Текст книги "Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой"

Такие конфликты лояльности могут подорвать психику ребенка и вывести его из душевного равновесия[41]41
  О том, какие действия защиты вынуждают детей идти на конфликт лояльности и какие последствия для их развития это влечет, я расскажу далее.


[Закрыть].

Было бы несправедливо критиковать таких родителей за оппортунизм. Мать Андреа видела ситуацию такой, какой преподнесла ее дочери: она чувствовала себя жертвой. Но конфликт лояльности возникает у детей независимо от наличия объективной вины за одним из родителей. Как вариант, можно ждать, что человек, глубоко обиженный партнером, страдающий и разочарованный, проявит героизм и возьмет на себя ответственность за неудачный брак, то есть в конечном итоге частично оправдает второго родителя. Тем не менее общая ответственность должна стать частью обстоятельств, сопровождающих развод, это поможет детям легче его пережить.

Еще один способ освободиться от ответственности перед ребенком хорошо виден на примере матери Марио (с. 35 и далее), которая два года скрывала от сына состоявшийся развод. Вероятно, она думала, что чем старше будет сын, тем легче он перенесет это известие[42]42
  О реакциях на развод в зависимости от возраста и о том, существует ли более-менее подходящий, с точки зрения детей, возраст для развода, рассказано в разделе 6.3.


[Закрыть]. Как мы знаем, переживание развода все-таки настигло Марио, просто на год позже. Скрывать истинное положение дел опасно, поскольку ребенок рано или поздно заметит, что что-то не так. Внешне все может выглядеть так, будто все в порядке, и ребенок не может ни с кем поделиться своими фантазиями, которые зачастую бывают намного ужаснее реальности.

Известие об окончательном расставании с отцом могло заставить Марио думать, что его обманули, говоря, что в квартире идет ремонт или что отец уехал в командировку. Другой вариант – мальчик мог решить, что разлука была такой долгой, что отец забыл о нем и не вернется. Оба варианта плохи. В первом случае ребенок потеряет всякое доверие к взрослым, во втором – утратит веру в то, что отношения сохраняются даже после временной разлуки. Такие дети, вырастая, стараются контролировать любимого человека, потому что боятся его потерять.

В отличие от родителей Стефана и Магдалены, родители Марио и Андреа ведут себя инфантильно. Откладывать сообщение о разводе или просто его скрывать, желая скорее закончить неприятный разговор, и надеяться, что развод не так страшен для детей – все это очень напоминает поведение маленьких мальчиков и девочек, когда они не хотят признаваться взрослым, что что-то натворили. Я говорю «детское поведение» вовсе не в уничижительном смысле. Многие родители знают, как избежать чувства вины перед детьми и уклониться от обязанностей, принять решение и найти ему оправдание, обвинить других и т. п. Такие регрессии в поведении взрослых нормальны и повседневны. Но в сочетании с разводом они могут иметь тяжелые последствия. Происходит обмен ролями, родители выступают в роли детей, а дети – в роли критикующих взрослых, которым дано право выносить решения о виновности и невиновности. И это происходит именно в тот момент, когда дети остро нуждаются в том, чтобы быть детьми, иметь возможность сомневаться, когда им очень важно доверить свое будущее разумным и ответственным взрослым[43]43
  О других феноменах инфантилизации разведенных родителей речь пойдет далее (см. разделы 9.7 и 9.8).


[Закрыть].

Самое важное и самое сложное в момент развода – с чистой совестью взять на себя ответственность за страдания, причиняемые детям. Здесь нет противоречия. Может быть, развод откроет перед детьми лучшие возможности для развития, но сам его момент всегда болезнен и повергает их в психологический кризис. Родители создали эту ситуацию, они повинны в страдании детей. Однако речь вовсе не идет о мучительном и невыносимом чувстве вины, когда взрослому кажется, что он совершил что-то запретное и безответственное. Я, родитель, признаю, что у меня есть собственные желания, есть право на нормальную жизнь. Если я знаю, что развод не просто отвечает моим потребностям, но и пойдет на пользу ребенку, то я могу взять на себя вину. Такая позиция обязательно принесет свои плоды. Если я знаю, что у кого-то что-то забрал или чем-то обидел, потому что сейчас у меня нет другого выбора, то я постараюсь облегчить боль, возместить ущерб и уменьшить вину. Если же я не в состоянии вынести это бремя вины, то буду отрицать причиненное страдание. Вместо того чтобы подумать: «Мне очень жаль. Что я могу сделать?» – я скажу: «Нет причин жаловаться и уж точно нет причин обвинять меня!» Я переложу вину на ребенка или бывшего супруга. (Я рассматриваю позицию ответственной вины не только в контексте развода, я считаю ее вообще принципиально важной в педагогическом смысле, особенно когда речь идет о границах и запретах.)

Пример Магдалены и Стефана показывает, что справиться с реакцией ребенка на развод, обуздав свое раздражение, преодолев страхи и быстро восстановив душевное равновесие, – возможно. Но детям часто отказывают в «первой помощи» – уже в день, когда они впервые узнают о разводе. При этом обстоятельства, в которых они узнают эту новость, – лишь начало кризиса после развода.

Дать ребенку возможность выразить свои эмоции, утешать его в горе и обсуждать с ним его страхи, не загонять его в конфликт лояльности, обвиняя второго родителя, – это лишь первые виды помощи, которую родители могут оказать детям после развода. Часто разговорами все и ограничивается. Хотя, например, родители Магдалены и Стефана активно помогают своим детям, отвечая на видимые эмоциональные проявления и другими способами. Как уже говорилось, речь идет не только о последствиях развода, но и о стратегии по преодолению кризиса.

Например, описанная выше чрезмерная привязанность Магдалены к матери – не просто страх потери, но также средство контроля и способ предотвратить угрозу. Мать почувствовала, что ее дочь в настоящий момент не может справиться с тревогой другим путем, и позволила Магдалене себя контролировать в той мере, в какой это было доступно. Если бы она этого не сделала, у девочки сохранились бы пассивные страхи, а чувство собственного бессилия умножило бы их. Готовность матери принять потребность Магдалены в привязанности и контроле укрепила доверие ребенка: мы доверяем людям, которые доказали нам, что любые опасения беспочвенны. Мать старалась не отстраняться от дочери, справляться с капризами, и ей удалось избавить ребенка от необходимости отчаянно бороться за близость. (Если бы женщина оставалась дома, только когда дочь плачет, кричит и рыдает, девочка решила бы, что мать остается с ней только вынужденно. А принуждение – нечто совсем иное, нежели контроль.) Постепенно Магдалена обрела уверенность в том, что мать не покинет ее, и это смягчило страхи. Первоначальное доверие к матери как к досягаемому константному объекту[44]44
  К объекту постоянства; см. экскурс на с. 107 и далее.


[Закрыть] было восстановлено, и потребность в контроле пропала.

У Стефана все получилось несколько иначе. Его папа и мама временно утратили значительную родительскую компетентность из-за споров и конфликтов в ходе развода. На счастье Стефана, дедушка признал горе внука и, вместо того чтобы морально поучать родителей, закрыл собою образовавшуюся «брешь». А папа и мама не слишком поздно поняли, в чем их ошибка и что в интересах ребенка следует забыть свои разногласия. Поэтому на девятый день рождения мальчика они снова проявили себя как родители.

В предыдущем разделе говорилось о чувстве вины, которое заставляет родителей поддерживать убеждение в важности развода для детей. Мамы и папы поддерживают иллюзию, что развод не повредит детям, и в конечном итоге часто игнорируют эмоциональную реакцию детей на происходящее (либо создают условия, которые мешают детям выражать эмоции). Такие родители не справляются с ответственностью за боль, которую они причинили детям своим разводом. Признать эту боль – долг человека, который несет за нее ответственность. И даже большая боль не исключает того факта, что решение о разводе может быть полезно для детей в перспективе.

Непринятие ответственности не только мешает «первой помощи», но, по моему опыту, является одной из двух главных причин ухудшения психологического состояния детей на протяжении недель и месяцев после развода[45]45
  Другая причина следует из психического состояния разведенных родителей, о чем мы будем говорить далее.


[Закрыть]. Родители просто не связывают поведение детей, в котором проявляется их реакция на травмирующее событие и которое служит для преодоления раздражения, с разводом. Официально развод – вообще не кризис, а если нет кризиса, нет и проблем. Значит, вызывающее поведение – это просто плохое поведение или глупости.

Фриц, например, не может простить своей матери, что та прогнала отца. Мальчик, конечно, любит мать и боится ее потерять, хотя и старается этого не показывать. Сын все время перечит маме, часто дерзок и груб. Мать Фрица не считала, что поведение сына может быть направлено лично против нее. Ей не хотелось чувствовать себя виноватой, поэтому она обвиняла его в безжалостном эгоизме (ведь сыну больше не нужно бояться «строгой руки отца»). Другая мать объясняла агрессивное поведение дочери тем, что отец и бабушка настраивают ребенка против нее. У Лизы развился страх быть покинутой, как у Магдалены: она не оставляла мать ни на минуту, но та не воспринимала происходящее всерьез. Даниэля, у которого чувство вины перешло в депрессию, вся семья обвиняла в том, что он пытается обратить на себя внимание. Если такие дети мочатся в постель, они обычно слышат замечания вроде «Это не обязательно!» или «И тебе не стыдно?»

Социальные конфликты в детском саду или школе, ухудшение успеваемости и т. п. не воспринимаются как симптомы и выражение проблем, связанных с разводом. Это рассматривается как плохое поведение, которому родители пытаются противостоять дисциплинарными мерами. Не понимая, что это – реакция на развод, родители лишают детей шанса справиться с кризисом средствами, которые им доступны. Вызывающее поведение – это самовыражение, а детей заставляют молчать. Дети же, в свою очередь, не понимают, что изменившееся поведение родителей (постоянная критика, раздражительность, недостаток терпения) связано с их взрослыми проблемами. Что дети чувствуют, так это потерю доброго отношения к себе – именно тогда, когда они больше всего в нем нуждаются. Ребенок не получает помощи, чувствует себя все более одиноким, а это подпитывает аффекты и усиливает страх. Поведение, которое ведет к конфликту с родителями, требует новых душевных затрат, критики со стороны взрослых становится все больше, конфликтные ситуации множатся.

До сих пор мы рассматривали поведение пап и мам в связи с разводом в основном с педагогической точки зрения – в свете воздействия на детей. Главный вопрос заключался в том, могут ли взрослые признать, что развод неизбежно становится для детей кризисом, в котором виновны родители. Я постарался показать, насколько важно, чтобы родители осознанно брали на себя ответственность за страдание, причиненное сыну или дочери, описал, каково это – встретиться лицом к лицу с болью и грустью твоего ребенка. Также мы говорили о том, что ответственность несет и родитель, который не чувствует себя виноватым в разводе. Если это условие не выполняется, острое страдание детей усугубляется конфликтом лояльности.

Пришло время признать, что родителей просят сделать нечто, что превосходит их психологические возможности. Было бы ошибкой думать, что развод заставляет детей страдать, но зато прекращает конфликты между родителями. В последние годы появилась серия работ о кризисе бывших партнеров. Материалы этих исследований показывают, что личные конфликты не только сохраняются после расставания, но иногда и становятся более серьезными. Для большинства людей развод влечет за собой множество психологических, социальных и экономических проблем, с которыми многие пары ранее не сталкивались. Проблемы, разумеется, бывают и у инициаторов развода. В данном разделе я хочу обратить внимание на ситуацию родителя, с которым дети остаются после развода. Положение ушедшего из семьи будет рассмотрено далее (см. главу 9).

Хотя число одиноких отцов в последние годы выросло, в девяти из десяти дел, связанных с разводом, суд предоставляет опеку над детьми матери, особенно если они дошкольного или младшего школьного возраста[46]46
  Этими вопросами подробно занимается Фтенакис (1985).


[Закрыть]. Для удобства в этой главе я буду называть родителя, несущего ответственность за воспитание детей, матерью, а покинувшего семью – отцом.

Мы выяснили, что дети воспринимают развод не как расставание взрослых, а прежде всего как ситуацию, в которой их, детей, бросили. Родители переживают аналогичные чувства. Боль, горе, страх перед будущим, гнев и ненависть к бывшему партнеру, иногда – в основном бессознательно – по отношению к детям, встречаются почти при каждом разводе. Чувство вины сопровождает большинство разводов и связано не только с детьми. Виноватыми себя чувствуют мужчины и женщины, которые расстаются с супругами из-за новых отношений, и те, кто разводится против воли мужа/жены. Чувство вины и неудачи возникает у тех, кого «бросили». Фрау К. вышла замуж в девятнадцать лет. Через два года муж-алкоголик бросил ее одну с одиннадцатимесячным ребенком. Она знала о слабости возлюбленного, когда выходила замуж, и вступила в брак вопреки советам родителей и друзей. «Я была уверена, что смогу вернуть его на правильный путь, что моя любовь, семья и ребенок сделают его достойным человеком. Как я себя переоценила!» Эта «неудача» заставила фрау К. испытывать чувство вины по отношению к родителям, мужу и особенно к ребенку, который из-за нее будет расти в неполной семье.

Ощущение несостоятельности мы находим у женщин и мужчин, чьи браки развалились по самым примитивным причинам. Почти каждый распавшийся брак, особенно такой, в котором есть дети, является неудачным. Речь идет о принятом когда-то решении быть вместе и создать семью, которое было неверным или поспешным. То есть несостоятельным оказывается важный жизненный концепт.

И у детей, и у взрослых неудача в личной жизни влечет за собой потерю чувства собственного достоинства, потерю веры в себя. Появляются сомнения в возможности выстроить полноценные отношения, быть любимым, уметь достигать жизненных целей. К этому добавляются сомнения в своей привлекательности, интеллектуальной или физической, а также боязнь старости и одиночества.

В дополнение к психологическим проблемам, от которых одинаково страдают женщины и мужчины, возникают социальные и экономические проблемы, с которыми сталкиваются разведенные матери[47]47
  См. также Bedkower/Oggenfuss, 1980; Fthenakis et al., 1982, представивших в своей книге различные эмпирические исследования; Leahy, 1984; Napp-Peters, 1985; Wallerstein/Blakeslee, 1989.


[Закрыть]. Перечислим трудности, на которые они обычно жалуются.

Социальная дискриминация. Разведенных женщин и их детей в обществе жалуют меньше, чем замужних дам и детей из полных семей, хотя дискриминация не проявляется явно в виде критики или скептицизма. Она скорее скрывается за благонамеренными сожалениями и стигматизацией детей как «обделенных». Я часто слышал на семинарах по повышению квалификации воспитателей и учителей, рассказывающих о «трудном ребенке». Как правило, такой доклад начинается словами: «Я хотела бы рассказать о Руди. Ему шесть лет, мать в разводе…» Во многих случаях описанные трудности имеют другие причины, нередко это вообще исключительно проблемы педагога, работающего с ребенком. Но «ребенок разведенной матери» подразумевает под собой невысказанное «Ага! Неудивительно». Так развод причисляют к предполагаемой патологической категории. Во многих случаях и сами матери, вместо того чтобы в полной мере нести ответственность за свою жизнь (см. выше), разделяют такие взгляды и обесценивают себя.

Снижение уровня жизни и социального статуса. Почти все разведенные матери в результате развода несут финансовые потери. Это происходит даже в самых благоприятных обстоятельствах – если алименты поступают регулярно, а женщина работает. Экономия редко компенсирует потерю отцовского заработка, который почти всегда выше зарплаты матери. Обычно уровень жизни сильно падает, это касается и размера квартиры, и района, и отпуска, и подарков ко дню рождения и на Рождество, не говоря о том, что посещение ресторана или кино, спонтанные покупки становятся роскошью. В жизни многих матерей присутствуют отягчающие обстоятельства: отсутствие профессии; безработица, которая длится дольше из-за более низкой средней профессиональной квалификации женщин; невыплата алиментов; долги, которые остались со времен семейной жизни. По оценкам Нарр-Петтерс (1985), доля одиноких родителей, в основном матерей, находящихся за чертой относительной бедности, составляет 25 %.

Одним из последствий сложной экономической ситуации является высокий уровень стресса на работе и дома. Матери, которые сидели с маленькими детьми, вынуждены вернуться в профессию; те, кто трудился полдня – найти постоянную работу на целый день. И возникает новая проблема – кто в это время позаботится о детях? Все, от домашних хлопот до помощи в подготовке школьных заданий, ложится на плечи женщины.

Повышенный уровень стресса и ограниченные экономические возможности означают, что разведенные матери часто оказываются в социальной изоляции. На дружбу и общение им не хватает времени, денег, а прежде всего – сил. Кроме того, большинство социальных отношений, которые сложились у женщин за последние годы, – это друзья и знакомые мужа, и в результате развода эти связи рвутся.

Независимость. Жизнь разведенной женщины постепенно начинает носить оборонительный характер. В ней мало места для планов на будущее (самая красивая квартира, путешествие, новый велосипед для ребенка, обновление гардероба). На первом плане – вопросы типа: смогу ли я содержать эту квартиру? Могу ли я поддерживать уровень жизни, который не заставит ребенка чувствовать себя ущемленным? Сможем ли мы летом куда-нибудь поехать? Стремясь оградить детей от лишений, разведенные женщины меньше всего думают о себе. Помощь может поступать от родителей и даже от бывшего мужа. Но даже если прежний партнер готов помочь, многие матери не готовы попадать в зависимость от него. Не менее тяжело возвращаться к собственным родителям, особенно если уход от них сопровождался конфликтом.

Я уже сказал, что социальные и экономические проблемы разведенных матерей добавляются к психологическим сложностям, вызванным разводом. Легко представить, что финансовые трудности и дискриминация значат для самооценки таких женщин, которая и так пострадала. В этот период очень нужны друзья, которые могут утешить и поддержать или хотя бы просто выслушать, чтобы женщина не чувствовала себя такой одинокой. Фрау П. почти год боролась за начало новой жизни. Когда она почувствовала, что близка к психическому срыву, то согласилась переехать с сыном Рихардом к родителям, которые ее долго об этом просили. Многим женщинам и детям такая временная «регрессия» идет на пользу (вспомним Магдалену, с. 63, 57 и далее). Это шанс глубоко вдохнуть и накопить силы, которые в дальнейшем позволят обрести автономию. С фрау П. вышло иначе, и ее история – не исключение. Возвращение к родителям означало для нее «провал», будто все, что она делала до сих пор, напрасно, и опять придется начинать с нуля. Фрау П. утратила мужество и, вместо того чтобы расслабиться, опустилась; родители лишили ее самостоятельности, и она впала в пассивную зависимость от них, вернулась в состояние ребенка, а по отношению к сыну Рихарду стала строптивой и ревнивой старшей сестрой. Таким образом, фрау П. потеряла себя как взрослую женщину и мать. Родители лишили ее дееспособности, и она в конце концов сбежала, бросив сына, и переехала в город, чтобы начать новую жизнь, не оглядываясь на прошлое. Прошлое олицетворял собой Рихард. Мальчик потерял сначала отца, а потом и мать.

Вернемся к детям. Я уже говорил, что одной из двух причин обострения постразводного кризиса является неспособность многих родителей взять на себя ответственность за причиненную детям боль, со всеми вытекающими последствиями – отрицанием, приукрашиванием, умолчанием, обвинениями. Другую причину мы озвучили только что – это кризис, переживаемый матерью (родителем, несущим ответственность за воспитание ребенка). Эти проблемы не могут не влиять на отношения матери и ребенка, а от отношений «мать – ребенок» в свою очередь зависит, как малыш справляется с опытом развода. (Я надеюсь, перечисленных ранее трудностей, которые переживают разведенные матери, достаточно, чтобы не рассматривать сделанные нами выводы с точки зрения морально-педагогического осуждения.)

Экономическое давление и связанные с ним перегрузки приводят к тому, что разведенная мать уделяет ребенку, в среднем, меньше времени. Маленькие дети, до этого находившиеся с матерью, теперь вынуждены ходить в ясли, детский сад или большую часть времени проводить с дедушкой/бабушкой/няней. Школьники после обеда остаются в группе продленного дня или одни дома. Домашние дела тоже требуют внимания, и это приводит к тому, что мать даже в свободное от работы время меньше заботится о ребенке, чем прежде.

Психологические нагрузки, которым подвергаются матери, приводят к частым сменам настроения. В момент стресса обычные повседневные запросы детей могут вызвать у женщины ощущение, что к ней предъявляют чрезмерные требования. Например, ребенок раздражается или упрямится, желая что-то получить, медлителен по утрам, недоволен едой, ворчит из-за несостоявшегося визита на каток, отказывается мыть голову или чистить зубы и т. д. Недавно разведенные матери, как правило, слишком остро на это реагируют, легко срываются на детей, плачут или наказывают их, хотя раньше просто говорили «Да ладно!» или терпеливо обсуждали с ними проблему.

Частая смена настроения и раздражительность раскрывают поверхностные проблемы отношений матери и ребенка после развода. Агрессия (обычно скрытая) в сторону ребенка усиливается. Тому есть много причин:

♦ Будничные конфликты сильно раздражают. Как мы видели, время после развода особенно «конфликтное», ссоры могут быть даже по относительно безобидным поводам, потому что ребенок в это время предъявляет повышенные требования к матери, а мать из-за перегрузок не способна проявлять терпение и терпимость. Ссоры ведут к «агрессивной зарядке» обеих сторон.

♦ Важным фактором, позволяющим сдерживать агрессивность, является способность пап и мам понять ребенка, его желания, причины, по которым он что-то делает наперекор. Такое понимание – результат способности частично отождествлять себя с сыном или дочерью, вставать на его место. Понимающий родитель не упрекает ребенка за сопротивление, не злится, а помогает адаптироваться. Чем сильнее гнев, тем больше забот и проблем.

♦ Есть виды агрессии, напрямую связанные с разводом. Для многих матерей развод – это попытка начать все заново. Чем глубже в прошлом отпечаток неудачи, тем сильнее чувство гнева, стыда и т. п., которое связано с ребенком. Ведь он на протяжении всей своей жизни был «доказательством» материнского провала. С этим тесно связаны амбивалентные чувства и потребности таких матерей в отношении детей – ведь дети неизбежно напоминают своих отцов[48]48
  Проблему усиливает тот факт, что многие дети – сознательно или нет – идентифицируют себя с отсутствующим папой. Сравним по этому поводу с. 139 и далее.


[Закрыть].

♦ Наконец, агрессия, связанная с лишениями и ограничениями, возникшими из-за детей.

Все эти виды агрессии обычно остаются неосознанными – чувство материнской любви и чувство вины, которые их вызывают, присутствуют одновременно. Они становятся катализатором «повседневного гнева», делают мать более раздражительной. Безвредные конфликтные ситуации усугубляются разными неосознаваемыми моментами. Например, Луис не хочет надевать пальто по утрам, когда нужно идти в детский сад, потому что ему нравится носить джинсовую куртку. Это связано с тем, что недавно, листая свою любимую книжку о медвежонке Тедди, мальчик обнаружил, что герой выходит из дома в джинсовой куртке. Луис постоянно отождествляет себя с героем из книжки, который тоже ходит в детский сад, ему также больно при падении и т. д. (идентификация, которую часто с пользой использует и мать, потому что медвежонок умеет умываться и чистить зубы[49]49
  Отношение детей к фигурам из книжек с картинками, сказок или телепередач бывает очень сложным. Благодаря идентификации с героем ребенку удается установить часть своей идентификации с отцом или матерью, когда герой подчиняется правилам взрослых. В известном смысле сказочный персонаж становится для ребенка моделью интеграции собственных потребностей и родительских требований, своего рода «символическим вспомогательным Я». Наряду с этим часто возникают функции «переходного объекта» (напр., Винникотт, 1971). (Сравним также обобщающую систематическую работу Шефер о роли переходных и игровых пространств в преодолении психических конфликтов и выполнении задач развития.)


[Закрыть]). Вполне безобидная ситуация, легко разрешаемая в зависимости от настроения и семейных традиций: можно поговорить о том, как холодно было бы медвежонку, если бы он зимой надел только джинсовую куртку, прямо как маленькому зайчишке (из другой книжки); можно взять с собой куртку на случай, если станет теплее, или предложить надеть ее после обеда на детской площадке. (Это маленькие хитрости, ориентированные на моментальную реакцию ребенка – его самоотождествление с медвежонком. Все это утешает, помогает избежать впечатления, что мать стремится показать свою власть.) Однако мать способна на такие действия, требующие не только времени, но и таланта, лишь в случае, если она может представить себя на месте ребенка, проникнуться ситуацией. Но мать Луиса воспринимает сцену так: «Луис знает, – думает она, – что на улице холодно, и мы опаздываем. И делает это намеренно, чтобы мне досадить. Я работаю целый день, значит, могу рассчитывать на каплю сочувствия. В конце концов, разве я много требую? Лишь надеть зимой пальто. Довольно! Он должен, наконец, понять, что не все будет так, как он хочет!» Ситуация заканчивается яростным сопротивлением Луиса, мать сердится и запрещает ему послеобеденную прогулку на детской площадке. У Луиса начинается истерика…

Они словно оба играют роли из разных пьес. Мать воспринимает поведение сына как неуместное, считает его черствым и властолюбивым, а себя чувствует невинной жертвой, которая имеет право на толику внимания. Она переносит переживания из неудачного брака на отношения с сыном, наделяет ребенка чертами характера бывшего супруга. Эта сцена пробуждает воспоминания о периоде, когда мальчику был год, а его мать чувствовала, что выпала из жизни, потому что ради мужа и ребенка отказалась от карьеры врача, о которой мечтала.

Описанная сцена подсказывает, какими будут эмоциональные состояния в будущих конфликтах в постразводный период. Подавленная агрессия матери по отношению к ребенку проявляется время от времени, когда мать чувствует себя опустошенной. Однако мысли вроде «Если бы я не родила ребенка…» или «Если бы пневмонию, которая была в два года, не лечили…» сопровождаются таким сильным чувством вины и стыда, что не могут стать осознанными. Чтобы справиться с агрессивными импульсами, нужен повод для их легитимизации. Отказ Луиса надеть пальто позволил матери проявить наполняющий ее гнев, минуя подсознательные агрессии.