Текст книги "Пролегомены к государству Платона. Часть третья"

РАЗДЕЛ III

Завершив обсуждение тимократии и демократического человека, p. 550, C. St. Таким образом, Сократ продолжает: Ούκονν μετὰ τοῦτο, τὸ τοῦ Αἰσχύλου, λέγωμεν, ««ἄλλον ἄλλῃ πρὸς πόλει τεταγμένον”Aesch. Seven 451,» μᾶλλον δὲ κατὰ τὴν ὑπόθεσιν προτέραν τὴν πόλιν; πάνυ μὲν οὖν, ἔφη. Он делает вид, что спешит перейти к той части разговора, которая, кажется, имеет большее отношение к этическому вопросу, но он только делает вид. И вот он начинает с описания происхождения и природы олигархии. Что это за чисто политическая дискуссия, совершенно чуждая этическому вопросу, здесь сообщать не нужно; достаточно того, что он знал рассуждения Платона в «Тимократии». Но этот вопрос из p. 550, С. – p. 553, Св. Затем он таким же образом занимается описанием происхождения и природы олигархического человека, из p. 553. – 555, B. St. В этом месте, таким образом, объем сказанного об олигархическом государстве больше, чем об олигархическом человеке, и то, что мы уже указали, говоря о тимократическом человеке, что дискуссия велась так, что все было так приспособлено к государству и казалось сделанным для дела государства, то же самое верно и в отношении олигархического человека Ср. с. 553, A. ’ Αρ᾽ οὖν ὧδε μάλιστα εἰς ὀλιγαρχικὸν ἐκ τοῦ τιμοκρατικοῦ ἐκείνου μεταβάλλει; πῶς; ὅταν αὐτοῦ παῖς γενόμενος τὸ μὲν πρῶτον ζηλοῖ τε τὸν πατέρα καὶ τὰ ἐκείνου ἴχνη διώκῃ, ἔπειτα αὐτὸν ἴδῃ ἐξαίφνης [553β] πταίσαντα ὥσπερ πρὸς ἕρματι πρὸς τῇ πόλει, καὶ ἐκχέαντα τά τε αὑτοῦ καὶ ἑαυτόν, ἢ στρατηγήσαντα ἤ τιν᾽ ἄλλην μεγάλην ἀρχὴν ἄρξαντα, εἶτα εἰς δικαστήριον ἐμπεσόντα βλαπτόμενον ὑπὸ συκοφαντῶν ἢ ἀποθανόντα ἢ ἐκπεσόντα ἢ ἀτιμωθέντα καὶ τὴν οὐσίαν ἅπασαν ἀποβαλόντακ. τ. έ. Cf. ρ. 553, Ε. Ή γοῦν μεταβολὴ αὐτοῦ ἐξ ὁμοίου ἀνδρός ἐστι τῇ πολιτείᾳ, ἐξ ἧς ἡ ὀλιγαρχία μετέστη. γούν μεταβολή αντον έξ όμοιου άνδρός έστι τή πολιτεία, έξ ής ή ολιγαρχία μετέατη. Cf. et sqq. p. 554, A, B, D. et p. 555. Поэтому психологический разум не автоматически преобладает в этих вещах, о которых говорится. Ван Илеусде высказывает иное суждение по этому поводу. pH-value Piet. Vol. III, p. 150. «Но именно так Платон описал нам олигархию, чтобы исследовать внутренности олигархов, которых он называет простыми людьми». P. 151. «И вряд ли можно сказать, с какой тщательностью и проницательностью в отношении человеческой природы он исследовал и прояснил путь человека к порокам». У него, как мы уже начали отмечать, есть сумма трех причин, присутствующих в человеке: λογισικϋ, υμοίδη и έπιθυμητικό, причин, которые в аристократическом или добром и справедливом человеке согласуются, но в тимократическом и олигархическом нарушаются, так что в их мыслях происходит, так сказать, смятение. Но затем обратим особое внимание на путь человека к порокам и всяким извращениям. Он будет первым, как этот Тимократ, гордый и честолюбивый, ύφηλόφρων και φιλοτιμος άνηρ. το θυμοιδει начинает преобладать в нем, так что он имеет меньше, чем равная ему доля власти: Возбуждаются страсти, которые жаждут только славы и власти.

Таковы пороки даже самых знаменитых людей, которыми они легко увлекаются; тем не менее, это истинные пороки, и тот же дух склоняет их к любому извращению. Ибо, как явствует из превращения тимократического государства в олигархию, желания сменяются стремлением к славе и превращаются в священную жажду золота: тогда случается, что вилочковая железа, которая прежде побуждала людей к благородным поступкам, теперь служит удовлетворению желаний, полных богатства и не имеющих ничего общего с щедростью и величием духа. И в то же время случается так, что отныне в человеке не пробуждается никаких желаний, и, наконец, несмотря на всю власть разума и потому что у него ничего нет, он попадает в зависимость от стража и полностью управляется своими желаниями, причем самыми упрямыми из них и совершенно необузданными. Если бы все это было так, как хочет Евсдий, его справедливо упрекнули бы, как мы уже говорили, в желании приписать государствам различные пороки. Ибо, чтобы проиллюстрировать это примером, не бывает олигархов в одном аспекте порочности и демократов в другом, но характер человеческого ума, благодаря которому он становится порочным, одинаков во всех государствах. Поэтому ему следовало бы проследить в этих четырех видах пороков, которые противоположны четырем известным ему кардинальным добродетелям, и с большей психологической основательностью описать путь человека к порокам, что он, несомненно, и сделал бы, если бы этический разум преобладал в этом, как того желают толкователи. Но давайте внимательнее рассмотрим детали, которые излагает Геусдий. Если "ум склоняется ко всем извращениям в жажде славы и власти", что мы часто, но не всегда, допускаем; если "человек обращается к священной жажде золота", которую Евсдий рассматривает как результат превращения тимократического государства в олигархию, то не по психологическим причинам, ибо искатели славы обычно презирают богатство, ср. Hor. enough 11, 3, 171 -186; если "это происходит в одно и то же время, так что отныне в человеке не возникает никаких желаний, и он в конце концов, несмотря на все авторитеты разума и поскольку ему нечем защититься, становится полностью зависимым от желания и управляется им". Самые упрямые из них и совершенно необузданные", тогда как жадные склонны потакать всему, ср. достаточно II, 3, 82. sq. 142, sq. 1, 1, 30 sq., – не видишь ли ты, что человек уже достиг крайнего предела своих пороков? Но что тогда нужно было бы для описания еще демократического и тиранического человека, если бы Платон смотрел только на его поведение? Поэтому толкователи повсюду застревают, когда утверждают, что этической системе, в частности, следовал Платон.

РАЗДЕЛ IV

О происхождении и природе демократии говорится на с. 555, В. – с. 559, С. Ст. Нет необходимости повторять здесь замечания Сократа по этому поводу, поскольку те, кто придерживается мнения, отличного от нашего, должны признать, что здесь не только все относится к городу, но даже если бы они были написаны только для него, в интересах города они не могли бы быть выполнены лучше. Ср. van Heusdium 1. 1. p. 154. таким образом, судя по этому отрывку: «Пусть будет так, как мы сказали»: В этих рассуждениях философ исследовал человека больше, чем город или горожан; однако, что касается этого превращения олигархии в демократию, даже если бы он это сделал.» план, чтобы выйти из самой правильной политики. Если бы он изложил принципы, он, конечно, не смог бы уточнить этот вопрос. Одно место, однако, которое p. 557. Mr. St. можно прочитать здесь: καὶ ἔστιν γε, ὦ μακάριε, ἦν δ᾽ ἐγώ, ἐπιτήδειον ζητεῖν ἐν αὐτῇ πολιτείαν. τί δή; ὅτι πάντα γένη πολιτειῶν ἔχει διὰ τὴν ἐξουσίαν, καὶ κινδυνεύει τῷ βουλομένῳ πόλιν κατασκευάζειν, ὃ νυνδὴ ἡμεῖς ἐποιοῦμεν, ἀναγκαῖον εἶναι εἰς δημοκρατουμένην ἐλθόντι πόλιν, ὃς ἂν αὐτὸν ἀρέσκῃ τρόπος, τοῦτον ἐκλέξασθαι, ὥσπερ εἰς παντοπώλιον ἀφικομένῳ πολιτειῶν, καὶ ἐκλεξαμένῳ οὕτω κατοικίζειν. ἴσως γοῦν, ἔφη, οὐκ ἂν ἀποροῖ παραδειγμάτων.

Почему мы думаем, что слова: ὂ νύν δή ήμείς έποιούμεν, которые совсем не нужны, были добавлены? Мы не находим другой причины для этого, кроме той, что Сократ хотел нанести на это место знаки, которые должны были указать на истинный конец произведения и напомнить внимательному читателю, что все рассуждения все еще практиковались в городе, который был действительно занят; возбужденный, ибо Сократ говорит в этом месте не об основании города ради справедливости, а об основании города ради себя самого, как это следует из самих слов, которые научат каждого.

– «Ему кажется, что, вступая в демократическое государство, необходимо выбрать тот вид республики, который ему по душе; ведь этот город подобен рынку городов всех видов. Мы не должны упускать из виду то, что уже прочитали:) ἡ δὲ συγγνώμη καὶ οὐδ᾽ ὁπωστιοῦν σμικρολογία αὐτῆς, ἀλλὰ καταφρόνησις ὧν ἡμεῖς ἐλέγομεν σεμνύνοντες, ὅτε τὴν πόλιν ᾠκίζομεν, ὡς εἰ μή τις ὑπερβεβλημένην φύσιν ἔχοι, οὔποτ᾽ ἂν γένοιτο ἀνὴρ ἀγαθός, εἰ μὴ παῖς ὢν εὐθὺς παίζοι ἐν καλοῖς καὶ ἐπιτηδεύοι τὰ τοιαῦτα πάντα, ὡς μεγαλοπρεπῶς καταπατήσασ᾽ ἅπαντ᾽ αὐτὰ οὐδὲν φροντίζει ἐξ ὁποίων ἄν τις ἐπιτηδευμάτων ἐπὶ τὰ πολιτικὰ ἰὼν πράττῃ, ἀλλὰ τιμᾷ, ἐὰν φῇ μόνον εὔνους εἶναι τῷ πλήθει. Как обстоят дела с образованием граждан и философов с тех пор? Он сказал правителям города, что учреждения демократии должны быть установлены с противоположной стороны и что этот лучший город должен быть включен в состав государства, как если бы он был рядовым и упорядоченным. Происхождение и характер демократического человека описаны на с. 558

C. Св. до с. 561 Е. Св.; за исключением, однако, с. 558 Д. Св. со слов Βούλει ovv – – – – с. 559 Д. Св. Παλιν τοίνυν z. τ. i , объясняя при этом, какие удовольствия он считает необходимыми, а какие нет.

Таким образом, вы видите, что даже этот спор о происхождении и характере демократического человека уступает место другому, а именно спору о происхождении и природе демократии. Правда, здесь также доказывается притворство Сократа, которое часто можно встретить. Ср. p. 558, C. extr., о котором еще будет сказано. – Мы уже говорили, что происхождение тимократических или олигархических людей лежит не только в природе нашего разума, но что им призваны прийти на помощь состояние и условия государств, в которых эти люди существуют, и ими же эти люди выражены. , и это, на наш взгляд, так необходимо в конце работы. Он справедливо замечает, что сначала речь шла о городе, как утверждал Евсдий, ибо таким образом можно было лучше понять, какое влияние оказывает несправедливость на умы людей, если сравнивать ее с беспорядками и толпами в городах, которые имеют сомнительный склад ума и одновременно склонны как к добродетели, так и к пороку, с кивком города – государства, склонного как к аристократии, так и к народному правлению, а не к одному: Мы признаем, что образ Платона был использован в противовес самому подходящему, ибо кто из нас является таковым? желает или может отрицать это? – Но поскольку образ, если он не знаком с реальной вещью, ничего не делает для обнаружения реальной вещи, а все настолько похоже, что, как говорится, парализует, мы решим, что вопрос следовало бы поставить совершенно наоборот, если речь Платона вообще идет главным образом о несправедливости и этике. Ср. Heusdium 1. 1. p. 156. "То, что мы сказали, что этика должным образом содержится в "Политике" Платона и что она такова, какую нелегко найти у других философов, покажется мне, если я не ошибаюсь, по прочтении и припоминании всех этих вещей, очень верным." нам очень верным. Ибо кто когда-либо поступал так, что изображал нравы государственных деятелей? И так он это сделал, что то, что поражает взор всех в развращенных государствах, есть то же самое в сердце человека, где он стремится к худшему состоянию, а затем падает склоненным и крутым, что мы можем видеть более ясно при свете. Посылаю, о чем я уже предупреждал, те три вещи в сердце человека, το λογιζικου, θυμοιδει и έπιθυιιητικόι>: Что в лучших людях вызвало бы согласие, а в порочных несогласие и как бы беспорядок и шум, если бы он не мог научить нас с такой ясностью, если бы не использовал пример государств; Что же касается сомнений ума, то когда его возбуждают различные вещи, иногда к добру, иногда к худу, он изучает и действительно воспринимает их:

– Я невольно смутился:

Каким образом он мог так ясно и добросовестно показать нам, что город, который мы собирались посетить, разделен не на одну, а на две части? Что, мол, не только тимоидей, что в нас, стражах государства, но и наши желания сравнивают с толпой? В мятежах между государствами и королевствами мы знаем, что может сделать огромное количество людей и множество простых людей, а также множество и союз. Тот факт, что подобная этика не встречается у других философов и что никто другой никогда не излагал подобного метода для изображения государств и нравов людей, является самым надежным доказательством истинности нашего мнения. Ибо мы убеждены, что даже Платон не стал бы этого делать, если бы речь здесь не шла о Республике. Ибо если истинное предложение Евсдия о конце произведения и если справедливость и умеренность и все, что им противоречит, освобождены от трех способностей ума, будь то по согласию или несогласию, как повеления и части "Республики", то, я думаю, справедливо критиковали бы Шлейермахера, который критиковал p. 28. 29 "Введения", призывая нас устранить различия или, напротив, заметить и понять, что даже человек величайшего гения не преминул отнестись к закону простоты в этом вопросе без наказания. Однако, по нашему мнению, эти вещи не следует переносить на ум, а следует переносить на Республику вопреки состоянию ума. А то, что Платон мог бы научить тому, чего желает Евсдий, даже другим способом, столь же ясно, понятно из образа ума, как в девятой книге, p. 588, C. sqq. он заявил То же самое верно и в отношении сомнений ума, когда они вызваны различными исследованиями. Ср. книгу IV. с. 440

РАЗДЕЛ V

Теперь говорят о тирании: ἡ καλλίστη δή, ἦν δ᾽ ἐγώ, πολιτεία τε καὶ ὁ κάλλιστος ἀνὴρ λοιπὰ ἂν ἡμῖν εἴη διελθεῖν, τυραννίς τε καὶ τύραννος. κομιδῇ γ᾽, ἔφη. φέρε δή, τίς τρόπος τυραννίδος, ὦ φίλε ἑταῖρε, γίγνεται; ὅτι μὲν γὰρ ἐκ δημοκρατίας μεταβάλλει σχεδὸν δῆλον. δῆλον. ἆρ᾽ οὖν τρόπον τινὰ τὸν αὐτὸν ἔκ τε ὀλιγαρχίας δημοκρατία γίγνεται καὶ ἐκ δημοκρατίας τυραννίς; πῶς; ρ. 562, A. St. Cf. ad h. I.

Примечание Шнайдера: γίγνεται, он предает, он предлагает себя тем, кто спрашивает, какое значение напоминает слово, с которым мы видели, что оно также было построено с наречием Bd. 1. p. 61, a. В этом месте, однако, сумма предложения может быть либо γενεται, либо έστϊ для γίγνεται . Также в книге 111. p. 412, C. и Euthydemus. P. 298, E. Но именно это предложение Шлейермахер считает неуместным и подозревает в испорченном прочтении, поскольку в последующем он рассуждает не о природе и государстве, а о происхождении и развитии тирании. Почему мы должны утверждать, что Сократ, как выше, с. 558, С., демократический человек, прежде чем заговорил о возвышении, сразу же занялся этим вопросом по существу и, вспомнив о его упущенном происхождении, сначала, как бы случайно, сам достиг цели, а затем полно и обстоятельно объяснил, в чем его соответствие? Он вел себя так же, как 17. 466, D. В начале длинной дискуссии эти несколько слов брошены, как покойнику: Нет ничего более подходящего для такого соединения с частицами μέν γάρ, уже упомянутое разнообразие материи, которое показывает, почему оно не было упомянуто раньше. Шнейдер проницателен, за исключением того, что он не указал причину этого пренебрежения, что только приятно и не соответствует действительности. Вероятно, Сократ сказал это потому, что он, кажется, переходит к той части вопроса, которая больше связана с приятным концом произведения, а именно: должно ли оно оказаться справедливым или несправедливым. На самом деле выяснение происхождения тирании – это явно вопрос политики. Ван Хойсде учит, как блестяще Платон занимался этим вопросом, 1. 1. p. 159. "Но это было заслугой одной только философии, что она таким образом привела к их происхождению (тираний) и их возникновению из противоположного, из слишком большой свободы". То, что он уже видел в определенном смысле у греков, было политикой, не менее чем у Геродота, отца истории. (III, 82.) Но то же самое окончательно и полностью понимает и правильно объясняет Платон. Вся дискуссия от с. 562. с.; до с. 569, с.

Поэтому, когда он рассказал, как демократия порождает тиранов, и описал чрезмерную свободу демократии как ее конец, Глаукс сказал: "Сократ: Ιΐάνυ γε. καϊ έγωγε σύτης λέγω. Эти вещи служат для облегчения перехода от одного предмета к другому, и не всякому будет легко принять их в том виде, в каком они сказаны. Примечание Г. Шнайдера к этому отрывку: "Ибо он не произвольно, небрежно или по выбору, но менее озабоченно следит за порядком и временем своих высказываний, так что он советует Адунанту говорить в привычной беседе, и потому" не выносит Сократа на слова о равенстве женщин и мужчин, что он почти забывает об этом. Ср. кн. V. с. 451, B, G. и VIII. 571 . В этом Сократе мы тоже обнаруживаем притворство, где бы мы его ни встретили. Но если мы хотим правильно оценить характер диалога, его необходимо заметить. Нет необходимости подробно останавливаться на этой части диалога, но достаточно упомянуть здесь отрывок, который, хотя и чужд обсуждению, в котором мы сейчас находимся, не следует, если угодно, игнорировать, чтобы правильно понять, как начало десятой книги связано с остальной частью рассуждения. Но он говорит так: οὐκ ἐτός, ἦν δ᾽ ἐγώ, ἥ τε τραγῳδία ὅλως σοφὸν δοκεῖ εἶναι καὶ ὁ Εὐριπίδης διαφέρων ἐν αὐτῇ. τί δή; ὅτι καὶ τοῦτο πυκνῆς διανοίας ἐχόμενον ἐφθέγξατο, ὡς  ἄρα ‘σοφοὶ τύραννοὶ εἰσι ‘τῶν σοφῶν συνουσίᾳ.' καὶ ἔλεγε δῆλον ὅτι τούτους εἶναι τοὺς σοφοὺς οἷς σύνεστιν. καὶ ὡς ἰσόθεόν γ᾽, ἔφη, τὴν τυραννίδα ἐγκωμιάζει, καὶ ἕτερα πολλά, καὶ οὗτος καὶ οἱ ἄλλοι ποιηταί. τοιγάρτοι, ἔφην, ἅτε σοφοὶ ὄντες οἱ τῆς τραγῳδίας ποιηταὶ συγγιγνώσκουσιν ἡμῖν τε καὶ ἐκείνοις ὅσοι ἡμῶν ἐγγὺς πολιτεύονται, ὅτι αὐτοὺς εἰς τὴν πολιτείαν οὐ παραδεξόμεθα ἅτε τυραννίδος ὑμνητάς. οἶμαι ἔγωγ᾽, ἔφη, συγγιγνώσκουσιν ὅσοιπέρ γε αὐτῶν  κομψοί. εἰς δέ γε οἶμαι τὰς ἄλλας περιιόντες πόλεις, συλλέγοντες τοὺς ὄχλους, καλὰς φωνὰς καὶ μεγάλας καὶ πιθανὰς μισθωσάμενοι, εἰς τυραννίδας τε καὶ δημοκρατίας ἕλκουσι τὰς πολιτείας. μάλα γε. οὐκοῦν καὶ προσέτι τούτων μισθοὺς λαμβάνουσι καὶ τιμῶνται, μάλιστα μέν, ὥσπερ τὸ εἰκός, ὑπὸ τυράννων, δεύτερον δὲ ὑπὸ δημοκρατίας: ὅσῳ δ᾽ ἂν ἀνωτέρω ἴωσιν πρὸς  τὸ ἄναντες τῶν πολιτειῶν, μᾶλλον ἀπαγορεύει αὐτῶν ἡ τιμή, ὥσπερ ὑπὸ ἄσθματος ἀδυνατοῦσα πορεύεσθαι. πάνυ μὲν οὖν. ἀλλὰ δή, εἶπον, ἐνταῦθα μὲν ἐξέβημεν. Cf. ρ. 568, Α. St. И посмотрите, как быстро Платон возвращается на путь, когда сбивается с него.

Показано, что конец восьмой книги помещен в правильное место

Если в каком-либо другом месте, то уж точно в этом, мнение Шлейера о произведении, распространенном в книгах, можно было бы принять за истину, то это с. 5. выявлено: «Книги Alie iibrigen обрываются так в ситуации судебного процесса, что даже некоторые фигуры речи не могут быть обращены для обозначения заключения или вступления.» Ибо описание тиранического человека, которое, по-видимому, относится к этому обсуждению четырех различных государств и их происхождения и природы, а также четырех различных видов людей и их происхождения и природы, читается не в восьмой книге, а в заключении в девятой. Но наше затруднение, касающееся заключения произведения, также легко разрешимо. Ведь если произведение сосредоточено на Республике, то четыре формы правления – тимократия, олигархия, демократия и тирания – и их происхождение и природа, конечно, составляют итог восьмой книги, и Платон только для этой цели описал происхождение и природу отдельных людей, так как казалось, что происхождение и природа государств могут быть лучше поняты и, так сказать, психологически объяснены таким образом. Поэтому описание тиранического человека также относится к этому обсуждению, но поскольку Платон описал саму тиранию, которая лишь частично поддерживала обсуждение тиранического человека, основная цель этой книги была сведена к концу. Поэтому восьмая книга завершается такими словами: Τί οὖν; εἶπον: οὐκ ἐμμελῶς ἡμῖν εἰρήσεται, ἐὰν φῶμεν ἱκανῶς διεληλυθέναι ὡς μεταβαίνει τυραννὶς ἐκ δημοκρατίας, γενομένη τε οἵα ἐστίν.

Поэтому автор, мудро рассудив и сообразуясь с темой всего произведения и этой книги, и таким образом сам указывая на нее, помещает здесь конец книги. И именно из этого факта, на основании которого толкователи сделали вывод, что сам Платон, по-видимому, не делил свое произведение на книги, мы считаем, что можно с полным правом сделать обратный вывод. Ведь если не Платон, а кто другой был автором этого распределения, то что может быть более очевидным или ожидаемым, чем то, что он также добавит описание тиранического человека в восьмую книгу и закончит книгу таким образом? Что же касается самого Платона, то вы поймете, что он правильно перенес эту часть дискуссии, поскольку в конце девятой книги речь идет о том, справедлива она или несправедлива, а этот вопрос опирается главным образом на описание тиранического человека*). девятой книги. Это означало, что отдельные книги не были разорваны и разделены большим промежутком, и все же начало и конец книг не находились на своих местах. Ведь он не хотел, чтобы швы книг были настолько заметны, чтобы кости и связки каждой из них, подобно конечностям языка, были обнажены, но чтобы они были покрыты плотью и кожей, поскольку он хотел, чтобы написанное им было не только правильным, но и красивым. Это показало, что и в этом отношении работы Платона не могут быть преподаны в соответствии с обычными принципами искусства.