Текст книги "Пилсудский"

На распутье

Революционная волна неумолимо шла на спад, и даже самые громкие покушения не могли поколебать позиций российских органов государственной власти в Царстве Польском. Таким образом, ни тактика «молодых», ни тактика «старых» не принесли ожидавшихся в 1904 – 1905 годах результатов. Несомненно, и те и другие сыграли определенную роль в развитии революционного процесса, но все же главным в нем было стихийное движение масс, возглавить которое в Царстве Польском так и не удалось ни социалистам, ни их конкурентам из Социал-демократии Королевства Польского и Литвы. Зато рабочими партиями был накоплен определенный опыт работы в условиях стихийного массового движения, пригодившийся в последующие годы.

Задачам сплочения «старых» и развертывания их контрнаступления в ППС должен был послужить новый печатный орган «Трибуна», издававшийся в Кракове с периодичностью в две недели. В первом номере газеты от 1 ноября 1906 года была помещена примечательная статья Пилсудского «Политика активной борьбы», в которой он подводил итоги деятельности партии в предшествующий период и ставил задачи на будущее. Одной из проблем, занимавшей в то время его внимание, был вопрос о том, чья тактика в революции была правильной – «молодых» или «старых». Ответ был предсказуем и звучал следующим образом: стачки и демонстрации отходят в политической жизни Царства Польского на второй план, а их место занимают активные выступления, наиболее значимым из которых был августовский погром полиции. Далее следовали рассуждения о переоценке руководством партии забастовок и агитации как средств борьбы с правительством, о революционном движении как единственной причине того, что самодержавие вынуждено было пойти на уступки населению Царства Польского в социальной и национальной областях, а также о непрочности этих уступок. Это была откровенная критика линии «молодых» в революции. Содержание статьи свидетельствует, что в момент ее написания Пилсудский еще верил, что революция не завершилась, что она переживает всего лишь временный спад, а затем начнется новый подъем активности масс. И поэтому ППС нужно серьезно заниматься подготовкой восстания как единственного пути к победе.

Статья Пилсудского была изложением политической платформы «старых», так и не признавших решений VII и VIII съездов ППС по программным вопросам. Это не могло не вызвать обострения отношений между двумя крыльями партии, особенно учитывая, что статья появилась за 19 дней до начала работы очередного, IX партийного форума. Конфликт усугубляло также нежелание Боевого отдела выполнять решения ЦРК по вопросам деятельности Боевой организации. ЦРК ППС был противником «эксов», поскольку при их проведении гибли солдаты, сопровождавшие почтовые поезда, в которых перевозились деньги. По убеждению «молодых», это вредило агитационной работе партии в армии. Более отвечающим интересам революционного движения были, с их точки зрения, террористические акты в отношении высокопоставленных государственных служащих, в частности, акция возмездия за еврейский погром, организованный властями в городе Седлец в начале сентября 1906 года.

Чашу терпения ЦРК переполнило открытое игнорирование Боевым отделом 8 ноября 1906 года запрета нападения на почтовый поезд на станции Рогово Варшавско-Венской железной дороги. Ответом стала приостановка деятельности Боевого отдела. Но это не остановило Пилсудского. В середине ноября 1906 года, то есть уже после жесткого решения ЦРК, в Закопане была проведена конференция Боевой организации. Участники конференции выразили полное доверие Боевому отделу и поддержали проведение роговской акции, что было прямым вызовом руководству ППС. Суровой критике подверглись ряд программных установок «молодых» и их отношение к Боевой организации, звучали даже предложения создать на базе Боевой организации новую партию.

Однако Пилсудский, будучи отменным тактиком, демонстративно воспротивился таким высказываниям. Он не мог не понимать того, что сама по себе Боевая организация, насчитывавшая менее тысячи членов, не имея опоры в политической партии, очень скоро утратила бы ореол главного борца за пролетарское дело и превратилась в обычную уголовную группу. Как и того, что время работает не на «молодых», чья тактика массового натиска на самодержавие не принесла ожидаемых результатов, и они будут терять свои господствующие позиции в ППС в пользу «старых». В этих условиях важно было не подталкивать события, а ждать, пока плод созреет и сам упадет в руки.

Кроме того, к концу сентября 1906 года относятся первые шаги по налаживанию контактов Пилсудского с австро-венгерским Генеральным штабом, предпринятые Пилсудским и Йодко-Наркевичем, его главным помощником в проекте «Вечер». На встрече с полковником Францем Каником, начальником штаба 10-го корпуса, состоявшейся 29 сентября 1906 года в Пшемысле (Перемышле), они утверждали, что выступают от имени политической партии, насчитывающей 70 тысяч вооруженных членов и способной в случае войны Австро-Венгрии с Россией быстро поставить под ружье не менее 200 тысяч человек[54]54
  Galicyjska dzialalnosc wojskowa Pilsudskiego 1906 – 1914. Dokumenty. Warszawa, 1967. S. 443. Как видно, к этому времени Пилсудский уже хорошо ознакомился и умело применял приемы политического блефа, игры на ожиданиях партнеров по переговорам.


[Закрыть]. Раскол ППС ослабил бы позиции Пилсудского на переговорах с австрийскими военными, лишив его столь важного аргумента, как численность стоящей за ним партии.

Участники конференции Боевой организации приняли решение о придании ППС характера военизированной организации, что формально отвечало решению VII съезда о вооружении партии. Для этого ее следовало преобразовать в подчиняющуюся Боевому отделу милицию (понимаемую в исходном значении этого слова как вооружение народа), а также соответствующим образом трансформировать и Боевую организацию. Решению был придан характер ультиматума, в случае его непринятия съездом было решено обратиться напрямую к партийным массам. Реализация этого постановления означала бы превращение всей партии в вооруженную организацию, руководящие позиции в которой, естественно, заняли бы имеющие соответствующий опыт члены Боевого отдела и Боевой организации. Было решено, что участники конференции немедленно отправятся в свои партийные организации и начнут агитацию в пользу программы «старых». Конференция показала, что Пилсудский может рассчитывать на солидарную поддержку боевиков в его противостоянии с «молодыми», что ради этого они готовы пойти на нарушение норм внутрипартийных отношений. Только так следует понимать уговор держать ход конференции и принятые на ней решения в секрете от партии.

19 ноября 1906 года в Вене начали свою работу 46 делегатов с решающим и 12 с совещательным голосом IX съезда ППС. С первого же дня форума в центре их внимания оказалась Боевая организация. Мандатная комиссия признала недействительными полномочия четырех представителей Боевой организации, избранных на конференции в Закопане. Поводом было то, что конференция состоялась после приостановки ЦРК деятельности Боевого отдела. После бурного обсуждения вопроса съезд признал правомочность только двух мандатов. Мандаты двух других делегатов, в том числе Пилсудского, как членов Боевого отдела съезд не признал. «Товарищ Мечислав» и еще шесть делегатов демонстративно покинули зал заседаний. Это была откровенная попытка оказать психологическое давление на съезд. Но особого эффекта на оставшихся в зале она не произвела. Съезд продолжил работу, и у Пилсудского не было возможности влиять на ее ход. На этот раз его тактический расчет не оправдался.

Но настоящий удар по всей тактике Пилсудского был нанесен на следующий день, когда произошло событие, заставившее его забыть об амбициях и поторопиться вернуться на съезд. На съезде неожиданно появился Станислав Гемпель, один из участников конференции боевиков в Закопане, и откровенно рассказал о ее ходе и принятых ультимативных резолюциях. Его выступление вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Как считает историк Анджей Гарлицкий, делегатов съезда больше всего поразило нарушение Пилсудским и его сторонниками этических норм революционера, запрещавших обман товарищей по партии[55]55
  Garlicki A. Jozef Pilsudski 1867 – 1935... S. 118.


[Закрыть]. А в данном случае обман был налицо.

«Старые» оказались в чрезвычайно трудном положении, поскольку для сколько-нибудь убедительной мотивировки своей правоты у них не было достаточных аргументов. Это показало выступление Пилсудского, в котором он пытался, с одной стороны, оправдать себя и соратников, а с другой – переключить внимание делегатов на ошибки «молодых» в руководстве ППС. В ходе развернувшихся по данному вопросу прений Пилсудский и на этот раз демонстрировал готовность к компромиссу, предлагал даже распустить Боевую организацию, а ее членов отдать под партийный суд. Раскол партии по причинам, о которых говорилось выше, был для него крайне невыгодным.

Зато по-иному считали «молодые», понимавшие, что следующий съезд ППС, скорее всего, будет происходить в не столь благоприятных для них условиях. Ф. Сакс внес проект решения, согласно которому члены Боевого отдела и солидаризировавшиеся с ними участники конференции Боевой организации в Закопане своими действиями поставили себя вне партии. После двух голосований и некоторой корректировки проект был принят 28 голосами при 11 против и двух воздержавшихся. Случилось то, чего так не хотелось в тот момент Пилсудскому, – раскол ППС, у истоков которой он стоял и развитию которой посвятил 13 лет жизни. И самым неприятным для него было то, что не он исключал своих соперников из партии, а они его, причем имея на то веские основания[56]56
  Выступая 23 ноября 1906 года на I конференции исключенных из ППС деятелей, Пилсудский попытался дать свою интерпретацию случившегося на IX съезде партии раскола. Он заявил, что всегда был противником раскола ППС, но в последний день работы съезда убедился, что партия построена на ложных основах, поскольку «стремится к изоляции движения польского пролетариата от движения всего государства» (то есть польского общества в самом широком значении), поэтому он решился на создание новой партии. Смысл его слов заключался в том, что не «старых» исключили из ППС, а они сами покинули ее ряды.


[Закрыть].

Пилсудский и его сторонники стойко перенесли удар, тем более что идея раскола не раз уже звучала в их среде. Более того, они, чтобы удержать в орбите своего влияния как можно больше партийцев, заметно активизировали свою деятельность, всячески демонстрировали революционность, верность пролетарскому делу и т. д. «Старые» как бы возвращались к истокам ППС, к тому времени, когда именно их партия была для многих олицетворением революционности. Это проявилось даже в названии организации, созданной покинувшими съезд делегатами, – Польская социалистическая партия – революционная фракция (ППС-РФ или просто «фракция»).

В первое время «старые» не теряли надежд на восстановление единства ППС, выдвигали соответствующие предложения, которые, однако, не находили отклика у «молодых». Идейные разногласия между ними зашли так далеко, что о примирении и объединении не могло быть речи. После IX съезда ППС началось самостоятельное развитие двух крыльев некогда единой партии[57]57
  «Молодые», вскоре прибавившие к названию своей партии определение «левица» (левая), все больше сближались с Социал-демократией Королевства Польского и Литвы, а через нее с большевиками. В декабре 1918 года две эти партии объединились в Польскую коммунистическую рабочую партию (с 1924 года Коммунистическая партия Польши – КПП). ППС-революционная фракция («фраки»), в 1909 году вернувшаяся к прежнему названию, в 1919 году объединилась с родственными социалистическими партиями из австрийской и прусской частей Польши в Польскую социалистическую партию. Эта общепольская партия прошла сложный путь развития, пережила несколько расколов и официально прекратила свое существование в декабре 1948 года, будучи поглощенной Польской рабочей партией, идейной преемницей КПП. Несогласные с капитуляцией руководителей официальной ППС социалисты продолжали некоторое время действовать в подполье, а также в эмиграции до падения в Польше «реального социализма». Попытки воссоздания сильной ППС после 1989 года не увенчались успехом.


[Закрыть].

В марте 1907 года состоялся I съезд ППС-РФ, назвавший себя, чтобы показать правопреемственность с прежней, еще единой партией, X съездом ППС. Пилсудский принимал участие в его работе и даже выступил с речью о боевой тактике партии. Сформулированные им положения были положены в основу решений по вопросам Боевой организации. В частности, был одобрен устав «боевых сил», в состав которых были включены Боевая организация и партийная милиция. Боевой отдел и Боевая организация сохранили автономию по отношению к ЦРК, причем районные и окружные комитеты получили лишь ограниченное право надзора над партийной милицией, формируемой Боевой организацией. В задачи милиции вменялись организация самообороны партии и общества от правительственного террора и борьба с бандитизмом, а также подготовка масс для будущей вооруженной борьбы.

Фактически милиция ППС должна была освободить Боевую организацию от части прежних обязанностей, а также стать резервом ее кадрового пополнения. В качестве задачи Боевой организации на перспективу съезд определил формирование массовых, специально подготовленных для вооруженной борьбы с правительством сил. В текущей же деятельности ей следовало активизировать усилия по дезорганизации власти путем организации вооруженных выступлений против администрации и репрессивного аппарата, индивидуального террора в отношении их представителей, а также нападений на государственные финансовые учреждения. Таким образом, съезд учел и одобрил все постулаты Пилсудского, дав ему возможность реализовать их без каких-либо помех со стороны партии.

Пилсудский на выборах Центрального рабочего комитета свою кандидатуру не выставлял. В распоряжении историков нет точных свидетельств, почему наиболее авторитетный деятель «старых» отказался войти в состав ППС – революционной фракции, где были одни лишь его единомышленники. Некоторые биографы Пилсудского объясняют снижение его активности характерным для него психическим срывом, обычно происходившим после сильного эмоционального всплеска. В данном случае, считает А. Гарлицкий, причиной спада активности были события, связанные с расколом ППС.

Несомненно, Пилсудский, как и каждый человек, живущий в постоянном напряжении, не мог не быть подверженным психологическим колебаниям и даже срывам. И все же только такое объяснение его охлаждения к партийной работе представляется не совсем точным. Ведь в 1909 году, когда его физическое состояние было значительно хуже (частые заболевания гриппом, проблемы с сердцем), он все-таки вошел в состав ЦРК ППС. К тому же именно в 1907 году он занимался подготовкой «эксов» вначале в Киеве, а затем в Безданах.

Думается, что в основе отказа Пилсудского от работы в ЦРК новой партии лежал более сложный комплекс причин. К этому времени стало ясно, что ни революция в Царстве Польском, ни действия Боевой организации ППС не всколыхнули общественное мнение на Западе до такой степени, чтобы оно заставило правительства великих держав поставить польский вопрос на международной арене. Следовательно, не было ни малейшей надежды, что это удастся сделать с помощью более слабой партии и к тому же в условиях отлива революционной волны.

Надо было искать другие пути все к той же промежуточной цели, как он считал, единственно ведущей к решению основной стратегической задачи его жизни – восстановлению независимости Польши[58]58
  Характерно, что такую же задачу в это время пытался решить его политический оппонент, а во время революции и откровенный враг Роман Дмовский. – См.: Micewski A. Roman Dmowski... S. 138 – 144.


[Закрыть]. К тому же игнорирование австрийским Генеральным штабом предложения о сотрудничестве снижало в глазах Пилсудского значение партии. Участие в ее руководящем органе имело бы для него значение лишь в случае иного ответа австрийцев, о чем опять-таки свидетельствует его вхождение в состав ЦРК в 1909 году, когда сотрудничество с Веной было налажено.

Заметим, что раскол ППС был в определенном смысле выгоден Пилсудскому. Наконец-то он приобрел никем и ничем не ограниченную власть над Боевой организацией, большая часть членов которой поддержали «фраков», а тем самым и возможность беспрепятственной реализации своего плана развертывания партизанской войны с правительством. Однако очень скоро выяснилось, что имевшихся в его распоряжении сил явно недостаточно для осуществления разработанной им тактики групповых действий, в которой нетрудно проследить влияние известного принципа «коллективного террора» Михаила Бакунина. Активность пролетариата неуклонно шла на убыль, рабочих все сложнее было мобилизовать даже на экономические акции, не говоря уже о политических.

Немалая часть общества, взгляды которой выражали национальные демократы Дмовского, была против дальнейшего сохранения напряженности в Царстве Польском, желала воспользоваться в полной мере вырванными у самодержавия политическими уступками, покончить с широко распространившимся во время революции бандитизмом. Организуемые национальными демократами боевые группы выслеживали и убивали боевиков ППС. Не бездействовали и силы правопорядка. Были арестованы и казнены многие, как бы сейчас сказали, «полевые командиры», в том числе легендарные в рядах ППС Генрик Барон и Юзеф Монтвил-Мирецкий. Очень скоро пришлось отказаться от тактики групповых действий и вновь перейти к индивидуальному террору. Не дали результата предпринятые усилия по созданию рабочей милиции в промышленных центрах Царства Польского, и в конце 1907 года от них пришлось отказаться сначала в Лодзи, а затем и в Домбровском бассейне. План развертывания партизанской войны провалился.

Провал надежд на мобилизацию общества на борьбу за освобождение Царства Польского из-под власти Российской империи с помощью Боевой организации подтолкнул Пилсудского к мысли о создании новой структуры для той же цели. Отныне помогать полякам должны были военизированные формирования не классового, а общенационального характера. Начинать их создание следовало не в Царстве Польском, где для этого не было условий, а в Галиции, давно уже освоенной ППС в качестве тыловой базы. Помимо «крулевяков» (выходцев из Царства Польского) в них могли бы участвовать и поляки-добровольцы из Австро-Венгрии. Именно это имели в виду Пилсудский и Йодко-Наркевич 29 сентября 1906 года на встрече с полковником Каником, когда просили содействия Вены в приобретении оружия, толерантного отношения к тайным складам оружия и партийным агентам в Галиции, «неприменения репрессий к австрийским резервистам, которые участвовали бы в борьбе с Россией, и к революционерам в случае возможной интервенции нашей монархии»[59]59
  Galicyjska dzialalnosc wojskowa Pilsudskiego... S. 443.


[Закрыть].

Несомненно, у Пилсудского в 1906 году были лишь самые общие наметки плана будущих действий. Над их конкретизацией он будет работать несколько последующих лет. Так, 1 декабря 1907 года он писал Йодко-Наркевичу: «Сейчас я работаю над двумя вещами: а) получением монеты как учредительного капитала на будущее и б) агитацией, как я ее называю, военной, то есть агитацией в пользу обучения и подготовки к боевым задачам революции. Я боялся, что это будет выглядеть смешным, но, к моему великому удивлению, я нахожу людей, охотно об этих вещах слушающих. Если бы у меня эти две вещи получились хотя бы частично – в первом случае я для себя определил минимум 300 тыс., во втором – формирование в итоге хотя бы определенного направления мысли и интереса к этому вопросу у молодежи и людей – я был бы весьма доволен. Тогда бы я мог спокойно работать над созданием чего-то более отвечающего целям, чем нынешняя Боевая организация»[60]60
  Piisudski J. Pisma zbiorowe. T. II. S. 286.


[Закрыть]. Совершенно очевидно, что к концу 1907 года идея еще находилась на стадии проверки ее восприятия соратниками, и результат его удовлетворил.

Одновременно начался активный поиск финансовых средств, без которых не было возможности не то что осуществить задуманный план, но и оплачивать текущие расходы партии и боевой организации. Японские субсидии позволили Пилсудскому закупить на Западе и перебросить в Галицию и Царство Польское тысячи единиц огнестрельного оружия. К тому же на эти деньги жили он сам и его ближайшие сотрудники. После окончания войны японский Генеральный штаб прекратил финансирование группы Пилсудского. Деньгами, поступавшими от «эксов», а также членов и сторонников ППС, распоряжался ЦРК. Принимая во внимание масштабы деятельности партии, необходимость содержать достаточно большой штат профессиональных революционеров, оказывать помощь арестованным и их семьям, этих средств было немного.

Как упоминалось выше, уже в сентябре 1906 года Пилсудский попытался найти нового спонсора в лице австрийского военного ведомства, но тогда его инициатива не встретила желательного отклика. На первый взгляд беседа с полковником Каником кончилась безрезультатно. В действительности же, как показало время, все выглядело не так уж и плохо. О содержании беседы и сделанных польскими собеседниками предложениях, прежде всего разведывательного характера, был подробно проинформирован начальник австрийского Генерального штаба. Тем самым Пилсудский попал в поле зрения австрийских военных самого высокого ранга. Но поскольку война с Россией была в то время для Австро-Венгрии далекой перспективой, им незачем было давать немедленный положительный ответ. К тому же бюджет австрийской военной разведки составлял в то время 120 тысяч крон, а приобретение только карабинов для 70 тысяч членов ППС, как того хотел Пилсудский, обошлось бы более чем в 600 тысяч крон[61]61
  Swiqtek R. Lodowa sciana... S. 379 – 380.


[Закрыть].

Скорее всего, Пилсудский надеялся, что отказ Вены от сотрудничества не окончателен, тем более что без взаимодействия с австрийской военной разведкой он не мог рассчитывать на свободу действий в Галиции. В ноябре 1907 года последовала новая попытка, правда, через посредника, наладить сотрудничество с армией Габсбургов. На этот раз на нее последовал ответ самого начальника Генерального штаба генерала Конрада фон Гетцендорфа, на первый взгляд отрицательный. Он сводился к тому, что ни военный министр, ни начальник Генерального штаба не могут принять «какой-либо партийный орган», тем более что «к целям Польской социалистической партии относится, вероятно, антимилитаризм, который хотя и обращен в первую очередь против России, мог бы распространиться и на нашу территорию». По мнению Р. Сьвентека, такой ответ мог быть воспринят Пилсудским как призыв австрийцев перестроить ППС в военизированное движение, после чего можно было бы налаживать сотрудничество. Кроме того, австрийским военным напомнили о существовании антирусски настроенной польской партии, с помощью которой, помимо всего прочего, можно было бы установить контроль над национальным польским движением в Австро-Венгрии[62]62
  Ibid.


[Закрыть].

Но все это могло произойти только в будущем, а пока что на реальные австрийские деньги рассчитывать не приходилось. Денежные поступления из Царства Польского были столь малы, что приводили Пилсудского в отчаяние. Это видно из текста его письма старому товарищу по партии Феликсу Перлю, отправленного накануне «экса» в Безданах. В нем он подводил самые важные итоги своей жизни и объяснял, почему сам решился принять участие в весьма рискованной операции. Весь текст письма полон эмоций, но они буквально перехлестывают через край, когда речь идет о деньгах: «Монета! Черт бы ее побрал, как я ее презираю, но я предпочитаю добывать ее таким способом, как добычу в бою, чем клянчить у впавшего в детство от трусости польского общества...»[63]63
  Piisudski J. Pisma zbiorowe. T. II. S. 300. Оригинал письма хранится в настоящее время в Российском государственном военном архиве (РГВА) (Ф. 476. Оп. 2. Д. 3. Л. Поб. – 12об.). Оно написано на сложенном пополам небольшом листке бумаги, как бы на одном дыхании, в тексте имеются зачеркивания, что свидетельствует, что для автора было важным содержание, а не внешний вид.


[Закрыть]

В этих условиях единственным источником средств оставались «эксы». Практика показывала, что в Царстве Польском они приносили не так много денег, как бы хотелось. Три удачные операции, проведенные в период с октября 1907-го по февраль 1908 года, дали всего лишь около 40 тысяч рублей. Поэтому Пилсудский планирует своеобразные «гастроли» – решает проводить акции экспроприации в других областях империи, где польские боевики прежде не действовали. Весной 1907 года возникла мысль ограбить филиал Государственного банка в Киеве, чтобы получить сразу большую сумму денег. Подготовка к операции заняла несколько месяцев. В расчет брались два варианта. Поскольку хранилище располагалось над котельной, то надо было попытаться устроить своего человека истопником, ночью взломать пол и забрать деньги. Вторым вариантом была покупка соседнего с банком владения и устройство подкопа. Пилсудский лично ездил в Киев, чтобы на месте учесть все детали и тщательно продумать действия участников операции. Однако оба варианта оказались трудновыполнимыми, и в итоге от операции в Киеве отказались.

Эта поездка, несмотря на неудачу, сыграла важную роль в личной жизни Пилсудского. Еще в мае 1906 года он познакомился с Александрой Щербиньской, молодым членом ППС, которой в то время исполнилось 24 года. Она уже два года была членом партии и Боевой организации, участвовала в демонстрации на Гжибовской площади в Варшаве в ноябре 1904-го. Боевая организация поручила ей устройство тайных складов оружия в Праге, правобережной части Варшавы, а Пилсудский приехал проверить состояние дел. Поскольку он был старше Александры на 15 лет и носил бороду, то показался ей уже пожилым человеком.

Но, встретившись с ним снова в июле 1906 года на конференции Боевой организации, где она исполняла обязанности секретаря, и пообщавшись ближе во время длившейся несколько часов поездки в одном купе поезда из Кракова в Закопане, она изменила свое мнение. Пилсудский покорил ее рассказами о своем пребывании в Сибири, о ее дикой природе, тайге, заснеженных горах.

Вот портрет Пилсудского в то время в описании Щербиньской: «Передо мной стоял мужчина среднего роста, широкоплечий, с тонкой талией. Его движения были красивы и элегантны, что он сохранил до конца жизни... У него была небольшая голова правильной формы, легко заостренные, прислушивающиеся уши, глубоко посаженные глаза, думающие, но внимательные, серо-голубые. На подвижном лице отражались почти все его мысли. Самым интересным был контраст между его правой и левой рукой. Левая ладонь – узкая и нервная, красивой формы и нежная, заканчивавшаяся почти женскими пальцами, была рукой артиста и мечтателя. Правая была более крупной, как бы принадлежащей другому человеку. Сильная, даже грубая, с ровными, квадратными пальцами, настолько сильная, что, казалось, могла бы гнуть подковы; это была рука солдата и человека действия...»[64]64
  Piisudski R. Wspomnienia. Londyn, 1960. S. 85 – 86.


[Закрыть]

Пилсудский увлекся Александрой, симпатичной молодой девушкой, связавшей свою судьбу с ППС, одним из творцов которой он был в далекие уже 1890-е. Характер нелегальной деятельности не позволял им встречаться часто, к тому же Александра в январе была задержана полицией и пробыла несколько месяцев под арестом. Но поскольку у полиции не было доказательств вины девушки, ее пришлось освободить. После освобождения она была включена в состав участников операции в Киеве, ей поручили доставку туда оружия. Именно здесь у них с Пилсудским появилась возможность длительного общения во время совместных прогулок. Обычно скрытный, Пилсудский делился с ней созидательными планами, которые намеревался осуществить в независимой Польше. Он говорил о будущих законах, которые будут приняты в интересах людей, об организации политехнического института в Лодзи и возобновлении университета в Вильно. Ее поражала жившая в нем глубокая вера в исполнение своего жизненного предначертания – воскрешение польского государства[65]65
  Выше уже упоминалось, что Пилсудский был глубоко убежден в своем высоком предназначении воскресителя Польши. Но эти воспоминания жены Пилсудского интересны еще и тем, что они дают представление о территории будущего польского государства. Как известно, политехнический институт в Лодзи в межвоенной Польше не был создан, потому что ее потребности в инженерах вполне удовлетворяли Варшавский и Львовский институты. Следовательно, о возвращении Галиции Пилсудский в тот момент не говорил даже с самым близким ему человеком. Зато во вхождении в состав Польши Литвы он был уверен.


[Закрыть].

Во время одной из таких прогулок Юзеф признался Александре в любви, чем ее несказанно удивил. Она считала, что их связывают только дружеские отношения, а оказалось, что этот зрелый 40-летний мужчина, много повидавший на своем веку, женатый, питает к ней самые трепетные чувства. Александра не отвергла его любовь, и с этого момента начался их совместный путь по жизни. Оформить их отношения законным образом не представлялось возможным, поскольку Мария отказала Пилсудскому в разводе, а он не нашел в себе сил и решимости порвать с ней. Поэтому вплоть до 1917 года Пилсудский сохранял общий дом с Марией и даже пытался наладить какой-то modus vivendi в сложившемся треугольнике. В начале 1909 года он писал Александре: «Я с самого начала стремился, чтобы все решения принимались совместно, как результат воли трех заинтересованных сторон, результат часто очень сложных чувств и мыслей, но результат, единственно возможный в этих отношениях. Моя и твоя воля в этом отношении ясна и однозначна, воля третьей стороны до сих пор боролась, цепляясь за все, лишь бы не допустить ясного и однозначного результата. В этом случае я должен учитывать худшее в таких случаях положение женщины, чем мужчины, и мечтаю о том, чтобы мы вместе с тобой могли вынести тяготы переходного времени, которое, я тоже согласен, длится очень долго... но я не могу изменить моего принципиального поведения, достижения соглашения относительно совместной нормализации существующих отношений. Другой путь ведет, по моему мнению, к излишне тяжелым формам перехода, накладывающим тяжелый отпечаток и на дальнейшую не только мою жизнь, он недопустим»[66]66
  Пит. по: Jedrzejewicz W, Cisek J. Kalendarium zycia... Т. I. S. 204 – 205.


[Закрыть].

Следующий «экс» Пилсудский запланировал в Литве. В качестве объекта был выбран курьерский поезд, в котором обычно перевозили деньги в Петербург, а местом нападения – станция Безданы в 25 километрах от Вильно (сейчас на территории Белоруссии). Пилсудский решил принять непосредственное участие в операции. Трудно сказать, чем он в данном случае руководствовался. Многие биографы, исходя из содержания его упоминавшегося выше прощального письма[67]67
  Это письмо позволяет лучше понять движущие мотивы, которыми руководствовался Пилсудский в своей деятельности в 1908 году. Он писал: «Я борюсь и умру только потому, что в сортире, каковым является наша жизнь, я не могу жить, это оскорбляет – слышишь, оскорбляет меня как человека с нерабским достоинством. Пусть другие занимаются разведением цветов, или социализма, или польскости, или чего-то другого в сортирной (даже не клозетной) атмосфере – а я не могу! Это не сентиментализм, не плаксивость, не машинка социальной эволюции или чего-то там еще, это обычная человечность. Я хочу победить! А без борьбы, причем борьбы жестокой, я даже не борец, а просто скот, которого бьют палкой или нагайкой... Не отчаяние, не самопожертвование руководят мною, а жажда победы и подготовки победы. Моя последняя идея, которую я еще нигде не развивал, это необходимость в наших условиях создания в каждой партии, а тем более в нашей, функции физической силы, функции, использую столь невыносимое для ушей „гуманистов“ определение (истерические барышни, которые не выносят царапанья по стеклу, но терпят, когда их бьют по щекам), функции брутального насилия. Эти идеи я хотел реализовать в своей деятельности последних лет. И поклялся сам себе, что или сделаю свое, или погибну. Я уже многое сделал для этого, но слишком мало, чтобы почивать на лаврах и серьезно заняться непосредственной подготовкой к борьбе...» – См.: Piisudski J. Pisma zbiorowe. Т. П. S. 299 – 300. В этом письме особенно важно полупризнание о новой идее, которую он, по его словам, еще нигде не развивал, но которую решил во что бы то ни стало реализовать.


[Закрыть], считают, что он желал пресечь разговоры о том, что он отправляет боевиков на смерть, а сам предпочитает пребывать в безопасности. Несомненно, это утверждение имеет полное право на существование, но вряд ли его можно считать исчерпывающим. Следует помнить, что это была последняя крупная операция, после которой Пилсудский основные усилия посвятил реализации своей новой задумки. Не исключено, что он просто пожелал проверить себя в реальном деле, а может, хотел быть уверенным в том, что операция, с которой он связывал немалые надежды, проведена в полном соответствии с планом. Но в любом случае это было смелое решение, все последующие годы работавшее на его авторитет среди соратников и на легенду в обществе.

Между принятием решения о нападении на почтовый поезд и его осуществлением прошел почти год. Первоначально Пилсудский планировал провести операцию весной 1908 года, но в партийной кассе не оказалось для этого достаточных средств. С целью их получения было решено продать часть оружия, находившегося на партийных складах в Вене и Берлине, а также осуществить один небольшой «экс» в окрестностях Калиша, который, правда, не удался. Наконец в конце августа 1908 года появились деньги, и началась непосредственная подготовка к проведению налета на поезд.

Базой операции стало Вильно. Сюда уже в феврале из Варшавы перебрался Александр Пристор, один из разработчиков плана операции, уроженец этих краев. Пилсудский бывал в городе наездами, регулярно курсируя между Галицией, Варшавой и Вильно. Операция была назначена на субботний вечер 19 сентября 1908 года. В ней должны были участвовать 19 боевиков, разделенных на три группы. Первой, в составе шести человек под командованием Томаша Арцишевского, надлежало бросить бомбу под почтовый вагон курьерского поезда Варшава – Петербург и нейтрализовать охранявших деньги солдат. Второй группе из четырех человек во главе с Пилсудским предстояло ворваться в вагон и взять деньги. В задачу восьми боевиков, руководимых оправившимся после взрыва 1906 года Славеком, входили овладение станцией, нарушение связи, блокировка семафоров и нейтрализация станционных служащих и пассажиров. Еще один боевик должен был доставить на бричке на место операции взрывное устройство и оружие, а затем увезти деньги.

Во все детали операции были посвящены только несколько человек, остальные должны были узнать о своих задачах в последний момент. Сам Пилсудский позже признавал, что ситуацию в группе несколько осложняло то, что не было однозначного решения о поручении руководства операцией именно ему. Поэтому он, например, не хотел указывать, кто из участников какую будет исполнять роль. Пилсудский ожидал, что боевики сами назначат его руководителем, но они этого не делали, видимо, не до конца доверяя человеку, впервые пошедшему на столь рискованное и опасное дело.