Текст книги "Глубина резкости. Роман"

* * *

В стационаре дежурный врач осмотрел его, констатировал сотрясение мозга лёгкой степени и выписал справку о побоях. Медсестра перевела больного в палату, где он провёл ночь. Утром Артём почувствовал себя значительно лучше. Уже другой доктор осмотрел его и пришёл к заключению, что серьёзной угрозы здоровью нет. Он сказал, что можно возвращаться домой, но необходимо соблюдать постельный режим и избегать волнений. Артём позвонил Анжелике и сообщил о случившемся. Она обещала приехать и забрать его из больницы.

Спустя полчаса она ждала его у крыльца корпуса. Артём вышел из здания и сел в машину. Анжелика покачала головой, глядя на него.

– Крепко он тебя отделал. Теперь ты точно красавчик.

– Издеваешься над несчастным, – проворчал потерпевший. – Жестокая женщина.

– Вернёмся к делу, – сказала она, выезжая из больничного двора. – Вкратце ты мне сообщил о том, что случилось. Теперь хотелось бы услышать подробнее.

Выслушав более подробную историю происшествия, Анжелика спросила:

– Ты что-нибудь ещё знаешь об этом парне?

– Нет, – ответил Артём, но тут же спохватился. – Да, чуть не забыл. Женщина во дворе записала номер его машины. Листок где-то у меня в кармане.

Он пошарил по карманам куртки, нашёл в одном из них лист бумаги и показал его Анжелике. Она довольно кивнула и сказала:

– Как говорится, нет худа без добра. Сейчас я доставлю тебя к райотделу полиции. Там ты напишешь заявление, приложишь медицинскую справку и листок с номером автомобиля. Важный момент: скажешь, что нападавший угрожал расправиться с вами обоими – с тобой и с Кариной. Если у тебя на этот счёт есть вопросы и возражения, оставь их при себе. Сделаешь так, как я сказала. То же самое потом расскажешь Меллеру.

– У меня нет вопросов, – сказал Артём. – И так всё ясно. Хочешь напугать Карину, чтобы она отстала от меня.

– Верно, – отозвалась Анжелика. – Ты всё правильно понял. Но сейчас тебе нужна забота. Я не возражаю, если её проявит именно Карина. Как я поняла, ты с ней неплохо ладишь.

Артём не стал развивать эту тему, хотя у него возник закономерный вопрос: как совместить желание напугать Карину для того, чтобы отстала, с позволением продолжать проявлять заботу? Сидящая рядом женщина в очередной раз ставила его в тупик. Иногда за её словами было почти невозможно разгадать их подоплёку.

Возле райотдела они расстались. Вопреки опасениям Артёма, хлопоты в полиции не отняли много времени. Заявление приняли и поставили на учёт. Вернувшись домой, Окунев позвонил Меллеру и доложил ему о вчерашнем нападении и нанесённом здоровью ущербе, приведшем к временной нетрудоспособности.

– Ясно, – проговорил Паша. – Блудная дочь вернулась в родные пенаты, но притащила за собой хвост. Ты в полицию обращался?

– Да, – сказал Артём. – Врач советовал сделать это незамедлительно.

– Надо было сначала мне позвонить. Я бы решил эту проблему.

– Дело серьёзное. Парень опасен.

– Ладно, разберёмся. Работать, стало быть, не можешь?

– Нет. Мне прописан постельный режим и полный покой.

– В таком случае тебе нужен уход, – резонно заметил Паша. – Я мог бы прислать Карину, но если ты боишься…

– Ничего я не боюсь! – нарочито сердито отозвался Артём, памятуя о советах Анжелики. – Делай, как считаешь нужным.

Закончив разговор, он разделся и забрался в постель, поскольку самочувствие оставляло желать лучшего.

* * *

Дверной звонок прервал его сон. Приехала Карина. Накинув на плечи халат, Артём открыл дверь и впустил женщину в квартиру. Затем опять вернулся в постель, но уснуть уже не получилось. Карина принялась готовить ему еду. Потом, убедившись, что он не спит, пригласила на кухню отужинать вместе. Внешне она источала заботу и внимание, однако в её лице заметно проглядывало беспокойство. За обеденным столом Окунев терпеливо ждал, когда женщина сама заговорит о том, что её тревожило. В конце концов, она решилась.

– Тёма, мне очень жаль, что я невольно стала причиной твоих неприятностей. Но я даже не знала, что этот человек сейчас в Новосибирске и следит за мной. Ты мне веришь?

– Верю, – сказал Артём. – Почему бы и нет? Постоянно кто-то за кем-то следит. Ты – за мной, он – за тобой.

Карина сделала вид, что обиделась.

– Ну, зачем ты так говоришь? Я забочусь о тебе, а ты этого не ценишь.

Артём вдруг разозлился.

– А чего ты вдруг озаботилась моей персоной? – спросил он сердито. – Чувства проснулись? Чёрта-с-два! Паша приставил тебя приглядывать за мной. Сколько он платит тебе за твои чувства, эскортница?

Женщина резко встала. Ей надоело притворяться и играть навязанную роль, да ещё сносить оскорбления.

– Да пошёл ты, придурок! – крикнула она враждебно. – Ты опротивел мне до печёнок. Мало тебе навешали вчера. Надо было вообще пришибить, чтобы мои глаза тебя больше не видели.

Выплеснув на Окунева свои истинные чувства, Карина оделась и ушла, хлопнув дверью. Артём вдруг почувствовал себя плохо. Вспышки эмоций негативно отразились на его сотрясённых мозгах. Не закончив ужин, он вновь завалился в постель и проспал до позднего вечера. После длительного сна самочувствие заметно улучшилось. Но близилась ночь, а спать совсем не хотелось.

Чтобы как-то скоротать время, Артём включил ноутбук и стал просматривать всё подряд, пролистывая новости и прочую информацию. На глаза ему попалась реклама фотоаппарата. Он вспомнил, что ещё вчера планировал обзавестись профессиональной фототехникой нового поколения, и стал изучать и оценивать предлагаемые варианты. Главным образом, его интересовали новинки фирмы «Nikon». В результате сбора и анализа информации Артём пришёл к выводу, что беззеркальные образцы данной фирмы недостаточно проработаны и имеют ряд существенных недостатков. Поэтому он решил обратить свой взор на традиционные зеркальные аппараты. Сравнив несколько наиболее удачных моделей из разряда профессиональных, он в итоге свёл своё внимание к двум из них: «Nikon d810» и «Nikon d850». По логике вещей предпочтение следовало отдать первой модели. Она лишь частично уступала последней по техническим параметрам, зато была значительно дешевле – на добрую сотню тысяч. Именно на этом варианте Артём решил остановить свой выбор.

Увлечённый своим занятием, он не заметил, как пролетела большая часть ночи. Получившие накануне хорошую встряску мозги вновь стали подавать сигналы о том, что им срочно требуется отдых. Артём выключил компьютер и забрался в постель.

* * *

Ближе к полудню его навестил Меллер. Сначала он пытался отпереть замок своим ключом. После безуспешных попыток стал колотить в дверь кулаками. Артём впустил его в квартиру.

– Чего громыхаешь? – спросил он. – Звонок же есть.

– Зачем замок поменял? – наехал на него Паша. – Эта квартира моя, и я имею право входить сюда в любое время.

– А влезать в мой персональный компьютер ты тоже имеешь право? Я не хочу, чтобы в моё отсутствие в нём хозяйничали посторонние. И чтобы снова «жучков» в комнатах натыкали – тоже не хочу.

Меллер смотрел на Окунева, тяжело дыша. Было видно, что он очень зол. Точнее сказать, он едва сдерживался.

– Я вчера направил к тебе Карину, – сказал он. – Где она?

Артём пожал плечами.

– Не знаю. Ещё вечером ушла.

– Почему ушла?

– Мы поссорились. Она высказала всё, что думает обо мне на самом деле, и хлопнула дверью. А в чём проблема? Позвони ей, и всё узнаешь.

Меллер прошёл в комнату, немного постоял, раздумывая о чём-то. Затем подошёл к окну и опёрся руками о подоконник.

– Карина в больнице, – сказал он, не оборачиваясь. – Вчера ей порезали лицо.

– Что?! – вскрикнул Артём, словно его ударило током. – Кто порезал?

Паша повернулся к нему.

– А вот это я и хотел бы выяснить, – он подошёл к Артёму вплотную. – Бывшего бойфренда Карины задержали. Парень признался в том, что избил тебя. А вот в том, что порезал любовницу, признаваться не хочет. И угрозы в её адрес тоже отрицает. Что скажешь на это?

Окунев сел на кровать и интенсивно потёр ладонями виски. Голова стала тяжёлой, словно в неё залили свинец.

– Что я могу сказать? Чёрт возьми, Паша, ну не я же её порезал, в конце концов!

– Нет, конечно, – легко согласился Павел. – У тебя на такое кишка тонка. Но смотри, приятель! Если узнаю, что ты хоть в чём-то участвуешь против меня, я тебе не только личную жизнь сломаю.

Он вышел в прихожую. У двери остановился.

– Завтра к часу дня будь в студии. Заказчики торопят. Думаю, трёх суток полного покоя тебе вполне достаточно для выздоровления.

Паша ушёл. Заперев за ним дверь, Артём вернулся в спальню и лёг на кровать. От «полного покоя», какой ему обеспечили обстоятельства, голова шла кругом, а душа сжималась в комок. Сопоставляя эпизоды последних событий, он неумолимо приходил к пониманию, кто реально стоит за вчерашним покушением. Но если даже это понимание было абсолютно верным, всё равно оставался неясным вопрос: зачем понадобилось уродовать лицо фотомодели? Неужели из ревности?

– Чушь! – произнёс Артём вслух. – Этого не может быть. Здесь что-то другое.

Он повернулся набок и закрыл глаза. Думать и гадать не имело смысла. Лучше плюнуть на всё и попытаться уснуть. Пусть мозги немного станут на место. Понемногу его стала одолевать дремота. Но в это время заверещал сотовый телефон. Досадуя на себя за то, что не выключил мобильник, Окунев принял вызов.

– Артём, что происходит? – услышал он сердитый голос отца. – Ты опять бросил Риту?

От досады Артём мысленно ругнулся и ещё раз посетовал на себя за оплошность. Конечно, выключенный телефон мог лишь отсрочить разговор. Отец всё равно бы дозвонился. Но пусть бы это случилось позже. А сейчас объясняться не было ни сил, ни желания.

– Что значит «опять бросил»? – задал он встречный вопрос. – Я её вообще ни разу не бросал.

– А как называется то, что сейчас происходит? Ну ладно, на нас с матерью тебе плевать. Но Риту зачем мучаешь? Она ведь, бедняжка, про тебя ничего толком не знает. Да ещё как-то оправдать пытается. А от тебя вновь ни слуху, ни духу. В чём дело? Опять на приключения потянуло?

Артём вдруг почувствовал, что окончательно «сдувается».

– Пап, давай поговорим в другой раз, – попросил он. – Не уверен, что получится, но постараюсь всё тебе объяснить. А сейчас я не вполне здоров. Мне трудно говорить.

– А теперь слушай меня, – всё так же гневно продолжал Александр Михайлович. – Если ты сегодня же не позвонишь Рите, можешь считать, что у тебя нет отца.

Связь прервалась. Артём задумался и пришёл к выводу, что родитель прав. Рите можно и даже нужно было звонить. Следовало хотя бы изредка давать о себе знать, соблюдая при этом определённую осторожность. Излишняя перестраховка только всё осложняла. Но сейчас он был не в состоянии вести беседы. Больной голове требовался отдых. Артём посмотрел на часы: в запасе у него оставалось полдня. Он вновь повернулся на бок и закрыл глаза, не забыв предварительно выключить телефон.

Неожиданно для себя самого он проспал до десяти часов вечера. Стало быть, в Иркутске уже одиннадцать. Вполне возможно, что Рита уже легла спать. Однако угроза отца была недвусмысленной. Артём умылся холодной водой, чтобы окончательно проснуться. Затем он вернулся в спальню, взял в руки телефон и… положил его обратно. Только сейчас здравым умом он понял, что звонить Рите не следует ни в коем случае. Все его рассуждения об излишней предосторожности разбивались об одно-единственное обстоятельство: вчера вечером Карине порезали лицо.

Неведомая сила, взявшая над ним контроль, отрезала пути к отступлению. Все прежние связи, отношения, привязанности оставались в другой жизни, в которую отныне ему не было возврата.

3. Особенная дата

Декабрь перевалил за середину. Артём продолжал снимать парные и групповые сцены. Иногда Паша подбрасывал новые пожелания от заказчиков. Они были различны, но в границах одной и той же темы. Обещанное Меллером разнообразие в работе было благополучно забыто и больше не упоминалось. Окунев уже ничему не удивлялся и не тратил нервы на эмоции. Он механически выполнял свою работу, не вкладывая в неё ни души, ни творческих озарений, ни профессионального мастерства. Тем не менее, его картины продолжали находить своих покупателей. Это могло означать лишь одно: на первый план вышел престижный символ – логотип окуня, созданный Алесем Босевичем, или как его там, а божий дар и сама личность фотографа Артёма Окунева отошли в тень. Паша, вероятно, уже сообразил, что его подопечный стал выполнять работу абы как. Но пока спрос не падал, он смотрел на ситуацию сквозь пальцы. Однако в его отношении всё заметнее просматривалось недовольство.

Однажды Павел вызвал Артёма в студию. Входя, Окунев услышал, как Меллер разговаривает по телефону. Он остановился, чтобы послушать, о чём идёт речь. Учитывая испорченные отношения с боссом, следовало быть в курсе всего происходящего. Однако из его затеи ничего не вышло – Паша говорил по-немецки. Артём вошёл в помещение, уже не прячась. Увидев его, Павел спешно сказал несколько слов и, закончив известным Артёму «ауфвидерзейн», отключил телефон.

– Мы вышли на международный уровень? – спросил Окунев.

– Это тебя не касается, – бесцеремонно отрезал шеф.

– А что касается? Ты же для чего-то позвал меня. Опять будем ширить горизонты?

– Молодец, соображаешь!

– И насколько широко мы их раздвинем?

Павел многозначительно хмыкнул.

– Ты как-то в разговоре упомянул гомиков. Считай, что Всевышний тебя услышал. К нам поступил такой заказ. Что скажешь?

Артём пожал плечами.

– Стоило из-за этого сюда тащиться? Мог бы сообщить по телефону. Дерьмовые новости я предпочитаю слышать на расстоянии.

Посверлив его глазами, Паша сказал:

– Для тебя эта новость не такая уж и дерьмовая. Даже, наоборот, есть несомненный плюс. Я верну твои заработки на прежний уровень. А если возьмёшься за работу с тем же старанием, с каким работал прежде, то и существенно повышу.

– В гробу я видал твои заработки, – ответил Окунев. – Найди для этой грязи другого исполнителя. Алесь может прилепить «рыбку» к любой фотографии.

– Заткнись! – рявкнул Паша. – Будешь делать то, что я скажу. Иначе я выполню свою угрозу: отправлю ролик Боре. Он тебе устроит гестапо. Всё ясно?

Артём вытянулся по струнке и щёлкнул каблуками.

– Яволь, хер Мюллер! Я могу идти?

На Пашином лица проявилась острая неприязнь.

– Пошёл вон! – процедил он сквозь зубы.

Выходя из студии, Артём помахал ему рукой.

– Ауфвидерзейн, Пауль!

* * *

Ему нестерпимо хотелось напиться. Благо, что у него всегда имелся в наличии запас спиртного. Он извлёк из шкафа бутылку коньяка и налил себе полстакана. В этот момент зазвонил телефон. Артём взглянул на экран: номер был незнакомый. Он принял вызов.

– Алло!

– Здравствуй, дорогой! – раздался незнакомый голос, в котором чувствовался кавказский акцент. – Ты ещё не выпил?

Окунев удивлённо посмотрел на свой стакан. Затем настороженно огляделся по сторонам.

– Нет ещё, – сказал он.

– Так пей быстрей, – сам звонивший явно был навеселе.

– Вы кто?

– Кто я? Ха-ха-ха! Неужели не узнал? Твой друг Резо. И мне непонятно, почему ты до сих пор трезвый. Или забыл, какой сегодня день?

Никакого друга Резо у Артёма не было. Скорее всего, звонивший ошибся номером. Но в свете последних событий можно было предположить всё что угодно. Хотелось слегка прояснить ситуацию.

– А какой сегодня день? – спросил Артём.

– Ты меня обижаешь, Антоша. Ей-богу обижаешь, – укоризненно проговорил Резо. – Вот от тебя я такого не ожидал.

– Меня зовут Артём.

– Что ты сказал? Артём? Почему Артём? Я что, ошибся?

– Выходит, что так.

– Прости, дорогой! – воскликнул невидимый собеседник. – Постой, проверю. Да, ты прав: я номер неправильно набрал. Можно было в списке найти, а я набрал по памяти. Но ты всё равно выпей. Обязательно выпей!

– Да я уже налил, – Окунев усмехнулся. – Только вот не знаю, за что пить. Ты хотя бы объясни мне.

– Объясню. Конечно, объясню, – сказал Резо. – Хотя стыдно не знать. Сегодня двадцать первое декабря – день рождения Иосифа Виссарионовича Сталина. Великий был человек! Грех не выпить за него.

– Ну что же, я не против, – согласился Артём. – Хотел сегодня напиться с горя, да ещё в одиночку, а тут появился совсем другой повод. И он мне больше нравится. Наливай себе, Резо, выпьем вместе.

– С удовольствием, дорогой! Будь здоров!

Из динамика послышался звук, похожий на щелчок. Артём поднял стакан и тоже коснулся им телефона.

– Будь здоров, Резо! – сказал он и, выпив до дна, продолжил: – Хорошо, что ты ошибся номером и позвонил мне. На душе стало легче. Всего доброго!

– Постой, Артём! – задержал его собеседник. – Какое горе у тебя случилось? Может быть, смогу чем-то помочь?

– Тебе-то зачем?

– Затем, что ты хороший человек. По голосу слышу.

– Спасибо, друг! Но мне надо самому во всём разобраться и принять решение.

– Тогда просто поделись. Тебе легче будет.

Артём подумал, что и в самом деле не помешает облегчить душу. Люди нередко делятся сокровенным с незнакомцами, будучи уверенными в том, что их пути больше никогда не пересекутся. На всякий случай он вышел из квартиры и прошёл в конец коридора. Там продолжил разговор.

– Дело в том, Резо, что человек, которого я считал другом, фактически оказался врагом. Он втягивает меня в свои чёрные и грязные дела и угрожает расправой, если я не стану помогать ему.

– Он и вправду опасен? – спросил Резо. – Может быть, его самого следует напугать?

– Нет, не нужно, – сказал Артём. – Он угрожает подставить меня под удар каких-то отморозков, о которых я почти ничего не знаю. А я по собственной глупости дал ему такую возможность.

– Вот шакал! Ещё другом назывался! – гневно выплеснул собеседник свои эмоции. – Послушай меня, дорогой. Вот я грузин, а Антоша русский. И мы друг за друга в огонь пойдём. Обидно, когда русский с русским так поступает.

– Он немец, – сказал Артём.

Казалось, эта информация обрадовало собеседника.

– Тогда всё понятно, – воскликнул он. – Немец – он и есть немец. Не зря их товарищ Сталин бил нещадно. Жаль, нет нынче такого человека как он. А то бы навёл порядок. Всех шакалов отправил бы туда, где им место. Давай-ка, брат, ещё по одной за великого человека.

Артём вернулся в квартиру и налил себе полный стакан. Опять дистанционно «чокнулся» и залпом выпил.

– Всего тебе доброго, брат! – сказал Резо. – Ты всё же сохрани мой номер на всякий случай. Мы тут своей общиной дружно живём. Глядишь, поможем чем-нибудь.

– Спасибо! – с чувством произнёс Артём. – И тебе всего самого доброго!

Связь прервалась. Артём уже чувствовал, что пьянеет. Он внёс номер случайного собеседника в справочник телефона. Ощутив внезапный голод, стал вытаскивать из холодильника всё, что попадало под руку. Под эту закуску допил коньяк. Затем прошёл в спальню, сел в кресло и почти сразу уснул.

* * *

И вновь дверной звонок прервал его сон. Артём протёр ладонями глаза, с трудом выбрался из кресла и поплёлся ко входной двери. Но, распахнув дверь, никого за ней не обнаружил. Он чертыхнулся от досады, так как спросонья не мог сообразить: то ли звонок ему приснился, то ли просто кто-то похулиганил. Артём уже собрался захлопнуть дверь, как вдруг услышал в коридоре этажа шаги. Он выглянул из квартиры, но потенциальных хулиганов не заметил. Зато увидел женщину, идущую в его сторону. Она шла ровной неспешной поступью, и каблуки её высоких чёрных сапожек ритмично отстукивали шаги.

Одета женщина была во всё чёрное, начиная со свисающей из-под куртки длинной юбки и заканчивая модельной шапочкой. И лишь лицо молочно-белого цвета с лёгким румянцем на щеках да густые светло-русые волосы резко контрастировали со всем остальным обликом. На вид ей было около лет двадцать пять. Незнакомка подходила всё ближе, и у Артёма по непонятной причине в груди росло волнение. Его шестое чувство настойчиво сигналило о том, что эта женщина появилась не случайно, и её нельзя просто так упустить. Поэтому, когда она подошла близко, он сказал первое, что пришло на ум:

– Простите, вы не видели поблизости какого-нибудь сорванца? Дело в том, что меня разбудил дверной звонок. Я выглянул в коридор, но здесь уже никого не было.

Незнакомка посмотрела ему в лицо, и Артёма словно захлестнуло горячей волной. Необыкновенно выразительный взгляд ярко-синих глаз мгновенно коснулся души, заставил сердце биться чаще и сильней. Острое чувство заполнило, стеснило грудь, но это чувство было незнакомым, необъяснимым, совсем не похожим на те, которые обычно мужчина испытывает к женщине: любовь, страсть, влечение. Эти словесные обозначения в данный момент были непригодны.

– Увы, я никого здесь не видела, – ответила женщина на его вопрос. – Вероятно, звонок вам приснился. Судя по всему, спали вы очень крепко.

Артём вдруг смутился.

– Да, я вас понимаю, – пробормотал он. – Ещё раз простите! Позволил себе немного лишнего. Но для меня это вовсе не норма, а исключительный случай. Так получилось, что возникла стрессовая ситуация. Требовалась психологическая разрядка.

– Вы её получили?

– Не знаю. Не уверен.

– Я могу чем-то помочь?

Она продолжала смотреть на него, и невидимые лучи, исходящие из её синих глаз, освещали и грели душу.

– Да, – сказал Артём. – Вы могли бы оказать мне неоценимую услугу. Понимаете, я – профессиональный фотограф. Люблю и умею снимать женские портреты. Но с недавних пор меня вынуждают делать то, что мне крайне неприятно и даже противно. А мне очень хочется хотя бы изредка заниматься любимым делом.

– Вы предлагаете мне послужить вам моделью? – догадалась женщина.

– Да! – воскликнул он. – Сделайте одолжение, если хотите мне помочь. У вас необыкновенное лицо, словно вы явились сюда из другого мира. Я уверен, что портрет получится замечательный, и вы не будете разочарованы.

Она вдруг улыбнулась.

– Хорошо. Я готова помочь. Надеюсь, что это действительно пойдёт вам на пользу. Но у меня будет одно условие, о котором я скажу позже. Вы к этому готовы?

– Обещаю выполнить любое ваше условие, если оно будет мне по силам, – заверил Артём.

– Оно вас не затруднит.

– Значит, договорились, – Окунев отступил от дверного проёма. – Прошу вас, входите!

В прихожей он помог незнакомке снять верхнюю одежду. Теперь она предстала перед хозяином в чёрном пиджаке, под которым была видна крахмально-белая блузка. Окунев провёл женщину в комнату-студию. Там представился гостье:

– Меня зовут Артём. А как ваше имя?

– Зовите меня Тара, – ответила она, загадочно улыбнувшись.

– Сейчас в моде необычные имена, – сказал он. – Но ваше мне нравится. Итак, уважаемая Тара, что пожелаете: сразу приступить к фотосъёмке или сперва выпить чаю и пообщаться?

– Ни то, ни другое. Хочу для начала осмотреться.

Она прошлась по комнате, полюбовалась на фотоаппарат, закреплённый на штативе, на осветительные приборы, поводила пальцами по ширмам. Затем вновь обратила взор на Окунева и сказала:

– Моё условие таково. Ты сделаешь всего один снимок. И он не должен быть цветным.

Артём мог ожидать чего угодно, но только не этого. В техническом плане требование было совершенно простым. Убрать цвета – не проблема. Вопрос был в другом: зачем это делать?

– Я вас не понимаю… – начал он удивлённо.

– Говори мне «ты», – предложила она.

– Хорошо. Мне так тоже больше нравится. Но я не могу понять, почему ты не хочешь, чтобы я сделал цветной портрет? Чёрно-белые снимки всегда в проигрыше по сравнению с цветными. У меня достаточный опыт, чтобы судить об этом.

– Так уж и всегда? – спросила Тара с мягкой, но всё же ироничной улыбкой. – Я вовсе не ставлю под сомнение твой опыт, как, впрочем, и талант. Но хочу напомнить: ты обязался выполнить мои условия.

– Хорошо, я выполню, коли обещал, – Артём обречённо вздохнул. – Всё же мне любопытна твоя мотивация. Ведь это, как я понимаю, не блажь и не каприз. Значит, должно быть разумное объяснение.

– Оно есть и заключается в следующем: краски порой слишком бросаются в глаза. Они отвлекают внимание, не позволяют увидеть суть. Великие мастера фотопортрета – такие как Хельмут Ньютон, Ричард Аведон, Ирвин Пенн – понимали это и предпочитали монохромные снимки цветным. Для того, чтобы сделать портрет, достаточно одного цвета – белого. Все прочие – всего лишь его составные части.

Артём удивлённо смотрел на неё.

– Что значит, одного белого, Тара? – спросил он. – Даже если убрать с фотографии цветность, всё равно останутся три цвета: белый, чёрный и их производное – серый. Что вообще можно снять, если оставить только белый цвет?

На лице гостьи продолжала светиться улыбка.

– Я объясню, в чём твоя ошибка, Артём, – ответила она мягким голосом. – Ты не понимаешь главного. А оно заключается в том, что цвет и свет – суть одно и то же. Разве можно посветить чёрным светом? Такого света нет и быть не может. Чёрный – это всего лишь отсутствие белого.

– Довольно неожиданная мысль, – озадаченно пробормотал фотограф. – Тогда получается, что серый – это недостаток белого?

– Верно.

– Но у меня есть возражение. Ведь чёрный тоже имеет составные части. Его можно получить, смешав красный и зелёный.

– А ты попробуй разложить чёрный на красный и зелёный, – тут же возразила она. – Сколько ни старайся, ничего не получится. Нет такой призмы, через которую можно пропустить то, чего не существует. Я удовлетворила твоё любопытство?

Артём отрицательно мотнул головой.

– Нет. У меня появился ещё один важный вопрос. Ты утверждаешь, что чёрного цвета не существует, но пришла сюда во всём чёрном, не считая блузки. Но и она почти вся прикрыта чёрным пиджаком. Как это совместить с тем, что я от тебя услышал?

– Это мой зимний наряд, – спокойно ответила Тара. – Он символичен. В начале зимы день очень мал, а ночь велика. Сегодня самая длинная ночь в году. Двадцать первое декабря – особенная дата. Тебе известно об этом?

– Да, – неуверенно произнёс Артём. – Про самую длинную ночь, пожалуй, знают все. А недавно я узнал, что сегодня день рождения Сталина.

Лицо женщины озарила улыбка. Затем она стала серьёзной.

– Сегодня умирает старый год и рождается новый. Он рождается во тьме, но, взрастая, всё более стремится к свету. Весной, в пору своего расцвета, он закладывает семена будущей жизни. Затем наступает пора зрелости, в которую пожинаются плоды. Осень – это время подведения итогов и отдыха от трудов праведных. И наконец, зима завершает цикл, замыкая кольцо. Постарев, год растворяется во тьме, чтобы из этой тьмы мог родиться тот, кто приходит ему на смену. Ты не случайно упомянул Сталина. С ним связано зарождение нового мира, который, родившись из тьмы, прошёл весь цикл своего развития и вновь канул во тьму.

– Так что такое тьма? Что она несёт: добро или зло?

– Она необходима для того, чтобы научиться ценить свет. Всё познаётся на контрасте. Чем чернее ночь, тем ярче звёзды. Нужно всего лишь найти среди них свою путеводную. Тогда даже в самой тёмной ночи можно будет отыскать правильное направление.

– Ну, хорошо, – сказал Окунев. – Предположим, что я нашёл свою звезду. А что мне делать, если небо затянуто тучами?

– Ты заблудишься в темноте, если позволишь тучам закрыть твои звёзды. Тебе решать, чему быть на твоём небосводе.

Раздумывая над её словами, Артём стал готовить аппаратуру. Гостья тем временем расположилась на стуле, стоящем перед фотокамерой, и наблюдала за фотографом в спокойном ожидании. Можно было приступать к делу. Артём настроил резкость, выбрав необходимую для портрета глубину. Он решил изначально сделать снимок цветным, а позже убрать цвета на компьютере, чтобы иметь возможность убедиться, какой вариант в действительности имеет преимущество. Всё было готово для съёмки, все технические и художественные нюансы учтены. Но что-то ему мешало, не давало привычно нажать на кнопку, выбрав самый подходящий момент, как это Артём делал прежде бесчисленное количество раз.

– Я хочу тебя ещё кое о чём спросить, – сказал он. – Почему ты позволяешь сделать лишь один снимок? Для чего тебе это нужно?

Тара едва заметно улыбнулась и вновь стала серьёзной.

– Это нужно тебе. И нужно для того, чтобы ты уяснил одну простую истину: прежде чем щёлкнуть затвором, следует убедиться, что в зону резкости попало именно то, что тебе действительно необходимо. Жизнь нечасто предоставляет возможность заново переснять те сюжеты, которые человек испортил по собственной глупости.

Было очевидно, что она говорила вовсе не о фотографиях. Речь шла о жизни, о цели и мотивации определённых поступков и их последствиях. Видимо, тот же смысл гостья вкладывала в цвета, которые, по её словам, «отвлекают, не позволяют увидеть суть». И если спроецировать её слова на жизнь Артёма, то, пожалуй, главные из этих поступков были всё же напрямую связаны с фотографией.

Окунева вдруг охватило волнение, словно от того, каким сейчас получится снимок, зависела вся его дальнейшая жизнь. Он понял, что сравнивать на компьютере цветной и чёрно-белый варианты совершенно ни к чему, поэтому сразу отключил цветовой режим на фотоаппарате. Ведь всё, что говорила Тара, имело глубокое значение. Если судить по аналогии, то, соблазнившись яркими красками, Окунев выпустил из своей жизни главное. Потом дунул ветер, и разноцветная мишура разлетелась в разные стороны. Спектр ярких красок неуклонно терял способность синтезироваться в душе Артёма. И теперь в ней с каждым днём становилось всё меньше белого и всё больше его отсутствия.

Он посмотрел на сидящую перед ним женщину, затем взглянул на её чёрно-белое изображение на откидном дисплее фотоаппарата, и перед его мысленным взором, словно слайд-шоу, стали пролистываться варианты будущего снимка. Повинуясь необъяснимому чувству, Артём отключил часть осветительных приборов, остальные расположил иначе. За спиной гостьи он поставил чёрную ширму, затем направил на неё свет таким образом, чтобы в определённых местах создать блики, частично очерчивающие контуры чёрного костюма фотомодели. Он продолжал вносить в сюжет будущей картины новые детали до тех пор, пока не счёл, что теперь их вполне достаточно.

– Всё готово, – сказал фотограф. – Можно делать снимок.

Тара слегка повернула голову и вновь едва заметно улыбнулась. Артём нажал кнопку. Женщина сразу же поднялась, подошла к нему.

– Мне пора, – сказала негромко. – Проводи меня.

– Ты не хочешь посмотреть, что получилось? – удивился Окунев.

– В другой раз, – ответила Тара, направляясь в прихожую. – Я не прощаюсь.

Артём вышел из комнаты вслед за ней. Помог гостье одеться. Потянулся за своей курткой, но женщина мягко отвела его руку.

– Не нужно. Мы расстанемся здесь. До встречи, Артём!

– Значит, мы ещё увидимся? – спросил он.

– Увидимся, – ответила Тара. – Полагаю, что очень скоро.

Она вышла в коридор. Там повернулась и сказала:

– Запомни, Артём, сегодня особенная дата: старое должно уйти, чтобы уступить место новому.