Текст книги "Пилсудский"

Вождь партии

Издание «Роботника» не являлось единственной обязанностью Пилсудского в ППС. К концу августа 1894 года партия была почти полностью обезглавлена арестами; из четырех членов и двух кандидатов в члены ее Центрального рабочего комитета на свободе остались только Пилсудский, «излишне осторожный» Петкевич и непригодный для руководящей работы рабочий Паулин Климович. Удар по партии был столь сильным, что пришлось даже перенести на более поздний срок ее III съезд, назначенный на сентябрь 1894 года. Активизации работы ЦРК должна была послужить кооптация в его состав 28-летнего Людвика Кульчицкого, участника социалистического движения с восьмилетним стажем.

На Пилсудского, уже пользовавшегося в это время псевдонимом Виктор, пали основные обязанности по руководству партией, которые до своего ареста исполнял Строжецкий. В первую очередь нужно было восстановить нарушенные связи и привлечь к делу новых людей, продолжая одновременно издание «Роботника», постепенно становившегося символом партии. Пока выходила эта газета, ППС продолжала существовать в общественном сознании, независимо от того, как много ее активистов оставалось на свободе.

В это же время в руках Пилсудского оказались и основные контакты с Заграничным союзом польских социалистов. После встречи с Мендельсоном в Вильно в 1893 году Пилсудский стал постоянным корреспондентом «Пшедсвита», на его страницах он опубликовал большинство своих статей о тактике и стратегии ППС. В декабре 1894 года состоялась первая поездка «товарища Виктора» за границу – он представлял ППС на I съезде ЗСПС в Швейцарии. Здесь произошло его знакомство с известными деятелями польской социалистической эмиграции: Сигизмундом Балицким, Станиславом Грабским, Александром Дембским, Болеславом Енджеевским, Ромуальдом Мельчарским, Феликсом Перлем. Как старого знакомого его приветствовали Станислав Войцеховский и Витольд Йодко-Наркевич, которого он принимал в Варшаве несколькими месяцами ранее в качестве представителя ЗСПС на так и не состоявшемся III съезде ППС. Со временем большинство этих людей, как и сам Пилсудский, порвут с социалистическим движением и перейдут во враждебные ему политические партии. Но пока что всех их объединяла вера в то, что только пролетариат способен повести польский народ на борьбу за независимость, демократию и лучшую долю.

Из Швейцарии Пилсудский съездил ненадолго в Англию. Здесь он познакомился с еще одним будущим польским президентом Игнацием Мосьцицким[17]17
  Вскоре Мосьцицкий отойдет от социалистического движения и сделает успешную научную карьеру в области химии. В 1926 году, после государственного переворота и добровольной отставки Войцеховского, парламент по указанию Пилсудского изберет его президентом страны. Этот пост Мосьцицкий будет занимать до сентября 1939 года. После оккупации Польши немцами он эмигрировал в Швейцарию, где и умер вскоре после окончания войны.


[Закрыть], участником несостоявшейся террористической акции в соборе Святой Троицы в Варшаве в 1892 году, эмигрантом, проживавшим в то время в Лондоне и активно участвовавшим в деятельности ЗСПС. Они сразу же прониклись друг к другу глубокой симпатией. Здесь же жена Дембского сделала Юзефу протезы вместо выбитых в иркутской тюрьме двух передних зубов. Но в мае 1895 года новые зубы Пилсудского вместе с кошельком и тремя рублями вытащил карманный вор. «Que faire?[18]18
  Что делать? (фр.).


[Закрыть] Видимо, моя судьба ходить без зубов» – так отозвался будущий маршал на это происшествие.

После возвращения в страну Пилсудский вновь с головой погрузился в конспиративную деятельность[19]19
  Подлинный статус Пилсудского в это время установить очень сложно. Его биографы сходятся в том, что нелегал, которого искала полиция, предпочитал проживать под чужой фамилией, а связь с семьей поддерживал путем переписки, которую вел через своих зарубежных знакомых, хотя упоминаются и непосредственные контакты с родными. Знала ли охранка о том, что Пилсудский имеет отношение к деятельности запрещенной партии? Есть свидетельства, что в 1895 году его искали за «подрывную пропаганду», в том числе и за рубежом. Известно, что его фамилия фигурировала в показаниях некоторых из его партийных товарищей, попавших в руки полиции, – например Кульчицкого в 1895 году. Но остается без убедительного объяснения вопрос, почему же Пилсудский в 1899 году не побоялся под своей фамилией официально оформить брак. Ведь его заключению, как того требовало каноническое право, предшествовало трехкратное публичное объявление о готовящемся акте, а свидетелями были два его младших брата. И почему Пилсудский безбоязненно ездил собирать средства в университетские центры России, а также за рубеж? К сожалению, любой ответ на каждый из этих вопросов может иметь только гипотетический характер. Если все то, что по этому поводу пишут биографы Пилсудского, правда, то тогда получается, что охранка работала из рук вон плохо. Но как же тогда объяснить непрерывные провалы других конспираторов в том же Царстве Польском?


[Закрыть]. Вынужденное перемещение типографии «Роботника» не могло продолжаться долго, поскольку это наносило ущерб партийному строительству Нужно было искать нового наборщика, что было не так и просто сделать при ограниченном количестве в тот момент профессиональных революционеров в рядах ППС. В конечном счете эту задачу поручили будущему президенту Войцеховскому, который в эмиграции освоил наборное дело.

20 марта 1895 года Войцеховский приехал в Вильно под именем Казимежа Пашкевича и снял квартиру на окраине города. Именно здесь и была организована новая типография «Роботника». Ее адрес и на этот раз был известен самому узкому кругу людей – помимо Войцеховского его знали только Пилсудский и Сулькевич. Седьмой номер газеты вышел под датой 7 июня 1895 года. Виленский этап в истории центрального органа ППС продлится до 1899 года и будет достаточно успешным. «Роботник» начнет печататься более или менее регулярно, а самое главное, его издатели и на этот раз сумеют избежать провала, что было отнюдь не так легко.

В конце июня 1895 года в Понарах прошел III съезд ППС. Хотя пропагандистская деятельность партии (имелось в виду распространение «Роботника» и изданий, поступавших из-за рубежа) получила достаточно высокую оценку, но было указано, что без активизации организационной работы и роста ее рядов у ППС нет будущего. Поэтому особое внимание было обращено на деятельность низовых звеньев партии – кружков агитаторов, решение о создании которых было принято предыдущим съездом, но так и не реализовано. Членам партии съезд рекомендовал сосредоточиться на деятельности только в ее рядах, не состоять в других организациях и обществах. Примечательно, что съезд ППС и на этот раз не поставил вопрос о создании низовых ячеек партии, в которых могли бы действовать рабочие, а посчитал достаточным ограничиться лишь местными комитетами и кружками агитаторов. Несомненно, такая организация партии снижала риск провалов, но она по-прежнему оставляла во главе угла ее деятельности пропаганду, а не организационную работу.

В традиционном для польских социалистов ключе была выдержана резолюция съезда об отношении к другим народам Российской империи: следовало всемерно поддерживать их сепаратистские устремления и крепить взаимодействие с ними в борьбе с царизмом. III съезд показал, что в партийном активе появилось понимание необходимости перехода к решению более широких политических задач, что в ППС пришли новые люди, хотя и не так много, как хотелось бы. Именно так оценил итоги съезда Пилсудский, вновь избранный в состав Центрального рабочего комитета наряду с Кульчицким (он в сентябре того же года был арестован, а на его место кооптирован Войцеховский) и Сулькевичем. Таким образом, все руководство до следующего съезда сосредоточивалось в руках виленских социалистов.

Конечно, такой состав ЦРК облегчал работу, поскольку все трое были единомышленниками и имели большой опыт совместной подпольной деятельности. Однако он не позволял успешно развивать организационную деятельность, как того требовали решения III съезда. Сулькевич как государственный чиновник должен был ежедневно ходить на службу в литовском городке Таураге. К тому же главной его обязанностью была переправка через границу нелегальных изданий, и в этом он был незаменим. Войцеховский, которому было поручено поддержание связей с местными организациями (рабочими комитетами и кружками агитаторов), по-прежнему занимался изданием «Роботника», что отнимало у него много времени. На Пилсудского были возложены две основные задачи: обеспечивать наполнение партийной кассы и поддерживать контакты со студентами-поляками в российских университетских центрах, русскими социалистами и деятелями национально-освободительного движения народов империи.

Несмотря на титанические усилия «товарища Виктора», деньги для ППС удавалось добывать с трудом. Так, в октябре 1895 года в партийной кассе было всего 202 рубля 54 копейки. В связи с этим Пилсудский писал своим товарищам в Лондон, что они с Войцеховский уже не раз подумывали закрыть типографию и устроиться на службу, чтобы зарабатывать себе на хлеб.

Поскольку издание подпольной газеты требовало времени, денег и сил, у Войцеховского даже возникла мысль перенести типографию за границу. Но Пилсудский был решительно против этого. Выходом мог стать только приезд из-за рубежа еще одного человека, которой бы занялся «Роботником». Тогда Войцеховский смог бы полностью переключиться на работу с местными организациями. Для этого даже был подходящий кандидат – Игнаций Мосьцицкий. В конечном счете от этой задумки пришлось отказаться, так как у ППС не было денег на содержание семьи Мосьцицкого в случае его приезда в Вильно. Новый наборщик для «Роботника» приехал из-за границы лишь в 1899 году, когда Войцеховский в связи с женитьбой принял окончательное решение покинуть Россию.

Вторая половина 1890-х годов для Пилсудского была наполнена уже привычной партийной деятельностью. Ее содержание в эти годы, несмотря на решения III съезда ППС, существенно не изменилось. Печатная пропаганда по-прежнему оставалась главным направлением работы. К «Пшедсвиту», «Роботнику», брошюрам и листовкам добавились нелегальные «Гурник» («Горняк») и «Лодзянин», за рубежом стали издавать ежемесячник «Сьвятло» («Свет»). По ориентировочным подсчетам, в 1899 году в России распространялось не менее 100 тысяч экземпляров польских социалистических изданий, которые попадали в руки примерно 30 – 40 тысяч человек. Для глубоко законспирированной и не очень многочисленной организации это был реальный успех.

Хуже обстояло дело с привлечением в ППС новых членов. Связывать свою судьбу с запрещенной партией решались немногие, главным образом не обремененные семьями и житейскими заботами молодые люди обоих полов. Даже решение обособившейся в свое время Социал-демократии Королевства Польского признать в 1896 году программу ППС и войти в ее состав не изменило существовавшего положения, поскольку СДКП после ряда провалов в это время была фактически представлена одной немногочисленной региональной организацией. Правда, именно тогда был впервые преодолен раскол в польском социалистическом движении, причем на основе программы ППС.

Но единство продлилось недолго. Уже в 1899 году бежавший из вятской ссылки 22-летний Феликс Дзержинский, тогда уже житель Вильно, занялся воссозданием самостоятельной социал-демократической партии, которая на следующий год конституировалась как Социал-демократия Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ).

Продолжали развиваться и зарубежные контакты «товарища Виктора». В марте 1896 года он приехал в Англию почти на полгода. Крышу над головой ему любезно предоставил активный деятель польского социалистического движения Болеслав Антоний Енджеевский. С его детьми Пилсудский с удовольствием проводил свободное время, которого, правда, у него было очень мало. И здесь он активно занимался издательской деятельностью, встречался и поддерживал переписку с единомышленниками в Европе и США, писал статьи, занимался печатанием и переброской в Россию за деньги нелегальной литературы для русских и еврейских левых организаций. И рвался домой, в Вильно.

Однако он все же дождался IV конгресса II Интернационала, назначенного на 27 июля. В мае Пилсудский обратился к Сулькевичу за мандатом на право официально представлять на конгрессе ППС. В состав польской делегации на международный форум социалистов вошли 10 человек, представлявших социалистические организации всех польских земель, в том числе Мосьцицкий, Дашиньский, Енджеевский, Йодко-Наркевич, Дембский. Пилсудский зарегистрировался под именем Виктор Косьцеша[20]20
  Косьцеша (Kosciesza) – герб Пилсудских и ряда других шляхетских родов. По легенде, дарован еще в XI веке храброму рыцарю Косьцеше, которого нашли на поле битвы со сломанным мечом и стрелой, вонзившейся в грудь. Эти меч и стрела в стилизованном виде изображены на гербе.


[Закрыть].

Главной своей целью польские делегаты считали принятие конгрессом резолюции по польскому вопросу, проект которой они готовили самым тщательным образом. В тексте говорилось, что угнетение одного народа другим выгодно лишь капиталистам и деспотам, а для трудящихся как польского, так и угнетающих его народов оно одинаково гибельно, что особенно царизм, внутренние силы и международное значение которого базируется на владении польскими землями, больше всего грозит развитию международного рабочего движения. Поэтому конгрессу предлагалось заявить, что независимость Польши является политическим требованием, одинаково актуальным как для международного рабочего движения, так и самого пролетариата.

Проект резолюции вызвал бурное обсуждение, к нему было сделано много поправок, окончательный вариант существенно отличался от исходного, ограничиваясь заявлением о праве каждого народа на самоопределение и выражением сочувствия рабочим всех стран, которые стонут под ярмом военного, национального или другого деспотизма. Пилсудский остался недовольным такой редакцией важного для него документа.

В проекте резолюции особенно бросается в глаза, что там конкретно говорится только о польских землях в составе России. Если отказ от тезиса о положении польского пролетариата в Австро-Венгрии еще можно объяснить тем, что в ней польские провинции пользовались автономией, то игнорирование польских областей Германии с проводившейся там жесткой политикой германизации не имело даже такого оправдания. Авторы фактически пытались свести польский вопрос только к его российской составляющей – видимо, для того, чтобы обеспечить ему поддержку западных социалистов с помощью уже тогда активно культивировавшегося на Западе мифа о России как главной для него угрозе.

Во время пребывания в Лондоне Пилсудский познакомился с Георгием Валентиновичем Плехановым, еврейскими социалистами из США, немцем Вильгельмом Либкнехтом и французом Жоржем Сорелем. Все они обещали поддержать польскую резолюцию по национальному вопросу.

Покинув Лондон в конце августа 1895 года, Пилсудский вначале направился в Галицию. Перед отъездом он в конспиративных целях сбрил бороду и постриг густые брови. Во Львове «товарищ Виктор», ожидая, пока ему сделают фальшивый паспорт, возобновил знакомство с Брониславом Шварце, перебравшимся сюда после окончания сибирской ссылки. Разговоры со старшим товарищем пробудили у Пилсудского интерес к истории восстания 1863 – 1864 годов, который он сохранит на многие годы и сам внесет немалый вклад в изучение этой темы.

А затем опять были Вильно, печатание газеты и поиск денег, которые поступали очень нерегулярно. Так, в октябре 1896 года приход составил лишь 130 рублей, и Пилсудский жаловался, что будущий президент Войцеховский, несмотря на наступающие холода, ходит в летнем пальто, у него нет калош, деньги из Петербурга не поступили и они по уши в долгах. Но уже в январе 1897 года он переводит 140 рублей на избирательную кампанию социалистов в Галиции и покрытие долгов ЗСПС. В следующем месяце на эти же цели расходуется 180 рублей. Согласно приведенным им на IV съезде ППС обобщенным данным, среднемесячные доходы организации составили в 1895 году 234 рубля, в 1896-м – 439 рублей, в 1897-м – 454 рубля, а расходы – порядка 445 рублей, в том числе 125 рублей на содержание нелегалов.

Свидетельством высокого авторитета Пилсудского в партии стало его повторное избрание в состав Центрального рабочего комитета на IV съезде ППС в ноябре 1897 года. Соратниками Виктора в руководящем органе партии на очередной срок стали Войцеховский и хорошо зарекомендовавший себя на партийной работе инженер Александр Малиновский.

Сильные позиции в ППС позволяли Пилсудскому серьезно влиять на польскую социалистическую эмиграцию. В декабре 1897 года он принял участие в очередном съезде ЗСПС в Швейцарии и сумел настоять на сохранении в его центральных руководящих органах своих друзей Дембского, Йодко-Наркевича и Енджеевского. Более того, он обеспечил приятелям руководство Конспиративной комиссией, задачей которой была непосредственная связь по конспиративным и негласным вопросам с ЦРК ППС, а также добился вывода этой комиссии из-под контроля секретариата ЗСПС.

Отныне у Пилсудского расширились возможности влияния на деятельность польских социалистов за границей. Уже в январе 1898 года он вменил во временные обязанности секретаря Конспиративной комиссии Енджеевского все вопросы переброски нелегальной литературы в Россию, переписку, заботу об архиве ППС, ведение специальной учетной книги для финансовых операций партии с заграницей. Он также назначил Енджеевского редактором «Сьвятла», предложив преобразовать его в журнал, полностью независимый от руководства ЗСПС.

В июле 1898 года Пилсудский вновь посетил Лондон – эту Мекку политических эмигрантов и диссидентов вплоть до наших дней. На этот раз целью поездки было издание документов, показывавших, что истинным мотивом, по которому лояльные царизму политики Царства Польского призывали поляков следовать их примеру, была надежда получить личные льготы от Николая II. В распоряжение партии компромат попал случайно, в Петербурге. Это были меморандум варшавского генерал-губернатора князя Александра Имеретинского с личными пометами императора, достаточно нелицеприятными для поляков, а также сопутствующие документы. Общий объем материалов составил 146 страниц типографского текста, подготовить к печати и издать их в подпольных условиях не представлялось возможным. А сделать это Пилсудский считал нужным во что бы то ни стало, в том числе и для поднятия престижа ППС как организации, имеющей доступ к самым большим государственным секретам.

Пилсудский написал к изданию документов предисловие, разоблачавшее враждебную интересам польской нации политику соглашателей и показывавшее истинное отношение Романовых к своим польским подданным. Брошюра «Тайные документы русского правительства по польскому вопросу» была отпечатана в Лондоне от имени ППС тиражом в две тысячи экземпляров. Спустя несколько месяцев тем же тиражом вышло ее второе, на этот раз краковское издание. Около тысячи экземпляров было переброшено в Россию, остальные разошлись в Галиции и на Западе. Несомненно, это был шаг в направлении, избранном Пилсудским в 1895 – 1896 годах в качестве основной тактики, – возбуждать за границей интерес к польскому вопросу в России.

Во время этого визита Пилсудского в Англию Леон Василевский отметил, что он ведет себя как безусловный руководитель всего польского социалистического движения, в том числе и его зарубежного отряда. Во время заседания руководства ЗСПС он по какому-то поводу устроил Василевскому, бывшему тогда секретарем Заграничного союза, суровый разнос, подкрепляя свои слова притопыванием ногой. Василевский запомнил эту сцену на всю жизнь.

Такое поведение Пилсудского показывало, что он для себя уже решил судьбу ЗСПС – лишение самостоятельного статуса. В декабре 1898 года «товарищ Виктор» настойчиво порекомендовал перенести на более поздний срок традиционно проводившийся в это время съезд Заграничного союза, так как «в данный момент у нас абсолютно нет времени заниматься делами союза до такой степени, что мы не пришлем никакого делегата на съезд». В марте следующего года, во время очередного приезда в Лондон, Пилсудский провел переговоры о преобразовании прежде самостоятельного ЗСПС в Заграничный отдел ППС. Главным его аргументом в пользу такого решения был большой финансовый долг союза, на покрытие которого не было средств. Зато большую ценность представляли собственная типография союза и книжный склад. В обмен на эти активы ЦРК соглашался покрыть долги союза. В течение 1899 года удалось согласовать все вопросы ликвидации Заграничного союза польских социалистов.

В начале 1900 года съезд союза принял решение о вхождении ЗСПС в состав ППС и преобразовании в ее Заграничное отделение. Руководить его текущей деятельностью должен был Заграничный комитет ППС, создававшийся ЦРК ППС. Но вопрос об иерархии зарубежной и внутренней организаций партии не ставился, поскольку в процессе многолетнего взаимодействия ЗСПС и ЦРК ППС, когда одни и те же люди работали и в эмиграции, и в России, между ними сложились достаточно конструктивные отношения.

Женитьба борца за свободу

Партийная работа отнимала у Пилсудского много времени. Но он находился в том возрасте, когда у активного человека, занимающегося любимым делом, сил хватает на все. Судя по тому, как улучшались литературные достоинства выходивших из-под его пера статей и писем, он много читал. В эти же годы в его жизнь вошла Мария Юшкевич, известная из-за своей необычайной красоты в кругу социалистов как «Прекрасная дама» (Piekna Pani) или «ППС без С».

Мария, дочь известного виленского врача Констанция Коплевского, появилась на свет в 1865 году, а в шестнадцать лет уехала в Петербург для учебы на знаменитых Бестужевских женских курсах. Спустя год она вышла замуж за петербургского поляка, преуспевающего инженера Мариана Юшкевича. Их брак вскоре распался. Для того чтобы облегчить бракоразводный процесс, супруги поменяли католическое вероисповедание на протестантское. Их дочь, Ванда, осталась с матерью.

Хорошо обеспеченная, красивая, умная молодая женщина вела в Петербурге открытый дом, поддерживала широкие связи с жившими в столице поляками, в том числе и с участниками нелегальных организаций. Неудивительно, что ее несколько раз задерживала полиция.

После переезда в Варшаву Мария сблизилась с кружком интеллигентной молодежи, сплотившейся вокруг демократического еженедельника «Глос» («Голос») и занимавшей патриотические позиции. Это стало причиной того, что ее в административном порядке выслали на родину, в Вильно, где она поселилась у матери.

И здесь она осталась верна себе – в ее салоне, где царила свободная, демократическая атмосфера, собирались прогрессивно настроенные виленские интеллигенты. Молодых людей привлекали в этот дом не только возможность высокоинтеллектуального общения, но и сама хозяйка. В частности, говорили, что ее благосклонности добивался Роман Дмовский, в будущем лидер национальных демократов, одной из сильнейших польских политических партий националистического толка. Как раз в это время его в административном порядке выслали из Царства Польского в Митаву (Елгаву), откуда он довольно часто приезжал в Вильно. Прямых свидетельств ухаживания Дмовского за Юшкевич нет, но в пользу этого несостоявшегося романа свидетельствует то, что, когда в 1921 году оставленная Пилсудским ради другой женщины Мария умерла, многие ведущие газеты национальных демократов посвятили ей, никогда никакого отношения к этой партии не имевшей, специальные статьи.

Однако «Прекрасная дама» отдала свое сердце Пилсудскому, который довольно часто посещал ее дом. Уже никто и никогда не узнает, почему именно «товарищ Виктор» стал ее избранником. Конечно, он выгодно отличался от Дмовского как биографией, в которой к этому времени были и сибирская ссылка, и активное участие в нелегальной деятельности, и жизнь под чужим именем, так и внешностью. Сохранилось описание облика и манеры поведения Пилсудского в те годы, сделанное, правда, по памяти, более двух десятилетий спустя, когда Пилсудский уже имел всеобщую известность: «Товарищ Виктор... был тогда тридцатилетним, очень красивым и всегда тщательно одетым мужчиной. Роста выше среднего, чуть подающаяся вперед фигура, волосы густые, темные, средней длины, подстриженные под ежик и не поддающиеся никаким усилиям расчески, лицо, обрамленное густой, по-разному, но чаще всего под тупой клин подстриженной бородкой, большие, взъерошенные усы, выступающие вперед, и всегда как бы надутые губы – вот его портрет в то время. С первой же встречи Виктор производил чрезвычайно приятное впечатление. Прежде всего поражали его глаза. Умные, живые глаза смотрели из-под густых сросшихся бровей, глубоко посаженные и изучающие мир как бы из укрытия. Говорил Виктор властным и уверенным тоном, при этом отличался употреблением чрезвычайно образных и ядреных выражений. Стиль его выступлений был правильным и часто возвышенным, в частных же беседах симпатию вызывали его постоянная сердечная улыбка, шутки с их особым, насыщенным характерными русскими выражениями языком и при этом умение просто изложить любой вопрос. В своей сказочной политической карьере он всегда, в том числе и в то время, имел фанатичных поклонников, готовых за него на смерть, которые думали как он, шли за ним повсюду, слепо ему верили и слушали только его»[21]21
  Пит. по: Garlicki A. Jozef Pilsudski...S. 60 – 61.


[Закрыть]. Даже если сделать поправку на то, что это описание Пилсудского сделано его ярым поклонником, все равно мы имеем перед собой портрет мужчины, умеющего привлечь к себе внимание в любой компании.

Трудно сейчас назвать все причины, по которым двое взрослых людей с непростыми судьбами и неясными перспективами на будущее решили связать свои судьбы церковным обрядом, а не жить в гражданском браке. Несомненно, главными из них были взаимная любовь и готовность Марии делить все тяготы и неудобства жизни с нелегалом, вынужденным постоянно скрываться от полиции, не имеющим ни профессии, ни стабильных источников дохода. Может быть, имело значение и то, что Юзеф, воспитанный матерью в традициях уважительного отношения к женщине, считал брак естественной формой сосуществования двух любящих людей. Ведь не случайно же он в свое время серьезно собирался жениться на Леонарде Левандовской. Наконец, брак с Марией давал ему возможность обрести дом, которого он был лишен после того, как связал свою судьбу с ППС. Известно, что он был очень привязан к своей падчерице Ванде; ее преждевременная смерть в возрасте 19 лет в середине августа 1908 года стала для него глубоким потрясением.

Младший брат Юзефа Пилсудского Ян утверждает в воспоминаниях, что Мария, решаясь на брак с нелегалом, не боялась возможных тяжелых для себя последствий в случае его ареста. Дело в том, что по российским законам жена не отвечала за противоправные действия супруга, поэтому брак освобождал ее от уголовной ответственности в случае провала мужа. Ян также передает объяснение старшего брата по поводу его решения: он собрался плотно заняться партийной типографией и хочет иметь при себе женщину, которая вела бы домашнее хозяйство. Однако не исключено, что это позднее свидетельство Яна Пилсудского, как бы ставящее под сомнение наличие большой любви между Марией и Юзефом, сделано с учетом последующих пертурбаций в их личной жизни. Зато известно, что Мария сохранила верность своему выбору до последнего вздоха и не предала супруга после их ареста в 1900 году в Лодзи, хотя это и стоило ей почти годичного предварительного заключения.

Препятствием к браку Пилсудского и Юшкевич стало католическое вероисповедание жениха. Для католической церкви Мария по-прежнему оставалась замужней женщиной, поскольку ее развод был правомочен только с разрешения папы римского. Единственным выходом для любящих сердец оставался переход Юзефа в лютеранскую веру, что он и сделал 24 мая 1899 года в Ломже. 25 июня того же года в кирхе в Папроче-Лужей Ломжинской губернии было сделано первое публичное объявление о предстоящем браке Юзефа Пилсудского и Марии Юшкевич, а 15 июля 1899 года он был заключен в присутствии свидетелей, которыми были Адам и Ян Пилсудские, младшие братья жениха. И этот факт не может не вызвать удивления, учитывая широко распространенное мнение о полицейском характере Российского государства, где якобы царила тотальная слежка.

После свадьбы молодожены остались жить в Вильно по поддельным документам, скорее всего под фамилией Домбровские. В поддельном свидетельстве о браке Мария Юшкевич значилась Марией Карчевской, а Пилсудский – Юзефом Владиславом Домбровским.

Итак, казалось, что 1890-е годы кончались для Пилсудского вполне удачно. У него получалось практически все, за что брался. Он успешно занимался партийной работой, доставлявшей ему подлинное удовлетворение, прежде всего своим живым характером, вращался в кругу людей, руководствовавшихся в жизни не меркантильными соображениями, а высокими идеалами. Рядом с ним наконец-то была любимая женщина, пытавшаяся в меру сил создать ему домашний уют. Но это хрупкое благополучие висело на волоске, что подтвердили события самого ближайшего времени.