Текст книги "ГПУ"

Приняв дела резидентуры, я убедился, какую крупную работу проделал здесь Апресов.

Английское генеральное консульство в Мешеде состоит из генерального консула и военного атташе, являющегося одновременно представителем индийского Генерального штаба. Оба они переписываются с британским посланником в Тегеране и с индийским генеральным штабом. Штаб информирует военного атташе о положении на Востоке посредством месячных и шестимесячных сводок. Всю эту переписку мы аккуратно получали и пересылали в ОГПУ в Москву. Делалось это следующим образом. У Апресова состоял агентом некто Мизроев, глубокий старик, азербайджанец, родившийся в Персии. Мизроев еще в 1923 году завербовал на персидской почте чиновника, ведающего иностранной корреспонденцией. Между Персией и Индией английские дипломатические курьеры очень редки, и пакеты, запечатанные сургучными печатями, обычно доверяются для отправки персидской почте. Завербованный нами чиновник задерживал на сутки корреспонденцию, полученную на имя английского консула, и вечером, в день получения, передавал ее нам через Мирзоева. Мы немедленно вскрывали пакеты, копировали документы и в ту же ночь возвращали обратно. На следующее утро почта благополучно доставлялась английскому консулу.

Апресов обрабатывал почту самым примитивным способом. По особому рецепту ГПУ снимался слепок с печати, представлявший собой в застывшем виде точную копию печати на пакете. Затем печать ломалась, и посредством специально сделанных костяных спиц невредимо вскрывался конверт. По окончании операции конверт опять заклеивался и запечатывался копией печати. Апресов документов не фотографировал, так как не имел необходимых для этого приспособлений, а переписывал; чтобы успеть переписать документы за ночь, он пользовался почти всем наличным персоналом консульства. Это было опасно и грозило провалом работы.

Браун несколько улучшил дело, начав фотографировать документы. Так как в здании консульства не было электричества, он пользовался магнием. Я продолжал работать в духе Брауна. Связь между почтовым чиновником и нами поддерживал Мирзоев. К сожалению, старик долго не выдержал. Надо сказать, что в бытность Апресова консулом персидское правительство заподозрило Мирзоева однажды в шпионаже в пользу Советов, арестовало и заключило в подвал, наполовину наполненный водой. Мирзоев просидел в воде несколько часов, пока Апресов выхлопотал у губернатора приказ о его освобождении. Холодная ванна не прошла старику даром. Через некоторое время он тяжко заболел и скончался.

Мирзоева заменил его старший сын Гуссейн. Для того чтобы отвести от него подозрения, ГПУ распорядилось отпустить Мирзоеву на 3 тысячи долларов советских товаров и помогло открыть мануфактурную лавку. С полученными на почте пакетами Мирзоев приходил вечером в советский клуб. Ночью, после перлюстрации, мы доставляли пакеты на квартиру Мирзоева, а он в свою очередь, через сестру, рано утром возвращал их чиновнику почты. Платили мы за работу сдельно, за каждый пакет по доллару. За мое трехмесячное пребывание в Мешеде мы уплатили Мирзоеву около 600 долларов, то есть вскрыли за это время около 600 английских пакетов.

В поступавших из Тегерана пакетах на имя английского военного атташе большей частью находились месячные сводки о положении в Персии, рассылавшиеся военным атташе майором Фрезером всем британским консульствам для сведения.

Из Индии поступали сводки о положении в Западном Афганистане и в Южной Персии, по донесениям Белуджистанского осведомительного бюро и английского военного атташе в Кабуле. Наконец, поступали отпечатанные в виде брошюры шестимесячные сводки о положении на всем Дальнем и Среднем Востоке.

На имя английского генерального консула серьезных бумаг не поступало. Нужно добавить, что в то время я еще совершенно не был знаком с английским языком и получаемые документы отправлял для перевода в Москву. Оттуда мне присылали обратно в переводе все, что меня могло интересовать. Помню, что в одном из документов из Индии военного атташе предупреждали, что большевики послали для работы в Ирак и Индию двух индусов (фамилии не помню) и просили в случае их появления в Персии дать знать в индийский штаб.

Иногда Мирзоев не заставал нас в клубе и привозил пакеты прямо в консульство. Однажды мы чуть не провалились с нашей работой. Было 8 часов вечера. Я принял пакеты от Мирзоева и стал торопливо вскрывать, чтобы поспеть к 10 часам на свидание с другим агентом. Вскрывая один из пакетов, адресованных военному атташе майору Уйлеру, я нечаянно сорвал нитку, которой был прошит пакет, и испортил наружную сторону конверта. Мирзоев, находившийся тут же в комнате, от ужаса чуть не упал в обморок. В пакете оказалась дислокация советских технических войск в Петроградском районе. На наше счастье, этот конверт, вместе с другим, находился в одном общем большом пакете. Выход был найден. Мы стерли резинкой номер испорченного конверта на наружном пакете и оставили в нем вместо двух только один конверт для англичан. Из осторожности мы на некоторое время прекратили перлюстрацию почты, чтобы убедиться, не догадались ли о чем-нибудь англичане. Но почта продолжала так же нормально поступать, и мы возобновили прерванное дело.

Приняв дела резидентуры в Мешеде, я послал телеграмму в Москву с просьбой выслать скорее заместителя. Москва ответила, что заместитель подыскивается и прибудет не раньше двух-трех месяцев, поэтому я должен начать работать по освещению всей Хоросанской провинции.

Кроме того, на меня возлагалась задача организовать сеть ГПУ в Белуджистане с выяснением путей на Индию.

Я деятельно принялся за работу. Занимая официальную должность инспектора в советском торгпредстве, я жил в здании консульства вместе с Кржеминским. Уполномоченным торгпредства был некто Деницкий, старый чекист, оказывавший мне всяческое содействие в работе.

В течение месяца благодаря торговым связям Деницкого были завербованы персидские купцы в Мешеде – М-вы, Гаджиевы, Садри-Тоджар, Даниш и ряд других, доставлявших нам нужные сведения и знакомивших нас с нужными людьми. В это время как раз обсуждался торговый договор между СССР и Персией. Персидское правительство, желая вынудить советское правительство на уступки, организовало экономический бойкот, препятствуя вывозу персидских товаров на советские рынки. Шла соответственная обработка общественного мнения, в которой, по сведениям наших агентов, играли немалую роль англичане. Нужно было дезорганизовать группу бойкота. Для этой цели нами были использованы вышеназванные купцы, которые, по нашим указаниям, провоцировали одних, подкупали других и разлагали боровшийся с нами лагерь.

Так, например, в то время очень часто устраивались собрания купцов. Если на собраниях выступали сильные сторонники антисоветской торговли, то наши агенты устраивали шумный скандал и срывали собрания.

В самый разгар бойкота благодаря помощи вышеназванных купцов мы завербовали Садри-Тоджара, одного из активных руководителей антисоветского движения. За эту работу мы расплачивались с купцами не деньгами, а лицензиями – разрешениями на ввоз того или другого выгодного товара в СССР.

Мешед является религиозным центром мусульман шиитов. Там находится гробница одного из чтимых мусульманских святых Али-Ризы. При гробнице святого состоят около трех тысяч священнослужителей; среди них имеются лица, оказывающие крупное влияние на политическую жизнь Персии. Естественно, что мы направили нашу работу в эту сторону, вербуя агентов среди духовных лиц для тех же политических целей. В этом отношении нам много помог тот же купец Садри-Тоджар. Задача его облегчалась тем, что он был зятем Ага-заде, главы мешедского духовенства. Через Ага-заде Садри-Тоджар проводил нужные нам действия. Например, во время экономического бойкота нам важно было, чтобы купечество Мешеда само обратилось к персидскому правительству с требованием скорее заключить торговый договор с СССР. Телеграмма правительству должна была выражать независимое мнение купечества. Ага-заде дал свое благословение на посылку трех таких телеграмм, и стоило это нам… лицензии на ввоз в СССР из Персии 500 кубов чаю.

Нас интересовали религиозные дела также потому, что религиозные группы Персии находились в оппозиции к правительству. Мы рассчитывали в нужный момент использовать этот антагонизм.

Стараясь влиять на общественное мнение, нельзя было, конечно, обойти вниманием местную печать. На деньги ГПУ издавались газеты, помещавшие нужную нам информацию, и на советском иждивении состояли редакторы газет Азад, Сеид-Мехти и Гулыпан.

Интересный тип был Сеид-Мехти. Еще в 1920 году, когда в Туркестане имелась восточная секция Коминтерна, Сеид-Мехти приехал из Мешеда в Ашхабад и сообщил местным руководителям, что у него имеется организованная партия коммунистов в две тысячи человек. Был послан в Мешед представитель Коминтерна, который при обследовании не нашел ни одного члена партии. Однако ему начали с тех пор отпускать деньги на газету, на заглавном листе которой Сеид-Мехти и сейчас для рекламы печатает лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».

Кроме информации от собственных агентов, мы пользовались также услугами членов местной коммунистической партии. Иранские коммунисты сообщали сведения через переводчика советского консульства Гуссейнова.

Иранская коммунистическая партия информировала нас главным образом о подозрительных лицах, поехавших в СССР, и давала вообще сведения о лицах, которыми мы интересовались.

Так я работал в Мешеде, «инспектируя советские хозучреждения», открыто встречаясь с публикой, обрабатывая полученные сведения, а вечерами перлюстрируя английскую дипломатическую почту.

Читатель видит, что в 1926 году советское консульство в Мешеде являлось одновременно представителем 3-го Интернационала, точно так же, как в 1924–1925 годах полномочный представитель СССР Старк в Афганистане одновременно являлся тайным представителем Коминтерна и руководил работой 3-го Интернационала в Афганистане и северных провинциях Индии. Советская и заграничная печать того времени, однако, упрямо утверждала, со слов народного комиссара иностранных дел Чичерина и его заместителя Литвинова, что советская власть совершенно обособлена от 3-го Интернационала и что Коминтерн, «пользуясь гостеприимством советской республики, никакого отношения не имеет к советской власти, поэтому правительство СССР не может брать на себя ответственность за его действия».

Удивительно, до чего бывает упорна слепота некоторых государственных людей Европы. До сих пор многие из них не хотят понять того, что разделения между советской властью и 3-м Интернационалом не было и нет, не могло быть и не может быть. Неужели их не убеждает даже то, что председатель Коминтерна, ныне генеральный секретарь, всегда совмещает свою должность со званием члена политбюро Центрального комитета партии, то есть состоит одновременно членом органа, фактически руководящего советской политикой и управляющего Советским государством.

Все государственные мероприятия, все планы внутреннего российского и международного характера обсуждаются предварительно в политбюро: каждый член политбюро, в том числе и председатель Коминтерна, должен неуклонно руководствоваться принятыми решениями. Глава Коминтерна принимает непосредственное участие в решении вопросов внутренней и внешней политики советского правительства. Остальные члены политбюро принимают точно такое же участие в разрешении вопросов и задач, стоящих перед 3-м Коммунистическим интернационалом. Факт неоспорим. Первый председатель Коминтерна Зиновьев был одновременно одним из активных руководителей политбюро. Его преемник – Бухарин – не только входил в состав политбюро, но одновременно являлся официальным идеологом российской коммунистической партии. И наконец, ныне Молотов – новый руководитель Коминтерна – не только член политбюро, но правая рука Сталина, диктатора России.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что дипломатические и торговые представители советского правительства за границей выполняют поручения Коминтерна и зачастую руководят пропагандой 3-го Интернационала в странах, куда их пустили правительства, поверившие лицемерным заявлениям и обманным обещаниям Литвинова. Примеров этому я приводил достаточно.

Кроме Мешедского района, мне было поручено вести работу в персидском Белуджистане и в пограничном с Индией городе Дуздабе. От ташкентского ГПУ я имел также поручение организовать разведку в пограничной с советским Туркестаном полосе.

Первым агентом, посланным мною в Бирджан, на территорию Белуджистана, был полковник царской армии Гофман. Он выехал в Бирджан в качестве представителя торгового общества «Шерсть» якобы для закупки шерсти для советской России. Полковник работал в Белуджистане под кличкой Пан. Он давал нам описания всех дорог и стратегических пунктов, лежащих в приграничной с Индией полосе. Специальное военное образование весьма помогало ему в работе. Имея личные знакомства среди белуджских племен, он одновременно выяснял силу и состав этих племен, взаимоотношения вождей, давал их личные характеристики и выяснял их отношения к англичанам. Все это нам нужно было, чтобы в случае надобности знать, на кого можно рассчитывать. Помимо этого, Пан давал экономические обзоры и присылал материалы о деятельности эмигрантов из СССР, поселившихся в этом районе.

Другой агент ГПУ, бывший царский генерал Самойлов, расположился в Дуздабе, на самой границе Индии. Он давал нам материалы по провозоспособности железной дороги Дуздаб – Карачи, освещал английскую колонию в Дуздабе, давал сведения о местной персидской администрации и ее взаимоотношениях с английскими представителями. Мы Самойлову особенно не доверяли, и, чтобы обеспечить себя от измены, отправили в СССР «учиться» его сына, жившего в Мешеде и работавшего для ГПУ по добыче персидских секретных военных приказов.

Во время пребывания бывшего афганского эмира Амануллы в СССР сын Самойлова, прекрасно знающий персидский язык, был приставлен ГПУ лакеем к Аманулле. Не выдавая своего знания персидского языка, он должен был подслушивать разговоры между Амануллой и членами свиты и сообщать о них в ГПУ.

Сведения, собранные Самойловым-отцом и Гофманом, отправлялись резиденту ГПУ в Мешед через бывшего эмигранта, некоего Белыпина, собственника автомобилей, курсирующих между Дуздабом и Мешедом.

Одновременно велась работа по организации агентурной сети в пограничной с СССР полосе. В персидском пограничном городе Баджиране был устроен на службу в бюро персидских перевозок агент ГПУ Алексей Пашаев. Он должен был освещать Баджиранскую таможню, следить за контрабандистами, переходившими из Персии в СССР, и давать сведения о местной администрации и настроении населения. В городе Кучане представителем ГПУ являлся агент Нефтесиндиката Михаил Ганиев, старый тамошний житель, дававший детальные сведения о своем районе, где нас главным образом интересовали настроения курдских племен. Одновременно он должен был наблюдать за секретным агентом английского консульства Арамаисом, проживавшим в Кучане и ведшим оттуда разведку СССР.

Наконец, в районе Буджиурда в качестве представителя ГПУ был командирован из Мешеда эмигрант Круглов, на которого была возложена задача освещать настроения туркменских племен. За эту работу ему была обещана от имени советского правительства амнистия и восстановление в правах советского гражданина.

Не буду перечислять мелких агентов, так как их было около пятидесяти человек. Скажу просто: сеть была организована так хорошо, что не было распоряжения или действия персидского правительства, не было документа в дипломатической переписке, которые не были бы нам известны. Благодаря хорошо организованной сети агентов мы имели почти неограниченную возможность влиять в нужном для нас духе на персидскую администрацию в Мешеде. Нашли мы управу даже на губернатора.

Однажды ночью в советское консульство прибежал редактор коммунистической газеты «Азад» (фамилия его также Азад) и сообщил, что он только что убежал из дома, куда явилась полиция, чтобы его арестовать. Увидев полицейских и узнав, чего они хотят, он выпрыгнул в окно и побежал искать спасения в консульстве. Посоветовавшись с консулом Кржеминским, мы решили его не выдавать и оставили его у себя, хотя не были уверены, удобно ли скрывать члена иранской коммунистической партии в здании советского консульства. Переговоры тянулись три дня, но увенчались успехом. Губернатор разрешил Азаду выехать из Хоросанской провинции, дав слово не арестовывать его в пути следования. Не вполне доверяя слову губернатора, мы все-таки решили лично проводить Азада до границы провинции. Ночью мы выехали на консульском автомобиле якобы на охоту, довезли Азада до города Нишабура, а там пересадили его в другой автомобиль, который благополучно доставил его в Тегеран.

* * *

С приходом к власти консервативной партии отношения Англии с СССР все более ухудшались, и Москва, ожидая прямого или косвенного нажима со стороны Англии, в каждой почте напоминала мне о необходимости скорее приступить к организации агентурной сети внутри Индии. Мне ставилась задача подготовить на случай конфликта с Англией возможность восстания на индийской границе из Индии. Подготовка должна была заключаться в подкупе вождей племен, расположенных у индийской границы, и устройстве тайных складов оружия, которым можно было бы в нужный момент вооружить племена и двинуть на Индию.

Ощупывая почву в этом направлении, я через одного купца познакомился с Сауледом Салтанэ, персидским губернатором пограничного с Афганистаном участка Бехраз. Губернатор являлся одновременно вождем племени хазара, расположенного по обе стороны границы, на территории Персии и Афганистана. Это был сравнительно молодой человек, большой кутила, промотавший почти все свое состояние и по горло завязший в долгах. Осторожно начав переговоры, мы наконец условились, что он будет помогать нам своими людьми и перебрасывать из СССР в Афганистан оружие и людей в любом количестве. В Афганистане он обещал свести нас с друзьями, которые сумеют переправить оружие в Кандагар и дальше в афганский Белуджистан. О ходе переговоров я подробно и систематически осведомлял Трилиссера.

Организовывая тайную агентуру ГПУ, я не забывал, что ношу официальное звание старшего инспектора торгпредства, и попутно ревизовал советские хозяйственные учреждения в Хоросане. Это были громоздкие аппараты с раздутыми штатами сотрудников, проедавшие не только всю прибыль от торговых операций, но часто и основной капитал учреждений. Так, например, местное отделение Хлопкового комитета (Хлопком), обороты которого доходили до полутора миллионов долларов в год, не имело ни сметы, ни денежных отчетов за прошлые два года и фактически тратило деньги как взбредало в голову руководителю учреждения. Обнаружились колоссальные хищения. В то время как по книгам значился расход в 40 тысяч долларов на покупку хлопкового завода в Сабзеваре, по ревизии оказалось, что никакого завода в Сабзеваре нет, а стоят какие-то развалившиеся глиняные стены, среди которых даже козе переночевать негде…

Ревизия, произведенная в бюро персидских перевозок, показала, что бюро перевозило грузы персидских купцов в кредит, и затем этот кредит использовался заведующим бюро Алахведовым в собственных целях. Представитель торгового общества «Шарк» просто сидел с тремя служащими в течение двух лет без всякого товара и расходовал ежемесячно на себя и на содержание «аппарата» около тысячи долларов, и т. д.

По моему предложению была составлена комиссия из представителей консульства, торгпредства и ячейки компартии для чистки всех хозяйственных учреждений. В течение двух месяцев общее число «сокращенных» достигло 250 человек.

В начале января 1927 года пришла телеграмма из Москвы от Трилиссера с извещением, что заместитель мне найден и выехал в Мешед. После передачи дел моему преемнику мне предлагалось немедленно выехать в Москву для обсуждения плана работы ГПУ в Индии и для отправки туда Роя, так как заведующий международной связью 3-го Интернационала Пятницкий принял наконец мой план.

В начале февраля приехал мой преемник Михаил Бродский с официальным назначением на должность секретаря консула под фамилией Лагорский. Я быстро сдал ему дела и, ознакомив его в общих чертах с работой, выехал в Москву.

Через несколько дней после моего приезда в Москву Наркоминделу была вручена ультимативная нота министра иностранных дел Англии Чемберлена с требованием прекратить коммунистическую пропаганду в британских владениях и с угрозой разрыва дипломатических отношений. Советское правительство очень встревожилось. Трилиссер предложил отложить организацию работы в Индии до более благоприятного момента, а мне поручил «изучать индийские возможности» из Персии. Ехать я должен был немедленно. Совершив, таким образом, бесполезную поездку, я через несколько дней уехал обратно в Тегеран.