Текст книги "Лидерство"

Де Голль и Вторая мировая война

Совершенно очевидно, что положение де Голля в Лондоне летом 1940 года мало способствовало восстановлению величия Франции. Центр Европы был захвачен Гитлером. Советский Союз, единственная пока не пострадавшая держава континента, годом раньше заключил с Германией пакт о ненападении¹²⁸. Франция, которой в условиях частичной немецкой оккупации управлял Петен, колебалась между нейтралитетом и коллаборационизмом.

За назначением де Голля лидером «Свободной Франции» не стоял ни один официальный орган власти Франции, и вопрос о его лидерстве не решался на выборах. Генерал притязал на этот пост в силу того, что просто заявил об этом. «Законность власти, – напишет он позже, – основывается на тех чувствах, которые она вдохновляет, на ее способности обеспечить национальное единство и преемственность, когда родина в опасности»¹²⁹. В качестве напоминания о другом моменте, когда страна находилась в опасности, он выбрал гербом своего движения Лотарингский крест с двумя перекладинами разной длины – символ мученицы Жанны д’Арк, чьи мистические видения пять веков назад воодушевили французов на то, чтобы прогнать со своей земли иностранных оккупантов. Де Голль без каких-либо на то доказательств утверждал, что он «облечен верховной властью» нетленной, непобедимой Францией, существовавшей вне зависимости от любых преходящих трагедий, которые могли происходить в ее физических границах¹³⁰.

В последующие месяцы и годы де Голль вел себя самоуверенно и отказывался идти на компромиссы, что позволяло ему добиваться уступок от (нередко раздосадованных) лидеров альянса – Черчилля, Франклина Д. Рузвельта и даже Сталина; он заставил считаться их всех с им же декларированной незаменимостью Франции для возрождения Европы.

Начиная с призыва от 18 июня 1940 года, де Голль вел себя так, словно «Свободная Франция» была не предметом желаний, а реальной силой. Он приступил к делу с группой советников, набранных из числа выдающихся французских деятелей, находившихся в Лондоне в добровольной опале, и офицеров из остатков французских войск, эвакуированных из Дюнкерка. К концу 1940 года, когда из гражданских сторонников был сформирован Совет обороны Французской империи, численность реальных бойцов «Свободной Франции» составляла всего 7000 человек.

Как реализовать свой замысел с такими скудными силами? Де Голль понимал, что для войны их было мало. Поэтому он решил сосредоточиться на создании географического очага легитимности, сплотив вокруг себя разрозненные боевые отряды Французской империи. С этой целью он объехал ряд колоний, намереваясь в качестве первого шага к освобождению родины оторвать их от правительства Виши. Все это время главным врагом он считал не Германию, а режим Виши. Главной целью де Голля была не победа в войне (хотя он был не против победы), а создание условий для территориального, организационного и нравственного возрождения Франции после наступления мира.

Усилия де Голля в борьбе за заморские территории принесли первые плоды только через два месяца. Тем временем над союзниками довлела необходимость принятия трудного решения: что делать с французским военно-морским флотом, запертым на базе Мерс-эль-Кебир, близ алжирского города Оран? Если бы флот попал в руки Германии, это могло изменить баланс военно-морских сил в ущерб Великобритании или даже побудить нацистов предпринять вторжение на Британские острова. Черчилль счел такой риск неприемлемым. 3 июля, после ультиматума с требованием перевести корабли в британские порты, он приказал открыть огонь по военно-морской базе в Алжире. В ходе нападения погибли почти 1300 французских моряков и были потоплены три корабля, в том числе линкор «Бретань». Де Голль, хотя и был раздосадован, отреагировал спокойно и выступил на «Би-би-си» с оправданием этой операции: «Ни один француз, достойный этого имени, не может даже на миг усомниться в том, что поражение Великобритании увековечило бы рабство его страны»¹³¹. После войны генерал заявил, что, будь он на месте Черчилля, поступил бы точно так же¹³². Хорошие новости для «свободных французов» наконец-то поступили 26 августа, когда генерал-губернатор Чада Феликс Эбуэ, первый высокопоставленный колониальный администратор африканского происхождения, заявил о поддержке де Голля со стороны колонии. На следующий день де Голль приветствовал такое развитие событий в своем выступлении по радио: «Франция есть Франция. У нее есть тайная пружина, которая всегда удивляла мир и не перестает его удивлять. Франция, раздавленная, униженная, покинутая, начинает выбираться из пропасти»¹³³.

Выбираться из пропасти было нелегко, потому что режим Виши твердо удерживал французскую Западную Африку под своим контролем. В сентябре франко-британская флотилия отправилась к гавани Дакара с намерением перетянуть Сенегал и соседние колонии на сторону «Свободной Франции». Затея провалилась, и де Голль несколько дней не находил себе места¹³⁴. Восторженный прием в камерунском городе Дуала 7 октября поднял его настроение, вскоре после этого главный город французского Конго Браззавиль был объявлен столицей «Свободной Франции». С помощью небольшой военной операции 10 ноября был успешно захвачен Габон – к лагерю де Голля примкнула вся французская Экваториальная Африка.

Как бы ни были ограничены финансовые и военные возможности движения, де Голль сумел произвести сильное впечатление. 11 ноября, в День памяти павших, по Парижу прокатились массовые демонстрации в поддержку «Свободной Франции», на которых студенты с намеком на имя де Голля несли пары рыболовных удочек (deux gaules – «дё голь» или «две удочки»).

Благодаря своему стратегическому положению у ведущих через Сахару торговых путей Чад стал важной ареной военных операций «Свободной Франции», особенно против итальянской колонии Ливии. В начале 1941 года полковник «Свободной Франции» Филипп Леклерк де Отклок пересек во главе колонны из 400 человек малодоступную территорию протяженностью 1600 километров и совершил дерзкий налет на городок, расположенный в оазисе Куфра на юге Ливии, в котором был расквартирован полноценный итальянский гарнизон. 1 марта, после десяти дней осады, итальянцы сдались. Леклерк привел своих солдат к присяге, получившей впоследствии название «Куфрской клятвы». Они обязались не выпускать из рук оружия до тех пор, пока «наше знамя, наше прекрасное знамя, не взовьется над Страсбургским собором»¹³⁵.

Битва за Куфру стала первой крупной военной победой «Свободной Франции», она подняла боевой дух и подтвердила заповедь де Голля: «В нашем положении тот, кто стоит на месте, отступает»¹³⁶. Два года спустя, после высадки союзных войск в Северной Африке, Леклерк по приказу де Голля провел колонну французских войск, в которую входили 4000 африканцев и 600 французов, из Чада через Ливию в Тунис, где они присоединились к англичанам в ожесточенном сражении с африканским корпусом немецкого фельдмаршала Роммеля.

Однако прежде чем Леклерк пересек Ливию во второй раз, «свободным французам» пришлось проявить отвагу на других театрах военных действий. Их операции были направлены на освобождение с поддержкой союзников территорий, контролируемых режимом Виши, чтобы продемонстрировать миру, что «Свободная Франция» настроена, способна и полна решимости восстановить положение Франции как ведущей мировой державы. При этом де Голль настаивал на том, что «Свободная Франция» должна играть роль партнера, а не просителя. Вторжение в июне 1941 года в Сирию и Ливан, переданные Лигой наций после Первой мировой войны под мандат Франции, повторило африканский сценарий. Если целью Великобритании было не допустить создания немецких авиабаз в Леванте, то де Голль с его ограниченными силами вступил в боевые действия ради восстановления исторического влияния Франции в этом регионе, чего нельзя было достигнуть без упорного соперничества с англичанами.

Вишистские власти Сирии отказались вести переговоры со «Свободной Францией», поэтому верховный комиссар Виши Анри Денц вел их с командующим британскими войсками. В июле 1941 года в Сен-Жан д’Акре было подписано соглашение, получившее название Акрской конвенции, по сути передающее Великобритании протекторат над всей территорией Леванта. Тот факт, что подвластная Франции территория стала предметом торга между англичанами и режимом Виши, вызвал у де Голля негодование. Еще больше его не устраивали положения конвенции, касавшиеся репатриации французских войск под контроль правительства Виши. Генерал надеялся пополнить свое маленькое войско за счет дезертиров из вишистских войск в Сирии, но больше всего он опасался, что прецедент повлияет на будущую судьбу самой Франции. Де Голля тревожило, что Франция окажется под контролем союзников и что статус нового правительства Франции будет определять не французский народ, а коалиция союзников.

21 июля Оливер Литтлтон, английский министр-резидент на Ближнем Востоке, принял де Голля в своем каирском офисе. Де Голль ледяным тоном пригрозил вывести своих людей из состава объединенных сил, а «Свободную Францию» – из-под командования англичан¹³⁷. «Атмосфера корыстолюбия, интриг, честолюбивых устремлений, царившая в Леванте, – писал де Голль в своих мемуарах, – легко могла соблазнить англичан… начать заманчивую игру. Внушить Лондону некоторую умеренность могли только опасение разрыва с нами и необходимость считаться с чувствами французов»¹³⁸. Литтлтон выдал краткую интерпретацию соглашения, успокоившую де Голля: «У Великобритании в Сирии и Ливане только одна цель – стремление выиграть войну. У нас нет намерений посягать на позиции Франции»¹³⁹. В своих мемуарах де Голль признает горькую истину: «Моральный и материальный ущерб, который нанес бы нам разрыв с Англией, был достаточно серьезным основанием, чтобы сдерживать нас»¹⁴⁰.

Когда де Голль 12 сентября встретился с Черчиллем, в их разговоре поначалу преобладали гневные вспышки и угрюмые паузы. Один из помощников премьер-министра выразил опасение, «не задушат ли они друг друга», и, хотя оба лидера вышли из кабинета вместе, куря сигары, они не смогли договориться даже о совместном протоколе встречи¹⁴¹.

Бросив вызов Черчиллю, руководителю, который дал де Голлю возможность занять высокий пост, генерал не преминул схватиться с еще более влиятельной фигурой, президентом Рузвельтом, по тому же вопросу – о судьбе захваченных войсками союзников французских территорий. В лице Рузвельта он встретил менее уступчивого оппонента. Американский президент не думал ни о чем кроме победы на войне, разногласия по поводу того, кто какое положение занимал внутри альянса, его только раздражали, особенно когда за ними стоял человек, чьи претензии не подкреплялись сопоставимой силой. То, что Рузвельт называл «комплексом Жанны д’Арк» де Голля, не вызывало у американского президента ничего, кроме презрения¹⁴².

Разногласия де Голля с Америкой начались с вопроса о двух крошечных островах – Сен-Пьер и Микелон у берегов Ньюфаундленда, жалких остатках Французской империи в Северной Америке, уцелевших после заключения Парижского договора 1763 года. После нападения на Пёрл-Харбор Рузвельт связался с представителем правительства Виши, отвечавшим за французские владения в Западном полушарии, и потребовал, чтобы острова объявили формальный нейтралитет, что подразумевало отказ от использования местных радиостанций для связи с германскими подводными лодками. Хотя правительство Виши выполнило требование, де Голль счел недопустимым вмешательство иностранной, пусть даже дружественной, державы во внутренние дела Франции без его согласия. Поэтому от имени «Свободной Франции» он приказал командующему своим крохотным военно-морским флотом, адмиралу Эмилю Мюзелье, занять острова.

Это решение выглядело тем более непочтительным, потому что высадка десанта произошла 23 декабря, в тот самый день, когда Черчилль прибыл в Америку для первой встречи с Рузвельтом в качестве военного союзника после начала войны. В канун Рождества де Голль в письме Мюзелье дал ему наказ не отвлекаться на протесты американцев:

«Мы бросили булыжник в пруд с лягушками. Спокойно оставайтесь на Сен-Пьере, организуйте управление и радиовещание. Любого представителя любого иностранного правительства, обратившегося к вам по вопросу островов, отсылайте к Национальному комитету [“Свободной Франции”]»¹⁴³.

Мюзелье занял острова, не встретив сопротивления, и 26 декабря организовал плебисцит на верность «Свободной Франции».

Даже такое мелкое самоуправство в Западном полушарии, особенно через две недели после Пёрл-Харбора, не могло не возмутить Вашингтон. Госсекретарь Корделл Халл был настолько возмущен, что в коммюнике использовал формулировку «так называемая “Свободная Франция”», за что подвергся широкой критике в прессе и конгрессе¹⁴⁴. Де Голль в отместку стал называть Халла «так называемый госсекретарь». Заместитель Халла Самнер Уэллес восстановил сотрудничество между «Свободной Францией» и Вашингтоном только к февралю 1942 года¹⁴⁵.

Таким образом на первый взгляд нелепый ход де Голля стал символом политического возрождения Франции. Его импульсивные, настойчивые и во многом героические действия по защите исторического характера Франции в обстановке огромного неравенства сил заложили реальную основу восстановления величия Франции. Сам де Голль прекрасно сознавал, насколько он досаждает союзникам: «Они, поди, думают, что со мной трудно работать. Не будь это так, я сегодня находился бы в генеральном штабе Петена»¹⁴⁶.

Вызывающее поведение де Голля объяснялось концепцией величия Франции, которую он стремился претворять в жизнь. Рожденная стремлением Франции к господству на континенте, которому постоянно мешала британская политика поддержания равновесия сил, эта идея пронизывала подход де Голля к личной ответственности как лидера «Свободной Франции». Этот подход неизбежно подразумевал упреждающие действия против любых поползновений англичан к досрочному разрешению исторических споров под прикрытием войны.

Однажды Черчилль в раздражении пошутил: «Да, де Голль действительно воображает, что он Жанна д’Арк, но мои треклятые епископы не позволят мне сжечь его на костре». Несмотря ни на что, двойственное сотрудничество де Голля и Черчилля продолжалось всю войну. Черчилль финансировал усилия де Голля и ограждал его от враждебных выпадов Рузвельта, например, в том случае, когда в мае 1943 года последний наполовину в шутку, наполовину всерьез предложил сослать генерала на Мадагаскар[9]9
  Англичане вторглись в эти французские владения в мае 1942 года, не поставив де Голля в известность.


[Закрыть].

Осенью 1943 года де Голль понял, что терпению англичан приходит конец. Он спросил советского посла Ивана Майского, примут ли его в СССР в случае максимального обострения расхождений с Черчиллем. Вместо прямого отказа советский посол посоветовал де Голлю как следует взвесить все «за» и «против», прежде чем подавать формальное прошение. Вряд ли де Голль предлагал перебазировать «Свободную Францию» на советскую территорию. Скорее он прощупывал почву на будущее и хотел показать Сталину, что Россия входит в его долговременные планы.

Де Голль понимал, что его замыслы вскоре придется осуществлять в самой Франции. Он тщательно готовился к этой схватке. После создания Французского национального комитета «Свободной Франции» (ФНК) в сентябре 1941 года де Голль сформировал правовые структуры, которые в нужное время можно будет перевести на родину. В отсутствие законодательных органов и судов, следуя давней французской традиции, ФНК использовал для обнародования своих «законов» и «декретов» газету («Journal officiel»)[10]10
  «Journal officiel» была учреждена в конце Второй империи в 1869 году и существовала в период Третьей республики. У правительства Виши имелась собственная версия газеты. Ныне издается ее цифровая версия.


[Закрыть]. К тому же де Голль поддерживал тесные связи с лондонскими кругами эмигрантов, позиционируя себя как истинного выразителя интересов Франции. Никто не подвергал легитимность его лидерства сомнениям, и он окружил себя группой выдающихся последователей. К тому же он вербовал своих сторонников и в самой Франции, добиваясь расположения различных групп Сопротивления, включая коммунистов.

Все это скреплялось личностью властного, замкнутого, страстного, дальновидного и безмерно патриотичного человека. 18 июня 1942 года, выступая на митинге в лондонском Альберт-холле по случаю второй годовщины создания «Свободной Франции», де Голль заявил:

«Когда наша задача будет выполнена, наша роль окончена, начиная с тех, кто служил Франции на заре ее истории и предваряя всех тех, кто будет служить ей в бесконечном будущем, мы просто скажем Франции словами [поэта Шарля] Пеги: “Мать, сыновья твои сражались как могли”»¹⁴⁷.

«Свободная Франция» вскоре столкнется с новым вызовом, и ей очень пригодится эта безоговорочная, полумистическая преданность.

Борьба в Северной Африке

8 ноября 1942 года в ходе операции «Факел» американские и английские войска высадились во французском Марок-ко и большой части Алжира. Три прибрежных района Алжира управлялись не как колонии, а как департаменты Франции – часть метрополии[11]11
  Три прибрежных района – Оран, Алжир и Константина – управлялись как департаменты Франции с 1848 по 1957 год. Четвертый, Бон, обладал этим статусом с 1955 по 1957 год. Пустынные районы вдали от побережья никогда не считались «метрополией».


[Закрыть]. Алжир имел для союзников немалое стратегическое значение, потому что там находились крупные воинские соединения, которыми можно было пополнить объединенные союзные силы для будущего освобождения Европы. Но для «свободных французов» контроль над Алжиром главным образом был связан с вопросом управления Францией как таковой. Любой из соперников, одержав победу в Алжире, мог после окончания войны уверенно претендовать на то, чтобы считаться законным правительством Франции.

«Англосаксонские державы», как любил их называть де Голль, были мало заинтересованы в том, чтобы отдавать столь серьезный шанс непокорному лидеру «Свободной Франции». Союзники не информировали генерала о своих планах; о вторжении де Голль услышал только после его начала. Более того, они привезли с собой в Алжир вероятного соперника де Голля.

Ветеран Первой мировой войны генерал Анри Жиро во время кампании 1940 года командовал французскими войсками в Нидерландах. Попавшего в плен генерала держали в крепости Кёнигштайн под Дрезденом, откуда шестидесятитрехлетний ветеран бежал в апреле 1942 года, спустившись по канату с утеса высотой 45 метров. Этот дерзкий побег укрепил и без того героическую репутацию Жиро¹⁴⁸, которую ему снискал еще один побег из немецкого лагеря для военнопленных во время Первой мировой войны. Вернувшись в Виши, он тщетно пытался убедить Петена, что Германия проиграет войну и что Франция должна перейти в лагерь союзников. Хотя Петен отвергал доводы Жиро, он все же отказался выдать его Германии. 5 ноября 1942 года Жиро тайком вывезли из Франции в Гибралтар на британской подводной лодке под формальным американским командованием. 9 ноября, после начала операции «Факел», он вылетел в Алжир, где Рузвельт и Черчилль прочили его на главную роль.

В острое состязание за политическую легитимность вступил и третий участник, прибывший в Алжир незадолго до высадки союзников. Это был адмирал Франсуа Дарлан, командующий военно-морским флотом режима Виши, якобы приехавший навестить больного сына.

Был ли его приезд первым шагом Петена к размежеванию с немцами? Или же маршал пытался организовать оборону Алжира от англо-американского вторжения? В такой двусмысленной ситуации роли коллаборациониста и патриота могли в чем-то совпадать. 10 ноября верховный главнокомандующий объединенными союзными войсками Эйзенхауэр решил воспользоваться присутствием Дарлана для заключения мира с вишистами и в обмен на поддержку адмиралом североафриканской кампании союзников назначил его верховным комиссаром Франции в Африке.

Власть Дарлана продержалась всего сорок один день. Он был убит в канун Рождества подосланным убийцей. Мотивы преступления так и не были раскрыты. Все соперничающие группировки были заинтересованы в устранении Дарлана. Ни одна из них не призналась в своем участии.

Смерть адмирала превратила Жиро в главного соперника де Голля. По сути, Жиро олицетворял стремление режима Виши к искуплению грехов.

Пока ссора двух генералов не успела зайти слишком далеко, Рузвельт и Черчилль встретились в январе 1943 года в Касабланке, чтобы обсудить совместную военную стратегию США и Великобритании и разрешить спор между, по выражению Черчилля, «двумя французскими примадоннами». Рузвельт изложил свой взгляд на вещи де Голлю 22 ноября, во время их первой встречи. Он выдвинул кошмарную для де Голля идею англосаксонской опеки над побежденной Францией:

«Президент снова сослался на отсутствие у французского народа в настоящее время сил для утверждения своего суверенитета. Президент указал, что поэтому необходимо прибегнуть к юридической аналогии “опеки”, и что, по его мнению, союзные страны, сражающиеся в данный момент на территории Франции, ведут борьбу за освобождение Франции, и что они должны контролировать политическое положение в интересах французского народа в форме “опеки”»¹⁴⁹.

Брошенный Рузвельтом вызов сделал тайное явным. Через нью-йоркского архиепископа Фрэнсиса Спеллмана де Голль передал, что примет только французское решение. Спеллман нанес визит в американские войска в Марокко и получил от Рузвельта поручение убедить генерала согласиться играть подчиненную роль в организации, возглавляемой Жиро. Де Голль не только не подчинился, но ответил угрозой: со стороны англичан и американцев было бы неосмотрительно идти против французской национальной воли, если только они не желают, чтобы французский народ пошел не за одними и не за другими освободителями, а за третьими, от которых не поздоровится западным союзникам. Это был явный намек на Советский Союз¹⁵⁰. Генерал прибегнул к новому варианту хитрости, которую применил во время визита к советскому послу в Лондоне¹⁵¹.

Рузвельт, поддерживаемый Черчиллем, отступил и предложил дуумвират двух генералов. Де Голль вновь отказался, аргументируя, что только он представляет истинную Францию, и не отступал от своей позиции все три дня, пока шла конференция в Касабланке.

Будь Жиро наделен хотя бы малой толикой политического таланта, он мог бы добиться выгодного для себя результата. Британский министр-резидент в Алжире и впоследствии премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан отзывался о низких способностях Жиро следующим образом:

«Боюсь, что за всю историю политики ни один человек не растранжирил больше политического капитала за такое короткое время. […] Он сел играть в карты, имея на руках всех тузов, всех королей и почти всех дам из колоды… но непостижимым образом умудрился сам себя облапошить и проиграть свою ставку»¹⁵².

Политическое мастерство соперника еще более ускорило уход Жиро со сцены. Когда проблема, как помешать англосаксонским лидерам навязать свое решение французам по их внутреннему вопросу встала в полный рост, де Голль вдруг проявил неожиданную гибкость. В апреле 1943 года, все еще относясь к Жиро с презрением, – «Вся Франция со мной. […] Жиро, берегись! […] Даже если он однажды вернется во Францию победителем, но без меня, в него будут стрелять»¹⁵³ – он предложил сопернику встретиться (встреча в конце концов состоялась 31 мая). На ней де Голль согласился с принципом совместного руководства, который отверг всего несколько месяцев назад, и предложил создать комитет с двумя сопредседателями – с собой в роли политического руководителя и с Жиро в роли военного главнокомандующего. Был создан Французский комитет национального освобождения (ФКНО), состоящий из трех членов, назначенных де Голлем, трех членов, назначенных алжирскими властями, и трех членов от Жиро.

Де Голль предпринял смелый гамбит, основанный на уверенности в том, что его выдающиеся управленческие способности убедят членов ФКНО, назначенных алжирскими властями, оказывать ему в будущем постоянную поддержку¹⁵⁴. Так и получилось: в аппарате ФКНО (структура комитета, предложенная де Голлем, была утверждена) он легко заткнул за пояс старого неповоротливого генерала. В итоге военный отдел Жиро был поставлен под формальный «гражданский» контроль комитета, представив союзникам единый фронт французских властей в законченном виде. В процессе преобразований был создан новый комитет обороны во главе с де Голлем, занимавшийся разработкой боевых операций, что фактически оттеснило Жиро от власти, сделав его подчиненным де Голля¹⁵⁵.

Впоследствии де Голль описал фиаско Жиро следующим образом:

«Поэтому Жиро неизбежно должен был оказаться в одиночестве и на заднем плане, и в конце концов, ограниченный рамками, которых он не хотел признать, а, с другой стороны, лишенный поддержки извне, которая и была причиной его головокружения, он решил уйти»¹⁵⁶.

Ловко и безжалостно, с бесконечной верой в себя и терпением де Голль отрезал Жиро все пути к власти и превратил ФКНО в зародыш будущего республиканского правительства Франции.

Под руководством де Голля ФКНО в Алжире, не приняв англосаксонскую опеку, приступил к формированию институтов, которые будут управлять внутренними и внешними делами Франции после ее освобождения. В июне 1944 года постановлением ФКНО были учреждены необычные для гражданской правовой практики Франции специальные суды присяжных для проведения после освобождения судебных процессов над пособниками нацистов. Присяжными могли быть только одобренные местным комитетом освобождения граждане, представившие «доказательства любви к родине», или с незапятнанной военной биографией¹⁵⁷. С самого начала протогосударство де Голля приобрело функции сильной исполнительной власти, которой помогали консультативные советы с ограниченными полномочиями. Все они подчинялись де Голлю, что делало его несомненным лидером будущего правительства.

В своих отношениях с Рузвельтом и Черчиллем де Голль вел себя так, как будто он уже был главой правительства, при этом ни на минуту не упуская из виду миссию, основные задачи которой предстояло осуществить только после победы. К тому времени, когда английские и американские союзники в июне 1944 года высадились на побережье Франции, неприметный и никому не известный в июне 1940 года бригадный генерал стал бесспорным руководителем французского контингента союзников и вероятного правительства.