Текст книги "Боярин Волк. Живи, брате!"

Червень, лето 6618 от С. М. Переселение

Дед Василий Сергия ждал и встретил радостно, но с пониманием того, что внук ещё не отошёл от ран, а посему объятия его были бережными, а радость сдержанной. Жил дед не в большом селе, как можно было бы ожидать, а в небольшой веси, вольно раскинувшейся на берегу лесного озерка. Почему именно там, Сергий понял уже наутро следующего дня, и всё это описывалось одним словом: тишина. Нет, не так… ТИШИНА! Ни кузницы, ни мельницы в веси не было, да и занятия её жителей тоже нельзя было назвать шумными, ибо все они поголовно занимались плетением корзин, коробов, туесов, вентерей и прочей плетёной продукции из лозы или луба да иногда ловлей рыбы, но отнюдь не для продажи, а только для собственных нужд. Да и название веси было соответствующим – Лозовая. Были и другие производства, но они были сугубо в ведении деда и находились на его подворье. Дом деда, просторный, в два поверха, скорее, конечно, теремок, чем дом, стоял несколько на отшибе. Не потому, что дед хотел обособится от остальных, а из-за обширного двора, на котором стояло несколько строений, где и холопы, и вольные трудились на равных на заведённых им производствах: в столярной, ткацкой и гончарной мастерских. Боярином дед стал, будучи новиком, по достижении им шестнадцати лет. Почти так же, как Сергий, с той только разницей, что вступил он во владение вотчиной, только получив воинский пояс, как воин. Отец его, Еремей Волк, отличился во времена княжения княгини Ольги, оказав ей услугу, которая стоила ему жизни, в довольно молодом возрасте, и боярское достоинство было присвоено его единственному сыну, пятилетнему Василю, с отсрочкой, по достижении им зрелости и обзаведении семьёй. Бабушки своей, жены деда, Ивицы Сергий никогда не видел, она умерла родами последнего ребёнка, отцовой сестры Марии. Была у отца и ещё сестра Варвара, но сосватанная в Муром, там и жила постоянно, и с той поры ни в гости, ни проездом не была. Дед больше так и не женился, хотя и вниманием слабого пола не был обойдён никогда, и периодически возникающие слухи о новой боярыне говорили о его интересе к женскому полу, но которые, правда, так и оставались слухами, пока их не сменяли очередные. В его доме всегда, сколько себя помнил Сергий, жили три женщины, которые и вели его хозяйство. Все они в своё время побывали в статусе ожидаемой боярыни, но так ею и не стали, и жили теперь дружно, не деля деда меж собой и никого в свои тайны не посвящая, решая все вопросы между собой и внутри, не вынося на люди. У всех у них были дети, давно уже выросшие, и вышедшие замуж, и женившиеся, но вопросов о родстве или наследовании Сергий никогда не слышал. Дед относился к ним ко всем ровно, никого не выделяя и не обходя, но и не признавая своими. Любые разговоры на эту тему пресекал жёстко и вообще пустой болтовни не любил, тем более о себе.

– Ха! – обрадовался дед, выходя на крыльцо и увидав Сергия, Русина и въезжающие телеги. – Наконец-то внучек и до меня добрался. Ну, здрав будь, боярин. Наслышан, наслышан, – бережно обнял он внука, – богатырь. Здрав будь и ты, Русин Боримирыч, – кивнул он Русину. – А это кто с вами? Если глаза меня не подводят, то это Свенельд, сын Гуннара.

– Здрав будь, – поклонился Русин.

– Здрав будь и ты, – автоматически поклонился Свенельд, вглядываясь в деда и пытаясь что-то вспомнить.

– Что, Свен, я так сильно изменился, что ты не узнаёшь старого друга? – рассмеялся дед.

– Лопни мои глаза! – по-бабьи хлопнул себя по ляжкам Свенельд и скривился, задев рану. – Чтоб мне не дождаться встречи с Перуном за столом в Ирии! Василь, дружище, только ты отваживался звать меня так, и только тебе это разрешалось и сходило с рук.

Они крепко, по-мужски обнялись.

– А я был уверен, что ты погиб в битве с Боняком и Тугорканом на Стугне. Торвалд видел, как тебя снесли с коня, и выжить в той буче было почти невозможно.

– А мне удалось, – усмехнулся дед, – я вовремя выдернул ногу из стремени, а так как меня не вынесли из седла, а конь упал, проткнутый тремя копьями сразу, то, соскочив в сторону, я избежал участи быть им придавленным. Но твои уроки мечевого боя сослужили-таки мне добрую службу, как видишь.

– Так тебя же не нашли после сечи? – поднял брови Свенельд.

– Конечно, – пожал плечами дед. – Потому что откопали меня чуть позже, той же ночью, когда степняки ещё не ушли, а расположились лагерем неподалёку, намереваясь собрать трофеи, которые не собрали до вечера, да и был я без памяти. А потом я с полгода отлёживался да дырки латал. И коли бы не Русавина мать, Веселина, может, так бы оно и было. Ну о том мы ещё поговорим, а пока милости прошу в дом, сегодня мы всё равно никуда не поедем. А ты кто же будешь, красавица? – глянул дед на Полю, скромно стоящую в стороне.

– А я, батюшка-боярин, лекарка, боярича сопровождаю. Мало ли что?

Дед с улыбкой покрутил головой.

– Ну, коли боярича, тогда конечно, – и, глянув на внука, заговорщицки подмигнул ему дед. – В дом проходи, – пригласил он Полю. – Прасковья! – крикнул он в дверь. – Принимай гостью. Фёдор, помоги разместить обоз на дворе, – махнул он рукой высокому мужу. – Лошадей выпряги и на пастбище, а телеги загони в сарай, что ли, не дай бог, дождь соберётся. Воев размести в овине и в риге, благо, они сейчас пустые, да отнесите им гречки, сала, лучку, морквы… Да что я тебя учу, не хуже меня знаешь. Но чтобы им и на завтра на утро хватило. И сенца свеженького пусть мужи привезут, бабы попозже им рядна дадут, на подстилку и укрыться. Да организуй, дымарки у ворот, и там, и там, комары нынче злющие. Костёр пусть разводят, ты знаешь где, котёл, коли нужно, дай наш, дрова тоже покажи, где брать. В общем, сообразишь.

– Сделаю, боярин, – поклонился тот, кого дед назвал Фёдором, – будь в надёже.

– Прошу в дом, гости дорогие, – повёл дед рукой, – сейчас бабы на стол накроют, а потом тогда и поговорим.

После ужина Сергия позвали к деду, Свенельд и Русин уже были там.

– Садись, Серёга, – хлопнул по лавке дед, – да давай подумаем, что делать и как быть, чтобы и вотчину не проворонить, и в случае надобности её оборонить? Ты не смущайся, ни Свенельд, ни Русин нам в этом деле не чужие, я с ними, можно сказать, всю жизнь дело имею. Русин-то меня, ещё будучи новиком, в своё время и раскопал после сечи и, не тратя времени даром, отволок к обозу, что в лесочке прятался, где меня Веселина и взяла в оборот, и разочароваться пока ещё ни разу не пришлось. Наливай вон квасу, если горло перехватывает, да расскажи нам, что делать думаешь сперва, а что погодя.

Сергий, усмехнувшись про себя – в глаза он им усмехнуться бы не посмел, – глянул на ветеранов.

«Задумали мальчика мордой по столу повозить, – подумал он, – ну-ну… Только, боюсь, сюрпризец вам корячится уж дюже неожиданный. Посмотрим, как вы его пережуёте – с потерей лица или без оного».

Но уселся по удобнее, положив локти на стол, и начал.

– Насколько я понял князя, а я надеюсь, что понял его правильно, хозяйство нам досталось беспокойное. Мало того, что без должного пригляду… Тиуны и старосты не в счёт – что они творят, когда хозяина долго нет или ему некогда, вы прекрасно знаете и без меня. Посему перво-наперво надо навести в хозяйстве порядок. Для чего объехать его неспешно, поговорить с людьми, выяснить по возможности настроения: что хорошо, что плохо и чего бы хотелось иметь?

Дед с друзьями переглянулись молча и полезли скрести затылки.

– Попутно выяснить, как народ относится к власти на местах. Там, где совсем негодящая, – заменить, там, где совесть имеет, – похвалить и наградить. Без излишества, – добавил он, глянув на открывшего было рот для возражений деда. – Попутно выяснить, какие ремесленники имеются и что, опираясь на них, можно в хозяйстве поправить. Заодно присмотреться, какие ремёсла следует завести. Я бы ещё присмотрелся к ручьям и рекам на предмет плотин, механизация трудоёмких процессов может дать возможность для увеличения…

Открытые рты и выпученные глаза были ему ответом.

– Это ты по-каковски сейчас? – уставился на Сергия дед.

– Ой, прости деда, увлёкся, сейчас растолкую. Хорошо бы заменить тяжёлый ручной труд, а лучше сказать, облегчить его, переложив, скажем, распиловку брёвен на доски на лесопилку с приводом от водяного колеса. Я такое видел… в одном месте, в Сибири, – слукавил он, заранее зная, что проверить такое невозможно. – Но и не только для распиловки.

– Так это правда, что ты Данке-то рассказывал? – поднял брови дед.

Сергий только хмыкнул про себя, удивившись, как быстро всё до деда докатилось – вроде бы, никого лишнего не было, а дед уже всё знает.

– Хорошо, до церковников не дошло пока, они бы тебе устроили «эксерцисом», так что, слава богу, что у нас в вотчине их ныне нет, настучать на тебя владыке некому. Они тебя на изнанку бы вывернули. Но на будущее будем говорить так: наш родственник, дальний какой-нибудь, седьмая вода на киселе, к примеру, побратим сестриного деверя, в тебя прямо влюбился, когда у нас гостевал проездом. Ну и в гости тебя повёз с роднёй знакомить, далеко, ехали почти три месяца, куда-то за Алатырь-камень. Сам дорогой простудился, привёз и помер. Вот ты там и жил сколько-то, пока старший его сын тебя обратно не вернул. А называется то место… Как ты там говорил? Сибирия?

– Сибирь.

– Во-во, Сибирь, – кивнул дед.

– Хорошо, деда, – кивнул Сергий.

– Ладно, потом расскажешь подробней, – сказал дед, переглянувшись с присутствующими. – Продолжай.

– Постепенно наладив хозяйство, присмотреть заодно места и для острогов, а главное – для крепости, основы обороны воеводства, а может, со временем, и двух. Но крепость без гарнизона – всё равно что будка без собаки, страшно только в первый раз, а коли знаешь, что она пустая, то и пугаться становится нечего. Отсюда получается, что надо готовить воев, а для этого нужна воинская школа и слобода. Некоторые мысли о том, какая она должна быть, у меня есть, но пока говорить об этом не имеет смысла – нет условий для её возникновения.

– Опять! – взвился дед. – А по-человечески сказать не можешь?

– А проще, деда, нет возможности кормить и вооружать воев, пока хозяйство не наладим. Незачем им сюда тащиться, подобное есть и там, где они живут. А вот коли сумеем заинтересовать их да дадим надежду на лучшую жизнь, отличную от их теперешней, вот тогда они и задумаются.

– И как же ты хочешь их обмануть? – прищурился дед. – Что посулишь?

– В том-то и дело, деда, что обман-то вскроется очень скоро, и молва пойдёт гулять, а на чужой роток не накинешь платок, потом отмыться будет во много раз сложнее. А чтобы вам стало понятнее, что я хочу сделать, задам я вам вопрос. Вот вы – люди опытные, жизнью умудрённые, науку воинскую превзошедшие, а стало быть, и вои хорошие, раз до таких лет дожили. Ответьте мне: устраивает вас ваша жизнь на завалинке? Не тянет размять косточки на деле, а не в языке? Знаю, знаю, – загородился руками Сергий, – староваты вы уже для сечи. Но для того, чтобы учить молодых-то да передавать им свой опыт, хватит, небось, силушки?

Мужи поражённо молчали, переглядываясь.

– Потому переманивать воев из других мест, если они тут жить не будут, считаю глупостью, ибо будут они просто наёмники по сути своей, а мне хотелось бы, чтобы это была и их земля, тогда и стоять они за неё будут по-другому. А как это сделать, мне дядька Свенельд по дороге рассказал, а всё остальное вы сами знаете. А вот наставников найти – это я вас попрошу, вы лучше знаете, кого на это дело поставить.

– Хех, – крутанул головой дед. – Кто кого испытывает на понимание дел? Но толково изложил, я даже и не ожидал. И за Свенельдову науку ухватился тоже правильно. В старые времена толк в обучении воев знали, это сейчас зажили сытнее и спокойней, вот и упустили это дело. А ведь ещё ничего не закончилось, а, наоборот, только ещё начинается. То там, то тут желающие появляются наши земли охапить да попользоваться, и в свою веру нас повернуть, только пока не по зубам им это.

– Но ведь у каждого семья и хозяйство, – продолжал Сергий, – которое его кормит и которое без него придёт в упадок. Потому и хочу я сперва наладить хозяйство, чтобы наставникам было чем платить, а им содержать свои семьи, чтобы кормить учеников, которые у них будут учиться, лекарок, которые будут их лечить, и не только их, но и их семьи. Пока это только предварительные прикидки, чтобы вам было понятно. На самом деле это только малая часть того, что предстоит сделать. Нужно будет найти мастеров, кузнецов, плотников, ткачих, гончаров и прочих, создать им условия, и тогда, поверьте, от желающих не будет отбоя. А начать надо с пахарей и огородников, ибо они основа всего. Одновременно строить лесопилку с приводом от водяного колеса, ибо пиленые изделия в цене, так как трудоёмки. А на их базе – изготовление изделий из досок и брусков и всякой полезной утвари, которую пустить и на продажу в том числе. Изготовление круглящей для лопат и прочего ручного инструмента и много чего прочего и пригожего с виду, что тоже немаловажно. Вот с этого и начну попутно с пахотой и огородами, прямо как приедем.

– Ты что, в зиму собрался огороды сажать? – недоуменно поглядел на внука дед.

– Вовсе нет, деда, я буду сажать новый способ выращивания урожая, а к весне построю новый способ добычи мёда и косьбы трав, а попутно всю зиму буду учиться у дядьки Свенельда, первого наставника воинской школы. Идти ему, как он сам говорил, некуда, вот и пусть живёт у нас, а мы ему дом построим, если захочет, и будем за наставничество платить. Чего ему мыкаться по свету? Как, дядька?

– Хех, – мотнул головой, как давеча дед, и усмехнулся Свенельд. – Ну и внук у тебя, Василь! Всё придумал и посчитал. Хотя, с другой стороны… Коли ты не против… – глянул он на деда.

– А чего я-то? Я тоже, вроде как, в наставниках, – развёл руками дед. – Его вотчина, ему и командовать. Пока, вроде, откровенной дури не несёт, а?

– Да нет, – закивали Русин и Свенельд, – как уж оно получится, бог знает, а мысль неплохая. Да и звучит завлекательно.

– Вот и хорошо, – позволил себе усмехнуться Сергий. – Вы тогда и будете моя дума боярская, опыта вам не занимать, знание жизни хоть на торги выставляй, вот и будете меня на путь истинный наставлять да следить, чтобы меня в сторону не заносило, да подсказывать, когда надо, чтобы лишних шишек не набил. Совсем-то без них не обойдётся, куда уж там… – развёл руками Сергий. – А пока давайте-ка готовиться к переезду, вон за окном уже посинело, а мы всё разговоры разговариваем, вместо того чтобы собираться.

– Так вы-то и не разбирались, – хмыкнул дед, – а я уже давно готов. Мне собраться – только подпоясаться. Гажка! – крикнул он в дверь. – Проводи гостей в их горницы.

– Ага ж, – раздалось из-за двери, и все четверо рассмеялись.

– И придумывать ничего не надо, – ухмыльнулся дед, – сама собой назвалась, а так-то её Агафьей кличут. Ну, ступайте, ложитесь, переезд хоть и небольшой, но за два дня можем и не уложиться. У тебя границы-то вотчины в княжьей грамоте прописаны? – спросил он Сергия.

– А как же, деда, всё честь по чести, по трём рекам и меж двух истоков по прямой. Куда уж точнее? Разве что река в обратную сторону потечёт.

– Ну тогда ладно, – махнул рукой дед, – а то было тут один раз… Впрочем, это давно было, теперь уж таких описок не делают. Князь кому надо вставил за это. Ступайте с богом. Но по дороге нам расскажешь, что это за школы такие и где ты это увидал?

Сергий только пожал плечами:

– Ладно, о чём речь, расскажу, конечно.

Выехали сразу после завтрака, и теперь обоз увеличился на три телеги, с дедом ехали его хозяйки и Фёдор, а третья телега была загружена всяким припасом и утварью, во всяком деле необходимой. Сергий, Поля и Свенельд, как и давеча из Белгорода, ехали втроём во второй телеге, только вместо Русавы была Поля. Ехали, занятые каждый своими мыслями, молча, по лесной дороге, через реку вброд и снова по лесу, пока ближе к обеду не выехали на огромный луг, весь залитый солнечным светом. Легкий ветерок гонялся в поле за бабочками, полевые цветы кланялись под ветром, каждый в свою сторону, как будто нарочно, жаворонок заливался в вышине. Сергий, закинув руки за голову, глядел в эту бесконечную синь неба и, не зная почему, на ум ему пришла мелодия песни «Конь», которую он и начал потихоньку мычать, когда, вдруг совсем близко увидел глаза склонившейся над ним Поли.

– Вспомнил? – спросила она, и прядь её волос упала ему на лицо, а глаза были так близко, что он почувствовал даже запах её кожи.

Она убрала прядь, коснувшись рукой его лица, и склонила голову набок, а в глазах её прыгали и бесновались весёлые искорки.

– Вспомнил, – сладко потянулся он, тоже, вроде бы, нечаянно коснувшись её руками. – Песня про коня, про ночное, про ширь полей и звёздного неба, – мечтательно прикрыл он глаза.

– А слова? Слова там есть? – с надеждой заглянула ему в глаза Поля.

– Хочешь услышать? – улыбнулся ей Сергий. – Ну слушай, только уж строго не суди, – развёл он руками. – Медведь по моим ушам не просто топтался – плясал.

Сергий опустил голову на грудь, настраиваясь на мелодию, и негромко затянул:

– Выйду ночью в поле с конём, ночью темной тихо пойдём по широкому полю моему, по широкому полю моему…

И хоть пел он негромко, едва ли его слышали дальше соседних телег, тишина сразу повисла гробовая, и только скрип телег аккомпанировал ему.

– Изрядно, – крякнул Свенельд спустя некоторое время, после того как он закончил, – изрядно. И где же это ты услыхал такую песню? Я сколько живу и мотаюсь по свету, ничего подобного не слышал.

– Да всё там же, дядька Свенельд, – усмехнулся Сергий, – откуда возвратился.

– Стало быть, правда, – покивал головой Свенельд. – А воев там не встречал?

– Может, и были, – пожал плечами Сергий, краснея внутри себя за вынужденную ложь, – только там все одеты иначе, не так, как здесь, и не понять, кто есть кто, разве только по шрамам.

– А ещё? Ещё какие-нибудь песни слышал? – прижала руки к груди Поля, умоляюще глядя на него.

– Слышал, и не одну такую, что даже мужи слезу смахивали, – снова улыбнулся он Поле, незаметно подмигнув ей, отчего щёки её запылали, а Свенельд отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

– Спой, – подалась вперёд Поля. – Ну хоть немножко.

– Чёрный ворон, что ж ты вьёшься над моею да голово-о-ой… – затянул Сергий уже громче, – ты добы-и-чи не дождё-о-шься, чёрный во-о-рон, я не твой…

Дед соскочил со своей телеги и перебежал в ихнюю, пристроившись рядом со Свенельдом, а Русин подъехал на своём коне с правого бока. Ещё добрых минуты три стояла звенящая тишина, потом раздался всхлип оттуда, где ехали дедовы хозяйки, и все дружно выдохнули.

– Неужели ещё есть? – скосил глаза на внука дед, не желая спугнуть настроения.

– Есть, конечно. – усмехнулся Сергий, – Только чего же это я один отдуваюсь? Подтягивайте, где слова повторяются, так они и запомнятся быстрее.

Он оглядел окружающих, народ переглянулся.

– А что? – расправил усы дед. – Подтянем! Давай, зачинай.

– Как на поле брани, на высокий берег, выехали рати в десять тысяч лошадей, – затянул Сергий, лихорадочно меняя незнакомые для окружающих слова на привычные их уху, но отступать уже было поздно, да и получалось не плохо. – И покрылось поле, и покрылся берег сотнями порубленных, пострелянных людей…

Пришлось, правда, срочно атамана заменить на воеводу, ну а пулю, естественно, на стрелу. Повтор подтягивали все, старательно копируя мелодию, и переваривали песню дольше, чем предыдущие. Видно, прочувствовали лучше. Потом молча разошлись, думая каждый о своём. Всего тремя песнями Сергий загрузил их под завязку. А вскоре остановились на обед, уж больно место попалось подходящее: берег реки, заросший ивами, – с одной стороны, и широкое поле – с другой. И Сергий опять вспомнил по аналогии: «При долине куст калины, в речке тёмная вода, ты скажи, скажи, калина, как попала ты сюда?» – что он и озвучил для Поли, отозвав её в сторонку, пока готовился обед. Дед, Свенельд и Русин только усмехнулись, глянув на этот его манёвр, и дружно отвернулись, пока Поля не заметила. А она, даже если бы грянул гром, вряд ли бы его услышала.

– Оживает парень, – тихо сказал Свенельд. – Домой ехали, грустил, а нынче только что не скачет.

– Так и правильно, – сказал дед. – Жизнь должна брать своё, он молодой, у него интересов важнее и нет. И слава богу. Да и девка хороша, как раз ему под стать. Жаль, что не пара она ему. Он даве с Милавой хороводился, так та, хоть тоже хороша, но Поле не чета, нет, не чета. И вроде, всё так же, и даже похожи они, и та дева, и эта… А как выступает? А как себя держит? Как глядит? Нет, не простая то дева, не простая! Помяните моё слово, – сказал дед, глядя на Сергия с Полей.

– Да уж, – горестно вздохнул Русин. – Он ведь суженую-то свою видал намедни. Мне десятник по секрету рассказал, Пётр, что с ним ходил. Пришёл какой-то даже обиженный, что ли… Вроде как, вопрошая: за что ж вы меня так-то, ужель никого по приглядней не нашлось? Еленька-то, ну, дочка боярина Софрония, княжьего постельничего, и правда страшна, как моя жизнь. Мало того что поперёк себя шире, так и избалована без меры.

Дед задумчиво поднял брови, но, покивав головой, так ничего и не сказал.

Пообедали, а пообедав, тронулись дальше и к вечеру остановились примерно за полверсты, увидав впереди большую реку – Синюху – и мост через неё. Там и заночевали, ещё на своей земле, а после завтрака переехали по мосту и двинулись на полдень, пока не увидали, ближе к обеду, невдалеке село – не очень большое, дворов десятка три, но с церковью и площадью перед ней. Правда, село было немного в стороне от дороги, но решили заехать в него, поговорить с людьми ненароком да, вроде как, проверить подковы, кузня в селе, судя по звукам, была. Пока возницы по очереди подводили коней и кузнец их осматривал, дед завёл с ним неспешный разговор, а бабы занялись на околице обедом.

– Я смотрю, – сказал дед, – село-то ваше старинное, церковь-то вон как успела обветшать.

– Да нет, – махнул рукой кузнец, – какое там… Селу чуть больше полуста лет, а церковь… Церковь лет десять как закрыта. Как батюшка Пантелеймон умер, так с той поры и закрыта.

– А что же тиун или староста за ней не смотрят? удивился дед. – У нас с этим строго, боярин шкуру спустит.

– А-а, – махнул рукой кузнец, – боярина-то у нас и нет, мы люди княжьи, а князю, сам понимаешь, не до нас, у него в стольном граде дел не переделать. Вот староста и утаивает то, что на ремонт выделяют, а спросить с него некому, батюшки-то нет. Волостелю он родня, что ли, какая-то, потому и тот его не трогает. Так что он у нас и князь, и бог, и воинский начальник, – с горечью махнул рукой кузнец.

– Понятно.

– А вы куда едете? Смотрю, недалече были, подковы, как только что кованые.

– А мы в Воинь едем, – нашёлся дед, – с Ятрани. Говорят, там кони дёшевы. Не слыхал?

– Да нет, – полез чесать маковку кузнец. – Ни туда, ни оттуда никого не видал давно, или, может, нас стороной объезжают. Только страшно туда и ехать, оберут ведь до нитки, басурманы-то рядом. Нехристи, одно слово.

– Ну-у, у нас охраны полусотня, – беспечно махнул рукой дед. – Да и договор торговый между князьями. Не посмеют.

– А всё одно поберегитесь, – посоветовал кузнец. – Бережёного бог бережёт.

– Да это понятно, – кивнул дед, – только на бога надейся, но и сам не плошай. А что, работы у тебя хватает?

– Ну, когда полевые работы, хватает: то починить, то наточить, то изготовить, – а в остальное время не ахти. Торговые-то пути от нас в стороне, они через Великую Высь идут, даже Путилово в стороне. Это село боярское между Ташликами, Сухим и Чёрным, примерно посередине, там ещё речушка Струменица, по-моему, если не ошибаюсь. Там и волостель у нас находится, там в своё время и боярин жил, там и терем его, и постройки разные. Я там и был-то один раз всего, когда десятину свозили сдавать, вместе со старостой от нашего села, так что не взыщите. Если надо чего, то к старосте обратитесь, он там часто бывает.

– Да нет, – беспечно махнул рукой дед. – Зачем нам? Мы ж проездом, туда-сюда. А далеко ли до Путилово-то отсюда?

– Да нет, сейчас верст через пятнадцать выедете к броду у Сухого Ташлика, там, видимо, и заночуете, а потом ещё верст десять-пятнадцать, ну, может, чуть больше, и будет село на взгорочке небольшом. Его издалече видать. Только прямой дороги к нему нет, придётся вам небольшого кругаля дать. Вот это оно и есть – Путилово. К обеду по-любому доедете, – сказал кузнец.

– Ну, спасибо, мил человек, прими вот за труды, резану серебром.

– Так, многовато… – засомневался кузнец. – Я и не сделал ничего, да и сдать-то нечем.

– Ну почему же многовато? – пожал плечами дед. – Всех коников осмотрел, времени вон сколько потратил, обнадёжил, что дойдут куда надо, вот, стало быть, и прими за труды.

– Благодарствую, – поклонился кузнец. – Дай бог вам лёгкой дороги и не попасть впросак с вашим начинанием.

– И тебе спасибо, – поклонился дед. – Пусть господь услышит твои просьбы. А работы у тебя, даст бог, скоро прибавится, ещё и подручников возьмёшь. У меня глаз видючий.

Вскоре их позвали на обед, после которого они тронулись дальше, и действительно вёрст через пятнадцать-семнадцать, переправившись через не слишком широкую реку, встали на ужин и ночлег. После ужина опять пели песни, заучивая таким образом слова, а когда стемнело, легли спать, выставив караулы. Утром, позавтракав, поехали дальше, и, когда опять встали на торную дорогу, Сергий запел новую песню.

– Ой, мороз, мороз, не морозь меня! Не морозь меня, моего коня…

И снова Поля и дед со Свенельдом подтягивали. Потом попросили опять спеть про коня, и оказалось, что многое запомнили и ошибались только иногда, в интонациях, подпевали и в куплетах. Так и подъехали к Путилову, разучивая уже «Чёрного ворона», и, удивившись, что вотчинное село не обнесено тыном, направились сразу к боярскому терему, что был в центре села, выходящему воротами на площадь, на противоположной стороне которой стояла церковь, тоже закрытая.