Текст книги "Обретенная любовь"

Почему легавый корчит такую рожу? Он подталкивает меня в спину, а старушка жестикулирует напоследок: «Будь сильным, мой мальчик».

Черт возьми! Кажется, я только что впервые ощутил настоящий страх.

* * *

По сравнению со всем этим, утреннее путешествие по больничным коридорам в сопровождении двух копов просто ничто. Полицейские исчезли, уступив место охранникам, которые об уважении знают еще меньше, чем патрульные Куинса.

С тех пор как оказался здесь, я видел не слишком много – в основном рассматривал свои башмаки. Зато успел пережить целую кучу событий, которые уже мечтаю забыть. С меня сняли цепь и наручники, открыли тяжеленную дверь. Запах камеры ударил в нос. Меня затолкали в комнатушку и закрыли за мной дверь. Еще несколько секунд я не мог оторвать взгляд от пола и не решался осмотреть свое пристанище на оставшиеся годы.

* * *

Я не впервые оказываюсь в камере. Здесь так же грязно, как в уже знакомом мне следственном изоляторе или вытрезвителе. По крайней мере, здесь я в полном одиночестве. «Тюрьма строгого режима» – гласит надпись на стене, прямо над указателями для рук. Значит, нападение на четверых бейсболистов дает мне кое-какие привилегии. Или, может, это из-за того, что я слишком шумно покидал полицейский участок.

Я сижу прямо на полу – пародия на кровать меня совершенно не прельщает – и жду. Жду, пока отпустит желание реветь навзрыд, пока утихнет ярость и руки перестанут дрожать. Я пытаюсь дышать так, как меня учила Солис, но здесь совсем нет воздуха. Закрой глаза, парень.

От побоев болит все тело, поэтому мне не удается держать глаза закрытыми так долго, чтобы начать думать о чем-то ином, кроме окружения. Четыре стены серого цвета, разрисованные подручными средствами, кровать без матраца – на деле просто бетонный блок в глубине комнаты под крошечным зарешеченным окном. Они дополнительно повесили на него мелкую сетку, чтобы даже руку невозможно было высунуть, если вообще удастся до него дотянуться. Этого мало для доступа воздуха. Закрывай глаза, парень!

Я снова смахиваю слезы. Хватит ныть, придурок.

Заставляю себя закрыть глаза. Из-под век льются крупные слезы и текут по щекам. Я не жалею. Я не жалею. Я не…

Глава 16

Елена

Открываю глаза. Еще ночь. Я в панике, дыхание прерывистое, тело мокрое от пота.

Я пытаюсь подавить тошноту, но получается плохо. Резко вскакиваю с кровати Тига и мчусь в ванную. Едва успеваю поднять ободок унитаза, как те крохи, что мне ранее удалось в себя запихнуть, отправляются на дно. Это уже третий раз за ночь. От каждого кошмара мне становится все хуже, и я не знаю, как с этим бороться. Не представляю, где найти силы, чтобы прогнать из головы все эти воспоминания, заполоняющие мой мозг, едва я закрываю глаза.

Оторвав кусок туалетной бумаги, я вытираю им рот. Я помню: вот здесь сидел Тиган, вдрызг пьяный после наших похождений с Бенито. Мне пришлось самой стягивать с него одежду. Он вцепился в свои джинсы, болтая без умолку. Это было так смешно. Наверняка он никогда не задумывался, какой эффект его голос оказывает на меня. Вне зависимости от того, ругает он меня или умоляет залезть с ним в ванную, мне нравится слушать его голос. Он всегда звучит так, словно Тиг только проснулся. Надломленно и хрипло. И вовсе не оттого, что он слишком много курит или редко им пользуется. Этот голос отражает всю его суть – спокойствие, усыпанное шрамами.

Я делаю глубокий вдох. Тошнота отступила. Мне достаточно даже просто подумать о нем – и сразу становится легче.

Наспех прибравшись, я выхожу из ванной. Если мама прознает, что меня тошнит, она больше не отойдет от меня ни на шаг.

В комнате я вдруг замечаю письменный стол. Тиг оставил его в полном беспорядке. Не отдавая себе отчета, я сажусь разбирать весь этот бардак. Конспекты лекций вразброс. Тиг, конечно, вряд ли еще будет посещать занятия, но все же стоит разложить все по порядку. В одной из стопок разрозненных листов я нахожу рисунки. Десятки незаконченных рисунков и набросков. Они все такие реалистичные, и на всех – я. Чаще всего он рисует мое лицо. Когда я улыбаюсь или корчу рожицы. Есть карикатуры с огромной головой. Негодник Тиг! Я достаю один из рисунков: я сплю на Тиге. Он даже изобразил свои татуировки, выглядывающие у меня из-под щеки. Это так трогательно. Мне его безумно не хватает.

Я хватаю чистый лист и первую попавшуюся ручку. Она вся обкусана сверху – кажется, в этом искусстве он соревнуется с Чеви! Я застываю на секунду, а затем слова начинают литься без остановки, и я расписываю ими целую страницу, складываю, беру в своей комнате конверт, вписываю его имя и адрес: тюрьма. Никогда не думала, что однажды буду отправлять подобное письмо.

Обычно мама оставляет марки на холодильнике (иначе она их теряет, и это ее злит), так что придется спуститься за ними вниз. Я беру две на случай, если одной вдруг не хватит, выглядываю на улицу, а затем отношу письмо к почтовому ящику. Надеюсь, почтальон не забудет завтра забрать нашу почту.

* * *

Я отправила письмо неделю назад. Рано утром я наблюдала через форточку, как почтальон его забрал. И с тех пор – ничего. Каждый день я слежу из окна своей комнаты, как приходит почтальон. И собираюсь делать так и дальше. Тревога пережимает мне горло, я терзаюсь тысячей вопросов. Получил ли Тиг мое письмо? Ответит ли он мне?

Стучат в дверь. Наверное, это опять мама. Она задается вопросом, почему я уже целую неделю торчу здесь у окна. Но мне не хватило смелости признаться, что я отправила ему письмо. Так что пришлось придумывать море оправданий, одно глупее другого. «Мне нравится смотреть в окно» или «Такая хорошая погода, очень красивый вид». Я даже отцу вчера выдала что-то вроде: «Тебе тоже стоит почаще наслаждаться видом из окна». Его это насмешило, он еще сказал, мол, очень рад, что я наконец-то выбралась из кровати Тига. Впрочем, его до сих пор коробит от того, что я сплю только там. И, когда он заявил, будто так и не смог понять наших с Тигом взаимоотношений, я не нашлась, что ответить. У меня больше нет сил бороться с его отцовскими замашками.

Снова стук. А я до сих пор в пижаме и еще не умывалась со вчерашнего дня или позавчерашнего – я уже не помню.

– Елена? Я войду?

Черт, это Натали. Сердце буквально демонстрирует мне, что оно по-прежнему на своем месте, показательно пропуская пару ударов. Я выпрямляюсь и оборачиваюсь в тот момент, когда женщина тихо входит в комнату. На меня тут же сваливается чувство вины, глаза застилает пелена.

– Эм, да… Прости, я…

Уж лучше молчи, Елена!

Натали улыбается, однако выглядит плохо, и я с трудом могу понять ее настроение. Она смотрит на меня, хмурит брови, и я вижу, что она, как и я, на грани слез.

– О, дорогая моя, – стонет она.

Натали подбегает и обнимает меня. Эти объятия терзают и одновременно греют душу. Я так боялась, что она будет на меня кричать, что обвинит меня (и будет иметь на то полное право) в том, что случилось с Тигом, вонзив еще один нож в зияющую рану моего сердца. Но нет. Она выпрямляется и вытирает слезы на моих щеках, хоть и сама в это время плачет. Я даже не знаю, что именно сейчас захлестывает меня сильнее: чувство вины, стыд, гнев или грусть от того, что мы с ней сидим тут и оплакиваем его вдвоем.

– Ты ни в чем не виновата, поняла? Ты не сделала ничего плохого, Елена, – утешает она меня.

Я громко всхлипываю. Натали всегда умела затронуть самые сложные струны души. С ней все так просто, словно она лучше меня знает, что творится внутри.

– Я видела… как его увозили туда… – шепчу я. – Они все на него навалились, а он кричал и…

И больше ни слова. Боль сжимает горло так сильно, что я не могу произнести ни звука. Натали убирает с моего лба прядь волос, а затем снова обнимает меня.

– Я знаю, мне рассказала твоя мама. Я уверена, Елена, у него все в порядке. Ты же его знаешь, он всегда умел постоять за себя…

Я отчетливо вижу – она сама не верит своим словам. У него совсем не все в порядке. И мы обе это знаем, но нам остается только убеждать самих себя в обратном. Я киваю, Натали улыбается в ответ. Удивительно, насколько сильна эта женщина. Почему я не могу быть такой же, как она? Я ведь должна бороться за него! А вместо этого я, как дура, приклеилась к окну в ожидании ответного письма.

– Я уверена, он уже придумал план побега, чтобы вернуться к тебе!

Ей удается меня развеселить. Ведь этот дурачок на такое действительно способен.

Мы молчим. Это то самое мертвое молчание, которое умеет создавать только Тиг. Даже в свое отсутствие. Натали жестом приглашает меня сесть на кровать, и я устраиваюсь неподалеку от нее.

– Я знаю, что он избил этих парней не просто так, – начинает она. – Я также знаю, что один из этих бейсболистов приставал к тебе последние несколько месяцев.

Я отвожу взгляд. У меня не выходит сказать вслух – она тысячу раз права. Натали делает глубокий вдох.

– Еще раз повторю, Елена, ты ни в чем не виновата. Во всей этой истории ты с самого начала жертва. Ну, а Тиг… он просто дурак. Я его предупреждала, что нужно хорошенько подумать прежде, чем что-то делать.

Я киваю, но угрызений совести это не уменьшает. У Тига не было выбора. Он не мог просто стоять и смотреть. Они заманили его в ловушку, сделали все, чтобы он вышел из себя.

– Дорогая, никто ни в чем тебя не винит. Мы знаем, что Тига никто не принуждал. Он действовал, прекрасно осознавая, что его за это ждет. Он сделал это для тебя. Единственное, что остается непонятным, – почему?

Потому что Джейсон собирался изнасиловать меня прямо у него на глазах. Эти слова в голове звучат так просто, однако им не суждено покинуть моих уст. Я не способна сказать это вслух. Она наклоняется и целует меня в лоб.

– Ты сильная, просто пока не знаешь об этом. Милая, ты сможешь все это преодолеть. Забудешь свои ощущения и отвращение, которое тебя переполняло. Мне известно, что сильнее всего тебя преследуют картины прошлого. Но, дорогая, ты должна помнить, что ты сама контролируешь свой разум. И ты должна прогнать все эти мысли, пока они не испортили тебе всю оставшуюся жизнь, поняла?

Натали запинается и сглатывает. Черт, откуда она все это знает?

– Ты… Тебе все это знакомо? – спрашиваю я.

Она улыбается в ответ одними губами, но не глазами. Такое чувство, будто когда-то давно она покорила гору и с тех пор с гордостью возвышается над ней. А что же я? Мне не удалось приблизиться даже к подножию этой горы.

– Угу. Но все это прошло. Посмотри: сейчас я замужем, у меня есть дети. Я пересилила то, что, как мне казалось, было неотъемлемой частью моей жизни. К чему бы ни принуждал тебя мужчина, он никогда не сможет опустить тебя до своего уровня. Никогда не забывай об этом. Настоящая сила не имеет ничего общего с мускулами или гордостью. Настоящая сила – в твоем сердце. И я знаю, что ты уже нашла источник, питающий тебя. Несмотря на то, что он сейчас в тюрьме. Тиг и ты – вот твоя сила. И ничто – ни расстояние, ни стены – не смогут вас разделить.

Слезы катятся по щекам, подтверждая каждое ее слово. Она права. Как всегда. Я вытираю лицо от смущения. Хватит реветь, ради всего святого!

– Никто не может пойти против любви… Даже твой отец.

Смех пробивается сквозь слезы.

– Мм… Даже не знаю. Мне кажется, он не хочет ничего понимать. «Я запретил этому негодяю увиваться за моей дочерью», – изображаю я разгневанного отца.

Натали смеется.

– Он поймет!

Я улыбаюсь в ответ. От нее исходит такая уверенность. Я должна быть такой же сильной. Знаю, Натали переживает настоящий кошмар: человек, которого она считает своим сыном, попал в тюрьму. Это худшее, что могло с ней случиться. Но она держит себя в руках.

С нижнего этажа раздается тоненький голосок. Мы удивленно переглядываемся.

– Ох… Кажется, муж не справляется с дочкой, – говорит она с улыбкой.

– Вы приехали вместе?

– Да, и я хочу вас вместе сфотографировать. Я сейчас их приведу. А потом сразу поеду на встречу с адвокатом Тига. И поскольку он нанесет ему визит в тюрьме… я подумала, ему будет приятно увидеть вас на фото.

Наступает молчание, и, чтобы его заполнить, я улыбаюсь в ответ.

– Отличная идея. Но ты видела, что у меня на голове?

Я похожа на труп. Натали заливается смехом.

– Не переживай, как-нибудь выкрутимся. Сходи в душ для начала. И тебе обязательно нужно выйти из комнаты и что-нибудь поесть, – советует она, поднимаясь. – Ты выглядишь ужасно!

– Да, ты тоже, – парирую я.

Она подмигивает мне и выходит из комнаты, а я отправляюсь в душ.

* * *

Натали с мужем и маленькой Норой уходят. Мы всей семьей оказываемся на улице, чтобы посмотреть, как молодая мама с дочкой на руках выходит за ворота. Она без тени сомнения вручила мне свою малышку, едва я высунула нос из комнаты, и быстро нащелкала кучу фотографий. С моим синеватым лицом я скорее похожа на героиню из фильма «Труп невесты»[3]3
  «Труп невесты» (англ. Tim Burton’s Corpse Bride, дословно «Труп-невеста» Тима Бертона) – мультфильм Тима Бертона 2005 года.


[Закрыть].

Я пытаюсь вернуться в дом первой, но меня останавливает отец.

– Елена.

Черт, что я опять сделала не так? Я заставляю себя остановиться и дожидаюсь его у двери. Как только он приближается, я сразу понимаю, о чем он хочет мне сказать: у него в руке письмо.

Дьявол, неужели Тиг ответил?

– Только что принесли, – объясняет он.

Отец отдает мне конверт и скрывается за входной дверью.

Я опускаю глаза, и сердце заходится яростным стуком. Натали права: мое сердце и есть моя сила. Оно бьется так сильно, что могло бы запросто вырваться из груди.

Но лучик надежды тут же гаснет, а сердце моментально прекращает бег, когда я замечаю наклейку на письме: «Возврат отправителю». И больше ничего. Мое письмо просто вернулось обратно с одной чертовой наклейкой. Я возвращаюсь в кровать и пытаюсь заснуть в ожидании новых сил.

* * *

Тогда

Я вскакиваю на кровати. Что происходит? Я оглядываюсь, дыхание по-прежнему тяжелое от внезапного пробуждения. В комнате темно, и вроде бы все в порядке. Я прислушиваюсь. Почти уверена, что слышала чей-то крик. Но вокруг тишина. Наверное, мне приснилось.

Я ложусь обратно в кровать. Сердце стучит в ушах, дышать тяжело. Мне страшно. И все становится только хуже. Из-за Джейсона я совсем сойду с ума.

– Нет!

Черт возьми! Я выпрыгиваю из кровати и бегу туда, откуда был слышен крик. Кричал Тиг, и в этот раз мне точно не померещилось. Я быстро пересекаю комнату и на лету распахиваю дверь. Вопли хлещут меня, словно плеть. Душераздирающие, они заставляют меня плакать против моей воли. Неужели очередной кошмар? Я прохожу через ванную и вваливаюсь в его комнату. У Тига такой обезумевший вид, что я останавливаюсь как вкопанная.

Он визжит, кричит, колотит все кругом, а затем съеживается, чтобы закричать еще громче. Он в ужасе и выглядит абсолютно беспомощным. От этой сцены сердце выпрыгивает из груди, и я не могу пошевелиться. Секунды тянутся целую вечность.

– Мама!

Только после этого отчаянного крика Тиган выпрямляется на кровати и озирается, словно совершенно не понимая, где находится. Он вообще в сознании или до сих пор спит? Однажды был случай, когда он с криком проснулся от кошмара, но в тот раз все прошло мягче. Тиг весь в поту, рвет на себе волосы и плачет, оглядываясь кругом, будто ему грозит какая-то опасность.

Я вытираю щеки и осторожно подхожу к нему. Он выглядит потерянным.

– Тиг… – шепчу я.

Звук моего приглушенного голоса заставляет его вздрогнуть и выпрыгнуть из кровати. Тиган оказывается у стены, перевернув на ходу прикроватную тумбу, и топчется по ее обломкам, раскиданным по полу. Его грудь ходит ходуном, дыхание затруднено, он в панике. Пытается ухватиться за стену у себя за спиной, а потом вдруг трясет головой и потирает лицо на выдохе. Тиг, я не знаю, чем тебе помочь! Намекни, что делать!

– Тиган?

Он вздрагивает, оборачивается ко мне, словно до этого не замечал моего присутствия, и внимательно смотрит на меня, затем трет глаза и проводит по мокрым щекам дрожащими руками.

Слегка приоткрыв рот, он шепчет:

– Он убил ее.

Кровь стынет в жилах. О чем он вообще?

Я подхожу ближе. Нужно его обнять, невозможно просто стоять тут и ничего не делать. Он озирается и отползает прочь от меня вдоль стены. Я протягиваю к нему руку.

– Не трогай меня! – кричит он.

Тиган начинает яростно махать руками – и я отскакиваю назад, однако он успевает задеть меня. Больно, но я слишком боюсь за него и не могу прямо сейчас пойти рассмотреть себя в зеркало. Губа и щека пульсируют от боли. Я не обращаю на это внимания. Прямо сейчас я нужна ему.

– Я… Ох, Тиг, о чем ты говоришь?

Черт, сквозь слезы сложно разобрать, что я тут мямлю. Давай же, Елена, соберись!

– Да о Милерзах! Он ее убил!

Не могу вдохнуть. То, о чем он говорит, ужасно. Кто такие эти Милерзы? Он ползет дальше вдоль стены в поисках выхода. На лице застыла гримаса ужаса.

– Кто? Тиган, куда ты? – спрашиваю я негромко, стараясь не испугать его.

– Я… должен идти. Если он вернется… Я… Черт, Елена, что мне делать, если он вернется?

– Тиг, я не знаю, о ком ты говоришь.

Он внимательно смотрит на меня, затем снова вытирает намокшие щеки. Кажется, он проснулся, но тогда почему продолжает паниковать?

– Я должен поговорить с матерью. Где мой сотовый? Елена, дай мне мой мобильник.

С матерью?

– Я не знаю… Тиган, я схожу за отц…

– Где мой сотовый? – вдруг срывается он на крик.

Его голос ударяет, словно хлыст, и заставляет меня вздрогнуть. Тиг лихорадочно обшаривает карманы своего спортивного костюма, но ничего там не находит.

– Елена, помоги мне, позвони моей матери! – плачет он.

– Ладно… Я… Кому я должна позвонить?

– Да моей матери, черт возьми! – злится он.

Он подбегает ко мне, и я отстраняюсь, чтобы не получить новый неожиданный удар по лицу. Тиган останавливается прямо рядом со мной, запустив руки в свою шевелюру, и оглядывается. Я слышу его учащенное дыхание.

– Но твоя мать, она…

– Что она? Позвони ей, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

Я отступаю еще на шаг. Еще никогда он не пугал меня так сильно. Такое впечатление, будто передо мной стоит какой-то другой Тиг. Сейчас он больше похож на загнанного зверя, чем на парня, которого я люблю.

Мои руки дрожат, горячие слезы текут по щекам. Я бегу в свою комнату. Кажется, он даже не отдает себе отчет в том, на какой громкости со мной разговаривает. Сейчас он где-то очень далеко от меня, в месте, которое пугает его до ужаса. Я возвращаюсь со своим телефоном. Тиг стоит все на том же месте.

– Так, ладно… Давай попробуем позвонить Натали, – шепчу я.

Он смотрит на меня, мысленно умоляя помочь ему.

– Да, моей матери. Прости, детка, я наорал на тебя, – произносит он, поглаживая дрожащей рукой мою раненую щеку.

– Ничего страшного.

Я быстро нахожу номер Натали в записной книжке, нажимаю кнопку вызова и сразу передаю ему трубку. Он отворачивается, тяжело дыша.

– Он ее убил! Милерз! Мама, я клянусь, он ее убил! Я там был, мам, она не дышала! Там были… Я выпрыгнул в окно и… Я… с Еленой… но он вернется. Что мне делать, мам? Я уже не помню, где ты живешь. Мама, черт, приходи за мной! Что? Как мертв? Ты уверена? Я… я не знаю… Мам, он ее убил, и она упала прямо на меня… Там все было в крови. И… Тристан визжал… Я все помню, черт возьми! Мам, приезжай, пожалуйста, я ведь…

Хоть немного, но, кажется, разговор с Натали его остужает. Он по-прежнему не в себе, но уже не такой буйный. А разговор все продолжается:

– Да… с Еленой. Но, мам, Тристан тоже меня знает. Что мне делать, если он заявится со своим ремнем? Черт, мама, после этого будет больно больше недели!

Я вытираю щеки. Я совсем не понимаю, о чем речь. Кто такой Тристан? И что за кровь повсюду?

– Да, мам, – говорит он и передает мне трубку.

Я прислоняю телефон к уху. Тиг усаживается на кровать, продолжая смотреть на меня во все глаза.

– Алло.

– Елена? Ты в порядке? – спрашивает Натали.

– Да.

– Вы были вместе? Я не до конца понимаю, что там у вас происходит.

– Нет, он спал у себя, а потом… начал кричать и плакать. Затем внезапно проснулся, сказав, что она мертва. Я ничего не поняла… Он…

Пока я разговариваю, Тиг растягивается на кровати.

– Елена, он только что вспомнил кое-что важное и теперь не знает, как с этим быть. Психологи меня предупреждали, что такое может случиться… Ты ведь знаешь, что есть определенные причины, по которым он почти не говорит. Но… хорошо, что ты сейчас рядом. Ты сможешь его поддержать. Поищи в его сумке пузырек с лекарством, это успокоительные, дай ему две таблетки. Это поможет ему успокоиться.

– Хорошо, две таблетки. Я поищу в его сумке. Но что это вообще было?

– Это посттравматический шок. Ты же знаешь, он в детстве пережил всякое и держит все внутри уже долгое время. Естественно, в моменты, когда воспоминания находят выход наружу, это происходит с таким эмоциональным всплеском.

– А… понятно. Как паническая атака?

– Да, точно. Насколько помню, он вообще плохо спит, часто видит кошмары. Тебе придется о нем позаботиться: я не могу вылезти из кровати, у меня роды на носу. С ним уже такое случалось, с тех пор как он живет у вас?

– Да, недавно, но не так сильно.

– Елена? Что происходит? – вклинивается голос отца.

– А! Пап, Тиган там…

Я вся в слезах, стараюсь не смотреть на отца.

– С кем ты говоришь?

– Это… это Натали. Я пойду найду таблетки.

Я передаю телефон отцу и бегу к шкафу. Сумка Тига должна быть где-то здесь.

– Детка, ты куда? – обращается ко мне Тиг.

Черт, он раскроет нас перед отцом!

– Елена, не плачь, я…

Я в панике копаюсь в его сумке и замечаю краем глаза, как он привстает.

– Не волнуйся, я сейчас подойду, ладно?

– Давай скорее.

Отец все еще разговаривает с Натали. Я, наконец, нахожу то, что мне нужно, и отправляюсь в ванную за стаканом воды. Когда я возвращаюсь с водой, отец внимательно смотрит на меня.

– Елена? – восклицает он, заметив мою губу.

Я пропускаю все мимо ушей и направляюсь к Тигу – он вновь растянулся на кровати, дыхание выровнялось, и, кажется, он уже видит сны.

– Тиг, возьми, прими это.

Он послушно и без возражений глотает лекарство, стягивает футболку и, сбросив ее на пол, моментально засыпает. Я натягиваю на него одеяло.

– Пойдем, – говорит папа по пути к двери.

Тиг остается в своей комнате. Теперь он кажется таким умиротворенным. Ничего общего с человеком, который кричал и метался несколько минут назад. Кризис закончился так же быстро, как начался.

Мы выходим на лестницу, ноги и руки дрожат. Что такого ужасного он мог пережить в детстве?