Текст книги "Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942"

Написанные в конце войны и первые послевоенные годы, воспоминания блокадников еще больше, чем дневники, были адресованы истории и будущим поколениям. «Возможно, эти мои очерки должны будут явиться обличительным документом, предъявленным гитлеровской Германии наряду с другими документами о причиненном ущербе нашей стране, обличительным документом тех травм, психических переживаний и физических мучений, которые перенесли дети

Ленинграда, пробыв 900 дней в трудных условиях блокады, – писала инспектор дошкольного сектора в Куйбышевском районе Е. Л. Щукина. – Но главное – пусть эти страницы станут свидетельством стойкости ленинградцев, взрослых и самых маленьких, их мужества и взаимопомощи. Пусть не иссякнет у будущих поколений чувство благодарности ленинградцам за то, что отстояли город и сохранили чистоту чувств и взаимоотношений. Пусть помогут понять нас, людей блокадного Ленинграда, и пусть живущие после нас сохранят любовь к Великому городу»[137]137
  Щукина Е.Л. Очерки блокадных дней. СПб., 2010. С. 11–12.


[Закрыть].

С выходом «Блокадной книги» А. Адамовича и Д. Гранина, как никогда ранее, открылось, что и спустя многие годы пережившие блокаду ленинградцы связаны с родным городом не только «одной неповторимой судьбой», но и памятью, сохранившей «все до боли и до слова». «Да, не забыто – разве может человек такое забыть, даже если бы и хотел, имел право?! – писали авторы этой книги. – Да, все это помнят еще живущие блокадники. Они блокаду выдержали, они переносили ее изо дня в день, сохраняя человеческое достоинство. Но мы, мы, не пережившие этого, или сегодняшние молодые, – имеем ли мы право не стараться узнать обо всем, что вынесли, пережили, перестрадали, сделали и ради нас они, ленинградцы?!»[138]138
  Адамович А., Гранин Д. Блокадная книга. С. 15.


[Закрыть]. В справедливости этого суждения еще раз убеждаешься, когда читаешь блокадные воспоминания, вышедшие в последние годы[139]139
  Дети и блокада. Воспоминания, фрагменты дневников. СПб., 2009; Медики и блокада. Взгляд сквозь годы. СПб., 2007; Павпухин Ю.А. Блокада и мы. Киров, 2008 «Мы знаем, что значит война». Воспоминания, письма, дневники универсантов военных лет. СПб., 2010; Алъшиц Д.Н. За нами был наш гордый город. СПб., 2010; и др.


[Закрыть].

Отмечая серьезные успехи в публикации новых источников по истории блокады Ленинграда, вместе с тем нельзя сказать, что здесь использованы все возможности. В частности, исследователями почти не освоены фотодокументы, хотя составители появившихся в последние годы фотоальбомов расширили круг опубликованных блокадных фотоматериалов[140]140
  Ленинград, блокада, подвиг. Фотоальбом. Л., 1984; Никитин В. А. Неизвестная блокада. Ленинград 1941–1944. Фотоальбом. СПб., 2002; Ковальчук В.М., Чистиков А.Н. 1) Ленинград в годы Великой Отечественной войны. Очерки. Документы. Фотографии. СПб., 2005;2) Ленинград и ленинградцы в годы блокады. СПб., 2012; Большакова О. В., Борзенко С. Б., Кожемякин А. О. Пискаревское мемориальное кладбище. Трагедия Ленинграда. СПб., 2010; и др.


[Закрыть]. Как известно, в условиях военного времени разрешение на фотосъемки имели в первую очередь фотокорреспонденты Ленинградского отделения Телеграфного агентства Советского Союза и периодических изданий. Но далеко не все сделанные ими снимки получали разрешение цензуры на печать. Из 30 тыс. снимков блокадного времени разрешение на печать получили только 7 132[141]141
  ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп. 10. Д. 466а. Л. 5.


[Закрыть]. В Центральном государственном архиве кинофотофонодокументов в настоящее время хранится около 9 тыс. фотодокументов, которые в основном поступили из Ленинградского отделения Телеграфного агентства Советского Союза, причем не только негативы, но и сопроводительные текстовые карточки с сохранившимися пометами цензоров[142]142
  Дзюба Е. В. Голод и заболеваемость в фотодокументах ЦКАКФФД СПб // Жизнь и смерть в осажденном Ленинграде. Историко-медицинский аспект. СПб., 2001. С. 132–133.


[Закрыть]. В 60-е годы в процессе подготовки фотоматериалов для 5-го тома «Очерков истории Ленинграда» мне довелось увидеть многие из этих фотоматериалов в числе первых и, естественно, опубликовать некоторые из них в нашей книге. И тоже, разумеется, с разрешения цензуры.

Публикация новых документальных источников создала предпосылки к тому, чтобы перейти к изучению блокады Ленинграда на качественно ином уровне, исследовать блокадную жизнь во всех ее проявлениях, объективно показать характер и мотивы поведения различных социальных групп населения, выявить основные факторы выживания в экстремальных условиях блокады. Американский социолог Джеффри Хасс предлагает интерпретировать этот сложный процесс с помощью таких категорий, как парадигма героизма, парадигма оппортунизма и парадигма нерешительности[143]143
  Хасс Дж. Выживание в годы войны и «история». Проблема самостоятельности выбора и различные модели человеческого поведения во время ленинградской блокады // Россия. Век двадцатый. Сб. статей к 95-летию доктора исторических наук В. М. Ковальчука. СПб., 2011. С. 107.


[Закрыть]. «Парадигма героизма предполагает индивидуальное принятие решений на основе коллективных норм, – пишет он. – Парадигма оппортунизма предполагает индивидуальное принятие решений на основе рационального эгоизма и материальной выгоды (или потери). Парадигма нерешительности отводит индивидуальному выбору наименьшую роль; люди практически не решают ничего самостоятельно, и их вклад в развитие истории невелик»[144]144
  Там же.


[Закрыть]. При всей оригинальности и привлекательности этого предложения американского социолога применить его в качестве основного инструмента исследования такого уникального явления, как блокада Ленинграда, оказывается крайне затруднительным. Да и сам Джеффри Хасс признает, что предлагаемые им парадигмы представляют «только идеальные случаи, реальность же более сложна»[145]145
  Там же.


[Закрыть]. Вместе с тем его выводы, сделанные в результате изучения блокадных дневников и в первую очередь дневника Ольги Эпштейн, имеют, по моему мнению, методологическое значение, корректируют в ряде случаев суждения российских исследователей. «Во-первых, – считает Джеффри Хасс, – самостоятельность выбора является величиной переменной, которая не зависит целиком от ситуации. Утверждение С. В. Ярова о том, что серьезные лишения порождали нерешительность[146]146
  Речь идет о статье: Яров С. В. Ленинградцы в смутное время: предпосылки изменения нравственных ценностей // Вести. Ленингр. гос. ун-та им. А. С. Пушкина. Сер. История. 2008. № 4. С. 23–46.


[Закрыть], очевидно, находит подтверждение в истории блокады. Страдание и различные испытания могут побудить людей выйти из нерешительности – не только физический инстинкт выживания, но также чувство справедливости или вины может вернуть способность действовать самостоятельно. Нерешительность не является состоянием природы; она возникает в результате сильных перекосов во внешнем мире человека, будь это материальные лишения или нечестное поведение властей»[147]147
  Хасс Дж. Выживание в годы войны и «история». С. 120–121.


[Закрыть]. В справедливости этого суждения мы убедимся, анализируя поведение ленинградцев на основании других источников блокадного времени.

Другой вывод американского социолога, который заслуживает внимания, состоит в том, что «парадигмы героизма и оппортунизма вряд ли возможно четко разграничить – для блокады, войны в целом, советской системы и того, как люди проживают “историю”». В связи с этим он предлагает использовать для объяснения не одну парадигму, а последовательность нескольких парадигм[148]148
  Там же. С. 121.


[Закрыть]. Генеральный же вывод Джеффри Хасс формулирует так: «Существующие парадигмы поведения во время блокады проливают свет на то, как люди реагируют на те или иные события – как они их интерпретируют и формируют соответствующую реакцию. На грани пропасти люди осознают, кем они являются на самом деле. Именно поэтому сложная история жизни во время блокады может рассказать нам немало о войне, выживании, советской системе и природе человеческого поведения и человеческой истории»[149]149
  Там же. С. 122.


[Закрыть].

Не отрицая в принципе роль предложенных американским социологом моделей поведения в систематизации и осмыслении блокадного материала, вряд ли можно согласиться с тезисом о том, что «существующие парадигмы поведения во время блокады проливают свет на то, как люди реагируют на те или иные события». Здесь как раз обратная зависимость: именно поступки ленинградцев подтверждают или опровергают проявление и доминирование той или иной парадигмы их поведения. Задача исследователя, как мне думается, состоит в том, чтобы, изучая известные на сегодня источники, выявить в них основные факторы (как позитивные, так и негативные) выживания в условиях блокады, факторы, определявшие исход противоборства жизни и смерти в блокированном Ленинграде. Эта многоаспектная проблема только поставлена в современной отечественной литературе[150]150
  См.: Дзенискевич A. R На грани жизни и смерти. Работа медиков-исследова-телей в осажденном Ленинграде. СПб., 2002. С. 90–108; Ломагин Н.А. Ленинград в блокаде. С. 50–53.


[Закрыть], и она, по моему глубокому убеждению, нуждается в дальнейшем глубоком и, главное, систематическом исследовании.

Определяющим негативным фактором стала сама небывало длительная осада Ленинграда с вытекавшими из нее многочисленными тяжкими последствиями – непосредственной близостью немецко-фашистских войск и изоляцией от Большой Земли; постоянными артиллерийскими обстрелами и воздушными налетами противника; разрушением городского хозяйства и транспорта; нервно-психическими переживаниями и заболеваниями, вызванными условиями жизни в городе-фронте; наконец, страшным голодом зимы 1941–1942 г., в результате которого погибли сотни тысяч мирного населения города. Но блокадная правда была в том, что ленинградцы не только голодали, не только умирали, не только преодолевали страдания, но еще и действовали. К такому выводу пришли авторы «Блокадной книги» А. Адамович и Д. Гранин в результате своих многочисленных встреч с блокадниками: «Они работали, они помогали воевать, они спасали, обслуживали других, кто-то снабжал ленинградцев топливом, кто-то собирал детей, организовывал больницы, стационары, обеспечивал работу заводов, фабрик. В сущности, это было в каждом рассказе – голод, холод, обстрелы, лишения, смерти и, следовательно, душевные проблемы, порождаемые страданиями, и тут же активность людей, то, что они делали, как боролись, несмотря ни на что. Три эти стороны жизни появлялись в любом рассказе»[151]151
  Адамович А., Гранин Д. Блокадная книга. С. 21.


[Закрыть]. Я могу только подтвердить, что «три эти стороны жизни» проявляются в той или иной форме в каждом блокадном источнике индивидуального происхождения – дневниках, письмах, воспоминаниях. Директор Травматологического института Ф. И. Машанский, находившийся зимой 1941–1942 г. в состоянии сильного истощения и вырвавшийся из объятий голодной смерти благодаря неистребимой жажде жизни и оказанной помощи, емко выразил кредо защитников осажденного города: «Выжить, чтобы работать – это было непременным правилом в блокадном Ленинграде»[152]152
  Машанский Ф.И. Суровый экзамен // Листки блокадного календаря. Вып. 1. Л., 1988. С. 12.


[Закрыть]. Востоковед В. С. Гарбузова свидетельствовала, что зимой 1941–1942 г. «у погибающего от голода и холода населения была одна проблема: выжить и сохранить жизнь своим близким и родным»[153]153
  См.: Болдырев А.Н. Осадная запись. (Блокадный дневник). С. 21.


[Закрыть].

Размышляя о главных факторах массовой смертности в осажденном Ленинграде – «лютом голоде, жестоком промозглом холоде и тяжелом психологическом гнете военной опасности», блокадница С.В.Магаева отмечает, что «любой из этих факторов мог погубить, но эти факторы действовали одновременно, взаимно усиливали друг друга, усугубляя нарушение жизнедеятельности организма»[154]154
  Магаева С. В. Физиологические и психологические предпосылки выживания блокадников // Жизнь и смерть в осажденном Ленинграде. Историко-медицинский аспект. СПб., 2001. С. 28.


[Закрыть]. Это, конечно, была безжалостная реальность блокадной жизни и смерти, но в этом противоборстве далеко не последнюю роль играла жизнестойкость ленинградцев, источником которой были трудовой коллектив и семья, формировавшие коллективистскую психологию и товарищескую взаимопомощь, способность к самопожертвованию ради общей цели – защитить свою страну и родной Ленинград от немецко-фашистских захватчиков. Выжить в блокаде можно было только держась друг за друга, только помогая друг другу. «Понимаете, никогда я не видела и даже не слышала, чтобы люди так держались друг за дружку, как в то время! – вспоминала работница артиллерийского полигона М. Е. Сясина. – Мы все были как одна семья: и двенадцатилетние-четырнадцатилетние, и пожилые работницы…»[155]155
  Демидов В. И. Снаряды для фронта. Л., 1985. С. 146–147.


[Закрыть]. В дневниках и воспоминаниях можно встретить немало таких признаний: «единственное, что держит на ногах, – это сила коллектива»[156]156
  Человек в блокаде. Новые свидетельства / отв. ред. В. М. Ковальчук. С. 172.


[Закрыть]. Коллективистская психология срабатывала даже и тогда, когда, казалось бы, голод должен был ее отключить. Блокадники вспоминали многочисленные случаи, когда голодные люди не поддавались призывам громить и грабить булочные и даже пресекали такие попытки. Только коллективистская психология могла родить такую форму помощи, как бытовые отряды, созданные в феврале 1942 г. по инициативе девушек-комсомолок в Приморском районе Ленинграда.

Опорой в борьбе за выживание была первичная ячейка коллектива – семья, в которой ленинградцы находили утешение, тепло и любовь, помогая своим самым близким людям переносить выпавшие на их долю лишения и страдания. «В этом голодном, отчаянном мраке, – записал 23 января 1942 г. в своем дневнике известный востоковед А. Н. Болдырев, – дом, уют, тепло душевное, прежде всего, суть единственный свет, ничтожный в огромном мраке, как коптилочка, при которой пишу сейчас, но единственный, дающий волю к жизни, к великому – “Выжить”!»[157]157
  Болдырев А.Н. Осадная запись. (Блокадный дневник). С. 45.


[Закрыть]. О душевном тепле и уюте пишет с огромной любовью к своей супруге директор Архива АН СССР Г. А. Князев: «Какое счастье, что есть около любимый, ласковый, самоотверженный человек, есть еще остатки домашнего уюта, обломки комфорта»[158]158
  Князев Г.А. Дни великих испытаний. Дневники 1941–1945. С. 335.


[Закрыть].

Однако не каждый блокадник мог опереться на семью, и в этом случае проблема выживания зависела от многих других факторов. Главный инженер завода «Судомех», семья которого была эвакуирована, отвечая для себя на вопрос, что его спасло, в марте 1942 г. записал в своем дневнике: «1) Сахар, запасенный Диной. Ей должен быть благодарен всю жизнь. 2) Заводская комната. В своей бы без дров я пропал бы. 3) Бурки. Они спасли от холода мои ноги. 4) Дополнительное питание дало возможность оправиться от перенесенного истощения. Без него болезненное состояние истощения организма долго не прошло бы»[159]159
  Чекризов В. Ф. Дневник блокадного времени. С. 62–63.


[Закрыть]. В числе спасительных факторов автор дневника справедливо ставит на первое место припасенный женой еще до войны сахар. Такие запасы, как видно из других дневников и воспоминаний, спасли жизнь многим ленинградцам. Еще больше блокадников таких запасов не имели, и они предпринимали отчаянные усилия по изысканию дополнительных продуктов питания по месту своей работы, на черном рынке, в обмене у населения пригородных районов и др.

Блокадные документы и материалы, сохраняя в себе огромную информацию о способах выживания в блокаде, предоставляют еще и «возможность увидеть процесс выживания иначе – как обострение духовных, нравственных сил», «как торжество чувства долга»[160]160
  См.: Рогова Н.Б. Вкус 125 г хлеба (они учили и учились в блокадном Ленинграде) // Женщины Ленинграда в годы блокады. СПб., 2005. С. 105–108.


[Закрыть]. Но для того чтобы это увидеть, от историка требуется не только предельная честность, но и глубокое уважение к живым и павшим в борьбе с голодной смертью. Известный историк Н.Д. Козлов справедливо полагает, что «высокий моральный дух населения стал тем оружием, которое помогло ему стойко переносить величайшие трудности и лишения блокады, трудиться и победить»[161]161
  Козлов Н.Д. Роль духовных сил населения в период блокады// Женщины Ленинграда в годы блокады. СПб., 2005. С. 51.


[Закрыть]. Располагая теперь обширным комплексом документов, исследователи могут и должны в полной мере раскрыть роль морального фактора в борьбе защитников Ленинграда, роль, которую так емко выразила О. Ф. Берггольц: «Мы победили их, победили морально – мы, осажденные ими!»

Глава вторая
Адольф Гитлер: «Первая достижимая цель – Ленинград…»

 
Мы будем драться с беззаветной силой,
Мы одолеем бешенных зверей,
Мы победим, клянусь тебе, Россия,
От имени российских матерей.
 

Ольга Берггольц

Ранним утром 22 июня 1941 г., еще до получения штабом Ленинградского военного округа директивы наркома обороны СССР на отражение вторжения вражеских сил, немецкая авиация совершила налет на район Кронштадта с целью минирования фарватеров в Финском заливе. Война фашистской Германии против СССР началась, таким образом, для Ленинграда в полном соответствии с планом «Барбаросса», в котором захват Ленинграда и Кронштадта рассматривался необходимым условием для наступления на Москву[162]162
  «Совершенно секретно! Только для командования!». Сб. документов / пер. с нем. М., 1967. С. 171.


[Закрыть]. Придавая захвату Ленинграда первостепенное значение, гитлеровское командование исходило прежде всего из его политической, экономической и стратегической роли. Кроме того, Гитлер считал, что с падением Ленинграда «будет утрачен один из символов революции <…> и что дух славянского народа в результате тяжелого воздействия боев будет серьезно подорван» и для Советского Союза «может наступить полная катастрофа»[163]163
  Там же. С. 261.


[Закрыть]. Вот почему Гитлер указывал своим генералам на необходимость первоочередного взятия Ленинграда. «Неудивительно, – пишет в связи с этим современный немецкий историк Йоханнес Хюртер, – что Ленинград играл особую роль в захватнических планах Гитлера, порой даже большую, чем Москва, которая оставалась главной целью наступления для Генерального штаба вермахта»[164]164
  Хюртер Йоханнес. Вермахт под Ленинградом // Битва за Ленинград. Дискуссионные проблемы. СПб., 2009. С. 125.


[Закрыть]. Как отмечалось 3 февраля 1941 г. при обсуждении плана «Барбаросса» на совещании верховного командования вермахта, «фюрер, в общем и целом, с операциями согласен. При детальной разработке следует иметь ввиду главную цель: овладеть Прибалтикой и Ленинградом»[165]165
  «Совершенно секретно! Только для командования!». С. 171.


[Закрыть]. 8 июля 1941 г. начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Ф.Гальдер подтвердил в своем военном дневнике намерения Гитлера в отношении Москвы и Ленинграда: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки. Это будет “народное бедствие”, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов (русских) вообще»[166]166
  Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. М., 1971. С. 101.


[Закрыть]. Вместе с тем нужно отметить, что в то время как германские военачальники не сомневались, что захват Москвы является для фюрера целью номер один, сам Гитлер на проходившем 4 августа 1941 г. совещании в Борисове заявил: «Первая достижимая цель – Ленинград и русское побережье Балтийского моря»[167]167
  Иоффе 3. Г. Когда и зачем Гитлер и другие высшие чины нацистской Германии приезжали в СССР? Минск, 2010. С. 23.


[Закрыть]. И хотя в дальнейшем Гитлеру и его генералам пришлось не раз изменять свои планы и методы овладения Ленинградом, в первую очередь из-за ожесточенного сопротивления советских войск, их человеконенавистническая сущность оставалась неизменной – любыми способами – обстрелами, бомбежками, голодом – «решить» проблему мирного населения Ленинграда[168]168
  См. об этом: Ковальчук В. М. Варварский план уничтожения Ленинграда и его жителей // 900 дней блокады. Ленинград. 1941–1944. СПб., 2005. С. 54–61; Фролов М.И. Хотел ли Гитлер взять Ленинград? //О блокаде Ленинграда в России и за рубежом. Источники, исследования, историография / науч. ред. А. Р. Дзенискевич. СПб., 2005. С. 68–79; Ломагин Н.А. Неизвестная блокада: в 2 кн. 2-е изд. Кн. 1. СПб., 2004. С. 119–121.


[Закрыть]. Взятие Ленинграда было главной задачей группы армий «Север», одной из трех стратегических группировок вермахта. Вместе с частью сил группы армий «Центр», которая должна была взаимодействовать с группой армий «Север», войска вермахта, нацеленные на Ленинград, состояли из 42 дивизий, в которых насчитывалось около 725 тыс. солдат и офицеров, более 13 тыс. орудий и минометов и почти 1500 танков[169]169
  Барбагиин И.П., Кузнецов А. И., Морозов В.П., Харитонов А.Д., Яковлев Б.Н. Битва за Ленинград. 1941–1944. М., 1964. С. 19.


[Закрыть]. Это была внушительная сила, подтверждавшая важность ленинградского направления в планах немецко-фашистского командования.

Ленинградцы в подавляющем большинстве узнали о нападении фашистской Германии на Советский Союз из выступления В. М. Молотова в полдень 22 июня 1941 г., и в их реакции на это известие были самые смешанные чувства – возмущение, тревога за своих близких, судьбу своего родного города и страны, решимость активно участвовать в отпоре агрессору, отдать все свои силы для его разгрома. Но была и вера в скорую победу, навеянная советской предвоенной пропагандой, о чем можно судить по принимаемым резолюциям на митингах и собраниях в первые дни войны. Однако подобные настроения скоро улетучились, столь стремительно развивались события на ленинградском направлении и в самом городе. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. была объявлена мобилизация по Ленинградскому военному округу, а другим Указом Президиума Верховного Совета СССР в этот же день Ленинград и Ленинградская область оказались на военном положении. В развитие этого Указа 27 июня 1941 г. последовал приказ начальника гарнизона г. Ленинграда генерала М. М. Попова об обеспечении общественного порядка и государственной безопасности в городе. Приказ устанавливал жесткий контроль за общественным порядком, строго регламентировал время работы учреждений и организаций, воспрещал въезд в Ленинград всем лицам, не прописанным на жительство в городе, за исключением лиц, специально командированных, запрещал фотографирование и киносъемки в его черте без разрешения коменданта гарнизона Ленинграда, воспрещал движение легкового транспорта и пешеходов с 24 час. до 4 час. утра, за исключением имеющих специальные пропуска. В тот же день, 27 июня 1941 г., Исполком Ленгорсовета депутатов трудящихся принял решение о привлечении к трудовой повинности всех трудоспособных граждан в возрасте от 16 до 50 лет для мужчин и от 16 до 45 лет для женщин, за исключением работающих на предприятиях оборонной промышленности.

Между тем обстановка на северо-западном направлении быстро ухудшалась: 26 июня 1941 г., когда немецкие войска достигли Западной Двины, Финляндия официально начала войну против Советского Союза, и Ленинград оказался в непосредственной близости от зоны боевых действий. В этих условиях требовались срочные организационные меры по укреплению обороноспособности Ленинграда. Их принятие затруднялось отсутствием в городе первого лица – секретаря ЦК ВКП(б), первого секретаря обкома партии А. А. Жданова, который буквально накануне объявления фашистской Германией войны СССР выехал с разрешения И. В. Сталина в отпуск в Крым. Будучи одним из инициаторов сближения с Германией в 1939 г., Жданов не мог даже предположить, что война застанет его в Сочи, и вернулся в Ленинград только в конце июня 1941 г. С этого времени стали активно решаться такие важные вопросы, как создание армии народного ополчения, возведение оборонительных сооружений и прежде всего Лужского оборонительного рубежа. 1 июля 1941 г., на другой день после образования Государственного Комитета Обороны, Жданов возглавил Комиссию по вопросам обороны Ленинграда, ставшую по характеру своей деятельности штабом обороны города.

4 июля 1941 г. Комиссия по вопросам обороны Ленинграда рассмотрела вопрос о формировании Ленинградской армии народного ополчения. Принятое по этому вопросу решение скорректировало первоначальное постановление Военного Совета Северного фронта от 27 июня 1941 г., которым предусматривалось создать в Ленинграде «на добровольных началах Армию численностью в 100 000 человек, преимущественно из рабочих, служащих и студентов»[170]170
  Ленинград в осаде. Сб. документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. 1941–1944 /ред. коллегия: Н. И. Барышников, И. П. Бабурин, Т. А. Зернова, В. М. Ковальчук, Ю. И. Колосов, T. С. Конюхова, Н. В. Пономарев, Г. Л. Соболев; отв. ред. А. Р. Дзенискевич. СПб., 1995. С. 579.


[Закрыть]. Теперь же комиссия посчитала необходимым «в целях усиления г. Ленинграда создать на добровольных началах Армию народного ополчения в 200 тыс. чел.», в которой предполагалось иметь 15 дивизий, сформированных по производственному принципу[171]171
  Там же. С. 31.


[Закрыть]. Судя по одному из пунктов решения комиссии, обязывавшего райкомы партии к 9 июля 1941 г. отобрать «добровольцев из числа передовых рабочих, служащих и студентов в возрасте от 18 до 50 лет», можно было подумать, что практическая работа по формированию добровольческих частей еще не развернулась. В действительности же запись в народное ополчение началась еще 30 июня 1941 г. и на 4 июля 1941 г. было отобрано 77 413 добровольцев[172]172
  Очерки истории Ленинграда. T. V. Л., 1967. С. 51.


[Закрыть]. 10 июля 1941 г. 1-ю (Кировскую) дивизию провожали уже на фронт, на Лужский оборонительный рубеж, где ей сразу же пришлось участвовать в ожесточенных боях с немецко-фашистскими войсками[173]173
  Там же. С. 56.


[Закрыть].

С формированием добровольческих частей, не предусмотренных никакими мобилизационными планами, остро встал вопрос об их вооружении. Если первые три дивизии народного ополчения (Кировская, Московская и Фрунзенская) получили еще в достаточном количестве винтовки и карабины и даже ручные и станковые пулеметы и пушки[174]174
  Демидов В. И. Снаряды для фронта. Л., 1985. С. 31.


[Закрыть], то дальше начались поиски резервов, которые, как оказалось, были весьма скудными. Дело дошло до того, что в конце июля 1941 г. бюро Ленинградского горкома партии приняло постановление «о приспособлении учебных винтовок и пулеметов в боевое оружие»[175]175
  Там же. С. 32.


[Закрыть]. Специалистам отдела вооружения Управления артиллерийского снабжения Ленинградского военного округа теперь пришлось только сожалеть о том, что буквально накануне войны они настояли на отправке из округа неисправного оружия – больше 100 тыс. винтовок, карабинов, револьверов, пистолетов. Попытки освоить массовое производство стрелкового оружия, никогда ранее в Ленинграде не производившегося, столкнулись с целым рядом трудностей. В августе 1941 г. удалось собрать всего 350 винтовок и карабинов[176]176
  Там же. С. 32–33.


[Закрыть].

Столь же остро встал вопрос и о производстве средств борьбы с вражескими танками, в первую очередь ручных гранат и бутылок с горючей смесью. Наряду с Институтом прикладной химии, который стал головным в этой области, изготовлением бутылок с зажигательной смесью занимались химические лаборатории Университета, Текстильного института, Лесотехнической академии, Сланцевого института, Института связи, Педагогического института им. А. И. Герцена, Химико-Технологического института и др.[177]177
  Соболев Г. Л. Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. М.; Л., 1966. С. 45–48.


[Закрыть] В июле 1941 г. на фронт было отправлено 450 тыс. зажигательных бутылок и два миллиона запалов. В производстве этого едва ли не единственного тогда ополченцев средства борьбы с немецкими танками участвовали и ленинградские школьники: они собрали где только можно более миллиона пустых бутылок для снаряжения их зажигательной смесью[178]178
  Демидов В. И. Снаряды для фронта. С. 40.


[Закрыть]. В июле 1941 г. была разработана и принята Военным Советом Ленинградского фронта на вооружение ручная противотанковая граната (РПГ-41), и А. А. Жданов сразу же доложил в Государственный Комитет Обороны (ГКО) о том, что в Ленинграде уже начато ее массовое производство[179]179
  Там же. С. 46.


[Закрыть]. 12 июля 1941 г. ГКО принял решение о срочном возобновлении в Ленинграде производства 76-миллиметровой полковой пушки, которая была снята с производства незадолго до начала войны. Наряду с Кировским заводом, который стал головным, к обработке деталей и сборке отдельных узлов для полковых пушек было привлечено около 60 предприятий[180]180
  Дзенискевич A. R Военная пятилетка рабочих Ленинграда. Л., 1972. С. 63.


[Закрыть]. В июле 1941 г. Ленинград дал фронту 133 полковые пушки[181]181
  На защите Невской твердыни / отв. ред. Ю. Н. Яблочкин. Л., 1965. С. 116.


[Закрыть].

Для оказания оперативной помощи в решении возникавших проблем в области создания и производства новых видов вооружения и боеприпасов в июле 1941 г. была создана городская Комиссия по рассмотрению и реализации оборонных предложений во главе с академиком H. Н. Семеновым. Члены комиссии, среди которых были академики А. Ф. Иоффе, Б. Г. Галеркин, профессора Я. Б. Зельдович, H. Н. Миролюбов, А. А. Петров, Д. В. Тищенко, Ю. Б. Харитон, М. А. Шателен и др., проделали огромную работу по рассмотрению оборонных предложений, поступавших в комиссию с первых же дней ее создания. Для изучения потока идущих от ленинградцев предложений Комиссия привлекла ведущие научные учреждения города. Только одно Ленинградское отделение Всесоюзного научно-технического общества энергетики рассмотрело около 100 изобретений и предложений в области электротехники. Консультационное бюро по военным изобретениям, образованное при Механическом институте, изучило свыше 100 поступивших изобретений, многие из которых были признаны нужными и полезными. За первые месяцы войны комиссия изучила 850 изобретений и предложений, поступивших от ученых, инженеров, рабочих, воинов Красной Армии. Наиболее важные и интересные предложения и изобретения были рекомендованы комиссией для реализации[182]182
  Соболев Г. Л. Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. С. 16–20.


[Закрыть].

6 июля 1941 г., спустя две недели после начала войны, «Ленинградская правда» сообщила, не делая из этого никакой тайны: над Ленинградом нависла прямая угроза фашистского вторжения. И это была суровая правда: через несколько дней войска группы армий «Север» захватили Псков и вышли на подступы к Луге. 11 июля 1941 г. в Ленинград прибыл Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов, назначенный накануне Государственным Комитетом Обороны главнокомандующим Северо-Западным направлением. На состоявшемся в тот же день в Смольном совещании руководящих военных, партийных и советских работников среди самых неотложных вопросов был рассмотрен план строительства Лужской укрепленной полосы[183]183
  На защите Невской твердыни / отв. ред. Ю. Н. Яблочкин. С. 61–63.


[Закрыть]. 25 июля 1941 г. в целях ускоренного строительства укрепленной полосы вокруг Ленинграда приказом главнокомандующего Северо-Западного направлением была образована Комиссия по оборонительным работам во главе с секретарем Ленинградского горкома ВКП(б) А. А. Кузнецовым. На комиссию, наделенную чрезвычайными полномочиями, возлагалась ответственность за окончание в кратчайший срок строительства укрепленной полосы вокруг Ленинграда[184]184
  900 героических дней. Сб. документов и материалов о героической борьбе трудящихся Ленинграда в 1941–1944 гг. / ред. коллегия: Х.Х. Камалов, В. М. Ковальчук (отв. ред.), Ю.С.Токарев; сост. Х.Х.Камалов, Р. В.Серднак, Ю.С.Токарев. М.; Л., 1966. С. 47–48.


[Закрыть]. Комиссия привлекла к возведению оборонительных сооружений сотни тысяч ленинградцев, в том числе и всех неработающих трудоспособных граждан, а трудовая повинность была распространена на юношей с 15 лет и на девушек с 16 лет. Активное участие в строительстве оборонительных укреплений приняли ленинградские ученые, которые вошли в состав самых авторитетных комиссий, выступали консультантами, проводили на строительстве оборонительных сооружений целые недели. Немало сил этому делу отдал член-корреспондент АН СССР М. А. Шателен. «Михаилу Александровичу Шателену шел тогда восьмой десяток, – вспоминал впоследствии один из руководителей по сооружению оборонительных укреплений. – Он поражал всех своей энергией и работоспособностью. Многим было жалко старого человека. Михаил Александрович, – говорили ему, – просим вас, отдохните. А он взглянет серьезно и ответит: я выполняю свой долг перед Родиной. И он действительно выполнял свой долг так, как подобает советскому человеку. М. А. Шателен разработал простые схемы подключения электрического тока к проволочным заграждениям, системы сигнализации, руководил производством полевых телефонных аппаратов, выполнял многие другие важные работы»[185]185
  В огненном кольце. Воспоминания участников обороны Ленинграда. М., 1963. С. 26.


[Закрыть].

Ленинградское отделение Всесоюзного научно-технического общества строителей выделило около 100 высококвалифицированных специалистов, которые руководили строительством наиболее ответственных участков оборонительной полосы, а также возведением баррикад и других укреплений в самом городе. Бригады строителей под руководством профессора В. П. Петрова, доцентов И. И. Александрова, С. С. Галушкевича выезжали на передний край для выполнения заданий, связанных с бетонированием и произведением гидротехнических работ[186]186
  Соболев Г. Л. Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. С. 24–25.


[Закрыть]. В руководстве работами по строительству дотов, дзотов, блиндажей и других укреплений принял активное участие коллектив Инженерно-строительного института, в том числе профессора В. Г. Гевирц, Г. В. Никитин, Н.А. Цытович, доценты П.Д. Громов, А. А. Заварзин, К. А. Михайлов, Н.М. Осипов, М. П. Виноградов, С. К. Харчев, Г. А. Чухманов и др. Большую помощь в возведении оборонительных рубежей оказали сотрудники Всесоюзного научно-исследовательского института гидротехники[187]187
  Там же.


[Закрыть].

Ленинградские ученые оперативно решали вопросы, вставшие при строительстве оборонительных укреплений. Сотрудники научно-исследовательского института коммунального хозяйства в кратчайшие сроки разработали методы подбора и испытания бетонов для противотанковых заграждений и дотов; внедрением этих методов при производстве противотанковых надолб-пирамид была занята группа работников института, возглавляемая В. П. Шемяковым. Интенсивные исследования по изысканию материалов для оборонительных сооружений проводились в механической мастерской Института инженеров железнодорожного транспорта под руководством профессора Н.М.Беляева; здесь же проходили испытания бетона, рельсов, металлоконструкций, балок, тросов и других строительных материалов. Большую консультационную работу вели ученые на заводах, изготовлявших бетонные укрепления[188]188
  Там же. С. 25–26.


[Закрыть].

Ленинградские работники науки не только осуществляли техническое руководство строительством оборонительных сооружений, но и вместе со всеми трудящимися города рыли окопы и траншеи. Во Фрунзенском районе только 25 июня 1941 г. на возведении укреплений трудилось более 4 тыс. преподавателей и студентов вузов и техникумов. На строительстве оборонительных рубежей самоотверженно работали научные сотрудники учреждений Академии наук СССР. Педагоги и студенты консерватории во главе со своим директором, профессором П. А. Серебряковым рыли противотанковые рвы[189]189
  «Ленинградская правда на оборонной стройке». 1941. 29 июля.


[Закрыть]. Земляные работы на окраинах города проводились по глинистому сырому и вязкому грунту; к тому же часто приходилось работать под обстрелом противника, а иногда и под угрозой вражеского окружения, но укрепления на подступах к Ленинграду росли.