Текст книги "Дай лапу: Веселые и печальные, легкомысленные и серьезные, забавные и трогательные истории про людей и про собак"

– Эй, шкет! – из-за дерева, чтобы не привлекать внимания, Андрей окликнул и пальчиком приманил к себе деревенского паренька, из кустиков наблюдавшего за происходящим.

– Не знаешь, чего тут?

– Убийство, – прошептал паренек. – Двух сразу.

– Женщин?

– Не. Городских, дачников.

– Пенсионеров, что ли?

– Не. Старики летом ездили. И то редко. А как лето кончилось, эти стали. Они с позапрошлого года у Матрены дом откупили, перестроили, ну и ездили. Молодые еще. Один – сын. Может, по двадцать лет только. Или по девятнадцать. Максим, а другой Славка. Мы у них музыку через забор слушали.

– И как тебе записи?

– Класс.

«Малый, – подумал Андрей, – тупой и крепкий, как лозунг».

– Пойдем, – предложил пареньку, – поближе посмотрим.

– Не, – замотал тот нечесаной головой.

– Пойдем. Чего ты?

– Что я, совсем, что ли?

– Покойники, они смирные.

– Вот сам и иди.

– А где третий? – спросил Андрей.

– Чего? – не понял парнишка.

– Мне старуха в магазине сказала. Трое их было. На джипе.

– Слушай их больше. Брехня. Машина, точно, стояла.

– Светлая?

– Белая, а по бокам грязная. Нет. Двое их. Может, и третий был, но я не видел. Мы на великах гоняли. В субботу и воскресенье.

– Подсматривать – нехорошо.

– Больно надо. У них музыка хорошая.

– А машина? Давно уехала?

– Она разве… уехала?

– Не заметил?

– Мы на карьер купаться ездили.

– А когда их угробили-то? Сегодня?

– Точно не знаю. Недавно. Вчера мы тут проезжали. Темнело уже. Сторож с собакой гулял, и больше никого. Этих убитых тогда еще не было.

– Ладно, дай пять, – сказал Андрей. – Дрожи дальше.

Он пожал его потную вялую кисть. И отошел.

Точно – они. Штаны Максима, клетчатые. Он часто в них ходил. Голова то ли есть, то ли нет, непонятно. Колеса мешают, люди. Далековато. А может, в выемке так лежит. У Славки колено голое. Лицо, голова – всё под коркой кровяной, и трава вокруг грязная, бурая.

Подкрался поближе, но милиционер заметил и отогнал.

– Нельзя. Уходите.

– Вот сволочи, – ругнулся Андрей. – Кто их?

– Проходи, парень. Нельзя. Уходи отсюда.

– А кто их? Нашли?

– Я кому сказал?

– Ухожу, ухожу.

Пухлая сизая туча, нависая над озером, угрожала дождем.

Небо меркло.

10

В сыром полуподвальном помещении, приспособленном для занятий атлетической гимнастикой, не выветривался запах плесени и пота.

Ребята взмыленные.

Севка жал с груди, лежа; по блинам – килограммов семьдесят. Иван качал на тренажере спину.

– Обожди, – сказал он, заметив в дверях Андрея.

– Работай, работай.

Яшка сидел в углу на своей тележке и с пола заваливал на обрубки пудовую гирю.

Андрей поставил рядом с ним коробку с курткой. Потрепал за кудри.

– Тебе. От всех нас. С годовщиной.

Яшка смутился.

– Спа…па…сибо, – когда волновался, он сильно заикался. – Раз… разз… денешься?

– В душ с вами схожу. Не отвлекайся.

Обошел зал, посмотрел, как работают другие. Поздоровался за руку с тренером.

– Сачкуем?

– Дела, Олег Матвеич.

– Дела у прокурора, Андрей. Если для тебя что-то важнее – прощай.

– Крутой у вас характер, Олег Матвеич.

– Только так.

– Сам не уйду ни за что. Пока не прогоните, помозолю вам глаза.

– Канителиться не в моих правилах. Даже с тобой.

– Знаю, Олег Матвеич. Вы уже говорили.

Андрей разделся и в душевой занял дальний отсек.

– Здорово, командир! – Севка влетел первым. – Где пропадал? Мы тебе целый день названивали.

– Надо, мужички, кое-что обсудить.

– Есть работка?

– Может быть.

– А я? А мне? Я тоже хочу! – улыбался Иван, стягивая через голову липкую, пропитанную потом майку. – Сев, мочалка у тебя?

– В сумке.

Зашумела вода и в соседних отсеках – и там жались по двое, по трое. Душевую заволокло паром.

В дверях показался Яшка в новенькой куртке. Он сидел на тележке и улыбался. И благодарно смотрел на Андрея.

Андрей, накинув полотенце на голову, подошел к нему, посмотрел, как сидит новая вещь, и остался доволен. Завернул рукава, чтобы не волочились по полу, и сказал:

– Может быть, чуть-чуть велика.

– Ннн-нет, – с чувством возразил Яшка.

– Здесь немного подтянем, и порядок. Главное, в плечах тик в тик, верно?

– Ддд-да.

– Доволен?

– Дд-дорого.

Андрей фыркнул и недовольно всплеснул руками.

– Вы как сговорились сегодня. Все меня обижают. Разве дареному коню в зубы смотрят? А, Яш? Это же от всех нас. Скинулись. Что деньги? Ерунда. Тебе же нравится? Вот и носи.

Яша смутился.

– Иззз… вини, – сказал.

– На семь кабак заказан. Выпьем за тебя по рюмашечке. Не возражаешь?

– Ггг-де?

– На Чистых… Эй, бойцы! – крикнул Андрей. – Намыль имениннику шею!

– Пусть идет! – отозвался Севка.

– А К-кк-атя ббу-дет? – спросил Яшка. И густо покраснел.

– Приказывай. Для тебя – из-под земли достанем.

– Ддд-остань.

– Ну ты у нас донжуан! – рассмеялся Андрей.

11

Севка привез новорожденного на такси.

Иван встретил их на бульваре, посадил Яшу на загривок и внес. С креслом решили не связываться, и обратно отправят так же путем, привезут на такси домой и сдадут отцу с рук на руки.

Яшка был счастлив.

Нарядный – в белой рубашке с галстуком. Поверх новая куртка. Воротник поднят, мех струится, играет, округло обтекает тонкую шею, рукава закатаны на два оборота. На коленях букет алых гвоздик – Кате приготовил.

Официант – молодой парень, вышколенный, с почти женской грудью, раздобревший на казенных харчах, – принес водку в запотевшем графине. Потом шампанское и закуски.

Пожелал всем приятного аппетита.

– Горячее когда подавать?

– В восемь ноль-ноль.

Иван бесшумно открыл шампанское, разлил по фужерам.

– Мальчики! Мальчики! – к столику пробиралась Катя. – А дама? Как вам не стыдно начинать без меня?

– Бабьё, – проворчал Иван. – Выпить спокойно не дадут. При виде девушки у Яши увлажнились глаза, по лицу растеклась улыбка.

– Поздравляю, – сказала Катя и выложила на стол книгу.

Севка прочитал:

– Дэн Браун. «Код да Винчи». У, Яха, живем. Моднючая вещь.

Катя наклонилась и поцеловала именинника в кудри.

– Желаю тебе, милый Яшенька, всего-всего. Что сам ты себе желаешь.

Яшка протянул ей букет.

– Как? – наигранно удивилась Катя. – Мне? Ну, мальчики. Я не стою.

– Бери, бери, – грубовато настаивал Иван. – Пока дают.

Севка подставил еще один стул. Катя сняла шляпку и села. Андрей наполнил вином еще один фужер.

– Давай, Иван, – предложил Севка. – Загни тост.

– При дамах я – пас.

– Мизантропический.

– Не.

– Девок боишься, что ли?

– Да они хуже чумы.

– Ладно. За него. За ум его и душу, – провозгласил Андрей. – Может быть, мы вместе не стоим его одного.

Ребята притихли.

Чокнулись, выпили.

– Вперед, – скомандовал Севка, набрасываясь на закуски. – Опухли с голодухи.

– Яш, – обратился к приятелю Андрей, – позволь, я уведу твою даму.

– С-с-с-совсем?

– Что ты! За кого ты меня принимаешь! На пару слов. Не волнуйся, мне надо бы с ней перекинуться насчет барахлишка.

Катя поднялась и чмокнула Яшу в щеку.

– Скоро вернусь. Ты же знаешь, с ним я в безопасности. Мальчики, присмотрите за моей шляпой, пожалуйста.

– В пруд ее, – сказал Севка. – Лебедям. Пусть жуют.

– Грубиян, – притворно фыркнула Катя.

12

Под выносным балконом ресторана застойная вода пруда лениво чмокала и покачивалась, отражая свет окон и фонарей; дальше к центру водоема она жирно темнела. Мутная зеленоватая ряска тянулась дугообразно к ближним липам. Грязно светлели окурки, огрызки, куски недоеденного хлеба. Утки сбились к домику. Два черных лебедя, плавая вдоль берега, выпрашивали подачку, потеряв природную гордость.

– Был? – тихо спросила Катя.

– Хуже, чем я думал, – сказал Андрей. – Надо с мужиками посоветоваться. Но сначала – с тобой.

– Видел их? Нашел? Максима и Славку?

– О них – позже, – уклонился от ответа Андрей. – Тебя же интересует джип?

– Да.

– И нас тоже. Если мы возьмемся за это дело, кое-что мне надо от тебя услышать.

– Как? – удивилась Катя. – Ты мне обещал. Я так надеялась на вашу помощь.

– Третий, Серый, как ты говоришь, он кто?

– Понятия не имею.

– Он их поил, тусовщиков твоих, Притулу и Агафона. Как я понимаю, с целью. Почерк знакомый. Сидел и носа не показывал. Твои клиенты налакались и отрубились, а Серый не пил, в фикус сливал.

– В какой фикус? Мне про фикус Максим ничего не говорил.

– Тёпа ты все-таки, – улыбнулся Андрей. – Мимо проносил. Они грамотные. Дождался, когда Максим и Славка уснут, спокойно сел в твой джип и укатил. Думаю, прошлой ночью.

Катя вздрогнула.

– Мою машину украли?

– Да, моя дорогая. Ловко. Тихо. С концами. Можешь с ней распрощаться.

– Ну всё, – сказала Катя. – Родители меня прикончат.

– Так тебе и надо, – хмыкнул Андрей. – Одни шляпы на уме. А ум – в шляпе.

Катя вспыхнула.

– Я обижусь.

– И зря. К критике надо относиться терпимо. Сколько раз тебе говорил: думай сначала, а потом – делай.

– Уйду, Бец.

– Да подожди ты. Еще не вечер. Я думаю, этот Серый загнать ее еще не успел. Я тут пытался кое-что выяснить. По своим каналам. Вряд ли он украл твой джип, чтобы перепродать акулам или ментам. Он другой. Темный, гад. Залег. Выжидает. Я думаю, он где-то здесь, в Москве. Чую – здесь он, рядом. Мы слишком мало о нем знаем. Если ты хочешь, чтобы мы его нашли и машину тебе вернули, ты должна нам помочь. Вспомни. Сейчас всё важно. Каждая мелочь. Чем промышляет? Где живет? С кем общается? Против кого дружит? Как одет? Что говорил? Походка? Он безлошадный? Или у него есть своя тачка?

– Не знаю, – помедлив, сказала Катя. – Я видела его всего пару раз. Он молчал. Противный, прибитый какой-то, лохматый, с немытыми волосами. Было неприятно с ним разговаривать.

– А подружки? – Андрей искоса взглянул на нее. – Не знают? Маринка, например.

– Кто?

– Маринка твоя.

– Не придумывай, пожалуйста. Она-то здесь причем?

– Такие лохи в ее вкусе. Не замечала?

Катя тряхнула головой и зашвырнула сигарету в воду.

– Не хотела говорить, потому что обещала… Его Боб знает, маклер на ипподроме. И еще Гера, бармен.

– Уже теплее. Ипподром пока оставим. Давай про кабак. Это роднее и ближе. Где именно? Место?

– Слышала… Он на Калине стоял. Недавно уволился.

– Куда?

– Не знаю. Честное слово.

– Вот что, Катерина, – размяв плечи, сказал Андрей. – Учти, дело серьезное. Крупнее, чем я думал. Поумнеешь – позвони. Поняла? Сразу же.

– Значит, могу рассчитывать?.. Ты мне поможешь?

– Именинник у нас ревнивый, – вновь уклонился от ответа Андрей. – Тебе пора вниз.

Катя фыркнула и отвернулась.

– Ты так со мной обращаешься… ужасно… как будто ничего не было… утром.

Андрей приобнял ее.

– Привыкай. Мухи отдельно, котлеты отдельно.

– Ты был такой… нежный.

– Яшку не обижай, ладно? Он любит тебя.

– А ты?

– А я уважаю, – усмехнулся Андрей. – Бойцам скажи, пусть сюда лезут. Жду.

13

– Так, мужики, – начал серьезно Андрей. – Совет в Филях. Правило: когда риск минимальный. Шеф настаивает – когда минимальный.

Севка спросил:

– Там что, мокруха?

– И да, и нет. Прокатился сегодня, видел. Двоих наповал.

– Хорошие были люди?

– Да в том-то и дело. Катькины придурки – Максим и Славка.

Иван присвистнул.

– Атас! Пошли шампанское допивать.

– Катька в курсе? – спросил Севка.

– Сдурел?

– Ну, мало ли. Вы тут час трепались.

– Значит, так, – прервал треп Андрей. – Что я понял. Уложил их какой-то псих, местный, я думаю, деревенский.

И это нас не касается. А Катькин джип свистнул – другой, и вот он меня очень интересует. По-моему, его можно прижать. Слупим с него пару штук. Ну, и Катька раскошелится. Лично у меня руки чешутся.

– А Агафон и Притула? – спросил Севка. – На нас не повесят?

– С какого еще бодуна? – удивился Иван.

– Излагаю. Они поехали втроем, три придурка, на дачу. Катька, глупенькая, дала им свой джип. Третьего мы не знаем. Кличка «Серый». Думаю, тертый. Был на зоне, сидел. Скорее всего, одиночка. Тачка ему зачем-то понадобилась. Ну, как обычно – втерся в доверие, напоил дураков и скрылся. По всем приметам, проделал он это еще прошлой ночью. А Максима и Славку пришили утром, сегодня. Как раз к моему приезду. Я там случайно на бригаду напоролся. Следователь, скорая. Даже с мильтоном мило побеседовал.

– Тебя засекли?

– И что?

– Плохо, – заметил Иван.

– Сам знаю. Поздно сообразил. Да я и раньше наследил – когда в дом заходил, потом еще в магазин. И мотоцикл – не по небу летает. К соседке в гости набивался. Запомнили, конечно. Разнесут.

– Будут искать?

– Не исключено… Там дождь собирался… Хотя… Если и был…

– По-моему, гиблое дело. Самое лучшее, спуститься к Яше с Катькой и допить шампанское. – Ивану явно не хотелось ни во что вмешиваться.

– Ну чего ты? – вспыхнул Андрей. – Врубайся. Думай… Что мы имеем на этот час?.. Да, могут найти. Могут. И что? Пройдем свидетелями. И пусть… А с другой стороны?

Пока прочухаются, туда, сюда – месяц ухлопают, не меньше. Мы бы за это время…

– А, – махнул Севка, – где наша не пропадала. Давай.

– А ты, Ванюха? Что скажешь?

– Может, этот Серый и убил, – предположил Иван. – Откуда мы знаем?

– Проверим, – сказал Андрей. – Что мы теряем, кроме цепей?

– Не договаривались… чтоб с убийством.

– Поплыл, – возразил Севка. – Мы же не убивали, ты что?

– Пришьют. Не знаешь, как у них делается?

– Потому и говорю – риск.

– Всё, – решился окончательно Севка. – Я – за.

Иван помедлил.

– Ну… и я тогда. Все так все.

– Порядок, – улыбнулся Андрей. Он обнял Ивана за плечи. – Завтра, огольцы, как солнышко встанет – у меня. Задача та же. Отловить надо быстро, пока не сбежал. Напор и натиск. Найдем, слупим бабки и заляжем.

– А шеф когда возвращается?

– Двадцатого, в 9.40, Домодедово.

– У!.. Времени куча. Успеем.

– Бец, – спросил Севка. – А ты родителям Притулы и Агафона не сообщал?

– Не волнуйся. Там есть кому. Без нас сообщат.

– А Катька правда еще ни о чем не знает?

– Про джип я ей намекнул, – усмехнулся Андрей.

– Смотри-ка, – Иван показал рукой вниз, – Яшка-то наш! С Катькой на брудершафт пьют.

Севка по-разбойничьи свистнул, перемахнул через поручень и повис над водой, раскачиваясь на одной руке.

Посетители ресторана охнули. Какая-то слабонервная дамочка даже завизжала.

– Яш, – крикнул Севка. – Оставь горло промочить!

И спрыгнул вниз.

– Шутка, граждане, – паясничая, пояснил он присутствующим. – Надо же как-то снять интеллектуальное напряжение.

– И как – снял? – спросил Андрей, спускаясь в обнимку с Иваном по лестнице вниз.

– Не-а.

И они дружно рассмеялись.

Часть вторая
ОТШЕЛЬНИК

1

Следователь Кручинин разыскал его на опушке леса.

Сторож стоял спиной к нему, под раскидистым кленом. Простоволосый, в старом долгополом плаще.

Он как будто с кем-то разговаривал – то ли каялся, то ли молился, то ли за что-то казнил себя. Вскидывал седую голову вверх, всматривался в небо сквозь ветви клена и шевелил тонкими бескровными губами. Потом медленно опустился на колени, дрожащими руками огладил аккуратный, округлый, небольшого размера свежий могильный холм, и, когда склонился совсем низко, пышная, в оклад всего лица, длинная борода его переломилась и легла на влажную землю.

Рядом, на пеньке, лежала его мятая зеленая шляпа, замасленным исподом вверх, и под полуденным солнцем исходила паром.

Кручинин наблюдал за ним, стоя неподалеку, за деревом. Он вовсе не собирался подсматривать, подслушивать или скрывать свое присутствие; он намеренно искал встречи со сторожем. И не его вина, что он застал его здесь, на опушке леса, у бесхозной могилки, где, как несложно было догадаться, похоронена его собака.

– Прости меня, Цыпа, – услышал Кручинин взволнованный шепот сторожа. – Не уберег… Часто вижу во сне. Разговариваю с тобой… Ужасно… С этим жить… Ужасно… Прости меня… Прости… Прощай… До завтра. Я приду к тебе.

Он поднялся с коленей и потянулся за шляпой.

Кручинин окликнул его.

– Алексей Лукич? Изместьев?

Сторож вздрогнул. Неприязненно взглянул на следователя, поднял и надел шляпу.

– Здравствуйте, – сказал Кручинин. – Извините. Я понимаю, некстати. Но мешать вам или, тем более, пугать вас я не хотел.

Изместьев был раздосадован и не скрывал этого.

– Никак не привыкну к нашему отечественному…

– Хамству, вы хотите сказать?

– Вероломству.

– Что делать, работа такая, – развел руками Кручинин. Он предвидел, что разговор будет нелегкий. – Мне хотелось бы побеседовать с вами, Алексей Лукич. Вот мое удостоверение.

– Мы вчера виделись с вами, я помню. Вы даже о чем-то спрашивали меня. Кажется, Виктор…

– Петрович.

– Пожалуйста. К вашим услугам.

– Не возражаете, если мы немного пройдемся?

– Охотно.

Они вышли на тропу, и неторопливо двинулись вглубь леса.

Кручинин достал из кармана пиджака три металлических шарика, ловко подбросил их один за другим, поймал и дробненько рассмеялся.

Сторож удивленно на него посмотрел.

– У вас первая профессия – жонглер?

– К сожалению, здесь я любитель, – с улыбкой ответил следователь. – Догадываетесь, почему я за вами подсматривал?

Изместьев пожал плечами.

– По долгу службы, наверно. Вам же надо найти виновника.

– Или виновников.

– Их и искать не надо, – сухо обрезал Изместьев. И, помолчав, добавил: – В той жизни, какую мы с вами ведем, нет человека, который не был бы виноват.

– Я правильно вас понял? Вы отказываетесь помочь следствию?

– Не отказываюсь – вряд ли смогу… Что вас интересует? Если у вас только один вопрос, кто именно их убил, то мы напрасно теряем время.

– Алексей Лукич, но вы же знали потерпевших?

– Избави бог.

– Мы опросили работниц дома отдыха. Все они утверждают, что вы могли их видеть. Говорят, что вы регулярно, в одно и то же время гуляете у озера.

– Так и есть.

– Значит, видели их?

– Конечно. И не раз.

– Видели, но не были знакомы?

– Не имел чести, – Изместьев всё больше раздражался.

– Ив тот день, во вторник – тоже видели?

– Свела нелегкая.

– Что же вы мне сразу об этом не сказали? Тогда же, когда мы осматривали место происшествия?

– А вы не спрашивали. Вас тогда интересовало совсем другое.

– Алексей Лукич, – Кручинин покачал головой и подбросил шарик. – Не ожидал от вас. Расскажите, при каких обстоятельствах?

– Встретились?.. Днем. Примерно в полдень… На буднях там, у озера, обыкновенно никого нет. Пустынно, спокойно. Лагерь уехал. Хорошо… Я уже обошел озеро и хотел углубиться в лес, и тут они меня окликнули… Они лежали в траве. Рядом магнитофон, бутылка спиртного, кажется, коньяк. Явно скучали. Они из тех, кому скучно с самими собой… Один высокий, худой, сутулый. Второй – крепыш, круглолицый. Обыкновенные серенькие молодые люди. Ничего яркого, запоминающегося. Единственное, что их отличало, это злобность. Их распирала обида на весь белый свет. Не пьяные, нет, ну, может быть, слегка навеселе. Как потом выяснилось, у них машину украли, и, пока не просохли, их тянуло на ком-нибудь сорвать зло.

– Слушаю вас, Алексей Лукич. Слушаю.

– Дело было так…

2

На поляне громко играла музыка.

«Эй, мужик! – выкрикнул один из них. – Эй!»

Мне не хотелось с ними общаться.

«Слышь? – вскочил второй. – К тебе обращаются! – Он догнал меня и грубо развернул за плечо. – На пару слов, борода».

Я им: «В чем дело? Что вы хотите?» Второй продолжал наступать, сверкая глазами: «Остричь тебя наголо!»

«Кончай, – бросил приятелю первый. Он лениво поднялся и подошел. – Извини, батя. Ты не сторож случайно?»

«Случайно – да».

«Ходишь здесь, бродишь. Машину не видал? Джип маленький, белый, грязный такой, весь заляпанный, не видал?»

«А где я мог его видеть? На поляне? У озера?»

«Ты из деревни?»

«Нет».

«Л откуда?.. Ну ладно, неважно. Вон наша деревня. Привольное. Видишь? Второй дом с краю – наш. Там под окнами джип стоял. Вчера стоял, а сейчас нету. Нанимаешь, батя? Кинули нас. Ночью. Мы даже знаем кто. Может, ты видел, как они уезжали? Сколько их? Двое, трое? Вроде еще одна машина была».

«Деревня, молодые люди, не мой объект. Кто и когда оттуда уехал, тем более ночью, я видеть не мог. Стало быть, и помочь вам ничем не могу».

Парень скривился. Он был явно разочарован. Злобно вздернул губу: «А ты кто вообще-то? Правда сторож?»

«Разрешите, молодые люди, я пойду».

«Плюешь на нас, да? – второй схватил меня за отвороты плаща. – Не люди мы, да?»

«Помилуйте, я не хотел вас обидеть».

«Мразь», – защелкал он зубами.

«Тихо ты, тихо, – одному из них явно не хотелось скандала. – Не заводись».

Но парень сжал кулаки, а тот, который был против драки, смял своего приятеля, стиснул и крикнул мне: «Иди, батя! Скорее! Иди и не оборачивайся!..»

Вот, собственно, всё…

3

Когда заказов стало больше и они могли выбирать, отказываясь от мелочовки, шеф легко устроил, чтобы они только числились на работе. Андрей – санитаром в травмопункте, Иван и Севка лаборантами в вузах. Оформились и больше не появлялись. Даже за зарплатой не приходили. Так решил шеф, а он знает, что делает. Мощь. Сила. Знание жизни. Авторитет. Вообще человек, каких поискать. Такому человеку довериться – сам бог велел.

Еще в декабре прошлого года, поставив на чурбачки «Пассат» румяного мясника, который ободрал одинокую женщину, нагло выманив у нее серебряные сережки, они неожиданно для себя сняли солидный куш. Особенно расщедрился неглупый мясник. Он очень скоро смекнул, что упираться рогом – накладно, что они просто разденут, разберут его любимую девочку на запчасти. И когда дважды «провели» его от магазина до дома, он отстегнул пару штук и предложил вечную дружбу. А увидев, как буквально через час они привезли и поставили ему колеса, вернул сережки, отсчитал еще полторы и попросил телефончик. Вдобавок и женщина, получив обратно бесценную для нее вещь, не скупясь, оплатила работу.

Шеф немедленно поднял им ставки. До восьмидесяти процентов. О чем мечтать! Двадцать оставил себе, и Андрей считал, даже мало. Его дело – прикрытие, их липовая работа, квартира, которую теперь занимала фирма и которую он, обставив, сам оплачивал, часть клиентуры, всегда нужные люди, и главное – идеологическое руководство. За такое двадцать процентов – по-божески. Кроме того, гараж в тихом месте, где Севка с Иваном держали свои мотоциклы, а чаще использовали как склад для экспроприированных ценностей.

Временно – им чужого не надо! Шеф строго-настрого приказал, и у них это было железно: ни шпильки, ни пуговицы – ни у кого. На крайний случай, если не удастся прижать какого-нибудь предприимчивого или слишком прыткого толстосума – сжечь, закопать, выбросить на свалку, в общем, любыми способами уничтожить. Но такого с ними пока не случалось. Да и вряд ли случится. Шеф чует клиента за версту, предельно осторожен и до сих пор не ошибался.

Вскоре у каждого из них появился собственный счет, наконец-то вырвались из унизительной нищеты – и, хотя тратили не жалея, сумма заметно росла. Тогда же они решили помогать Яшке, – он в Ингушетии, где они вместе служили, налетел на растяжку у них на глазах и остался без ног, – по сути, помогать, его отцу, уговорить которого оказалось сложнее, чем растрясти какого-нибудь подпольного скупердяя. Шеф предложил старую, вот с такой бородой, легенду о «сыне полка» – и она, конечно, сработала. Бывшие сослуживцы теперь охотно сбрасывались, чтобы помочь инвалиду. И отец прослезился. Сдался. Ему, человеку старой закалки, мужская солидарность надрывала сердце. Принимая помощь, он бормотал: «Не зря. Нет, видите, оказывается, мы прожили жизнь не зря», – и страстно спорил с ворчливыми недовольными стариками, расхваливая нынешнюю молодежь.

Лишь у Ивана время от времени возникал комплекс вины. «Выть нам на луну. Видеть небо в крупную клетку». Но Севка кривился: «Не каркай», а Андрей взрывался и орал что-то насчет нищеты, которую он ненавидит.

Что касается Катькиного дела, то оно было первым, которое они взяли на свой страх и риск. Шеф улетел в Прибалтику – внедрять очередное «изобретение». Времени вагон, и они убедили себя, что уже до его возвращения всё будет о'кей. Опыт есть. Всё ясно. Обсудили – и вперед. Если самолет не летит, то он падает.

Да и посоветоваться не с кем. Шеф связь с ними держал одностороннюю. Позвонить ему можно только через Оксану Сергеевну, секретаршу какой-то темной конторы.

Это их слегка обижало. Не очень, но обижало. Слегка.

4

– Вы всё рассказали, Алексей Лукич?

Кручинин неожиданно подмигнул.

– Кое-что опустил, – признался Изместьев. Его озадачивали странные ужимки следователя. Неестественная для его возраста и работы веселость, игривость. Походка попрыгунчика. Эти дурацкие шарики и, главное, неприятный, сухой, дробно-взрывчатый смех в самом, казалось бы, неподобающем месте. – Поверьте, ничего серьезного. Так, несущественные детали.

– Несущественные, говорите? – переспросил Кручинин. Лицо его сделалось строгим, он заговорил по-военному жестко. – Нет, Алексей Лукич. Так у нас ничего не получится. Я хотел бы избежать официальности. По крайней мере, с вами. Повестки, протоколы и прочее. Давайте внесем ясность. Объясните мне. С одной стороны, я вижу, вы хотите что-то мне сообщить, как вы считаете, для вас важное. А с другой… явно умалчиваете… В чем дело? Так мы долго будем ходить вокруг да около. Зачем? Странная ситуация. «И бледна и нездорова, там одна блоха сидит, по фамилии Петрова, некрасивая на вид». Мне кажется, вы знаете больше, чем говорите. И вы знаете, что я пришел к вам не с пустыми руками. К чему нам эти игры, Алексей Лукич? Мне кажется, вы должны быть заинтересованы в том, чтобы помочь следствию. И я предоставляю вам такую возможность. А вы? Почему не идете навстречу?

– Прошу прощения, Виктор Петрович. Я сам неловко себя чувствую. Но, поверьте, иначе не могу. Понимаете? Не могу.

– Но почему? Чепуха какая-то. «Жареная рыбка, маленький карась, где ваша улыбка, что была вчерасъ?»

Изместьева начинали раздражать эти прибаутки, эти нелепые, совершенно неуместные стишки.

Он вопросительно посмотрел на следователя, но на лице его нельзя было прочесть ничего, кроме солдафонской строгости, холода и отчуждения.

– Видите ли, я вам сочувствую, – он говорил, стараясь выглядеть уверенным и спокойным. – Бога ради, не подумайте, что я слишком высокого о себе мнения. Чересчур заносчив, обуян гордыней или что-либо в этом роде. Вовсе нет. Так уж случилось: я нахожусь внутри ситуации, а вы снаружи. Мы по-разному смотрим.

– И что? – Кручинин подбросил шарик. – «Трудно жить на белом свете». Это не довод.

– Больше вам скажу. У вас будут затруднения. И немалые. Причем, не профессионального характера. Отнюдь. Скорее, морального, нравственного… Если я, конечно, в вас не ошибся.

– Советуете?

– Если хотите, да.

– И как, по-вашему, я должен поступить?

– Откровенно?.. Нет, я понимаю, что нереально. Но… лучше всего – прекратить расследование. Закрыть дело.

Кручинин коротко рассмеялся. Смех у него был – как у перепуганного жеребенка.

– Предлагаете пойти на прямой подлог?

– Я бы назвал это иначе. Смелый, решительный поступок. Во имя того, чтобы восторжествовала не та, ваша, узкопрофессиональная правда факта, а – Истина. С большой буквы. Не мне вам говорить, что система правосудия у нас далеко не совершенна. И те нормы, на которые опираются суды при выборе наказания, зачастую – анахронизм, а порой и просто не выдерживают никакой критики. Я сейчас говорю о тех случаях, когда человека, уже наказавшего себя, машина правосудия давит окончательно. Она добивает лежачего, что по всем моральным сеткам – всегда безнравственно.

– Преступник должен быть наказан.

– Безусловно. Неизбежность, неотвратимость наказания – первое, непременное и обязательное условие. Это даже не обсуждается. Во всяком случае, иного способа бороться с преступностью пока не изобрели. Другое дело, как это осуществляется на практике, в определенной общественной среде.

– Вы хотите сказать, что наш преступник уже достаточно наказан?

– Не ловите на слове, – Изместьев замялся. – Я не утверждал, что знаком с преступником. Стало быть, и знать не могу, достаточно он наказан или нет… Теоретическое рассуждение, не больше того.

– Ах, теоретическое, – усмехнулся следователь. – И на том спасибо. В отличие от вас, дорогой мой Алексей Лукич, так далеко я пока не заглядывал.

– Все-таки я вам кое-что подсказал?

– Намекнули.

– Поверьте – нечаянно.

– О, да, – рассмеялся Кручинин. И вдруг жестко спросил: – У вас, насколько мне известно, городская прописка?

Изместьев потупился и отвел глаза.

– Виноват, – сказал он. – Никак не соберусь.

– Давно здесь? В берлоге?

– Около трех лет… Не беспокойтесь, я всё улажу.

– А причина? Семейные неурядицы?

Изместьев ответил не сразу.

– Если важно, я поясню.

– Да уж будьте любезны.

– Понимаете, – заметно волнуясь, начал свой рассказ Изместьев, – четыре года назад у нас погиб сын. В армии… Игорек наш. Чудный был мальчик. К сожалению, он не из тех, кто берет автомат и расстреливает своих насильников. Тех, кто издевается над первогодками. Он убежал из части и спрятался в деревне в каком-то холодном сыром погребе. И от страха не вылезал оттуда две недели… Там и замерз… Ужасная смерть. Говорят, когда его обнаружили, он лежал, окоченевший, свернувшись, как младенец в утробе матери.

– Извините, – сочувственно сказал Кручинин.

– Ничего… У вас служба.

– И вот после этого, – помолчав, продолжил Изместьев. – Кризис… разлад. Ссоры, упреки. Мы с женой не смогли простить друг друга. Видите ли, я считал, Игорьку нельзя идти в армию. Он слишком хрупкий, ранимый. Тонкий мальчик. Начитанный, хотя последнее время стал отдавать предпочтение компьютеру, Интернету… Я готов был на всё, чтобы не отдать его в армейское рабство. Готов был всё продать, дать любую взятку. Вплоть до эмиграции. А жена, увы… Она так не считала. Была уверена, что сыну это даже полезно, пройдет там суровую школу, приобретет необходимые мужские качества. В общем, вся эта дамская чушь… Понимаете, несчастье нас не сплотило, а отдалило друг от друга… Как будто всё выжгло внутри. Как будто ничего не осталось – ни понимания, ни любви, ни обязательств, ни долга. Раздражение и обиды. И злая память.

– Понятно, – вздохнул Кручинин. – И вы ушли.

– Да.

– Так и живете в сторожке?

– Да… Вы не поверите, но у меня нет повода быть недовольным. Надеюсь, как и у местного начальства – быть недовольным мною… Все-таки полторы ставки… И напарника устраивает. Рядом с лагерем у министерства небольшой дачный поселок, за которым я тоже присматриваю… Комната и веранда. До глубокой осени. Признаюсь, я очень рад.

– И все время один?

– К великому удовольствию.

– Совсем не скучаете по городу? По удобствам? По друзьям?

– Откровенно?.. Нет. Я привез с собой книги. У меня отличная фонотека. Приемник, магнитофон.

– Значит, отшельник.

– Если угодно.

Кручинин отщипнул листочек с куста и после продолжительной паузы вернулся к расспросам:

– Насколько мне известно, вы проживали здесь не один.

– Что вы имеете в виду?

– У вас был друг.

– А, – догадался Изместьев, – вот вы о чем… Собака. Да-да, вы правы… Цыпа. Цыпочка моя… Я взял ее с собой… Простите. Мне тяжело об этом говорить… Ужасная потеря. Просто ужасная… Вы, конечно, вправе думать всё что угодно, но самые большие трудности у меня сейчас оттого, что ее нет рядом… И вряд ли кто-нибудь сможет меня понять. Только тот, кто сам испытал нечто подобное.