Текст книги "Ричард Длинные Руки – оверлорд"

Глава 11

В зал вошли один за другим пышно одетые слуги, у всех в руках тяжело груженные едой подносы, молча и без лишних движений вышколенно расставили по столу жареных гусей, рябчиков, поджаренное баранье мясо с торчащими ребрышками, тут же исчезли, словно испарились.

Мы с сэром Уильямом терпеливо дождались, пока король обратит внимание на еду, тут же отдали ей должное, с урчанием разрывая прожаренные тушки пополам и отправляя горячее и сочное мясо в желудки. Прожевав, я охнул и сказал торопливо:

– Да, кстати, Ваше Величество…

– Ну, – прорычал Барбаросса настороженно.

– Только сейчас вспомнил!

– Ну-ну, – буркнул Барбаросса. Он опустил на тарелку полуобглоданную тушку голубя. – Это и есть та гадость, которую ты берег напоследок?

– И которую не решился сказать сразу, – добавил отец Феофан елейным голосом.

Я вскричал обиженно:

– Ваше Величество? Как вы можете!

– Король все может, – лицемерно посочувствовал мне сэр Уильям. – Так что не забывайте, сэр Ричард.

– Говори, – посоветовал Барбаросса мрачно. – Говори. Чую, это то, ради чего ты ехал. Я угадал?

Я сказал с достоинством:

– Ваше Величество, обижаете! Ничего такого у меня в голове нет. И за пазухой. Просто я вспомнил, что сейчас чисто по техническим причинам я не могу исполнять функции пфальцграфа. Я мог бы, конечно, смолчать, зачем вам слушать неприятные вещи, короли этого не любят… все предпочитаем приятное, но лорды Армландии весьма ревностно пекутся о своей независимости. И не позволят королевскому судье распоряжаться в их владениях, как будто дело происходит в Вексене.

Барбаросса зарычал, кулаки сжались. Сэр Уильям сказал поспешно:

– Сэр Ричард, Его Величество понимает ситуацию. Ведь понимаете же, Ваше Величество?

Барбаросса рыкнул:

– Я вижу, этот прохвост все же подумывает об отделении Армландии?

– Абсолютно нет, – заверил я. – Ваше Величество, посмотрите в мои бесстыжие глаза. Вы увидите, там нет ничего, кроме бесконечной преданности вам… И вообще, Ваше Величество, не надо делать удивленный вид руками, что вы в благородной раздумчивости о державе забыли… или что я забыл о Киллпатрике, которого я вам сразу же послал с подробнейшим посланием, что у нас, как, кому и в какое место. Кстати, где он? Или вы удавили верного рыцаря для сохранения государственной тайны?

Сэр Уильям хмыкнул, отец Феофан отвел взгляд. У меня закралось нехорошее предчувствие, что угадал, но Барбаросса раздраженно отмахнулся.

– Я же сказал, сэр Киллпатрик сейчас во главе большого гарнизона обустраивает земли в одном пограничном городе. Или вы проверяете мою память?

– Да вроде бы в прошлый раз сказали нечто другое, – нагло заметил я. – Впрочем, королю все можно. Кроме женитьбы по любви.

Он буркнул:

– Там тоже было некоторое… некоторые попытки отделиться. Потому я и послал Киллпатрика, как надежного человека, уладить такие мелочи.

– Даже порекомендовали ему, – вставил сэр Уильям, – не слишком много жечь и вешать. Во имя этого… как его… совсем забыл… ага, милосердия!

Я вздохнул с облегчением, сэр Уильям проговорил задумчиво:

– При нынешней ситуации, все верно, пфальцграфство не совсем… гм… уместно. Это не поможет, а только затруднит сэру Ричарду работу…

– Если он, – ввернул отец Феофан, – на стороне Его Величества.

– Да, конечно, – согласился сэр Уильям.

– Я на стороне единства земель, – возразил я. – Можете толковать сие, что я на вашей. Но, скажем честно, Ваше Величество, если бы даже королем был кто-то другой, даже неприятный мне, я все равно против раздробленности. Это всегда бедность, ограниченность в ресурсах, высокие налоги…

Барбаросса зло зыркнул, но, как ни странно, успокоился. Хотя почему странно, я как раз и рассчитываю на его мудрость. Симпатии меняются чаще, чем убеждения.

Сэр Уильям сказал нерешительно:

– Ваше Величество, если дозволено будет мне сказать…

Барбаросса огрызнулся:

– А когда это тебе было не дозволено?

– Да так, – ответил Уильям, слегка ухмыльнвшись, – это я от сэра Ричарда заразился предельной вежливостью. Куртуазностью даже… Как хорошо было в наши старые добрые времена: сразу в рыло бронированной десницей и – за меч! А теперь пошли эти дурацкие расшаркивания.

– То ли еще будет, – заверил я.

– Что, – спросил недоверчиво Маршалл, – будет еще хуже?

– Вообще жуть будет, – ответил я. – Вы еще не представляете, что такое политкорректность…

Он перекрестился.

– То-то говорят, конец мира близок.

– Да, – согласился я, – политкорректность – это конец. Сэр Уильям, телитесь своей идеей, а то Его Величество уже глазами сверкает. Щас нас обоих на клочки по закоулочкам. Вас за дело, понятно, а меня за что?

– Да, – согласился сэр Уильям, – вы ж у нас белый голубь, виноватым ну прям никогда… А предложить я хотел Его Величеству удостоить вас высоким званием коннетабля.

Барбаросса посмотрел с удивлением, хмыкнул, но задумался. Я торопливо рылся в памяти, стараясь вспомнить, что это такое, с чем едят и чем коннетабль занимается. Получалось что-то вроде министра обороны. Это значит, король по-прежнему пытается удержать меня на привязи. Однако эта должность, в отличие от пфальцграфства, распространяет мои права и на Фоссано. Мне, конечно, и коннетабльство по фигу, я ж понимаю, что должность реальна только при больном или не покидающем замок короле. Барбаросса сам предпочитает водить войска в бой и собственноручно намечать план сражения, так что в реальности это он – коннетабль, но, с другой стороны, моим лордам я буду больше приемлем в роли коннетабля Фоссано и Армландии, чем только королевского пфальцграфа Армландии.

Пока эти мысли суматошно проносились в моей голове, король тоже раздумывал, наконец, крякнул досадливо:

– Сэр Уильям… а тебе не кажется, что этот молодчик слишком быстро растет?

– Ваше Величество, – ответил Маршалл с легким поклоном, – лучше пусть растет в нашем лагере, чем у противника.

Барбаросса вздохнул, лицо помрачнело, словно туча, что несколько недель собирала в себе снег и тащила, чернея от натуги, через все королевство.

– Беда в том, – проговорил он устало, – что этот молодчик никогда не приносил мне клятву верности.

Маршалл посмотрел на меня. Я покачал головой.

– Нет, сэр Уильям.

– Разве Его Величество не достойный король? – спросил он.

– Достойный, – согласился я и окинул взглядом Барбароссу. Он зло кривился. Разглядываем, будто козу на базаре. – Просто замечательный… Но, сэр Уильям, в данном случае гораздо важнее, что я присягнул еще более важному, чем отдельный человек!

Оба насторожились.

– Чему? – спросил Маршалл после паузы.

– Легитимности, – пояснил я. – Демократической передаче власти! Честным и прозрачным выборам. Как в человеке я могу в короле Барбароссе усомниться, могу перестать доверять, могу счесть его мерзавцем, однако же он остается человеком, заполучившем трон, как я уже говорил вчера, на честной демократической основе! Потому я всегда буду считать его законным правителем Фоссано и ее неотъемлемой губернии – Армландии. А это, сэр Уильям, намного важнее, чем если бы я принес присягу именно королю Барбароссе. Присягу в личной преданности.

Маршалл пожал плечами.

– Что-то я смутно улавливаю, но я, как в старину, предпочел бы проверенные методы… Клятву верности своему королю!

– Красиво, – согласился я. – Но уж слишком похоже на клятву верности вожаку бандитской шайки. А Его Величество уже не совсем бандит. Скажу больше: совсем не бандит, а Его легитимное Величество! Это все-таки повыше и уже почище. Сидение на троне очищает! И чем дольше сидишь, тем легитимнее и легитимнее.

Барбаросса поморщился.

– Что-то вы в такие дебри зашли, я перестал понимать, где вы меня лицом об стену… Сэр Уильям, готовь королевское распоряжение о назначении сэра Ричарда коннетаблем. И чтоб его сразу же огласили на городской площади. Чтоб сэр Ричард выехал отсюда уже коннетаблем всего Фоссано, а не какой-то Армландии.

Я прервал:

– Которая является законной и неотъемлемой частью Фоссано! Я стою на этом, Ваше Величество. Это мои гражданские убеждения, а это выше, чем личная привязанность. Я ж говорю еще раз, чтоб вам понятнее за государственными интересами: симпатии к отдельному человеку легче сменить, чем к общественному строю!

На меня смотрели с отвращением, только отец Феофан перекрестился и произнес растроганно:

– Ты прав, сын мой. Что человек? Душа, обремененная трупом. А идея всегда живет дольше…

– Ваше Величество, – сказал я, – с вашего позволения отбываю. За месяц, думаю, доберусь до своих пенальтей… или пенатов, уж и не помню точно, как говорил мой наставник. А там до весны буду плести паучьи сети интриг и торговых договоров.

Они тепло прощались со мной, я улыбался и кивал, а в черепе крутилось: какое до весны, срок у меня неделя, и уже пару дней истратил. Надо спешить…

Сатана не понимает, зачем мне отсрочка, когда можно все просто сбросить, как стрекоза сбрасывает пересохшую шкуру личинки.

Да я и сам, честно говоря, не понимаю.

Ветер, наигравшись за ночь, создал из снега настоящие шедевры: исполинские раковины с нависающими кромками, странные сугробы, что с одной стороны взбираются на столб для коновязи чуть ли не до макушки, а с другой – голая земля, выметенная так чисто, словно камни скребли щеткой.

Челядины спешно работают лопатами и скребками, но в первую очередь прорыли дороги к тем местам, куда ходят чаще всего, так что к конюшне никто не чистил, туда просто наскоро протоптали, явно конюх с работниками.

Зайчик выметнулся веселый и бодрый, снег всколыхнулся белыми волнами, словно в озеро с молоком обрушился гигантский метеорит. Я устрашился, что бросится мне на грудь, научившись у Бобика, но Зайчик вспомнил вовремя, что он – черный единорог, хоть и без рога, а еще арбогаст и, может быть, еще что-то большое и грозное, чему неприлично быть похожим на простого пса. Даже – на непростого.

– И я тебя люблю, – ответил я ему, как отвечал Бобику. – Правда-правда…

Зайчик тоже требовал свою порцию ласки, я его трепал по холке, целовал в умную аристократичную морду, гладил по шее и говорил, что он просто супер, самый замечательный на свете, вообще золотце.

Сэр Уильям вышел проводить, в огромной шубе, полы метут снег, он выглядел уютным и домашним, совсем не тем крутым турнирным бойцом, что сколотил состояние на победах.

– Не опасно, – поинтересовался он, – передвигаться зимой? Скажу по правде, многое я повидал, но зимой сидел дома. Как и все.

– Только потому, – сказал я, – что зимой нет даже плохих дорог. Это я ставлю в числе первых задач! Дороги, дороги… Дороги долговечнее пирамид, сэр Уильям. Тем более – замков.

Он подумал, кивнул.

– Непривычный взгляд. Но какие сейчас дороги?.. Ваши рыцари отвернутся от вас. Любой военачальник зависит от войска больше, чем оно от него.

– Победоносное войско редко бунтует, – сказал я. – Можно представить себе, что река потечет вверх – но не поперек. Пока все удается, мои рыцари одобрят любые чудачества! Тем более что по этим дорогам их управляющие повезут шерсть на продажу в соседние земли, железо в брусках…

Он посмотрел внимательно, в глазах мелькнул хитрый огонек.

– Где нет общности интересов, – проговорил он задумчиво, – там не может быть единства целей, не говоря уже о единстве действий. А общность интересов сплачивает больше, чем самые жаркие клятвы верности. Странно, откуда вы это знаете? Я только-только начал это понимать, но я долго жил и много видел.

– А я старые книги читал, – ответил я многозначительно.

– И что там?

– Ну, например, сказано, что редко можно разглядеть трещину в колоколе. Узнается она лишь по звуку. Вы увидите, что Армландия станет с Фоссано одним целым!

Я вспрыгнул в седло, а пока разбирал поводья, сэр Уильям перекрестил меня, я услышал его густой сильный голос:

– Жизнь, сэр Ричард, имеет смысл лишь как задача или долг. Вы избрали путь мужчины. Легкой вам дороги!

– Спасибо, сэр Уильям!

Глава 12

Обратный путь показался короче и легче. Приспособившись, я укрыл харю капюшоном, чтобы только узкая щель для глаз, нос и ниже прикрыто, толстой меховой шкурой, встречный ветер разбивается о Зайчика, мне терпеть можно, и я теперь замечал, где мчимся, как мчимся и где, в принципе, хорошо бы провести дорогу. А через болота – на эстакадах, конечно, платную, гм…

Далеко впереди над ровной ледяной гладью возник лиловый шар и стремительно рванулся в небо. Спустя мгновение донесся грохот разламываемого льда. Под ногами дрогнула земля, Зайчик сбавил бег, но все равно двигался слишком быстро, и я едва успел отвернуть его в сторону от клокочущего провала.

Темная вода кипит, по бурунам скачут злые искры, воздух переполнен электричеством. В небе темная дыра, холодно блещут звезды. Я с трепетом смотрел, задрав голову, а дыра неспешно сошлась, словно диафрагма старинного фотоаппарата, остался только быстро рассеивающийся лиловый след кипящей воды, поглощаемой небом.

– Поехали, – сказал я дрожащим голосом.

Некстати вспомнилось, что дьявол вообще-то остается с богом в особых отношениях: свободно восходит на небо и клевещет, как говорит церковь, на человека, своего основного противника, из-за которого и загремел вверх тормашками из правительства.

Но, надеюсь, такое исключение относится только лично к дьяволу, а не всяким там его заместителям, помощникам и тем более простым болотным духам. Будем считать, что это просто очередной пузырек болотного газа. Просто очень большой. И газ очень даже болотный. Даже зимой сработал.

Зайчик уносил быстрыми скачками, я иногда поднимал голову и всматривался в окрестности, прикрывая глаза от режущего ветра. Надо бы что-то вроде стеклянного щитка для морды, чтобы и от ветра защищал и чтоб можно было видеть…

Впереди ровное пространство необъятного болота, копыта звонко стучали по льду, потом звон перешел в шелест, Зайчик буквально летит над поверхностью, словно крылатая ракета, я вжался в гриву, борясь со встречным ревущим ураганом.

Краем глаза уловил движение слева, ахнул, и порыв ветра едва не вырвал меня из седла. Зайчик понимающе начал сбрасывать скорость.

На таком же великолепном черном коне, блестящем, словно из эпоксидной смолы, скачет всадник в легких парадных латах. Конь его идет с такой же легкостью, как и Зайчик, но всадник не прячется от ветра, лицо открыто, глаза не жмурятся.

– На вас, – спросил я, – физические законы не действуют, сэр Сатана?

Он помахал рукой, на лице появилась вежливая улыбка. Наши кони пошли рядом, Зайчик ревниво посматривал на сатанинского коня, в самом ли деле тот выше и крупнее, нельзя ли как-то притереть к дереву по дороге и проверить…

– Вы совершаете рискованные путешествия, – ответил Сатана неодобрительно. – Зима… но не все монстры спят! Есть свои, зимние. Их мало, но они очень опасны.

– Зато вы очень любезны, – сказал я. – Явились, чтобы предупредить!

Он усмехнулся:

– Прекрасно понимаете, я не для этого явился. Какие планы, сэр Ричард?

– Готовлю почву.

– Какую?

– Чтобы все шло без меня.

Он покрутил головой.

– А вам не все равно, что будет без вас?

Я добросовестно прогнал перед внутренним взором лица Растера, Митчела, Альбрехта, Макса, леди Беатрисы…

– Нет, – ответил я со вздохом.

Он вздохнул.

– Впрочем, мы об этом уже говорили. Странно, с чего бы вы вздумали считать себя обязанным этим людям. Никому вы ничего не обязаны!

– Я знаю, – ответил я. – Знаю! А все равно чувство такое…

Он передразнил дружески:

– Чувство! Вы же умный человек… Как вы можете жить примитивными чувствами?

– Да я ими вроде бы и не живу, – огрызнулся я. – Это так, иногда просыпается что-то древнее.

– И вы не давите? – спросил он с интересом.

– Давлю!

– И как?

– Вы же видите, как…

Он засмеялся, но не обидно, а все так же по-дружески, как будто сам такой, тоже иногда ничего не может с собой поделать, но все-таки с собой борется, вот и мне намекает, что надо бы пожестче брать за горло собственную песню.

Я поглядывал на него искоса, неожиданно спросил:

– Признайтесь, вы с такой настойчивостью стараетесь меня убрать, что начинаю думать… гм… у вас здесь какие-то особые интересы?

Он ухмыльнулся.

– Вы очень точно улавливаете оттенки. Чем я себя выдал: интонацией? Тембром? Сменил позу?.. Я знаю, язык движений может выдать хозяина, хотя тот будет врать очень искусно. Ладно, я в самом деле имею виды на эту богатейшую провинцию.

– В чем же?

– Здесь сложилась уникальная ситуация. Край несметно богат рудами, но в то же время здесь очень развито скотоводство, склоны холмов заняты уникальными виноградниками, а еще здесь сложился слой богатых крестьян и горожан, могут представлять силу… ну, вы этого еще не представляете…

– Представляю, – ответил я неохотно, – даже знаю, что эти ваши зажиточные горожане и похоронят рыцарство. Но чем я мешаю? Если все делаю, как вы говорите, точно по вашим планам?

Он засмеялся, закидывая голову и показывая ровные красивые зубы.

– Все так, но вы следуете моему плану, так сказать, стратегически, а вот по мелочам допускаете небольшие… совсем крохотные!.. шажки в сторону. И хотя придете, куда и должны прийти, но все же я хочу эту провинцию немедленно, прямо сейчас! А вы со своими морально-этическими шараханьями можете замедлить процесс… увы, я нетерпелив, я очень нетерпелив.

Я развел руками.

– Вот-вот, вы тоже… позвольте ответить любезностью на любезность, очень точно подметили одну деталь. Я хоть и скептически отношусь ко всей этой ерунде вроде морали и непонятной вообще-то этики, до сих пор не знаю, что это, но иногда какая-то вожжа попадает под хвост… или шлея, уж не помню, но нечто меня ведет, как вы верно заметили, в угоду этим моральным вывихам. И потому даже сейчас не могу все бросить и уйти в свой мир.

Он помолчал, я гордо смотрел вперед, но чувствовал его вопрошающий взгляд.

– Но вы же уладили все с Барбароссой?

– С Барбароссой, – ответил я. – Но я не знаю насчет других соседей.

Он подумал, кивнул:

– Да, вы правы. Есть еще некоторые шероховатости, но…

– Что?

– Вы их уладите, – ответил он спокойно. Улыбнулся и добавил: – И сравнительно быстро.

Я уже несся по Армландии, почти что узнавал места, когда впервые встретил зимнего, как говорил сэр Сатана, зверя. Мы как раз мчались через небольшой лесок, звериная тропка извилистая, скорость пришлось сбросить, как вдруг слева раздался леденящий кровь рев.

Затрещали деревья, я в страхе увидел, как закачались столетние сосны, а одно деревцо переломилось от удара. На дорогу выскочил медведь, так я сперва подумал, но втрое крупнее, а когда распахнул пасть, я охнул: туда поместится голова моего Зайчика.

Руки мои автоматически ухватили копье, затем пальцы скользнули к рукояти меча, но я напомнил себе, что мы в лесу, а не на арене цирка, красоваться удалью не перед кем, и в руке оказался молот.

Зверь прыгнул, за один скачок одолев метров десять, я поспешно швырнул молот и подал Зайчика в сторону. Бешено вертящийся молот успел сделать не больше двух оборотов, как монстр оказался на том месте, где только что стоял Зайчик.

Я содрогнулся от жуткого хряска и треска костей. Монстр вздрогнул, словно столетний дуб, по которому ударили тараном, молот ударил рукоятью в подставленную ладонь, я тщательно его вытер и повесил на пояс.

Монстр повалился на звериную тропку, все четыре лапы задергались, а из-под морды потекла красная лужа, пропитывая чистый белый снег.

– Ни фига себе… – проговорил я дрожащим голосом. – Вот так едешь себе, едешь, никого не трогаешь… И откуда он взялся? Может быть, из кого-то выскочил?

Зайчик повернул голову и посмотрел с вопросом в умных глазах.

– Нет человека, – объяснил я, – в котором не был бы скрыт лютый зверь. Вот кто-то выпустил из себя зверя ненадолго, а я взял и убил… Станет ли тот человек праведником?

Зайчик начал набирать скорость, но я хлопнул себя по лбу, не придется придумывать отмазки, велел вернуться, а там с великим трудом сумел затащить чудовище на круп Зайчика, что и так лег на снег, облегчая мне труды.

К счастью, на фоне кровавого заката показались башни моего Замка. Зайчик кряхтел и поглядывал на меня укоризненно, я виновато объяснял, что уже почти приехали.

С ворот меня увидели издали, молодцы, опустили мост и подняли решетку. На середине двора я красиво спихнул с конского крупа тушу. Земля дрогнула от удара, чудовище в самом деле огромное и страшное. Народ сбежался, все ахают и таращат глаза. Сэр Растер и Макс тут же начали измерять рост, длину лап и клыков. Прибежали новые рыцари, что явились под мои знамена после захвата замка Эстергазэ. Эти ликовали больше всех: во-первых, я доказал свое благородное происхождение тем, что не утерпел и в охотничьем азарте даже зимой выехал на охоту, во-вторых – вернулся с добычей, а в одиночку добыть такого зверя просто немыслимо. Что значит, у них правильный лорд.

Я вошел в холл, слуги подхватили с плеч шубу. Я с трудом потопал застывшими ногами, стряхивая снег. Сверху сбежали барон Альбрехт и Митчел.

– Большая добыча? – спросил Митчел жадно.

– Не знаю, – ответил я. – Там во дворе сейчас меряют…

Он опрометью бросился наружу, а барон Альбрехт смотрел на меня с недоверием.

– И как? – спросил он.

Я ухмыльнулся.

– Выйдите во двор!

– Успею, – сообщил он. – И далеко вы ездили за такой добычей?

– Далеко, – ответил я. – Но попалась, честно говоря, совсем рядом с замком. Пойдемте, дорогой барон, по чашечке кофе… или грога, если предпочитаете крепкое.

На втором этаже в моих покоях тепло и сухо. В камине полыхают толстые березовые поленья, чистый жар заставляет кровь быстрее струиться по жилам. Барон выждал, пока я небрежным жестом не приглашу сесть. На столе возникли две чашки с горячим кофе.

– Угощайтесь, – предложил я и ухватил чашку. – Это годится не только для тех, кто с мороза…

Барон Альбрехт поморщился, но на этот раз как-то позабыв о своих нравственных принципах и верности Господу Богу, осторожно отхлебывал черный странно пахнущий напиток. Его внимательные глаза наблюдали, с какой жадностью пью я, наконец, напомнил небрежно:

– Вы отсутствовали сутки…

– Да, – согласился я, – дороги здесь не очень.

– И как далеко удалось забраться? – осведомился он.

– Далеко, – сказал я сокрушенно. – Хотелось бы, чтоб все жили поближе.

Он покачал головой.

– Не все. Некоторым хорошо бы жить вообще на краю света. Даже если они хорошие люди.

– Ну, – ответил я, – если врага поселить на краю света, то и он станет для нас хорошим. С дальними никогда не ссоримся!

Он кивнул.

– А у кого из соседей вы побывали?

Я пробормотал недовольно:

– Барон, вы слишком прямолинейны. Вам бы при королевских дворах потереться! Враз бы научились говорить долго и красиво, так ничего и не сказав. Это основа любой интеллигентности!

Он развел руками.

– Я ведь барон и воин, сэр Ричард!

– Ну да, – согласился я, – очень удобно вспоминаете о разных гранях своего… характера. Да принесут ли, наконец, что-то горячее?

Дверь распахнулась, вбежали запыхавшиеся слуги с подносами. Комната наполнилась ароматами жареных гусей, печеной рыбы, гречневой каши, супа из баранины, свежего хлеба и сыра.

Пока расставляли блюда по столу, барон поглядывал на меня с улыбкой. Я молчал, и лишь когда дверь за слугами захлопнулась, посмотрел на барона, раскрыл рот для ответа и… мои пальцы сами по себе ухватили толстую тушку гуся. Хрустящая корочка сразу начала послушно слезать, обнажая нежнейшее мясо, я выломал лапу и чуть ли не рыча начал пожирать, чувствуя, как по пищеводу проваливается то, что сразу превращается в силу, энергию, радость.

– Дорога в самом деле была трудная, – заметил барон. Он ел неспешно, благородно, изящно. – Это заметно, сэр Ричард. Заметно!

– Да я еще та свинья, – признался я. – Надо бы следить за манерами, но… раз лорд, то мне вроде бы все можно.

Он улыбнулся уголками губ, смолчал. Незачем говорить очевидное людям благородного звания: чем выше по рангу – тем строже правила этикета, а не наоборот, как наивно думают простолюдины. Королю в манерах позволено намного меньше, чем простому крестьянину.

– Что-то изменилось? – спросил он после паузы.

Я проглотил кусок жареной баранины, ответил придушенным голосом:

– Немного.

– Что именно?

– Можно не опасаться удара, – просипел я, запил вином, добавил: – Со стороны Барбароссы.

– Ого!

– Сдипломатничал, – сказал я скромно. – Пришел к королю и намекнул, что повинную голову меч не сечет… а секут другое место. Сечь он не стал, король должен быть великодушным, поговорили, подписали договор… на словах, правда, о взаимовыгодной торговле. Но королевское слово тверже булата, если король, конечно, рыцарь. Теперь главное внимание нужно сосредоточить на границах с Турнедо и королевством Шателлен.

Он смотрел на меня со странным выражением.

– Знаете, сэр Ричард, я от вас, честно говоря, и ждал чего-то подобного. Просто не думал, что сумеете так быстро добраться до Фоссано. А что договоритесь с Барбароссой – не сомневался. Но когда вижу такой блестящий успех, а следом – наивные рассуждения…

– Какие еще? – спросил я, задетый. – Где наивность?

– Вы еще не гроссграф, – напомнил он, – а уже думаете, как обезопасить границы Армландии. Для вас куда важнее удержаться в самой Армландии! Учтите, только часть лордов желает видеть вас гроссграфом. Остальные продвигают родню!

Я отмахнулся:

– Удержусь.

– Уверены?

– Почти, – ответил я. – Я не силен в интригах, но если родина требует… Да и ваше коварство, барон, будет востребовано в полной мере.

Он аккуратно объедал гусиную ногу, улыбнулся, но сказал лишь:

– Ну-ну… Прекрасно ваш повар готовит гуся с кашей! Пальчики оближешь. Не понимаю, почему церковь запрещает есть четырехлапых…

Я перевел взгляд на гуся, из туловища торчит последняя культяшка, хотя две лапы съел я, одну обгладывает барон.

– Четырехлапый гусь? – переспросил я в замешательстве. – Гм, не заметил…

Барон спросил с интересом:

– А если бы заметили раньше?

– Не стал бы, – пробормотал я. – Конечно, умирая с голоду, съел бы, но… при наличии выбора…

– А почему? – поинтересовался барон с ленивым интересом. – Я вот не вижу разницы. А в проклятия не верю. Человека проклинают – понятно, но гуся…

– Да дело не в проклятии, – ответил я в замешательстве, – это уж слишком модифицированный продукт. Хорошо, если генетиками… колдунами то есть, а если радиацией… или загрязнением… Ладно, этого доедим, но вообще-то я предпочитаю более консерваторную пищу… Итак, барон, нам нужно вернуться к карте. И поставить флажок.

– Флажок?

– Отметить, – пояснил я, – где очередная и заслуженная победа. А также наметить, где нанесем очередной победный удар.