Текст книги "Могильщик. Не люди"

– Чужак появился вчера вечером, – сказал Некпре, подумав. – В самую жару пришёл. Подошёл к стене и начал звать людей. Хотел купить еды и выведать короткую дорогу к Бергатту. Но он был такой странный и страшный, что мы прогнали его, забросав камнями. Я его толком и не рассмотрел.

– Надо было сразу убить, – буркнул лесоруб. – Мы отдыхали рядом, и я видел его – высокий, уродливый, весь в чёрном. Точно сама смерть.

– И это всё?

– Да.

– А как он убил Керага?

– Не знаю, – пожал плечами Жерев. – Мы остались ночевать у стены, иначе Викле потребовал бы с нас ещё дерева за ночёвку. Когда я проснулся, нашёл выпотрошенного Керага… – По лицу лесоруба заходили желваки.

– И это всё?

– Угу.

Хасл тяжело вздохнул и огляделся. И кого они ищут?

– Это не к добру, – мрачно проговорил Эрли, и все опять с ним согласились.

⁂

Внизу, под холмом, перед ними открылись Серые поля, поросшие одичавшей пшеницей и сорняком, местами заболоченные, местами покрытые лёгкой серой дымкой – испражнениями Зверя. У болота стояли развалины каменной мельницы, и ветер скрипел её обветшалым колесом, частично погружённым в давным-давно превратившуюся в болото речку. Этих мест заклятья Друга почти не достигали, над землёй часто висел лёгкий туман, иначе многие перебрались бы жить сюда. Хоть здесь и не водилась живность, а для постройки домов не было материала, одной пшеницы хватило бы, чтобы прожить – её можно выменять на что угодно. Но Зверь осквернил и эти места, по слухам, иногда наведываясь сюда самолично.

– Горы, – сказал Некпре, тыча копьём в отвесную стену, отделяющую долину от остального мира. – Всегда смотрю на них и думаю – а что там?

– Ничего, Друг же говорил: всё погибло, – ответил Жерев. – Мы сюда не на горы смотреть пришли.

Хуторянин пожал плечами и принялся тыкать копьём в разные стороны:

– Откуда тогда появился чужак, если всё погибло? И что нам вообще здесь делать? Чужак не может спрятаться ни в болоте, ни в тумане, ни в поле. Нам нужно проверить только мельницу, но и туда человек в здравом уме не сунулся бы.

– Откуда ты знаешь, что он человек? И что у него есть ум?

– Тебе об этом судить ещё сложнее, – парировал Некпре.

– Да ладно? А чего ж ты тогда отцу не сказал, что здесь нечего делать?

– Сам-то со своим много спорил?

– Пошли на мельницу, – сказал Хасл, прерывая спорщиков. – Проверим её, а после всё-таки прочешем поле там, где поменьше тумана. Раз нам задали дело, нужно сделать его как можно лучше, так нам говорит Учитель.

И спорщики замолчали, как это обычно бывало. Иногда Хасл специально вставлял какие-нибудь слова Друга в разговор, чтобы его слушали, и чаще всего это работало.

Они выстроились в шеренгу на расстоянии десяти шагов друг от друга и зашагали к мельнице. До неё было полмили, и люди не торопясь прошли это расстояние за полчаса. Поле как будто пустовало, и всё же Хасл хотел проверить все проходимые места.

– Пшеница всё мельче и мельче, – печально проговорил хуторянин уже у самой мельницы. – Скоро, говорят, совсем выродится.

– Нам-то с этого что? – фыркнул дровосек. – Я хлеб только во время посещения Друга ем, на Йоль. Это вы…

– Заткнись, – рыкнул Хасл. – Чуете запах?

– Болотом воняет, – сказал Эрли.

– Нет… как будто…

Они осторожно, один за другим, вошли на мельницу. От неё остались только три стены да груды камней, а среди завала то тут, то там торчали иссохшие кости, от которых пахло смертью и страхом. Когда-то здесь погибла уйма народу – десять или двенадцать человек.

Но сегодня на один труп здесь было больше. И этот не успел ещё разложиться.

– Это чужак, – с облегчением в голосе сказал Эрли. – Можно возвращаться.

Они повернулись к Жереву, намереваясь получить подтверждения, но от одного выражения лица дровосека у Хасла на загривке пошли мурашки. Жерев с трудом раскрыл рот, и в его тоне сквозил нескрываемый ужас:

– Это не тот чужак, которого мы видели вчера.

Молодой охотник взял себя в руки и склонился над телом.

– А даже если бы и он, то кто убил этого? – произнёс он, стараясь скрыть страх в голосе.

Над этим трупом неизвестный убийца издевался не так жестоко – разорвал лишь живот, выдрав желудок и кишки, да размозжил лицо. Этот удар в лицо, видимо, и убил чужака, а над требухой убийца работал уже после. Халс понял, что за запах он чувствовал – смесь испражнений и рвоты. Даже кровь почти не пахла по сравнению со смрадом дерьма и не до конца переваренной пищи.

– Его убили пару часов назад, – сказал Эрли.

– Похоже на то.

– Эй, – позвал Некпре, – смотрите, я нашёл его сумку. Здесь какие-то побрякушки… еда… котелок…

– Неси сюда, – приказал Хасл.

Они выпотрошили сумку рядом с трупом. Шило, нитки, одеяло. Твердокаменный хлеб, туесок с какими-то незнакомыми зёрнами, баклажка с чистой водой, полоска мяса. Огниво, котелок, нож. Такие вещи Хасл взял бы с собой, если бы собрался в лес на несколько дней. Да и одежда убитого (та, что не была изорвана и залита кровью) выглядела хоть и поношенной, но пригодной для долгой дороги.

Но нашлись в сумке и другие вещи – золотые и серебряные украшения, гравюра, изображающая какую-то башню, золотое блюдо, и другие абсолютно бесполезные побрякушки.

Это беспокоило. Очень сильно беспокоило. Плохо то, что им нужен Друг, нужен немедленно, а до следующего Йоля ещё две недели.

– Мне страшно, – тихо проговорил Эрли.

– Всем страшно, – отозвался Хасл.

– Здесь что-то ещё… – бормотал Некпре, шаря в сумке. – Вот, тут подшито…

Хуторянин извлёк на свет толстый кошель, в котором перекатывались монеты, и вещь, от которой по спине Хасла, да и всех остальных, прошёл могильный холод.

Чёрные кожаные перчатки с широкими раструбами, доходящими почти до середины предплечья.

Хуторянин вскрикнул, роняя и перчатки, и кошель.

– Что это?

– Перчатки, – сказал Хасл, сглатывая.

Во рту охотника пересохло. Кружилась голова. Так, будто Зверь наведался в гости, или пришёл Друг. Но рядом не было ни того, ни другого.

– Забери кошель, а перчатки оставь здесь. От них пахнет дурной магией.

– А то я не почувствовал… – пробормотал Некпре, наклоняясь за кошелём.

– Я не хочу прочёсывать поле, – прошептал Жерев. Его глаза алчно поблёскивали, но в них читался и неподдельный ужас. – Давайте поделим деньги и уйдём.

– Деньги мы, конечно, поделим, – ответил Хасл. – Но сначала нужно всё-таки пройти по полю. Нас, в конце концов, четверо, и у нас много оружия.

На этот раз они шли плотной группой, опасливо оглядываясь по сторонам. Но, к собственному счастью, не нашли ничего, кроме мокрой травы и обрывков тумана. После они поделили деньги – каждому досталось по две с тремя четвертями кроны – и пошли обратно к холму. И каждый из них надеялся, что другая облава нашла и убила страшного чужака…

… в то же время понимая – они встретили бы его по дороге либо сюда, либо на хутор, а значит, он спрятался где-то в поле. Выходит, им ещё придётся вернуться сюда вечером.

Глава седьмая. Обитаемый могильник

Велион видел всяких тварей, что как-то умудрялись существовать на окраинах могильников. Встречал и изменённых магией чудовищ, обитающих в самих мёртвых городах. Людишки, живущие на окраине Бергатта, были самым нормальными из всех.

И самыми ненормальными одновременно.

Выглядели они сущими замухрышками – самый высокий из встреченных вчера могильщиком хуторян был буквально на пару дюймов выше пяти футов. Одевались либо в откровенные обноски, большей частью сшитые, скорее всего, из ещё довоенных костюмов, либо в грубо выделанные кожаные вещи. На первый взгляд, пребывание в непосредственной близости от такого большого могильника не повлияло на них. Хотя, может, низкий рост и был тем самым влиянием.

Но их лица…

Велион в своей прошлой жизни пару раз встречал жрецов Глеадвина. Глеадвин был тёмным божком, без всяких приукрас и со всеми вытекающими из этого факта обстоятельствами. Если какие-то божества требовали от своих покровителей носить определённые знаки или амулеты, другие – наносить на тела ритуальные татуировки, имеющие всевозможные смыслы, то жрецы Глеадвина, презирающие всё материальное, вынуждены были заниматься шрамированием. Сами их тела, фактически, являлись храмами богу. Как говорили жрецы, молитвы Глеадвину вырывались из их уст, любое устремление их тел являлось одновременно и службой ему, и выражением его воли в этом материальном мире. Сам божок жил по ту сторону Туманных Гор. Так зачем ему храмы, а жрецам богатые одежды? В то же время, жрецы оставались людьми, и чтобы не умереть, им нужна была еда, одежда и крыша над головой. Но жили они в откровенных трущобах, ели простую пищу, а одежду носили самую непритязательную. За свою службу они не брали ни золота, ни драгоценностей и не пытались получить политической выгоды. Даже секс практически не интересовал их.

Промышляли жрецы Глеадвина наёмными убийствами, и их откровенно боялись. А как не бояться наёмного убийцу, который не берёт денег за свою работу? Как не опасаться наёмного убийцу, слушающего своё странное божество, прежде чем выполнить заказ? Причём, бывали случаи, когда, приняв заказ, жрец убивал нанимателя, а не его жертву, потому что так ему сказал Глеадвин. Но к ним всё же рисковали обращаться, потому знали – если хоть один из жрецов принимал заказ, жертве не жить, и неважно, выполнит работу именно заключивший контракт жрец или любой другой.

В конце концов, они убили какую-то слишком крупную шишку, и на них ополчились всем миром. Перебили практически всех, а отличали жертв от обычных крестьян или пилигримов так же, как и сами жрецы друг друга – по сложным узорам шрамов, которыми покрывались лица и тела слуг Глеадвина.

Велион встретил двух из полутора десятков выживших после чистки, и ему показалось, что это слишком жестоко – вот так уродовать себя. У одного шрамы тянулись от уголков глаз к ушам, а оттуда – к нижней челюсти. Второй изрезал себе губы от носа до подбородка и вырезал полдюжины продольных полос на лбу.

Так вот, то, что делали со своими лицами жрецы Глеадвина, было просто-напросто детскими шалостями по сравнению с тем, что вытворяли с собой выжившие обитатели Бергатта. Их кожу на лицах местами буквально стёсывали до кости, на лбах и правых скулах были вырезаны глубокие узоры, и это не считая шрамов на левых щеках, оставленных сквозными порезами, которые, на первый взгляд, наносили абсолютно хаотично. Зачем эти несчастные уродцы делали подобное с собой, могильщику было совершенно не ясно. Но они делали. Наверное, потому что могли.

Совершенно справедливо рассудив, что раз местные вытворяли такое с собой, то с пришлым могут сделать что похуже, Велион двинулся к Бергатту, обойдя хуторок по широкой дуге. Ему было неуютно оставлять Крага одного, но, чёрт побери, никто ведь не заставлял его давать задний ход у самой их цели? Велион всегда в меру своих сил старался помогать товарищам по походам, но только если те того хотели сами.

Здесь, у склона горы, туман подходил к Бергатту почти впритык. Могильщик видел в нём странные магические всполохи и потому не спешил лезть. Да и что он собирался искать в этой густой пелене? Так и потеряться можно.

Отсюда открывался отличный вид на город, хотя картина выглядела привычно омерзительной. Раздолбанные стены, разрушенные дома, изуродованные храмы, почти каждый из которых когда-то смело мог считаться произведением искусства. У Бергатта были необычайно широкие и почти даже ровные улицы. Будто бы жители не пытались упихать как попало свои домики внутрь городских стен, как это делалось обычно. Впрочем, основная стена здесь – склоны Полой горы. Когда у твоего города такая защита, можно позволить себе роскошь сначала выстроить дома, а потом уже обнести их стеной. И даже несмотря на это, стены и защитные башни Бергатта внушали уважение. Даже пройдя Шранкт, неприятель вряд ли взял бы город штурмом.

И хотя вид могильника был совершенно привычным, у него, как и у многих других, имелась отличительная черта – невероятно уродливый чёрный лес, которым заросла приличная часть города. Не самое плохое, что доводилось встречать Велиону. Вот как-то раз в одном безымянном городишке, занимавшем вместе со стенами от силы дюжину акров, он встретил невероятно разросшихся и безумно агрессивных крыс, едва его не сожравших. По крайней мере, лес не будет гнать его ещё полмили за стенами.

А вот люди могут и погнать, да ещё и на куда большее расстояние. Кажется, одна из окраин могильника тоже обитаема, но так ли это в действительности, Велион не мог рассудить со стопроцентной точностью. Возможно, то, что выглядело как дым, поднимающийся с южного конца города, был всего лишь кусками тумана, поднятыми бурей. Но лучше не лезть туда. Поэтому, спустившись с горы, могильщик направился на север.

Возможно, местные не так уж и агрессивны, но от их изуродованных рож Велиону становилось не по себе. Хотя, скорее всего, это именно из-за них никто из смельчаков, отправившихся в Бергатт, не вернулся, чтобы поведать о единственном обитаемом могильнике.

Могильщик забирал всё севернее, пока не добрался до вконец одичавших садов, растянувшихся на добрую милю от городской стены. Совершенно очевидно, местные сюда наведывались – Велион почти сразу наткнулся на хорошо натоптанную тропку, ведущую к яблоневой роще. До Йоля оставалось буквально две недели, а значит, яблоки уже должны созреть. Велион любил яблоки. Он не потеряет много времени, если соберёт с десяток штук в рюкзак, а съесть их можно и по дороге к могильнику. Если Краг психанёт и уйдёт раньше времени, Велион сможет пройти по Шранкту в одиночку.

Впрочем, это можно сделать и на обратной дороге. Сначала всё же лучше заняться делом.

С восточной стороны в Бергатт вели единственные ворота. Но судя по тому, что могильщик увидел со склона горы, перебраться через стены не составит труда. Поэтому он пошёл напрямик через сад.

Стены – чудо расчудесное – окружала только полоса отчуждения шириной в четыреста ярдов, ни вала, ни рва не имелось. Она поросла кустарником, но его можно было бы вычистить за день. Стены же действительно вызывали уважение – высотой в восемьдесят футов и, видимо, очень толстые. Каждую сотню шагов возвышались башни, немного выступающие вперёд и позволяющие вести фланкирующий огонь по врагам. Даже без рва осаждающие обломали бы зубы о стены. Да и его всегда можно вырыть… Если земля позволяла. Вполне может оказаться так, что под тонким плодородным слоем почвы начинается каменная твердь. В конце концов, город стоит посреди настоящей горы.

Как назло, стена в этом месте устояла. И, насколько Велион мог посудить, если идти на север, он встретит всё ту же глухую стену. А вот на юге разрушений, кажется, было куда больше. Да и до ворот не так далеко. Вряд ли местные часто ходят на могильник. Скорее даже так – их выживание напрямую зависело от того, ходят ли эти замухрышки на могильник. Идти на юг – здравый риск.

И Велион пошёл на юг.

В конце концов, он добрался до ворот. Пара мест, где могильщик мог бы забраться в щель, встретились, но он не стал рисковать. Ворота были подняты, поэтому Велион без труда вошёл в Бергатт. Вернее, в густую рощу, занявшую эту часть города.

Могильщик остановился у первых деревьев и пару минут оглядывал ближайшие дома и улицы. Пауки в Бергатте жили. Крысы, кажется, тоже. А вон там по ветке ползёт огромная чёрно-оранжевая гусеница. Самый обычный могильник, ничего запредельно опасного здесь нет. К тому же, костей у ворот мало, хотя обычно именно на выходах из городов гибло больше всего народу. Об этом он подумает позже, а пока…

В ближайший дом не забраться – и дверь, и окна запечатаны такими заклинаниями, что даже браться не стоило. Три ближайших костяка пустые – одежда истлела, ничего металлического при себе нет. Странно, но объяснимо – их могли ограбить местные, это же самая окраина города. А вот уже второй дом оказался не защищён, хотя это, кажется, какой-то трактир. В трактирах любили оставлять деньги во все времена…

Могильщик без труда выбил рассохшуюся дверь несколькими осторожными ударами ноги и встал у входа, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

Здесь покой обрело не более полудюжины человек. И тускло светящиеся змеи на костяках и у стойки говорили о том, что пошарить в костях был смысл. Велион оставил у входа рюкзак, плащ и шляпу и взялся за работу.

⁂

Не то чтобы он разбогател, но горсть серебра и пять мелких золотых монет отяготили кошель. Относительно безопасной оказалась только окраина города, дальше начинался дикий фарш из разрушенных домов, улиц, поросших паршиво пахнущими магией и смертью деревьями, и десятков скелетов, когда-то закованных в броню. Кажется, какая-то заварушка в Бергатте всё же произошла, но выходило так, что закончилась она очень быстро. И чертовски плохо, как это было практически везде. Кроме того, лес местами рос так густо, что с ним не справилась бы и орда дровосеков, соскучившихся по работе.

Всё это раздражало.

Велион любил могильники. Вернее, он любил свою работу. Обожал бродить по мёртвым городам, гадая, что же произошло семьдесят два года назад. Ему нравилось забираться в заброшенные здания и изучать их, читать найденные в них книги, рассматривать картины. Чаще всего могильщик и забирал-то их не из-за цены, которая выражалась в звонкой монете, а исходя из ценности того или иного произведения искусства или знаний, отражённых в книгах и свитках. Люди однажды уже потеряли эти плоды трудов поколений, живших до них, и в какой-то мере Велион чувствовал свою значимость, когда возвращал их потомкам.

Бергатт был настоящим кладом, могильщик в этом не сомневался. Но, как это всегда бывает, имелось одно большое «но».

Велион считал себя одним из лучших в своём деле, ему часто говорили, что вообще лучший из всех. И всё же, бывал он в местах похуже Бергатта, а с ним и другие, не такие опытные, но благополучно из этих мест возвращающиеся. В некоторых городах магия убивала вообще всё живое, и даже мухи не залетали в такие места. Могильник посреди горы был вполне обитаем. Но из него никто не вернулся.

Почему?

Ответ напрашивался сам собой.

А значит, устраивать лагерь где-то за стенами Бергатта, бегая туда-сюда, смертельно опасно. Уродцы наверняка поймают их и убьют. За эти часы у Велиона родился простой, в общем-то, план, позволявший минимизировать риск встретить шрамированных. Они с Крагом, которого сейчас даже язык не поворачивался называть Шрам, могут разбить лагерь где-нибудь в укромном месте внутри городских стен и сидеть здесь, пока еда не кончится. Или пока не надоест трахать собственные кулаки, ведь едой можно разжиться без особого труда. До вечера можно спрятаться на той мельнице, а как наступит темнота, спуститься в могильник. Таким же способом можно будет и сбежать из Бергатта.

Велион собирался предложить Крагу этот план. Останется? Хорошо. Сбежит? Велион выкупит у товарища еду, кроме той, что тому понадобится на обратную дорогу, и останется здесь один. Он никогда не боялся одиночества. Учитывая, как Краг распсиховался из-за местных, разговор будет тяжёлым.

Но сначала Велион сделает крюк и нарвёт свежих яблок. Да и хутор лучше опять обогнуть.

Яблони, конечно, одичали за эти годы, но даже новое поколение деревьев, за которыми ни дня не ухаживал садовник, склоняло ветви к земле. Могильщик сорвал первое яблоко и сразу вцепился в него зубами. Кисловатое, но есть вполне можно. Он сунул яблоко в зубы и принялся набивать рюкзак, выбирая самые крупные и самые спелые плоды.

То ли он подрастерял хватку. То ли слишком громко хрустело яблоко, которое ел. То ли замухрышки оказались на удивление тихими.

Четверо вышло из рощи буквально в дюжине шагов от могильщика и остановились, разинув рты.

– Это что ещё за хрен? – взвизгнул один из них.

Второй же просто потянулся к ножу, висящему на поясе.

Могильщик не стал ждать продолжения. Он швырнул огрызок яблока в уродцев – те отшатнулись от этого жалкого снаряда, как от каменного ядра или тухлой чумной туши – и рванул прочь, на ходу забрасывая рюкзак за плечи.

Бежал он к городским воротам, надеясь, что в могильнике его не будут преследовать. Местные заорали, как полоумные, и бросились за ним.

Могильщик вылетел на свободный от деревьев участок и увидел ещё четверых доходяг, и вот эти-то уже чётко дали ему понять – просто так отсюда не выбраться. У двоих были мечи, а двое других держали в руках старенькие лёгкие арбалеты. И стояли они ровно там, куда Велион собирался бежать.

– Вот он! – тонко взвизгнул один из арбалетчиков и поднял оружие.

Второй оказался проворней. Вместо того, чтобы орать, он выстрелил. Но стрела ушла так далеко, что как бы не попала в кого из той четвёрки, что бежали позади.

Его боялись, и Велион решил этим воспользоваться. Он рванул на уродцев в лоб, доставая своё лезвие. Мечники враз заорали и… да, отшатнулись, освобождая дорогу. На пути оказался один арбалетчик, тот, что орал, а не стрелял, но он тупо тыкал в могильщика арбалетом, будто пытался заколоть его болтом. И всё же с дороги не уходил.

Велион ударил арбалетчика плечом, одновременно располосовав ему правую руку от самого локтя до запястья. Чтобы всё-таки не надумал выстрелить в спину. Мог бы и убить, но зачем лишний раз злить их? Пока за ним гоняются как за незваным чужаком, если же он кого-то убьёт, ему начнут мстить. А так, кто знает, может, и перестанут охотиться за зубастой дичью.

Встретившись с подкреплением, вооружённые всё-таки решились на преследование. Впрочем, Велион без труда убежал от них и забежал в город. Там он забрался в знакомый уже трактир и замер, ожидая погоню. Ждать пришлось недолго.

– Сюда забежал? – крикнул кто-то. – Прямо в ворота?

– Да. Видел его, как тебя сейчас.

– Он что, больной? Кто ж в своём уме полезет к Гневу Древних?

– А как он, по-твоему, выжил в Мёртвом мире?

– Ну… как-то…

– Ладно, уходим. Сверкле нужно как следует перевязать. Здесь чужак не выживет. А если выползет, мы его прихватим на обратной дороге.

Они ушли, а Велион остался сидеть в таверне.

Выходило всё очень плохо. За ними устроили самую настоящую охоту. И что с Каргом? Сумеет ли сбежать?

В своей прошлой жизни Велион дважды попадал в подобную ситуацию. Вот только тогда, в прошлой жизни, он был охотником, а не дичью. Что-то внутри него, то, что могильщик, казалось бы, давно вытравил из себя и забыл, подсказывало – они легко могут поменяться местами.

Бульканье истекающего кровью из перерезанной глотки каторжника стояло в ушах Велиона прямо сейчас, будто не прошло с того момента уже больше двенадцати лет. Вспомнил он и вопли другого, которого Валлай выпотрошил мечом и оставил умирать, потому что добить его просто не было времени, ведь где-то там, впереди, бежали ещё трое, которых им нужно убить, иначе Храм на Болотах Утопленников не получит денег, а им самим всыплют розг.

Как и в тот день, сердце забилось, руки мелко дрожали, но всё это пройдёт, стоит ему достать нож и пойти за ними. Резать глотки и потрошить животы.

Велион закрыл глаза и глубоко вздохнул, пряча клинок в ножны. Нет, он не будет делать этого. Он добровольно отказался от того будущего, что выбрал для него Халки, нашедший его, пятилетнего оборванца, в канаве и приведший в Храм. Иногда убийство кажется самым простым путём, но точно не в этот раз. В конце концов, против него целый посёлок вооружённых замухрышек, и максимум, что он сможет сделать – подороже продать свою жизнь.

Поэтому лучше просто попытаться сбежать. Дождаться темноты и сматывать удочки. На всякий случай проверить ту заброшенную мельницу, где сейчас ждёт его Краг. Если та окажется пустой, Велион попытается догнать напарника на обратной дороге. Если же Шрама убили…

Могильщик скрипнул зубами. Что ж, тогда будет справедливо, если парочка уродцев отправится догонять Крага по дороге за Туманные горы.

Но всё это после наступления темноты. Пока же Велион достал из рюкзака яблоко и принялся грызть. У него есть ещё несколько часов. Сейчас он подкрепится и направится на поиски дороги в глубь Бергатта. Как следует исследовать могильник не получится, но он как минимум может стать немного богаче.

Могильщик доел яблоко и почти с ненавистью уставился на огрызок. Ему жутко хотелось выпить.

⁂

После обеда буря совсем утихла. Крамни сидел в засаде, сооружённой из палых веток, и вслушивался в звуки леса. Он был отличным охотником, прекрасно стрелял и имел некую чуйку на добычу. И именно эта чуйка говорила ему, что из добычи на сегодня ему уготованы только дерьмовое настроение, отсиженный зад да, быть может, горсть ягод, которую он, если не поленится, соберёт на обратной дороге. Но сидение в шатре дало бы ему то же самое, да ещё и без ягод. Из ягод хотя бы можно сварить компот.

Где-то поблизости хрустнула ветка. Чуйка Крамни встрепенулась, охотник пристально уставился на те деревья, откуда доносился звук. Кажется, там действительно что-то есть.

«Подойди поближе», – подумал Крамни и наложил стрелу на тетиву. Ещё чуть-чуть…

– Чуешь? – громко спросил Рожа, сидевший до того молча и абсолютно неподвижно уже пару часов.

Тень дикого козла шмыгнула сквозь деревья и исчезла из виду. Теперь всё. Дерьмовое настроение и отсиженный зад. Да и что-то даже ягоды собирать расхотелось.

– Чую что? – буркнул Крамни, вздыхая и выбираясь из своего укрытия.

Если поблизости и была другая дичь, она попряталась от бури. Нынешнюю охоту можно считать неудавшейся, а ведь сегодня один из редких дней, когда городские увальни не бродят по лесу и не распугивают добычу.

Рожа молчал, будто действительно ожидал ответа, и Крамни всё же решил принюхаться. Пахло мокрой травой, что в такую погоду неудивительно, и немножко пованивало кислым потом от него самого, но к этому запаху Рожа тоже должен был привыкнуть. От него самого, небось, воняло не лучше.

– Ни хера не чую.

– Говном пахнет, – глубокомысленно сказал Рожа, поворачивая к Крамни своё обёрнутое в тряпки лицо. – Крепким таким говном, заварившемся в этом проклятом месте, что вы называете Бергатт, а лучше было бы называть чирьем на жопе нашего злополучного мира.

– Не пойму тебя, – сказал Крамни, облизывая покрытые шрамами губы.

– В городе творится какой-то пиздец, – всё тем же глубокомысленным тоном произнёс Рожа. – Я чую эту старую шлюху Сильгию. И чую свежую кровь.

– Да и хер с ними, – пожал плечами Крамни.

Уже несколько лет горожане для него были настолько же приятны, как тот самый чирей на том самом месте. Охотник подошёл к Роже, уселся рядом, достал из туеска полоску вяленого мяса и сунул в рот. Хотя, если подумать, есть о чём беспокоиться: если Рожа, чёртов колдун, говорит, что что-то не так, значит, что-то не так. Урмеру не так часто выпускал умалишённую из Башни, значит, и он чуял что-то неладное.

– Я чую ещё кого-то, – сказал после паузы Рожа. – Кого-то… странного. Не пойму ничего.

– А я-то вообще ни хера не пойму, что ты несёшь, Рожа.

– Говорю же, чую, что в городе заваривается какое-то говно. Что здесь непонятного?

Крамни вздохнул и промолчал. Это-то он понял. Ну и что дальше? Какое им, изгоям, дело до того, что происходит в городе?

– Думаешь, это нас не касается? – хмыкнул Рожа. – А я тебе скажу, что касается и ещё как. – Колдун провёл рукой по скрытому под повязками лицу. – Чешется.

– Ну так сними повязки и почеши.

– Ты знаешь, что я не могу.

– Знаю. Но не знаю, почему. И вообще… – Крамни вздохнул. – Ты как-то странно сегодня себя ведёшь. Ты и так вообще-то охрененно странный, но сегодня как будто у тебя совсем ум за разум заехал.

– Сегодня – великий день. Великий. Для этого места. Для большинства других мест – самый обычный день. Но для Бергатта, учитывая масштаб вашей жизни, великий. Я чувствую это.

– Хватит нести чушь.

– Я никогда не несу чушь, Крамни. Великие времена пришли. А в великие времена только и происходит, что льётся кровь. Попомни мои слова. – Рожа накинул на плечо сумку и одним движением поднялся на ноги. – Я пойду. Осмотрюсь.

И вот тут Крамни не то, чтобы удивился, он просто-напросто охренел.

– Куда ты пойдёшь? – ошалело спросил он. – В город? Тебя же там не видели ни разу. Не дай боги, попытаются убить.

– Нет. Горожанам сегодня есть, за кем охотиться. Я поброжу по окрестностям. Быть может, схожу в Башню.

– Но…

– Но я никуда не отходил от вас последние пятьдесят лет, с тех пор, как появились первые изгои? Так и есть. Но, быть может, именно это поможет тебе понять, насколько великий сегодня день.

– Ты же вернёшься? – спросил Крамни.

– Возможно. И, возможно, если даже вернусь, ты меня никогда не узнаешь.

– Ч… чего? Возможно? Но…

– Да, Крамни, возможно. Или вернусь, или нет. Так бывает. Всё заканчивается. Я могу умереть прямо сегодня или завтра. А может случиться так, что моё присутствие здесь станет не нужно или даже опасно. Быть может, именно сейчас я должен присутствовать где-то в другом месте, где не происходит великих дел, а тот факт, что я засиделся здесь, только повредит всем. Поэтому не переживай, если я не вернусь. – Тряпки, из-под которых едва виднелись два налитых кровью глаза Рожи, повернулись к Крамни. – Ты же помнишь, что обещал Варлу?

– Варлу? – переспросил Крамни.

– Варлу, Варлу. Ну, помнишь то обещание, за которое он оставил тебе жизнь?

– Что помогу в случае чего его сопляку?

– Именно, – кивнул Рожа. – Ты ведь никогда не думал, что тебе придётся это делать? Точно так же, как и не думал о том, что уйду я. А вот посмотри, как на самом деле оборачивается: я ухожу, а старое обещание помочь сыну Варла, быть может, придётся выполнять. Мы никогда не знаем, как повернётся жизнь. Прощай, Крамни. Желаю тебе пережить эти великие времена, что пришли в вашу глухомань. Предупреди о них остальных.

Рожа похлопал Крамни по плечу и через пару секунд исчез за деревьями, будто его и не было.

Крамни потёр подбородок. Творилось что-то невообразимое. А значит, нужно действительно сделать то, о чём говорил Рожа – предупредить остальных и готовиться к худшему. А после он сядет на свой порядком затёкший зад, крепко выпьет и подумает о будущем.