мыслью.

Я усмехнулся:

– Дурацкой.

– Как скажете, – поспешно согласился он, но тут же добавил: – Только в ней есть какой-то странный смысл, но от меня он пока ускользает… Я только понял, что вам очень не хочется этого делать.

Я сказал раздраженно:

– А что тут непонятного?.. Да я с такой властью, как вы верно, хоть и с неохотой, заметили, такое здесь могу!.. Но на самом деле, что я могу? Еще кого-то убить?.. Многих убить? Ну и что?.. Стать королем?.. Расширять свои владения с помощью армии демонов? И что? Я насмотрелся на придурков, что дерутся за трон. Нехорошие – строят козни и подлости, а хорошие – разоблачают и убивают гадов. И все ради того, чтобы самим сидеть жопой на троне!.. Вот только бы доползти до трона, обламывая ноги, и сесть! Все, баста. Цель жизни выполнена!

Бледность на лице барона превращалась в синюшность, жилы выступили четче, вздулись, а капли пота укрупнились и срывались по лбу и щекам. Глаза стали отчаянными, взгляд бегал по моему лицу, ища подсказки и не находя.

– Маркиз! – взмолился он. – Но… а как же иначе?

Я остановился, перевел дыхание. Внезапная ярость начала испаряться. Злым голосом, в котором теперь больше горечи, я сказал:

– Я-то знаю, как…

– Как?

– Так, – ответил я, словно с усилием глотал настойку полыни, – как мне очень не хочется.

Эльрих оторопело умолк, но поднял веки Людвиг, взгляд совсем усталый, всмотрелся в меня пристально.

– И что… сэр Ричард, вы так и поступите?

– Да! – прорычал я. – Да! Потому что человек – это не то, что он есть, а то, чем быть должен!.. Вам-то это должно быть понятно!

Он кивнул.

– Да, – произнес негромко и невесело, – мне понятно. Удивительно, что и вам…

Я скривил губы.

– Как вы ловко обозвали меня дураком.

Эльрих охнул и отскочил, но король лишь криво усмехнулся:

– Не прикидывайтесь, что не поняли. Я понял это только в свои семьдесят лет, а вы, как могли, в свои… уж не знаю, сколько вам, но у вас пока что возраст драчливости. По крайней мере, должен быть.

– Он и есть, – ответил я, – да только теперь взрослеют быстрее… Ладно, Ваше Величество! Оставлю вас отдыхать и мыслить над картой Гессена. А у меня тоже дел, дел…

Они чувствовали, что говорю с тоской, ну никак мне не хочется браться за эти таинственные дела, рад бы остаться с ними, но мужчины обязаны делать не то, что могут, а что должны.

Двери за мной захлопнулись, я шагнул в огромный зал приемов, народу множество, все возбужденно разговаривают, редко когда столько новостей в один день, будет о чем поговорить с домашними по возвращении.

Я прошел через зал, передо мной расступаются, словно впереди идет ударная волна и всех сметает с дороги, как сухие листья.

Еще один зал, они все проходные, я уже чувствовал за стенами нетерпеливую жизнь улицы, но, когда спускался по лестнице, навстречу быстро взбегала леди Элизабет, за ней две ее камеристки.

Я отвесил на ходу поклон.

– Мое почтение, принцесса. Многие бы мужчины мечтали встретиться с вами хоть раз вот так наедине, а я всякий раз не могу ни оценить счастья, ни воспользоваться.

Камеристки опустили головы, пряча лица, и быстро-быстро прошли мимо, стараясь не привлекать внимания. Леди Элизабет смотрела на меня снизу вверх с боязливым почтением, а я засмотрелся на ее чистые юные груди, так красиво показавшие верхнюю часть из декольте.

– Сэр Ричард…

Она не кокетничала, смотрит серьезно, и от ее голоса у меня дрогнуло в груди.

– Да, леди Элизабет?

– Теперь я понимаю, – прошептала она, – вам вовсе не нужно завоевывать женское внимание…

– Ага, – сказал я, – уже теплее.

– Вам стоит только повелеть…

– Ага, – ответил я с тоской, – ну да, а как же. Здесь такие женщины! Повелеть – и все. Так просто!.. Ладно, леди Элизабет, я рад, что вы наконец-то решились навестить своего батюшку в его покоях. Ваши вертихвосты обождут, никуда не денутся. Ваш батюшка, ныне король, весьма нуждается в любви и поддержке. Королям, между прочим, поддержка нужна больше, чем герцогам.

Она кивнула, мол, не осмеливается спорить со всемогущим человеком, вон как блестит кольцо всевластия, но спросила напоследок грустно, даже жалобно:

– Я понимаю… Она очень красивая?

– Кто? – спросил я в недоумении.

– Не притворяйтесь, – прошептала она с бледной улыбкой. – Я все слышала.

Я вскинул брови:

– Да что вы такое подслушали?

– Я не подслушивала, – запротестовала она. – Вы сказали громко, даже крикнули! И повели этих ужасных демонов на крепость Верховного Мага за свою даму сердца Фратерните… Она, должно быть, красивая. Даже очень красивая!

Я покачал головой.

– Что красивая? Она прекрасна. За нее сражались и умирали целые народы. Да, леди Элизабет, она прекрасна в своем фригийском колпаке и в простом платье. Хотя на картине Делакруа, на мой взгляд, несколько полновата. Но когда отважно вышла с обнаженной грудью и знаменем в руках на баррикады… Это было нечто!

Она охнула:

– С обнаженной грудью?

– Да, с обнаженной, – подтвердил я. – Это не совсем то, что голой. Понимаете?

Она прошептала боязливо:

– Но это… чересчур… особенно если на улице…

– Это простым женщинам чересчур, – заверил я. – А она – необыкновенная! Кстати, а вы не слыхали, что кричал виконт, а ныне граф Макиннон?

– Нет…

– Он рвался отомстить за обесчещенную Лукрецию, – объяснил я. – Так я понял по своей медвежистости. Тарквиний Гордый обесчестил ее, а чтобы никому не рассказала, отрезал ей язык. Это случилось в Древнем Риме три тысячи лет тому, но, видимо, сэр Макиннон свято чтит семейные традиции, а в его роду мстят все еще за нее. Как отомстят полностью, тогда за других мстить будут. Так что мы оба дрались за гордых и прекрасных женщин… которых, конечно же, не найти в мире утонченного флирта. Жалко, да? Или нет?

Она сказала растерянно:

– Вы вообще странно так и завораживающе говорите. Одного не пойму…

– Чего именно?

– Почему вы даже не смотрите на женщин? Сейчас они все вам доступны.

Я хмыкнул:

– Это риторический вопрос? Или вам в самом деле хотелось бы, чтобы я… гм… пошел, как говорится, побеждать?

Она опомнилась, видно по лицу, дескать, далеко зашла, постаралась вернуться в привычное русло и произнесла, надменно наморщив хорошенький носик:

– Мне ничего от вас не хочется. А вам?

Я ответил с нахальной улыбкой, глядя ей в глаза:

– И мне от вас. Ну как?

– Говорите, – проговорила она насмешливо, – говорите.

– А вот представьте себе, – сказал я. – Мне редко когда хочется то, что хочется всем. Знаете ли, женщины общего пользования хоть и привлекают внимание, но… знаете ли…

Она побледнела, я отчетливо видел, как в ее хорошенькой головке пробуждаются совсем непривычные мысли и образы, но это для пользующейся бешеным успехом женщины, а теперь еще и принцессы, слишком, она вздрогнула и проговорила дрожащим голосом:

– Сэр Ричард, я не считаю образ жизни в нашем королевстве хуже, чем в том, на существование которого вы так непонятно намекаете!

Я поклонился.

– Да-да, конечно. Вы правы, леди Элизабет. Нельзя их сравнивать. Вы правы.

Она гордо удалилась, единственная, которой пофиг, что я Верховный Маг и вообще Темный Властелин. Для женщины мы в первую очередь мужчины или не мужчины, а я хоть и мужчина, но орешек не по зубам, и лучше сделать вид, что не очень-то и хотелось.

Передо мной распахнули входные двери, непривычно резкий воздух ворвался в легкие. Я покрутил изумленно головой, как же быстро привыкаем к аромату духов и фимиаму! И начинаем думать, что это и есть настоящее.

На улицах по-прежнему поспешно уступают мне дорогу. Почему-то льстит, приятно, хотя понимаю, что нехорошо. Пронесся на коне, пугая прохожих, на площади испуганно вскрикнули, когда я выметнулся на злобно хрипящей лошади.

Впереди вырастают ворота резиденции герцога, ныне короля. Мелькнула насмешливая мысль, что мечусь между королевским дворцом и дворцом герцога, как дурак, а вовсе не властелин, но вообще-то остался один-единственный штришок для завершения всей затянувшейся экспедиции на Юг…

Ворота поспешно распахнули, мы с грохотом пронеслись во двор. Испуганные слуги перехватили повод у самого входа в здание. Я быстро миновал холл и вбежал по лестнице, чувствуя, как сердце стучит все чаще, кровь разогревается, а непонятная злость грызет внутренности.