Текст книги "Граф Монте-Веро"

XXIV. Заговор

В тот самый вечер, когда нищенка, известная в городе как нищая графиня, украла ребенка Маргариты, Черная Эсфирь сидела в своей комнате. Комната находилась в первом этаже, она была низкой и небольшой, но уютной. Тяжелые портьеры на окнах скрывали ее от любопытных взоров. Посреди комнаты с потолка свешивалась розового стекла лампа, которая распространяла приятный свет. Несколько старинных стульев, обтянутых выгоравшим желтым штофом, приобретенных явно по случаю за бесценок, стояли на ковре, устилавшем пол. У одной стены под зеркалом в золотой раме на мраморном столе красовались флаконы с душистыми маслами и эссенциями; у другой – стояла высокая кровать с балдахином, ее белые прозрачные занавеси были задернуты. На резном столе лежали искусственные цветы, письма и золотые украшения.

Черная Эсфирь лежала на кушетке, стоявшей подле этого стола; ее прекрасные темные волосы разметались по белоснежным плечам; розовый свет лампы озарял тонкие черты ее прелестного лица.

Вдруг Черная Эсфирь услышала в коридоре шаги. Она вскочила с кушетки, поправила свое красное шелковое платье и взглянула на золотые часы. Было уже больше десяти, значит, это Шаллес Гирш, заперев свою лавку, поднимается в ее комнату. Но нет, похоже, в коридоре не один человек.

Дверь тихо отворилась, и в ней показалась голова еврея, с виду ему было лет пятьдесят. Его огромная лысина в обрамлении седых волос подчеркивала густоту черных бровей и размеры большого горбатого носа.

Увидев свою прекрасную дочь, еврей гордо улыбнулся.

– Клянусь головой, – как обычно, очень тихо проговорил Шаллес Гирш, – головой, деньгами и прекрасной Эсфирью, моей гордостью, что я потеряю последние волосы от этого Фукса с его планами.

– Этот старый грешник только так говорит, – засмеялся Фукс, входя вместе с Рыжим Эде в комнату Эсфири и затворяя за собой дверь.

– Ты же наперед видишь, чем кончится всякое предприятие, как же тебе и теперь не знать исхода нашего дела? Господин граф Эдуард Монте-Веро, – с иронической улыбкой представил Фукс Черной Эсфири своего слишком хорошо знакомого ей провожатого, который явился сегодня на редкость нарядным.

Эсфирь громко засмеялась.

– Мне Кажется, я уже слышала это имя, – сказала она.

– Без сомнения, мой милый друг, ты могла его слышать: граф Эбергард Монте-Веро с недавнего времени живет в городе. У него огромные владения в Южной Америке. А вот его единственный сын. Граф Эбергард приехал сюда для того, чтобы найти своего единственного ребенка, которого какими-то судьбами потерял, – вот он наконец найден.

– Душа моя, он затевает рискованное дело! Позволь тебе все рассказать! – усаживаясь, сказал Шаллес Гирш. – Этот Фукс – смельчак, ему нечего терять, кроме головы, да и та уже давно потеряна. Они не могли добраться до графа здесь, теперь хотят взяться за него за морем. Это риск, говорю я, риск, какого еще никогда не бывало, и они хотят взять тебя с собой. Без тебя я, разумеется, не дам огромных денег, которые на то нужны! Но ты умна и осторожна.

– Я еще не поняла, в чем же ваш план, да и к тому же я хочу отправиться в Эмс.

– С господином Веловым, чтобы выкупить попугая и обезьяну, которых тот заложил у Леви? – усмехнулся Фукс.

– Неужели ты в самом деле дочь Шаллеса Гирша и племянница Икеса Соломона, которые никогда не занимаются мелочами? Что тебе надо в Эмсе, Черная Эсфирь, или ты опять хочешь выманить у какого-нибудь старика несколько тысяч талеров? Мы дадим тебе миллионы!

– Ты опять расщедрился на нули, Фукс! – рассмеялась прекрасная еврейка.

– Черт меня возьми, если мы не привезем с собой миллионы. Мы затеваем гениальную штуку, она и в твоем и в нашем вкусе. Приготовления уже сделаны, и мы имеем высокого покровителя! Послушай: сперва я намеревался найти дочь графа Монте-Веро, которую тот действительно ищет. Я подумал при этом о тебе, Черная Эсфирь, но здесь было много препятствий. Куда лучше, если мы отправимся с сыном графа, – тут Фукс указан на своего провожатого, – сперва в Лондон, а потом, при помощи твоих двоюродных братьев, в Бразилию.

– Я должен дать на это деньга! – прервал Гирш.

– Не бойся, старый скряга, те, кто дал нам поручение, снабдят нас и деньгами! Понял?

Еврей кивнул головой.

Прекрасная еврейка, которую заинтересовало рискованное предприятие, предлагаемое Фуксом, прочла вполголоса:

«Я жду вас сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами в парке близ кладбища, чтобы вручить вам бумаги, которые нужны для исполнения вашего плана. Не говорите никому об этом письме и приходите одни, вы найдете на означенном месте монахиню».

– Какие бумаги должен ты получить?

– Свидетельство о смерти графа Монте-Веро, утверждение преемником его сына Эдуарда и паспорта для тебя и меня. Ты – моя дочь и невеста графа Эдуарда Монте-Веро, я же буду адвокатом Ренаром.

– Отчаянный план! – пробормотала Черная Эсфирь.

– Здесь нам ничего не сделать, Шаллес, – сказал Фукс, обращаясь к старому еврею, который с блестящими глазами следил за своей дочерью. – Здесь слишком силен надзор и с каждым годом делается все больше всяких устройств, которые мешают нашему ремеслу; только там, за океаном, счастье еще может улыбнуться нам. За нами тут следят и рано или поздно всех поймают, в том числе и тебя, Шаллес Гирш!

Отец Черной Эсфири вскочил.

– Какие дела у меня с вами, что ты осмеливаешься так говорить? За мое доброе сердце, за то, что я даю тебе приют в своем доме, ты хочешь довести меня до виселицы! Негодяй!

– Не горячись, Шаллес, – Фукс дружески потрепал по плечу взволнованного еврея. – Ворон ворону глаз не выклюет, я тебя не предам!

– Ворон? – крикнул взбешенный еврей. – Вы считаете меня своим сообщником? Неблагодарные твари, мошенники!

– Откуда же получаешь ты доходы, чем нажил ты свои богатства, благодарный, великодушный человек? – проговорил Фукс, улыбаясь.

– Черт тебя возьми…

– Этого он не сделает, дорогой Гирш, – прервал Шаллеса Фукс, – во всяком случае теперь это было бы нехорошо с его стороны, так как мы готовимся составить свое счастье! Если вы не хотите помочь нам деньгами и рекомендательными письмами к Соломонам в Лондоне, если вы теперь, когда затевается нечто великое, хотите отказаться от нас, хорошо! Дело пойдет и без вас!

– Что вы тратите попусту время. – сказала, подходя к отцу и Фуксу, прекрасная Эсфирь. – Я разделяю ваш план с условием…

– Требуй, Черная Эсфирь, – Фукс протянул ей руку для скрепления сделки.

– Чтобы вы подчинялись мне! Ты должен охотно исполнять желания своей дочери, а вы – приказания своей невесты. Достаньте бумаги, я сама повезу их.

– Ого, вижу кровь Икеса Соломона! – довольно воскликнул Фукс. – Позволь мне обнять тебя, дорогая дочь. Там, за океаном, мы будем рыться в золоте и бриллиантах. О, как блестят его глаза! Да, еврей, ты тоже получишь свою долю, чтобы мог потом сказать: Черная Эсфирь и Фукс – гении!

– Ты должен поспешить, монахиня ждет тебя от одиннадцати до двенадцати! – напомнила Эсфирь.

– Будь осторожен, Фукс. Возьми вот этот плащ, – прибавил Гирш. – Когда ты вернешься, я угощу тебя хорошим вином.

– Посмотрите, как любезен стал вдруг Шаллес с негодяем!

– Говори тише и будь осторожен! Надень плащ – вот так. Я выпущу тебя. Не ходи через дворцовую площадь!

– Я пойду нарочно по самым многолюдным улицам. Ты состарился, Шаллес Гирш. Где твоя былая смелость? Ну, зато у тебя есть дочь, которая тебя заменяет! Прощайте, граф Эдуард, до свидания, моя прекрасная дочь! – с этими словами Фукс быстро поцеловал грудь Черной Эсфири. Сегодня он осмелился прикоснуться губами к ее нежному телу, чего удостаивались только старики на водах, тысячи платившие за это.

Шаллес Гирш тихо отворил дверь комнаты и выпроводил Фукса, между тем как сам крадучись последовал за ним; они спустились с лестницы в темные сени и достигли старой и грязной выходной двери; Гирш осторожно повернул ключ в замке.

Дверь тихо отворилась, и Шаллес Гирш тут же отпрянул назад.

– Стой, – успел он шепнуть следовавшему за ним преступнику.

Подле дома стояли полицейский и ночной сторож. Они разговаривали о чем-то вполголоса; услышав, как отворилась дверь, оба обернулись. На монастырской башне поблизости уже пробило одиннадцать.

– Что это он? – удивился сторож, заметив, как еврей, осторожно отворив дверь, в испуге попятился назад.

– Боже милосердный, как я испугался! – поспешил изобразить страх Гирш.

– Чего же? – поинтересовался сторож.

– Мне показалось, что воры ломают двери моей лавки! – Старик взглянул на крепко запертую низкую дверь, весьма естественно прикидываясь встревоженным.

– Вот тебе на! – обратился сторож к полицейскому. – Богатому Шаллесу Гиршу и ночью нет покоя, бродит, как привидение, по дому и трясется – все боится, что украдут его сокровища.

– Да, в самом деле. Вот каково жить человеку, который скопил себе несколько талеров. Проклятые мошенники умеют разнюхать, где живет старый слабый старик, который на пару талеров богаче их. Ну, успокойтесь. Видите, все в порядке.

– Господи, уж я так обрадовался, когда увидел вас!

– Я всегда настороже, можете спать спокойно, а теперь буду еще бдительней, – сказал полицейский. – Вот говорят, что деньги делают счастливым, а старик этот в постоянном страхе.

Обещание стеречь его дом пришлось не по вкусу Шаллесу Гиршу.

– Уж не трудитесь особенно, я все равно не буду спокойно спать, это уже стало у меня привычкой, – сказал Гирш.

– Ну, пусть этот скряга стережет свое добро до страшного суда! – полицейский повернулся, чтобы уйти.

– Покойной ночи, господин Гирш, – не без иронии попрощался сторож и медленно удалился вместе с полицейским.

Старик ответил на поклон и сделал вид, что снова хочет затворить дверь.

– Я не выпущу тебя отсюда! – сказал он Фуксу. – Сторож теперь глаз не спустит с моего дома! Вы что, хотите сделать из него разбойничий притон?

– Шаллес Гирш, старый жид, ты думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь, – отозвался Фукс шепотом и так сильно хлопнул Гирша по плечу, что тот испугался. – Ты хочешь, чтобы я давал тебе больше! Старый мошенник, разве я не отдал тебе тысячу талеров из почтовых денег?

– Да, купонами и акциями, с которыми я мог сломать себе шею.

– А ты рассчитался со мной за часы и кольца, которые составляют целый капитал? Уже прошло три года, а ты как дал мне двести талеров, так и все.

– Я еще ничего не получил за них, они лежат и ржавеют!

– Ты послал их в Лондон, и да не сойти мне с этого места, если ты не получил за них тысячу фунтов! Молчи, старый злодей! Отвори дверь!

Шагов сторожа и полицейского уже не было слышно.

– Это мне будет стоить жизни! – простонал Шаллес Гирш.

Фукс тихо отворил дверь и выглянул на улицу – она была пустынна. Он вышел из дому и стал, крадучись, пробираться по переулку, между тем как Гирш запер дверь и вернулся к Черной Эсфири, которая осталась в своей комнате с Рыжим Эде.

Все трое стали обсуждать только что составленный грандиозный план, и Шаллес Гирш склонился наконец в его пользу, вспомнив своего родственника Соломона, которому однажды посчастливилось в подобном же рискованном деле и который постоянно утверждал, что такие значительные предприятия наименее опасны.

Фукс вскоре достиг дворцовой площади, где еще царило оживление, и, запахнув плотнее плащ, который надел на него заботливый Гирш, без страха направился к королевским воротам. Следовало торопиться, так как было уже около полуночи. Скорым шагом он приблизился наконец к парку и свернул в боковую аллею, что вела к кладбищу.

Вдруг он остановился и стал прислушиваться – в отдалении послышался крик.

Фукс не мог терять ни минуты, иначе он кинулся бы на крик, но он успел заметить, как между кустами бежали одна за другой две человеческие фигуры.

Мы знаем, кто это были.

Когда Фукс приблизился к кладбищенской ограде, за которой в густом мраке шелестели старые, только что распустившиеся деревья, он невольно подумал, что его завлекают в западню.

«Эта личность непременно видит здесь какую-то выгоду для себя, – подумал он, вспомнив письмо и данные ему еще раньше обещания. – Кроме того, она, без сомнения, имеет связи, иначе не получила бы нужных бумаг. Но это не мое дело – вот она прогуливается в тени деревьев!»

Монахиня, тоже закутанная в длинный плащ, обернулась и прислушалась: уже близилась полночь, и приглашенный на свидание заставлял себя ждать.

Вдруг монахиня заметила у ограды человека.

– Кто вы? – спросила она тихо.

– Тот, кого вы ожидаете, благочестивая сестра.

– Письмо, которое вы писали.

– Просили написать, должны вы сказать: монахиня не смеет писать письма к мирским мужчинам. Поэтому я и выбрала этот ночной час для нашей встречи. Смотрите, чтобы никто не узнал о ней.

– Будьте покойны, благочестивая сестра. Если я услышу и получу от вас сегодня все, что нужно, то уже завтра буду в дороге…

– В Монте-Веро? – прервала монахиня нетерпеливо.

– Сперва в Лондон, а потом, как можно скорее, в то отдаленное государство, где находится названное вами владение.

– Монте-Веро находится в трех или четырех днях путешествия от Рио-де-Жанейро, там вы все узнаете. Вот бумаги, которые вам нужны. Это свидетельство, что граф Эбергард Монте-Веро умер, а это паспорта для вас и ваших провожатых! Чего стоило мне приобретение этих бумаг! – заключила монахиня.

– Благодарю вас, благочестивая сестра! Мне бы очень хотелось знать, кому я обязан ими?

– Вы этого никогда не узнаете и не старайтесь узнать: если вы откроете эту тайну, я должна буду отказать вам в помощи.

Фукс, любопытство которого еще больше возбудили эти слова, посмотрел сначала на бумаги, где имелись все нужные подписи и печати, а потом на монахиню. Лицо ее скрывала густая вуаль, капюшон был спущен на лоб, так что Фукс напрасно старался узнать стоявшую перед ним женщину.

– И эти бумаги все верны? – спросил он не без сомнения.

– Они подлинные, как и паспорта всех тех лиц, что последуют с вами, – отвечала монахиня. – И еще вы можете быть уверены, что ни одно письмо не уйдет отсюда во владения графа Монте-Веро!

– Вы весьма могущественны, благочестивая сестра, и необыкновенно догадливы!

– Корреспонденция в Южную Америку и оттуда проходит через руки чиновника одного из наших портовых городов, я не назову этого человека по имени, но он подкуплен! Поэтому вам нечего бояться писем. Если же граф Монте-Веро сам наконец решится отправиться в Бразилию…

– Тогда он потерян, благочестивая сестра!

– Клянетесь ли вы мне в этом?

– Именем Пресвятой Девы! Как только он ступит на землю, где мы скоро поселимся, его ждет верная смерть.

– Если вам это удастся, то добыча ваша будет громадна, – отвечала монахиня, – но если кинжал, который вы будете держать наготове для графа, не попадет в цель, вы умрете на виселице, вы и ваши провожатые! Не забудьте этого!

– Это довольно трудное предприятие, благочестивая сестра: виселица – самый отталкивающий инструмент, который я знаю! Вы хорошо сделали, что напомнили мне о ней.

– Еще одно! Имеете ли вы деньги?

– Я получил несколько дней назад, видно, по вашей милости, маленькую сумму…

– Которая, вероятно, уже истрачена? Я понимаю.

– О, вы слишком добры, благочестивая сестра.

– Возьмите эти билеты, они покроют ваши издержки по переезду. Как видите, я питаю полное доверие к вам.

Фукс низко поклонился.

– Ваше доверие оправдывается: можете считать, что граф Монте-Веро уже среди мертвых!

– Желаю господину Ренару счастливого пути, Мне хотелось бы, чтобы он вернулся в столицу не по аллее парка, а по этой дороге, которую я могу отсюда видеть.

Фукс едва заметно улыбнулся, он понял желание монахини.

– Да сохранят вас святые, благочестивая сестра! – сказал он, кланяясь и взяв поданную монахиней руку.

Фукс прижал нежную руку своей покровительницы к губам, надеясь найти на пальцах кольцо с вензелем или гербом, но он ошибся: руки монахини были затянуты в тонкие лайковые перчатки. Она подошла к ограде кладбища. Фукс плотнее закутался в плащ и пошел по освещенной луной дороге.

– Ты убьешь его, – пробормотала монахиня, и глаза ее сверкнули мрачным огнем, – а потом палач рассчитается с тобой, безумец! Мне принадлежат несметные богатства, мне! Они доставят мне новые наслаждения, с их помощью я сделаю людей рабами их грехов!

XXV. Черный палач города Рио-де-Жанейро

С маленькой башни на ратуше Рио-де-Жанейро, столицы Бразилии, раздавался заунывный колокольный звон.

Ратуша находилась вблизи залива. Залив этот и гавань города принадлежат к прекраснейшим уголкам земного шара; путешественника, приближающегося на корабле к громадным скалам, отделяющим залив от моря, поражает панорама, что предстает перед глазами. Белая крепость Санта-Крус лежит подле этих скал, которые, кажется, созданы самой природой для того, чтобы составлять неприступные укрепления города. Затем путешественник должен миновать маленький укрепленный рвами остров, где корабли проходят освидетельствование врачей и таможенников, и наконец взорам его представится обширная столица громадного государства.

Ступив на больверк возле доков, путешественник увидит, что этот город, в обрамлении покрытых пальмами холмов, не может гордиться своей архитектурой. Одноэтажные дома здесь тянутся вдоль худо вымощенных узких улиц. В то время, к которому относится наше повествование, на морском берегу еще не было каменных строений; повсюду была непролазная грязь, мусор, и дохлые собаки валялись прямо на мостовой.

Немного подальше от набережной улицы были шире и дома получше, с богатыми витринами магазинов. В пригороде можно было увидеть роскошные виллы, окруженные садами, где росли виноград, финиковые пальмы, апельсины.

На улицах, которые в определенное время дня бывают весьма оживленными, можно встретить людей самых разных национальностей и цвета кожи. Почти все верхом, не исключая и дам, которые любят кататься после полудня; соломенные шляпы с широкими полями защищают их лица от палящих лучей солнца. Пешком ходят только негры-невольники и полуиндейцы, ищущие себе пропитание в городах.

Было около трех часов пополудни, когда в квартале, прилегающем к набережной, послышался колокольный звон. В прочих частях города в этот час из-за сильной жары царила мертвая тишина. На колокольный звон, бросив работу, стекались негры и матросы, а также мужчины и женщины, дети всех возрастов.

– Что означает этот звон? – остановил темнокожего белый в немецком платье.

– Что это означает? – переспросил тот по-португальски. – Усмирение Марцеллино.

– Марцеллино? – удивился немец.

– Раз вы ничего не слышали о нем, значит только что приехали, – заключил бразилец, повернув вместе с немцем на улицу Иеронима, в конце которой находилась ратуша. – Негр Марцеллино, как дикий зверь, перекусил своему господину горло.

– Пресвятая Дева! – воскликнул немец, – Возможно ли это?

– Господин велел побить своего невольника Марцеллино кнутом. Как только зажили его раны и он почувствовал в себе прежнюю силу, негр накинулся на своего господина и перегрыз ему горло. У Марцеллино исполинская сила! Убитого нашли с разорванной шеей, а Марцеллино скрылся, по ищейки вскоре напали на его след, и вот через час он будет уже в руках палача.

Бразилец в костюме корабельщика и немец достигли ратуши, перед которой толпился народ. Любопытных, желавших видеть смерть Марцеллино, все прибавлялось.

Ворота ратуши были еще заперты. Это был одноэтажный дом, где располагались стража, судьи, таможенные чиновники, администрация гавани. Позади ратуши находился двор, где происходили казни, а за ним – здание тюрьмы. Сзади к тюремной стене примыкало обширное кладбище Сан-Бенито.

Колокольный звон умолк, и толпа устремилась вперед; в давке слышались крики женщин, плач детей, возгласы мужчин. Наконец толпа миновала узкое место и заполнила широкий двор.

В эту минуту коренастый бразилец, в легких светлых брюках и коротком пестром сюртуке, с соломенной шляпой на голове, положил руку на плечо корабельщика, который вместе с немцем направился к лобному месту.

– А! Доброго здоровья тебе! Это погонщик мулов из Монте-Веро! – обратился корабельщик к немцу и подал руку бразильцу. – Пойдемте с нами, а потом мы заглянем в «Трактир Святого Иеронима» выпить вина.

– Монте-Веро? – обрадовался немец. – Превосходно, значит, я могу от вас…

Слова эти были прерваны громкими криками. В обширном дворе отряд солдат окружал выстроенную в глубине виселицу. Эта мера предосторожности была крайне необходима, так как порой горожане вмешивались в дело казни.

Виселица состояла не из трех балок, как обычно, а из двух, соединенных поперечной, в которой имелся крюк; с одной стороны к ней примыкала черная лестница.

Крики толпы: «Диас, Диас!» – относились к палачу города Рио, который в сопровождении двух подручных вышел из низкой двери тюрьмы.

Человек, которого громко приветствовала толпа, был негром исполинского телосложения; он снял свой головной убор, как бы кланяясь народу, и бросил его в сторону. Тело его было обнажено, только широкая красная фая была повязана вокруг пояса. Его черная грудь была широка и высока, руки, как обычно у негров, необыкновенно длинны, а ноги прекрасно сложены и обнаруживали недюжинную физическую силу, хотя были узки и изящно округлены в суставах.

Оба его подручных были тоже неграми, но меньшего роста. Один из них волочил за собой веревку и возле виселицы передал ее Диасу, который сделал из нее петлю; видно было, что эта часть веревки сильно потерта – сколько людей испустило на ней последнее дыхание! Сколько жертв предала этой петле рука черного палача!

Читатель, быть может, удивится, что должность городского палача, который является служителем закона, исполнял негр, недавний невольник, едва ли считавшийся в то время человеком. Так как с Диасом в нашем повествовании мы еще встретимся, то объясним, как это произошло, чтобы читатель живее заинтересовался личностью этого черного палача.

Вскоре после вступления на престол императора Бразилии Педру II на его жизнь было совершено покушение. Это произошло на улице. Кинжал, направленный рукой убийцы по имени Вернейро, уже блеснул в воздухе, когда молодой испанец дон Мариано Веи, обычно сопровождавший императора, заслонил его, так что кинжал злодея, вместо того чтобы попасть в грудь императора, попал в сердце молодого испанца. Император отпрянул, Вернейро тут же был схвачен полицейскими. Скрежеща зубами, пытался он защищаться, с презрением отказывался назвать имена соучастников, без сомнения, принадлежавших к высшему сословию; как пойманный лев, с мрачно блестевшими глазами лежал он на соломенных рогожах своей кельи в тюрьме, перед которой стоял часовой.

Вернейро был приговорен к смерти через повешение, и предшественнику этого черного палача, Ярако, было назначено привести приговор в исполнение.

Конечно, враги императора поспешили воспользоваться этой минутой, чтобы освободить своего соучастника. Не замеченные ни судьями, ни солдатами, расчистили они себе дорогу через толпу до самого берега. И в ту минуту, когда Ярако, ни о чем не подозревая, принялся за исполнение своих обязанностей, осужденный вонзил ему в грудь острый железный прут, который достал где-то в тюрьме и заточил о камни.

Ярако замертво упал на землю. Преступник кинулся бежать. Но тут на него бросился из толпы негр. Это был Диас. Он снова потащил дерзкого преступника под виселицу и железной рукой исполнил долг Ярако.

Дон Педру II даровал негру Диасу свободу и гражданские права и назначил городским палачом.

Вот почему Диас был весьма популярной личностью. Каждый ребенок знал его, но не боялся. Диас был добрым и даже благодетельным человеком и только при исполнении своих обязанностей обнаруживал железное сердце.

Когда Диас сделал петлю из веревки, снова раздался тихий колокольный звон. Наступила мертвая тишина.

Отворилась высокая дверь тюрьмы, и судья в черной мантии, держа в правой руке свиток, вышел на окруженное солдатами место. За ним следовали двое судейских чиновников и босоногие, сгорбленные монахи монастыря Сан-Бенито.

Через несколько минут в дверях показались два тюремщика, а за ними – негр. Его руки и ноги были закованы в цепи, которые звенели при малейшем движении преступника.

Вслед за этим коренастым негром, лицо которого не обнаруживало ни раскаяния, ни страха перед тем, чему он шел навстречу, следовали два подручных палача, а позади них – двадцать монахов.

Шествие замыкал духовник, который тщетно пытался склонить преступника к молитве и раскаянию и еще надеялся доставить негру утешение, прежде чем наступит его последний миг.

Скрестив на груди руки, Диас стоял у виселицы в ожидании своей жертвы. Судья встал напротив него, а монахи образовали полукруг.

Марцеллино вместе со всеми провожатыми подошел к месту, где петля должна была быть накинута ему на шею. Он был меньше Диаса, но его коренастая фигура говорила о силе и ловкости.

Судья прочел приговор, составленный на португальском языке. Император осуждал Марцеллино на смерть через повешение.

– Палач, – заключил судья, – приступайте к исполнению своих обязанностей, теперь преступник в ваших руках.

Диас взял свиток, прочел подпись императора и передал его затем одному из своих подручных, между тем как остальные начали снимать цепи с осужденного.

Грудь Марцеллино высоко вздымалась, глаза мрачно блестели, губы побледнели от волнения, но он не дрожал; с презрением оттолкнул он духовника и монахов, которые приблизились к нему, и указал на Диаса, будто хотел что-то сказать.

– Так сойди же в ад, грешник! Молитесь за его бедную душу! – проговорил служитель церкви, между тем как монахи упали на колени.

Подручные палача хотели схватить Марцеллино, чтобы держать его, пока Диас проденет его голову в петлю, но тот с такой силой и решительностью отталкивал их от себя, что им удалось только связать преступнику за спиной руки.

Впечатляющей была сцена, когда негр Диас подошел к негру Марцеллино; оба они низким обманом увезены со своей далекой родины и проданы торговцу невольниками, который привез их в Америку, чтобы они сделались там рабами своих же собратьев, белых. Диас и сегодня все еще был бы таким же презренным, безответным существом, если бы случай не возвысил его; оба негра, быть может, происходили из одного рода, от одного отца, и теперь один должен был сделаться палачом другого. Возможно, именно эта мысль блеснула в голове Марцеллино, когда к нему подошел Диас, Но палач должен был исполнить свой долг, и это был не первый его собрат, который, принял от его руки заслуженную смерть. Ни один мускул не дрогнул на его лице, он ловко и быстро накинул петлю на шею своей жертвы. Марцеллино содрогнулся, ноги его подкосились, он хотел схватить петлю руками, но они были связаны.

Глаза Марцеллино, налитые кровью, искали спасения. Ноздри его раздувались, черная грудь высоко поднималась. Рядом стояли четверо подручных палача, готовых броситься на него, вокруг отряд солдат с поднятыми пиками и необозримая толпа народа, что делало всякое бегство невозможным.

Диас, держа в правой руке веревку, с ловкостью кошки взобрался по лестнице и, достигнув верха виселицы, прошел по поперечной балке до крюка, здесь он, встав на колени, продел веревку сквозь железное кольцо.

Марцеллино, на шее которого петля сделалась свободнее, равнодушно смотрел на все эти приготовления; толпа с немым напряжением следила за ним.

Затем Диас спустил конец веревки, подручные подхватили его.

– Не хочешь ли ты что-нибудь сказать, Марцеллино? – спросил судья.

Негр отрицательно покачал головой.

– Молись! – проникновенно произнес духовник.

Марцеллино только язвительно улыбнулся.

Диас, стоявший на поперечной балке, крикнул подручным:

– К делу!

Те потянули за веревку, и Марцеллино повис в петле под перекладиной.

Женщины руками закрыли глаза, не в силах видеть судорожные подергивания и попытки негра высвободить свои руки.

Так прошло несколько мгновений.

Затем палач, чтобы облегчить и ускорить смерть своей жертвы, обвязал веревку, которую выпустили слуги, вокруг поперечной балки и вскочил на плечи Марцеллино, чтобы петля крепче стянулась вокруг его шеи.

Много раз проделывал это Диас, и ему всегда удавалось сократить мучения своей жертвы, но на этот раз, едва Диас коснулся плеч Марцеллино, как послышался треск. Веревка разорвалась, и черный палач вместе со своей жертвой упал на землю.

Тысячи голосов сотрясли воздух. В толпе кричали:

– Он должен казнить его!

– Неслыханное дело! Отпустить его!

– Веревка порвалась – это знамение!

Смятение овладело не только толпой, но и чиновниками, что стояли вокруг виселицы. Монахи в испуге разбежались, подручные палача замерли в ожидании, судья растерянно смотрел на чиновников.

Как только Марцеллино почувствовал под собой землю, он моментально вскочил на ноги; петля вокруг его шеи разорвалась, и он жадно вдыхал воздух.

Убедившись, что Диас еще не встал, отброшенный в сторону, он воспользовался общим смятением, и одним прыжком очутился возле солдат, и прежде чем те успели еда схватить, протиснулся сквозь их шеренгу и толпу, которая в страхе расступилась перед ним.

Увидев это, Диас быстро вскочил и бросился за своей жертвой. Он успел схватить преступника и с помощью подручных потащил его назад к виселице.

Толпа роптала, но палач снова принялся за дело. Не дожидаясь приказания судьи, он схватил веревку и, убедившись в ее прочности, опять набросил ее на шею Марцеллино. Начались те же жестокие приготовления.

Взобравшись на поперечную балку, Диас сбросил подручным роковой конец веревки, и Марцеллино вторично повис в воздухе. Еще страшнее были судороги несчастного негра повисшего над землей.

Голова повешенного приблизилась к крюку, и Диас схватил веревку, чтобы привязать ее к балке; в эту самую минуту Марцеллино, которому страх смерти придал нечеловеческую силу, разорвал веревку, связывающую его руки.

Крик изумления пролетел над толпой.

Диас увидел, что негр судорожно ищет руками веревку, на которой висит, чтобы подняться выше и ослабить петлю. Быстро спрыгнул он к нему на плечи, чтобы пресечь его последнюю попытку к освобождению.

Но, очевидно, судьба решила, что Марцеллино не умрет от руки палача. В отчаянном усилии он наконец дотянулся руками до веревки и с дикой яростью, напрягая все свои силы, поднял себя и палача на несколько дюймов.

Громкие рукоплескания раздались в народе.

Диас хотел разжать руки негра, но раздались неистовые крики толпы, и бесчисленное множество рук простерлось к осужденному. Диас понял, что народ забросает его камнями, если он не отстанет от своей жертвы.

Марцеллино тем временем поднялся настолько, что ухватился одной рукой за крюк, и Диас перепрыгнул с его плеча на поперечную балку.

Спасенный негр висел, держась своей железной рукой за крюк.