Текст книги "Владивосток. Форпост России на Дальнем Востоке"

Граф Комура ответил российскому послу: «Я постарался сразу же сообщить в Министерство содержание письма… которое ваше превосходительство направили мне по вопросу о желании Мендрина, русского ученого, быть допущенным посещать занятия в Токийском Императорском университете. Господин Комацубара только что сообщил мне, и я имею честь довести до вашего превосходительства, что было решено по его просьбе допустить Мендрина в Дайгакуан в качестве студента, изучающего литературу».

После выхода в отставку в чине войскового старшины (подполковника) Мендрин, помимо преподавания в Восточном институте, активно участвовал в общественной жизни Владивостока, избирался гласным (депутатом) Думы города.

Авторитет В.М. Мендрина был так высок, что когда в 1918 г. был организован Высший политехникум (впоследствии – Политехнический институт), его единодушно избрали первым ректором нового вуза.

Во Владивостоке наступили тяжелые времена, часто менялись власти. Приближался полный разгром белого движения на Дальнем Востоке. Сюда потянулись лучшие представители русской интеллигенции. В.М. Мендрин организовывает учебные курсы, создает при полном безденежье новые факультеты, но его здоровье не вынесло таких экстремальных нагрузок, сердце не выдержало, и он ушел из жизни 22 мая 1920 года, в возрасте всего лишь 45 лет…

Видимо, он не смог пережить своего отстранения от директорства в период объединения Высшего политехникума с Уральским горным институтом.

Скончался В.М. Мендрин во Владивостоке, похоронен на Покровском кладбище. Могила его не сохранилась. Его обширный научный архив утерян. В свое время в музее ДВГТУ, переданном в ДВФУ, сохранилось несколько книг, изданных еще при его жизни.

К сожалению, до сих пор удалось обнаружить не так много сведений об этом известном в свое время ученом-японоведе, безвременно ушедшем из жизни.

В советские годы имя его и труды замалчивали, а многие детали его биографии оставались неизвестными.

24 сентября 2005 г. на аллее Славы ДВГТУ установлен памятник В.М. Мендрину, который планируется перенести в кампус ДВФУ на о. Русский.

Скромное обаяние старой фотографии

В настоящее время старые фотографии стали объектом внимания коллекционеров и музеев всех уровней как бесценный исторический источник, сохраняющий неповторимый колорит давно ушедшего времени.

Старая фотография как бы завораживает, и созерцающий ее осознает, что у людей, запечатленных на этой фотографии, была совершенно другая жизнь, другие ценности и… другие фотографии.

Возвращаясь время от времени к старой фотографии, начинаешь погружаться в то, что было тогда, и вбираешь в себя частичку того времени, того вкуса и тех традиций, которые нельзя терять.

Старые фотографии обладают каким-то особенным притяжением. Иногда поражаешься, как такое могли сделать люди в те годы, когда не было цифровых камер, компьютеров, а делалось все вручную.

Фотография, едва зародившись, стала чуть ли не обязательным атрибутом каждого мало-мальски значимого события в жизни не только городского, но и сельского населения.

На пожелтевших от времени снимках запечатлены многочисленные лица франтов и франтих, бравых солдат, офицеров и генералов, важных персон… Снимки, вставленные в рамки, украшали стены домов или хранились за иконами вместе с ценными документами.

С.А. Лишелов на сайте «Философская Самара» пишет:

«Если исключить критерии оценки фотоснимка, связанные с качеством его технического исполнения, с его ценностью, как документального свидетельства и предмета эстетического созерцания, то на первый план в оценке бытовой (домашней) фотографии выйдет длительность ее существования. Фотография ценится тем выше, чем она старее, чем дальше она отстоит от нас во времени. Старую фотографию любят не только за то, что она редкость, не только за то, что благодаря ей мы знаем, как выглядели наши родные и близкие в прошлом. У старой фотографии есть свое обаяние, ее окружает особая атмосфера или, как сказал бы В. Беньямин, «аура».

Что привлекает в старой фотографии? Старый снимок ценится потому, что запечатленные им образы способствуют (больше, чем современные фотографии) появлению у созерцателя чувства дистанции по отношению к созерцаемому. Старые фотокарточки совсем не похожи на те снимки, которые фиксируют «день сегодняшний»…

Посмотрите на людей, запечатленных на старой фотографии: рассматривая эти снимки, вы, конечно, невольно обратите внимание на то, что отличает их от образов ваших современников (одежда, поза, жест, выражение лица и т. д.). Между изображением на фотографии и тем, что мы видим вокруг себя, есть видимый на глаз временной зазор: на старой фотографии все немного иначе, не так, как сегодня. И чем дальше во времени отстоит от нас мир, запечатленный на снимке, чем больше отличающая от него временная дистанция, тем, как правило, интереснее такой снимок рассматривать. Если перед нами фотографии из семейного архива, то мы не только видим другую жизнь, но и знаем, что люди, изображенные на ней, состарились (или умерли), что дом, смутно прорисованный светом на пожелтевшей бумаге, перестроен и выглядит совсем по-другому».

Глядя на старые фотографии, приходят на ум сами собой проникновенные строки знаменитого барда Булата Окуджавы:

 
Деньги тратятся и рвутся,
забываются слова,
приминается трава,
только лица остаются
и знакомые глаза…
плачут ли они, смеются —
не слышны их голоса.
Льются с этих фотографий
океаны биографий,
жизнь в которых вся, до дна
с нашей переплетена.
И не муки и не слезы
остаются на виду,
и не зависть и беду
выражают эти позы,
не случайный интерес
и не сожаленье снова…
 
 
Свет – и ничего другого,
век – и никаких чудес.
Мы живых их обнимаем,
любим их и пьем за них…
…только жаль, что понимаем
с опозданием на миг!
 

Жил-был фотограф один…

Групповая фотография офицеров с женами, приобретенная мной у московского антиквара-коллекционера, не содержала никаких поясняющих надписей, за исключением того, что ее автором является «придворный фотограф Ф.И. Подзоров». Узнать об этом фотографе первоначальную информацию нам помогла опубликованная в одном из номеров московского журнала «Филокартия» за 2010 г. статья харьковского коллекционера А.Е. Хильковского «Пропавший фотограф Подзоров».

Истоки биографии фотографа ведут в Харьковскую губернию, из государственных крестьян которой он и происходил. Где и когда он обучился фотографическому делу, неизвестно, чем-то особенным не выделялся, но фотографом-профессионалом он был хорошим, работал серьезно, добротно, как, впрочем, и большинство его харьковских коллег. Известно, что он был управляющим в фотографическом заведении фотографа Ромуальда Леонардовича Туккера, которое открылось в Харькове 4 июня 1892 г. по адресу Екатеринославская ул., 6. Через некоторое время Подзоров выкупил заведение у Туккера, но с условием, что оно будет работать под прежним названием «Фотография Р.Л. Туккера».

Поскольку Подзоров был человеком достаточно честолюбивым, то, поднакопив денежные средства, он решил обойти соглашение, формально его не нарушив. И вот 9 апреля 1897 г. буквально в соседнем доме № 8 на Екатеринославской улице открылось новое фотографическое заведение «Фотография Ф.И. Подзорова», и мастер получил возможность работать уже под собственным именем. Проработав чуть более года, не позднее августа 1898 г., Федор Иванович Подзоров внезапно продал все свои заведения и… пропал! Более поздних упоминаний о нем ни в харьковских газетах, ни в харьковских деловых справочниках не встречается.

А.Е. Хильковскому удалось найти следы пропавшего харьковского фотографа в… собственном альбоме с открытками обменного фонда, где он обнаружил серию открыток Ф.И. Подзорова с видами Порт-Артура. На великолепных, качественных пронумерованных открытках «Привет из Порт-Артура», отпечатанных в приятном голубовато-зеленом тоне, он с изумлением прочитал: «Издание фот. Ф.И. Подзорова, Порт-Артур». Адресная сторона открыток не разделенная, т. е. выпущены они были до 1904 г. с помощью коллеги из Москвы К.Г. Сокола, указавшего, что имеется такая же серия открыток Подзорова «Привет из Дальнего», удалось составить небольшой каталог. Каталог, к сожалению, пока не полный, т. к. открытки из этих серий довольно редки.

Исчезновение Ф.И. Подзорова из Харькова было не случайным. Достаточно давний интерес преуспевающего харьковского фотографа к дальневосточной окраине империи был связан с тем, что после начала строительства Великой Сибирской железнодорожной магистрали здесь постепенно разворачивалась бурная экономическая деятельность, связанная с ее освоением. После начала строительства в 1896 г. Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и занятия в 1898 г. Порт-Артура центр политической, военной и экономической активности России на Дальнем Востоке переместился в Маньчжурию, причем центрами экономической активности стали Харбин, где разместилось правление КВЖД, и коммерческий порт Дальний, а военной – крепость и военно-морская база Порт-Артур.

Перемещение деятельности Ф.И. Подзорова на Дальний Восток попытался объяснить корреспондент газеты «Комсомольская правда. Владивосток» И. Голубев, обративший внимание на групповую фотографию владивостокских офицеров, которая была представлена на моей выставке, проходившей во Владивостоке в 2005 году. Голубев отмечает «великолепно сохранившуюся большую фотографию, на которой запечатлены офицеры Владивостокского гарнизона и члены их семей».

Быстро строящаяся Китайская Восточная железная дорога (КВЖД), бурно развивающийся Харбин были для россиян в конце XIX века мощным центром притяжения. Восточный Харбин был как «Дикий Запад» для американцев. Вот как об этом пишет известный историк «русской Маньчжурии» Н.Е. Аблова: «Бурный рост Харбина отмечался современниками как явление феноменальное. Функционирование дороги и быстро растущее население города требовали не только рабочих и служащих, но и различных ремесленников и мастеровых, торговцев, промышленников, учителей, врачей, адвокатов, священников и т. д. Действительно, Харбин стал привлекать внимание дельцов самого разного толка, кинувшихся «делать деньги» на девственных просторах Маньчжурии. Со всех концов Российской империи сюда хлынули коммерсанты, подрядчики, биржевики, спекулянты, а также и простой люд – рабочие, ремесленники, лавочники, прислуга и т. п. Архивные документы зафиксировали массовый приток на КВЖД населения из западных губерний России (особенно белорусских и украинских), представителей самых разных специальностей». Среди них, по-видимому, был и харьковский фотограф. И дела его пошли хорошо – очень скоро он приобрел собственный дом, о чем тут же сообщил своим клиентам. На его фотографических бланках появилась надпись: «Фотография Ф.И. Подзорова. Харбин. Собств. дом». А если судить по издательской надписи на открытках, можно предположить наличие фотомастерской Подзорова и в Порт-Артуре. Когда – точно неизвестно, возможно, с началом боевых действий, а возможно, и несколько позднее (но не позднее 1909 г.), фотограф Ф.И. Подзоров перебирается во Владивосток, где на Светланской улице в доме № 49 (впоследствии № 51) открывает новое фотографическое заведение, которое очень быстро завоевало большую популярность у горожан. В 1909 г. фотограф получил за свои работы Гран-при и Большую золотую медаль на Международной выставке в Милане, а в 1910 г. он был отмечен медалью выставки в Ростове-на-Дону. Неизвестно, чем угодил фотограф Подзоров наследнику сиамского (таиландского) престола, но на его фотографических бланках этого времени красуется надпись «Придворный фотограф его королевского величества наследного принца Сиамского». Впоследствии Подзоров оставил лишь более «скромную» версию этой надписи – «Придворный фотограф». Неясно, почему он решил в 1910 г. продать свое фотографическое заведение за 2000 рублей, о чем дал соответствующее объявление в фотографическом журнале. Скорей всего, продажа не состоялась, так как в справочниках за 1912 г. заведение Подзорова все еще фигурирует. Дальнейшая судьба фотографа Федора Ивановича Подзорова харьковскому исследователю неизвестна вовсе…

Тем не менее удалось обнаружить следы Ф.И. Подзорова в каталоге «Миг между прошлым и будущим» о фотографах Владивостока, выпущенном автором-составителем И.Н. Клименко. Каталог был подготовлен по материалам Приморского государственного музея им. В.К. Арсеньева, и некоторые сведения о Ф.И. Подзорове удалось оттуда почерпнуть. Эти материалы показали, что по популярности фотоателье Подзорова не уступало аналогичным фотографическим заведениям Владивостока. На паспарту своих работ Федор Иванович рекламировал себя как «придворного фотографа», а в некоторых случаях как «придворного фотографа его королевского высочества наследного принца Сиамского».

В фотоателье Ф.И. Подзорова заказывали свои автопортреты известные в городе люди: профессор Восточного института Н.В. Кюнер, первый журналист Владивостока Н.П. Матвеев, владивостокский предприниматель В.А. Жариков, крупный лесопромышленник Дальнего Востока А.Г. Свидерский, семьи известных предпринимателей М.И. Янковского и М.Г. Шевелева, редакторов и издателей Н.В. Сологуба и В.А. Панова, многие военные деятели, как, например, герой обороны Порт-Артура командир 2-й Владивостокской крепостной артиллерийской бригады И.А. Тохателов.

Популярность ателье Ф.И. Подзорова среди состоятельных владивостокцев очень ярко и образно характеризует цитата из повести израильского историка и писателя Феликса Канделя «Дикое поле»: «…Борух никуда не поехал, а мог бы. Да и как было уезжать – красавцу, баловню, удачливому до невозможного? Вот он выходит из лучшей гостиницы Владивостока: свежевыбритый, надушенный, только что от парикмахера; вот он шагает по Светланской улице и раскланивается со знакомыми: залетная пташка с манящих южных морей; вот он заглядывает на минутку к фотографу Ф.И. Подзорову, чтобы остаться для моего обозрения: строгое пальто с малыми отворотами, костюм-тройка, стоячий воротничок крахмальной сорочки, глаза – светлого, должно быть, малахита, брови вразлет, усы закручены, а на ногах лаковые полуботинки, на голове шляпа, в руке щегольская тросточка: куда ты уедешь от удачи?..»

Ателье Подзорова продолжило свою работу и в советское время, когда его владелец прославился как специалист по изготовлению групповых фотографий. С его визиткой были изготовлены групповые портреты сотрудников «Дальрыбы» (вместе с известным путешественником В.К. Арсеньевым), курсантов первого набора Техникума водных путей сообщения, преподавателей Государственного Дальневосточного университета (ГДУ), делегатов различных съездов, учащихся различных курсов и школ, а также многих других. Судя по тому, что последние снимки, изготовленные в этом фотоателье, датируются 1926 годом, фотоателье Ф.И. Подзорова работало во Владивостоке чуть меньше 20 лет.

При изучении коллекции фотографий Ф.И. Подзорова удалось также установить его преемника. На паспарту фотографии, где изображен коллектив бюро ВЛКСМ ГДУ, есть чернильный оттиск штампа с надписью: «Фот. М.А. Тамм быв. Подзорова». Фотография датирована 1927 годом.

…Фотография группы офицеров во главе с генералом и нарядных женщин, расположившихся в фотоателье Ф.И. Подзорова на фотосъемку по какому-то явно торжественному случаю, не могла не привлечь внимание. Благородные, открытые, умные лица людей, полных собственного достоинства и в то же время лишенных даже признаков высокомерия, невольно располагали к себе.

Изучая сборники приказов по Владивостокской крепости, выяснилось, что строительством фортификационных сооружений с 1911 по 1915 г. руководил военный инженер генерал-майор Шошин. В путеводителе по Военно-историческому музею артиллерии, инженерных войск и войск связи, расположенному в Петербурге, было сказано, что бывший генерал-майор стал в 1918 г. одним из организаторов инженерных войск Красной армии и что в фондах музея имеется коллекция его документов. В справке о деятельности Алексея Петровича Шошина прилагалась его фотография. Сам собой напрашивался вывод о том, что на большой фотографии запечатлена группа офицеров Временного управления строительства Владивостокской крепости и Владивостокского крепостного инженерного управления, поскольку А.П. Шошин возглавлял эти обе очень тесно связанные между собой организации.

Один из этих военных инженеров, сидящий в первом ряду, был опознан как полковник Эрнест Оскарович Маак – ветеран Владивостокской крепости, служивший здесь как до Шошина, так и после него, в том числе даже в советский период. Вернувшись на военную службу в 1932 г., он стал (в возрасте 72 лет!) начальником проектного отдела Управления начальника инженеров Морских сил Дальнего Востока. Сидящая рядом с ним дама – его супруга Анна Ивановна.

Удивлению автора не было предела, когда он обнаружил в архивах Приморского края фотографию преподавателей Восточного института с офицерами. Во-первых, многие офицеры были теми же самыми, что и на фотографии 1914 г. Кроме того, рядом с директором института профессором А.В. Рудаковым сидел начальник штаба Владивостокской крепости генерал-майор Генерального штаба барон Алексей Павлович Будберг – персона в русской военной истории весьма известная.

Генерал-лейтенант Алексей Павлович Будберг, возглавлявший штаб Владивостокской крепости более десяти лет, был одним из наиболее известных военных деятелей, служивших на Дальнем Востоке России. Генерал-квартирмейстер и начальник штаба армии, командир пехотной дивизии и армейского корпуса в годы Первой мировой войны, управляющий Военным министерством в правительстве адмирала А.В. Колчака, автор широко известных мемуаров «Дневник белогвардейца» А.П. Будберг был крупной исторической фигурой и оставил заметный след в русской военной истории. В Приамурской области он успел послужить в Никольске-Уссурийском, Хабаровске и Владивостоке. В августе 1918 г. Будберг писал в своем дневнике:

«Тяжело смотреть на родной мне Владивосток, совершенно потерявший свой русский щеголеватый вид. Чехословаки вычистили все вещевые магазины крепости… теперь они щеголяют в нашем обмундировании и сапогах; при встрече узнаю наше штиглицевское сукно и великолепные сапоги работы вятских кустарей – все это приводилось и заказывалось, когда я был членом крепостного распорядительного комитета».

После тяжелого приступа болезни печени Будберга успели вывезти из Омска в Харбин, откуда он после выздоровления перебрался в Сан-Франциско (США).

На критику в свой адрес по поводу книги «Дневник белогвардейца» Будберг отвечал: «На звание присяжного оптимиста я не согласен; я не пессимист, я только привык разглядывать жизнь, анализировать события и делать выводы; началось это еще в училище; развилось на почве увлечения высшей математикой, укрепилось жизнью и двадцатью годами ведения дневника, ежедневного подсчета виденного, слышанного и выведенного, я не могу скользить по жизни – слишком уж въелась привычка все положить под аналитический микроскоп… До Омска я надеялся на осуществление заветной мечты увидеть опять Россию сильной и здоровой, в новых и разумных формах управления честными и идейными людьми, подвижнически трудящимися на благо своей страны и своего народа… Омск эту надежду доконал, вытравил последние ее остатки каленым железом всего пережитого и испытанного, едкой кислотой проклятых, но неопровержимых выводов беспощадной действительности».

Есть еще одна интересная групповая фотография из архивов вуза, найденная автором. На ней – профессора, студенты, по-видимому, выпускного курса и офицеры-вольнослушатели, расположившиеся для съемки у одной из арок здания Восточного института. Благодаря этой фотографии и другим нашим находкам удалось разыскать, казалось бы, безвозвратно утерянные для истории фотографии людей, ходивших по улицам Владивостока всего каких-то сто с небольшим лет тому назад, но переживших или нет катаклизмы революции, Гражданской войны, перегибы советской власти.

А ведь в свое время эти люди были весьма заметны, и не только в «городе нашенском». На двух последних фотографиях позирующие в первых рядах люди сидят на пышных коврах, расстеленных прямо на земле. Я нашел то место внутреннего дворика, где была произведена съемка группы профессоров, студентов и вольнослушателей Восточного института.

А вот арка со стороны Пушкинской улицы давным-давно заложена кирпичами, и уровень так называемого «культурного слоя» дороги возвышается над входом в нее более чем на два метра. И очень бы не хотелось, чтобы под этим «культурным слоем» оказалась погребенной история нашего замечательного города.