Текст книги "Портрет обнаженной"

Я кивнул головой: «Расклад понятен. Лесбийская любовь – это по-современному: прогрессивно, свежо, а главное – последствий в виде незапланированной беременности не будет».

– В этом году, летом, Света сбежала от Луизы. Каретина, конечно, разозлилась на нее. Как же так: она такая звезда, и вдруг кто-то затмил ее! Мы гадали, кого Света нашла: мужчину или женщину, но так ничего и не узнали. Осенью Света опять появилась в «Возрождении», стала крутиться вокруг Луизы, но все без толку! У Каретиной наступили не лучшие времена: Волков ей лицо повредил, а с Осмоловским она после случая с вазой поссорилась. Так что к 7 ноября Каретина осталась одна, без друзей, без подруг и без деловых партнеров. Валя – не в счет, она придаток Луизы, ее хвост. Такую подругу можно иметь – она парня не отобьет. Страшненькая она, какие ей парни! Потом, лет через десять, начнет о семье задумываться, найдет какого-нибудь алкаша и выйдет за него замуж. А может, нормального мужика найдет, кто его знает?

– С Шершневой все понятно, перейдем к Кутиковой. Новая студия ее не интересовала…

– Я думаю, – не дала мне развить мысль Чистякова, – что Света пришла или восстановить отношения, или окончательно расстаться. Все застолье Кутикова была замкнута в себе, только когда Луиза полежать пошла, тогда повеселела и стала на гостей внимание обращать.

– Ты не находишь странным, что она пришла выяснить отношения, но ничего для этого не предприняла и повеселела, не добившись никакого результата?

– Скорее всего, она решила перенести разговор на вечер, когда все разойдутся и в квартире останутся только она, Луиза и Валя.

– А брат твой зачем ей сдался? Чтобы время быстрее прошло?

– С братом она могла пофлиртовать просто так, чтобы Валю позлить. Шершнева-то на него конкретно глаз положила, стала к нему клинья подбивать.

– Хорошенький флирт, однако! Конкретный такой, с продолжением в кровати.

– Кто сказал, что Света собиралась переспать с моим братом? Девушка всегда может найти предлог увильнуть от интима. Я думаю, что Кутикова подразнила бы брата и оставила бы ни с чем. Я сама сколько раз так делала – и ничего, никто не обижался.

– Кто из гостей мог незаметно войти в спальню к Каретиной и убить ее?

– Хоть кто, кроме брата. Даже я могла. Я выходила в туалет, потом покурила на кухне, и за это время из зала не вышел ни один человек.

– У тебя не было мотива убивать Каретину? – полушутя-полусерьезно спросил я.

– Зачем она мне сдалась? Наши с ней жизненные пути никогда не пересекались. Пришла я к ней сами знаете зачем, а студия ее мне даром не нужна.

– Что Каретина в прикроватной тумбочке хранила? – словно уточняя ранее сказанное, спросил я. Чистякова на провокацию не поддалась.

– Не знаю. Наверное, бигуди или плойку. Луиза всегда завитая ходила, а свои волосы у нее прямые, как солома. Вы меня зря про тумбочку спрашиваете. У меня дома даже у родителей прикроватных тумбочек нет. Я понятия не имею, что в них хранят.

– Поговорим об училище. Ты видела, как Волков в Каретину вазу кинул?

– Все видели. Паша стулом так загрохотал, что мы от работы оторвались и на него посмотрели. Он прошел на середину студии, вытащил цветы из вазы и с размаху бросил ее в стену рядом с Луизой. Она в последний момент закрыла лицо руками, а осколок сзади прилетел.

– По-твоему, в квартиру мог незаметно войти человек и убить Каретину?

– Войти-то он мог, только как бы он узнал, что Луиза полежать пошла? Я думаю, что Каретину убил кто-то из гостей. Меня, брата и Леху можете сразу же отбросить. Брат у всех на виду был, а мне с Лехой Каретину убивать не за что.

– Кто тогда остается?

– Кутикова, больше некому… Можно я спрошу? У вас обручального кольца на пальце нет. Это значит – вы не женаты?

– Почему же, женат. Я свое кольцо сегодня жене оставил.

– Вы шутите! – заулыбалась Чистякова. – У женщины не может быть таких толстых пальцев.

– Моя супруга шпалоукладчицей работает, – серьезно сказал я. – Мое кольцо она на мизинце носит, на другие пальцы не налезет.

– Понят-нень-ко, – разочарованно протянула девушка.

Отпустив Чистякову, я пошел к следователю Яковлевой. Она была на месте, печатала постановление.

– Объясни мне один момент, – попросил я. – Если Волков бросал вазу не в Каретину, а в сте– ну рядом с ней, то у него никак не может быть умысла на умышленное причинение тяжких телесных повреждений. Его действия надо квалифицировать по другой статье. Бросая вазу в стену, он не желал изуродовать Каретину. Шрам на щеке у Луизы – это следствие неосторожности, а не прямого умысла.

– Прокурор сказал загрузить его по максиму– му, а там пусть суд разбирается, какую статью оставить.

– Иными словами, сейчас он сидит только потому, что мамаша Каретиной нашла нужные рычаги и надавила на прокуратуру? Ты сама-то понимаешь, что он незаконно арестован?

– Посидит до суда и выйдет, ничего с ним не случится.

– Выпиши разрешение на свидание с ним. У меня к Волкову накопилось много вопросов.

10

В четверг утром я заслушал отчеты подчиненных о проделанной работе. Первым докладывал Иван Горбунов.

– В доме Каретиной прописано девять парней в возрасте от 15 до 20 лет. Один из них в день убийства был в отъезде, еще один – в больнице на стационарном лечении. Остаются семеро.

Иван положил передо мной список с указанием анкетных данных и номеров квартир.

– Мне нужен парень по фамилии Лисогор, – глянув на список, сказал я.

– Андрей, ты стал медиумом? – удивился Горбунов. – Как ты по фамилии определил, кто приходил к Каретиной?

– В надписи «Л – шлюха» первая буква написана не как две палки, пересекающиеся вверху, а с претензией на изящество. Начинается буква «Л» плавным изгибом снизу вверх, а все остальные буквы выполнены в виде прямых линий. Даже в букве «ю» автор надписи не стал соблюдать округлости, а написал ее как две смыкающиеся скобки. На своеобразное написание буквы «Л» я обратил внимание еще в подъезде. Теперь поставьте себя на место автора надписи. Времени у него в обрез – в любой момент в подъезд могут выйти жильцы и поймать его на месте «преступления». Кому нужен скандал? Паренек, царапая по известке послание Каретиной, зря время не теряет: все буквы у него выполнены печатным шрифтом, с минимумом деталей, но в самом начале надписи он делает излишний завиток. Почему? Да потому, что привык так писать эту букву. Начальный изгиб он выводит автоматически, не задумываясь ни о времени, ни об опасности. Ход мысли понятен? Я, когда пишу свою фамилию, вывожу точно такой же завиток. Эта привычка осталась у меня со школьных времен. Лисогору сколько лет? Пятнадцать? Он в школе учится? Школьные годы чудесные: через день да каждый день свою фамилию на листочках с заданием надо выводить. Иван, аккуратно сними этого пацана после уроков и привези сюда.

– Сделаю.

– Айдар, что у тебя?

– Морфин является алкалоидом опия. В очищенном опиуме содержание морфина не превышает десять процентов. Морфин в медицинских целях применяется как болеутоляющее и снотворное средство. Он выпускается в виде кристаллов для лабораторных целей и в виде раствора – в ампулах. Кристаллический морфин плохо растворяется в воде, так что его я сразу же отбросил и сосредоточился на ампулах. Достать морфин в ампулах можно на складе медицинской продукции или в больницах. Но есть еще один путь, более простой и безопасный – похитить морфий у медсестры, которая ухаживает за смертельно больным человеком. Я навел справки: безнадежно больных раком незадолго до кончины выписывают домой, чтобы не портить статистику по смертности пациентов в стационаре. Чтобы облегчить страдания умирающего, к нему раз в день приходит медсестра и делает укол морфия. Некоторые медсестры, чтобы каждый день не мотаться к больному, договариваются с его родственниками и оставляют им несколько ампул под честное слово. Родственники возвращают использованные ампулы медсестре, а та, в свою очередь, пустыми ампулами отчитывается перед старшей медсестрой диспансера. Тут есть несколько вариантов, как ампулы попали к одному из гостей Каретиной. Первый: родственник мог скончаться до того, как закончится запас ампул. Второй вариант: оставить родственника без болеутоляющего средства.

– Жестоко, однако! – высказался Горбунов.

– Смотря с какой стороны, – ответил Далайханов. – Родственнику и так помирать: уколом больше, уколом меньше – результат один будет.

– Больной может пожаловаться другим родственникам, что ему не поставили укол. Как в таком случае быть? – спросил я.

– Ему можно вколоть физраствор – безобидную жидкость, а непрекращающиеся боли списать на ухудшение самочувствия.

– Как быть с медсестрой? Как объяснить ей отсутствие ампул? Она-то поймет, что ей подсовывают другие ампулы, не от морфия.

– «Выбросили по ошибке». «Потерялась, найти не можем». Андрей, родственники не обязаны отчитываться об израсходованных ампулах. Они их под расписку не получают.

– Как медсестра отчитывается в недостаче? – спросил Горбунов.

– Наверное, механизм отработан, – предположил Далайханов. – Старшая медсестра тоже человек: войдет в положение, спишет недостачу.

– Айдар, как бы ты подмешал морфин из ампулы в бокал с шампанским? Ломать ампулу за столом, рискуя порезать пальцы, не вариант.

– По весне мы задерживали наркомана, – ответил за товарища Иван. – У него с собой был шприц с опиумом. Вместо колпачка шприц был прикрыт пластмассовой пробкой, изготовленной из медицинской иглы. Саму иглу из основания вытащили, оставшееся отверстие расплавили спичкой и наглухо закупорили. Выдавить содержимое шприца в бокал – минутное дело.

– Идея со шприцом хороша, но где его хранить до момента использования? В верхней одежде? Не пойдет. Пока будешь в прихожую выходить, обстановка за столом может измениться.

– Андрей, для одной или двух ампул шприц понадобится небольшой, даже миниатюрный, – заступился за свою версию Горбунов. – Ты современные пластмассовые шприцы видел? Его можно обрезать, поршень тоже можно укоротить, и получится крохотная конструкция, которая в любом кармане незаметной будет.

– Оставим пока способ отравления Каретиной, – решил я, – займемся источником происхождения морфина. Айдар, установи, у кого из гостей Луизы был безнадежно больной родственник. Если этот путь заведет в тупик, то на морфине поставим крест. Искать, где его украли или купили, – бесполезно.

– Высоцкий же морфием кололся? – припомнив что-то, спросил Иван. – Он от морфия умер?

– Он умер от того, что был наркоманом, – ответил я. – Три-четыре дозы в день – это не шутка, это перебор. Сейчас о нем много всего пишут, но в одном сходятся – без иглы он жить уже не мог.

– Подождите, мужики, хватит о Высоцком! – прервал нас Айдар. – Андрей, после приема морфия зрачки у человека сужаются и превращаются в точки. Тебе никто из свидетелей не говорил, что Каретина вдруг стала выглядеть необычно?

– Молодежь у Луизы развлекаться собралась, а не за самочувствием хозяйки наблюдать. Пока никто о необычном сужении зрачков Каретиной не упоминал. Не до того им было!

В назначенное время после обеда пришел Долженко – невысокий круглолицый парень, рыжий, конопатый, совсем как персонаж мультфильма «Рыжий, рыжий, конопатый!». Необычная внешность наложила отпечаток на его поведение – он начал отвечать на мои вопросы дерзко, даже вызывающе, но я быстро поставил его на место.

– Ты, дружок, не строй из себя карикатурного хулигана, – пригрозил я. – Ты пока один из подозреваемых в убийстве, а не свидетель с непоколебимым алиби. Что ты на меня так уставился? Вы втроем могли сговориться и прикончить Каретину. Пока брат и сестра Чистяковы внимание отвлекали, ты мог зайти и зарезать Луизу. Зачем тебе ее убивать? Я не знаю. Мало ли что могло произойти в этот день.

Долженко понял свою ошибку и больше не дерзил.

– Я с детства хорошо рисую, – вернулся он к началу рассказа. – У меня врожденное чувство пропорции. Мой старший брат много раз пытался перерисовать мои картинки, но у его лошадей ноги всегда получаются короткими, а руки у людей – длинными, как у гориллы. У брата чувства пропорции нет, а у меня оно есть. В девятом классе мне один дружок шепнул, что в студии «Возрождение» перед учениками позируют голые натурщицы, и я записался к Осмоловскому, хотел на голых девушек посмотреть. Но скоро понял, что обнаженной натуры мне не дождаться, и ушел из студии. Меня, кстати, Осмоловский хвалил за чувство пропорции, но к натурщицам не подпускал.

– Чем больше я узнаю о вашей компании, тем больше она мне кажется разношерстной, – заметил я. – Кто из вас, собственно говоря, был художником, а кто – так себе, ремесленником?

– Художник один – Волков, но его за столом не было. Я – рисовальщик-любитель, Татьяна Лапшина – пейзажист, Каретина, Чистякова и Веселов рисуют на среднем уровне, остальные к искусству отношения не имеют.

– Через тебя Луиза хотела привлечь в новую студию талантливую молодежь. Покинув «Возрождение», ты продолжаешь общаться с художниками?

– Каретина опробовала на нас свою идею. Ей была важна наша реакция, а не результат. Она за столом репетировала свою будущую речь, оттачивала аргументы и смотрела, какой пассаж произведет впечатление, а какие слова уйдут в пустоту. Лицемерие, других слов у меня нет! Она делала вид, что надеется на нас, а мы кивали головами, соглашаясь с каждым ее словом. На самом деле всем по фигу была эта студия. Какой в ней смысл? Луиза хотела бизнес с картинами восстановить, а нам-то до этого какое дело? Не надо было с Осмоловским подставляться. Паша бы до сих пор ее рисовал и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

– У вас с Чистяковой одинаковое мнение о треугольнике Каретина – Шершнева – Кутикова?

– Да нет там треугольника, одни понты! Кутикова из себя раньше мальчика строила, а как мужчина себя не вела: не материлась, не пила вино в подъездах, не дралась. Недоделанный мальчик из нее получался, хотя черт его знает, что у них на самом деле происходило. Каретина любила окружать себя зависимыми людьми: Валя за ней как собачонка бегала, Волков без нее жить не мог, а Кутикова… Наверное, было время, когда она сходила с ума по Луизе, но потом остыла.

– Что, на твой взгляд, произошло в конце застолья между Шершневой, Кутиковой и Андреем Чистяковым?

Долженко, польщенный постановкой вопроса, расплылся в улыбке:

– Понты! Чушь самая настоящая. Валя стала клинья бить к Чистякову, но толку-то от ее намеков! Если бы она его сразу в спальню повела, то Андрюха бы пошел. А так она на перспективу работала: сегодня поцелуйчик, а завтра – все остальное. Чушь, правда? Завтра-то он протрезвеет и рядом с ней не встанет – постесняется, а она ему намеки делает. Тут Кутикова и встала между ними и конкретно так повела Чистякова в кабинет. По-моему, она тем самым хотела Луизу по носу щелкнуть. Сама-то Валя Шершнева безобидная, смысла над ней куражиться нет. Валя, кстати, не обиделась, что у нее парня увели. Выпила еще коньячка и стала с Лапшиной о ценах на турецкие свитеры толковать.

– У тебя не создалось впечатления, что Кутикова, уединившись с Чистяковым, хотела себе алиби сделать?

– Мы с Ленкой уже сто раз перетерли, кто бы мог Луизу зарезать, но ни к чему не пришли. Если бы мы точно знали, в какой момент ее убили, тогда можно было бы об алиби говорить. А так какой смысл предположения строить, если исходная точка неизвестна? После того, как Каретина ушла в спальню, все выходили из зала, и не один раз. Вначале тихонько мимо дверей в спальню ходили, а потом разошлись: девчонки смеются, парни их подзуживают. Я еще подумал: «Сейчас Луиза как рявкнет, что ей спокойно отдохнуть не дают, так мы все и притихнем». Но Каретина голоса не подавала: может, с самого начала мертвая была, а может, уснула и ничего не слышала.

В дверь постучались, и тут же, не дожидаясь ответа, в кабинет заглянул незнакомый мужчина.

– Я могу Лаптева увидеть? – спросил он.

– Подождите в коридоре. Сейчас я освобожусь и приглашу вас.

Мужчина закрыл за собой дверь. Долженко перегнулся через мой стол и зашептал:

– Это отец Каретиной. Я раньше видел его, но в последнее время он с матерью Луизы не жил, другую бабу себе нашел.

– Ты не ошибся?

– Зуб даю! – Долженко щелкнул ногтем по верхнему резцу. – Это он!

– Тогда, Алексей, ты свободен. Не будем солидного человека за дверью держать. О нашем разговоре никому ни слова, понял? Узнаю, что ты подружке своей все выболтал, – в клетку с бичами закрою, провоняешь так, что одежду выбрасывать придется.

– Могила! – заверил Долженко.

Я посмотрел в его честные глаза и понял: сегодня же все Чистяковым расскажет, ни одного слова из беседы не упустит.

«Да и черт с ним! – решил я. – Брат и сестра отношения к убийству не имеют, пусть обсуждает с ними что хочет, лишь бы до Кутиковой наши подозрения не дошли».

11

Александр Каретин, отец Луизы, оказался очень словоохотливым человеком. Свой рассказ он начал несколько необычно для отца, на днях потерявшего любимую дочь.

– Хотите, расскажу, почему я пришел к вам сам, не дожидаясь повестки? Дело в том, что я получил от профкома путевку в Болгарию. Сами понимаете, такой случай выпадает раз в жизни, и я не могу рисковать. Мой приятель в аналогичной ситуации прохлопал ушами и вместо поездки в ГДР загремел в больницу с сердечным приступом. Представьте, его прямо на границе развернули и отправили к следователю! «Его пример – другим наука». Я иметь бледный вид перед пограничниками не хочу, поэтому решил заранее уладить все вопросы со следственными органами. Я правильно поступил? Теперь о дочери. Когда она объявила, что отныне она не Зоя, а Луиза, я, честно говоря, был рад этому и втайне ее поддерживал. На открытый конфликт с матерью Луизы из-за имени я не решился, а так, намеками, обмолвками… Я, кстати, был первым, кто стал называть дочь Луизой.

– Чем вас предыдущее имя не устраивало? – полюбопытствовал я.

– В имени «Зоя» есть что-то надрывно-патриотическое, неестественное для нашего мирного времени. Лично у меня «Зоя» прочно ассоциируется с революцией, с Гражданской войной. На ум сразу приходят комсомолки в кожаных тужурках, маузер в кобуре, замусоленная папироска во рту… Какая, к черту, «Зоя», какая революция, когда Луиза с детства выглядела как ангелочек? Луиза, конечно, вычурное имя, но не такое вызывающее.

– Почему же вы изначально не настояли на другом имени?

– Дело в том, что Луиза мне не родная дочь. Я женился на ее матери, когда девочке уже исполнилось три года. Спрашивается, зачем женился на женщине с ребенком, зачем добровольно надел на себя это ярмо? Честно говоря, до сих пор не пойму. Нет этому поступку логического объяснения. Женился – и все тут! Нас познакомили на вечеринке у общих знакомых. Месяц мы встречались, а потом Ольга предложила узаконить наши отношения. Я подумал-подумал и согласился. Спрашивается: на кой черт мне надо было тащиться в ЗАГС и ставить штамп в паспорте? Не знаю. Наверное, хотелось семейного уюта и определенного благополучия: у Ольги была своя комната в семейном общежитии, а у меня – ни кола ни двора. Она позвала меня к себе жить, я согласился.

– Луиза вас «папой» называла?

– Когда была маленькой, даже «папулей» называла. Своего настоящего отца она никогда не видела. Его, по-моему, никто не видел. Ольга о нем никогда не рассказывала, и я со временем стал подозревать, что она сама не была уверена, от кого забеременела. Мой вам совет: когда надумаете жениться, поинтересуйтесь прошлым невесты, чтобы потом не оказалось, что каждый второй ваш общий знакомый – ее бывший любовник. Но этот так, к слову. А что касается Луизы, то меня никогда не интересовало, кто ее, так сказать, биологический отец. Появилась она в моей жизни, и я ее полюбил и всегда относился к ней как родной. А потом вдруг в один миг она стала чужой. Нет, вру! Отчуждение наступило постепенно. У вас есть свои дети? Если нет, не затягивайте с этим делом, а то может стать поздно. У нас с Ольгой так и получилось. В первые годы совместной жизни мы с ней об общем ребенке не задумывались. Молодая семья, тут бы одного на ноги поднять, а уж потом о втором думать. Но когда время пришло и у нас появились финансовые возможности расширить семью, оказалось, что уже поздно – Ольга переболела какой-то женской болезнью и стала бесплодной. С этого момента в нашей семье начался разлад. Ольга спрашивала: «Чего тебе не хватает? Ты сыт, обут, одет, тебя уважают в обществе…», а я вдруг понял, что всегда хотел своего собственного ребенка. И когда оказалось, что у нас с Ольгой общих детей не будет, совместная жизнь с ней потеряла для меня всякий смысл. Дальше – по Фрейду: тайные желания при благоприятной обстановке всегда воплощаются в жизнь. Пять лет назад от меня забеременела чертежница в нашем отделе, родился мальчик. Я целый год метался между семьей и ребенком и в конце концов ушел к сыну. Расставание с Ольгой было безболезненным. Про ребенка на стороне она знала, так что, когда я заявил, что ухожу к другой женщине, просто махнула рукой: «Иди». Спрашивается, почему Ольга проявила такое безразличие? У нее в то время появились другие проблемы и другие жизненные перспективы. Рассказать?

– Конечно! – охотно согласился я. – С детства люблю слушать истории про изломанные судьбы.

– Там в общем-то никто никого не ломал, и не в перипетиях судьбы было дело, а в деньгах, в их реальной стоимости. Вы замечали, что наш советский рубль имеет два номинала: один – для всех, другой – для избранных, повязанных между собой словом «блат». Для тех, кто может достать дефицит по госцене, рубль обладает совсем другой покупательной способностью, чем для тех, кто в магазине на пустые полки глазеет. Ольга вошла в круг избранных году так в 1978-м. Случайно к ней в руки попал заграничный журнал мод с выкройками. Она решила поэкспериментировать и по лекалам из журнала сшила первые женские костюмы. И понеслось: заказ за заказом! Начинала с низов, с директоров продовольственных магазинов и товароведов, а потом переключилась на жен заведующих промтоварными базами, на дам из областной прокуратуры, на любовниц тайных богатеев из южных республик. Буквально через пару лет уровень достатка у нас взлетел, как ракета. Японский телевизор, финский сервелат в холодильнике, австрийские сапоги, французская помада. Вхождение жены в число избранных совпало с метаморфозами Луизы… Да, примерно так. Все это одномоментно было: у Ольги появился свой круг общения, а дочь стала пропадать целыми днями в студии «Возрождение». Потом Ольга…

Каретин на секунду задумался. Я воспользовался паузой, чтобы перевести разговор в нужное мне русло.

– Поговорим о «Возрождении», – предложил я.

– Гнусное местечко! – не задумываясь, оценил известную студию свидетель. – Если у вас есть дочь, ни в коем случае не отдавайте ее в лапы к Осмоловскому: совратит, как пить дать задурит ребенку голову, и вы лишитесь кровного чада раньше, чем поймете это.

– Совратит – в смысле лишит невинности? – профессионально заинтересовался я.

Каретин еще ничего не успел ответить, как я уже прикинул: «Студия «Возрождение» находится в нашем районе. Если мы докажем Осмоловскому парочку изнасилований, то это неплохо поднимет процент раскрываемости в конце года».

Но свидетель моих надежд не оправдал.

– Нет-нет, что вы! – запротестовал Каретин. – Тут дело совсем в другом: в метаморфозах, в необратимом изменении личности. Это с каждым может случиться. Представьте, что в наш город приехал некий московский генерал, познакомился с вами, присвоил вам звание полковника и назначил начальником городского УВД. Через неделю вы освоитесь на новом месте, а через две – начнете кулаком по столу стучать и требовать от подчиненных выполнения плана. Еще через месяц вы превратитесь в другого человека. Внешне вы останетесь тем же молодым оперативником, а в душе уже будете зачерствелым бюрократом. Вот это превращение лихого сыщика в презирающего всех и каждого полковника и есть метаморфоза. Хотите, расскажу, как получилось с Луизой? В первый раз ее пригласили позировать в начальной школе для плаката к Дню знаний. Потом ее приметил Осмоловский, пригласил к себе в студию, там она стала его любимой моделью. Бунт Луизы со сменой имени был следствием обработки ее Осмоловским. Он ежедневно внушал ей, что она – мечта любого художника, самая совершенная модель на свете. Мы не успели глазом моргнуть, как Луиза перепрыгнула процесс нормального взросления и превратилась из девочки-подростка в многоопытную девушку. Мне лично она заявила: «Папа, что ты понимаешь в жизни!» Это в четырнадцать лет она мне так сказала, и я не мог ей возразить, потому что понимал: мне в житейском плане учить ее уже нечему. Она фактически ушла из семьи и стала жить своей жизнью, к которой близко никого не подпускала. Любая критика «Возрождения» была у нас под запретом. Стоило мне заикнуться об Осмоловском, как Луиза впадала в истерику: «Если он меня бросит, ты сломаешь мне жизнь!» Она была уверена, что Осмоловский возведет ее на пьедестал и она станет самой известной натурщицей в стране.

– Так-так, – постучал я кончиками пальцев по столу. – Жена стала зарабатывать больше мужа, дочь отдалилась. Ваш уход из семьи понятен и вопросов не вызывает. Но есть один момент, который я хотел бы прояснить: почему вы оставили свои книги в бывшей семье?

– О, это поучительная история! – оживился Каретин. – Когда я уходил, я забрал с собой все только самое необходимое, а за остальным решил прийти позже. Ольга мне сказала: «Забирай что хочешь, а что не заберешь, будет тебя дожидаться». Прошел буквально месяц, и она переменила свое решение и запретила мне даже появляться на пороге дома. Если будете разводиться, то мой вам совет: не оставляйте бывшей жене ничего. Пока есть возможность, все из дома уносите, иначе потом поздно будет. Хотите знать почему? Потому что у женщин семь пятниц на неделе: сегодня она вам все отдаст, а завтра из-за старых дырявых носков в глотку вцепится.

– На похоронах вы все время были рядом с супругой, ни на шаг от нее не отходили. А теперь утверждаете, что после развода она вас возненавидела?

– А что нам было делать? Похороны не то место, где вспоминают старые обиды. Мы живем под прицелом сотен глаз и обязаны соблюдать предписанные обществом приличия.

– У вашей бывшей супруги есть новый избранник?

– Встречается с кем-то. Я в ее жизнь не лезу, мне это неинтересно.

– Какие отношения были между вашей дочерью и Осмоловским? Я имею в виду…

– Я понял. Луиза спала с ним – это однозначно. Другое дело, с какой поры? Мне кажется, как он начал ее обнаженной рисовать, так между ними все и случилось.

– Я слышал противоположное мнение: художники со своими натурщицами не спят.

– С профессиональными натурщицами, наверное, нет, а с начинающими модельками отчего бы и не попробовать? Осмоловский создал Луизу как модель и имел на нее все права: и как художник, и как мужчина. Звучит дико, но это так.

Я задумался, пытаясь понять, стоит ли мне всерьез начать разрабатывать Осмоловского или нет. Каретин мою задумчивость истолковал по-своему.

– Ради бога, не подумайте, что я пытаюсь оговорить Осмоловского, – начал он оправдываться. – Я уверен, что никакого насилия по отношению к моей дочери он не применял, не соблазнял ее и не запугивал отчислением из студии. Наверное, он просто сказал: «Тебе надо раскрепоститься, ты вся зажата, и твоя скованность переходит на холст. Если хочешь выглядеть на картине так, чтобы у мужчин сердце замирало, – шагни в новую жизнь». Я думаю, что Луиза восприняла начало половой жизни как необходимый этап в становлении натурщицы, а не как акт принуждения.

Я решил отложить Осмоловского на потом и вернуться к Луизе.

– Как вы думаете, у вашей дочери были враги? Вы никого не подозреваете в ее убийстве?

– Ничем не могу помочь! Я в последние годы с Луизой не общался. О ее друзьях или врагах ничего не могу сказать. Я даже не знаю, кто был у них в гостях в тот роковой день. Поймите меня правильно: я ведь обычный человек, и после рождения сына Луиза из любимой дочери превратилась для меня в чужую девочку.

Я достал фотографию кортика, которым была убита Луиза.

– Это мой кортик, – не дожидаясь вопроса, ответил Каретин. – Мой отец привез его с войны. В детстве я играл им во дворе в «ножички» и почти всегда выигрывал. Видите, у этого кортика самодельная ручка? Это я его в забор кидал и ручку расколол, а потом, через несколько лет, сделал новую.

– Почему у кортика такое короткое лезвие? Вы сточили?

– О, нет! Сколько себя помню, лезвие всегда было такой длины. Отец как-то обмолвился, что в ожидании окончания войны каждый день по миллиметру стачивал клинок, но это, скорее всего, его фантазии.

– Если этот кортик ваш, то почему вы его не забрали при разводе?

– Ольга бы мне за него глаза выцарапала! Она без этого кортика жить не могла, каждый день на нем гадала.

– Не понял.

– Кто-то научил ее старинному гаданию на колющем оружии. Для настоящего гадания нужен стилет, но где его взять? Вот Ольга и стала гадать на кортике. Делается это так: кортик ставится на торец ручки острием кверху. Обручальное кольцо надо взять в правую руку большим и указательным пальцами, поднять руку на высоту сантиметров двадцать от кончика лезвия, закрыть глаза и разжать пальцы. Если кольцо упадет на лезвие и останется на нем, то день будет удачным, если упадет рядом – жди беды. Ольга относилась к гаданию исключительно серьезно. В последние годы она не выходила из дома, не погадав на кортике. Если она не попадала кольцом на острие, то в этот день ничего не делала. Не верите? Я серьезно вам говорю: если гадание не удалось, она приходила на работу, закрывалась у себя в кабинете и до окончания рабочего дня ни с одним человеком не общалась и на звонки не отвечала. Но такое бывало редко. Как правило, кольцо попадало на лезвие.

Каретин на секунду задумался, невесело усмехнулся и сказал:

– В тот день, когда я объявил Ольге, что ухожу из семьи, гадание не удалось. Случайность, конечно, но что-то в этом есть.

12

Почти все утро последнего рабочего дня недели я занимался делами, не связанными с убийством Каретиной. Около двенадцати часов Горбунов привез Лисогора, худенького невысокого восьмиклассника.

– Ты аккуратно его «снял»? – спросил я Ивана. – Клиент недовольство не высказывал?

– Хотел вырваться и убежать, но я пообещал ему зубы в глотку вбить, и он успокоился.

– Дружище! – обратился я к подростку. – Ты почему хотел от моего коллеги убежать?

– А что мне было делать? – стал оправдываться паренек. – Я шел из школы домой, тут подъезжает «уазик», из него выпрыгивает мужик и тащит меня внутрь. Я думал, что это бандиты похитить меня хотят.