Текст книги "По ту сторону фронта"

Автор книги: Георгий Брянцев
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Десять часов. Сверкая огнем больших фар, «опель» вкатил на аллею и остановился около церкви.
Вышли из машины, огляделись.
– Вы правы, здесь действительно хорошо, но уж очень тихо и мертво. Пройдемся, – предложил Шеффер.
– Обязательно, – согласилась Карецкая, – но я ужасно хочу пить. Зайдемте попьем. – И она указала на кладбищенскую сторожку.
– Там есть люди? Попробуем, – сказал Шеффер.
– Один старичок-сторож.
Они направились к жилищу Микулича. Карецкая искоса взглянула на Шеффера, – пистолет, как всегда, висел на левом бедре, в кобуре. И радость, и страх теснили ее грудь, сердце билось тревожно, лицо пылало, ладони сделались влажными, а ноги ступали как-то неуверенно, точно чужие.
«Скорее надо… Скорее! – жгла ее мысль. – Почему он так тихо идет? Неужели он что-нибудь подозревает?..»
Но вот и сторожка. Шеффер сапогом грубо стукнул несколько раз в дверь.
– Входите! Не заперто! – раздался голос.
Карецкая перевела Шефферу эти слова, он потянул дверь на себя, и они оказались в совершенно темной передней.
– Толкайте! Тут вторая дверь, – сказал тот же голос, и она снова перевела это на немецкий.
Шеффер впотьмах нащупал дверь, толкнул ее, пригнувшись, вошел в освещенную комнату и остановился. С обеих сторон на него глядели стволы двух пистолетов. Невысокий курносый паренек с рыжими волосами четко скомандовал:
– Хенде хох!
Это был Борис Веремчук.
Фото 3.
Шеффер исполнил команду, перевел глаза на лампу, которую сейчас неплохо было бы потушить, и попытался попятиться назад к двери. Но кто-то не особенно вежливо пнул его коленом пониже спины. Быстро обернувшись, Шеффер увидел третьего человека с черными, обжигающими глазами. Делать было нечего.
Карецкая со вздохом облегчения опустилась на скамью.
– Обезоружить… Снять мундир… Связать и в рот – кляп, – спокойно сказал Рузметов.
В комнату вошел четвертый человек – Микулич, дежуривший у ворот кладбища. Убедившись, что все идет нормально, он удалился.
С Шеффера быстро стянули мундир, завернули руки назад и прочно связали телефонным проводом, всунули в рот индивидуальный пакет и посадили на пол возле сундука. Он тяжело дышал. На прозрачно-белом лице злобно блестели налитые кровью глаза.
Мундир майора был уже на Веремчуке. Лейтенант, посмеиваясь, затягивал ремень с пистолетом. Беляк с Рузметовым, чтобы уменьшить размер фуражки майора, накладывали в нее бумагу.
– Вот так хорошо будет, – сказал Рузметов, – а теперь иди, осваивай технику.
– Есть освоить технику! – весело бросил Веремчук и выскочил из комнаты.
– Ну как? – спросил Беляк, подойдя к Карецкой. – Успокоились?
– Не совсем, – ответила та откровенно.
– Самое главное сделано. Можно не волноваться. Я же вам сказал, что мы действуем наверняка. Познакомьтесь… Это начальник штаба партизанского отряда товарищ Рузметов…
Карецкая протянула Рузметову руку.

– Очень рада… Я просто не верю, что все произошло так, как наметили.
– План – это все, – многозначительно сказал Рузметов и улыбнулся.
– А мешочек ваш на месте. Здесь, – хитровато подмигнул ей Беляк. За окном затарахтел мотор, и в комнату стремительно влетел Веремчук.
– Техника освоена, – доложил он. – Прошу сниматься с якоря.
Начали усаживаться. Шеффера положили около заднего сиденья, внизу, и Рузметов, усевшись, положил на него ноги. Веремчук занял место шофера, а рядом с ним устроилась Карецкая. Распрощались с Беляком и Микуличем.
– Ни пуха ни пера! – пожелал Беляк. – Привет всем, особенно командиру отряда!..
Захлопнули дверцу.
– Не машина, а зверь, – сказал Веремчук, трогаясь с места. – Вы будете за штурмана, товарищ Карецкая. Нам надо к мосту.
Карецкая хорошо знала, что в городе всего один мост, дорогу к которому она изучила отлично во время поездок с Шеффером.
Машина на большой скорости промчалась по тихим улицам города и через несколько минут очутилась на окраине. Веремчук, пригнувшись к рулю, сосредоточенно смотрел вперед. Фуражка майора то и дело наползала ему на лоб, и он поправлял ее. Впереди оставалось единственное и главное препятствие – мост. Его охраняют, и там обязательно остановят машину. Другой дороги нет. Пробиваться придется с боем.
Вот в полосе света вырисовался мост. Железная рельсовая балка преграждала путь.
Веремчук собрался было ударить с ходу в балку, но тотчас отказался от этой мысли.
«Ничего не выйдет, – решил он, – разобьемся».
– Держите пистолет на всякий случай, – сказал Рузметов Карецкой. – А ты пробуй поговорить, – обратился он к Веремчуку, – может быть, так обойдется. Если нет – у меня все готово…
– Положи около меня пару гранат, – попросил Веремчук.
В этот момент раздался свисток и крик:
– Хальт!
В свете фар показался часовой. Шеффер зашевелился, но Рузметов крепко надавил на него ногой, и он затих. Карецкая с дрожью ожидала дальнейших событий. Веремчук остановил машину и выключил свет.
Часовой подошел поближе, засветил карманный фонарь и тут же, к удивлению всех, вприпрыжку возвратился к мосту и поднял балку.
– Битте! Битте! – пригласил он.
Не раздумывая ни секунды, Веремчук включил скорость и свет, дал газ, пролетел мимо козырнувшего часового и выскочил на шоссе.
– Ничего не пойму, хоть убейте, – проговорил он, развивая скорость.
– Я тоже, – сказал Рузметов.
Поняла только одна Карецкая и от радости она так звонко рассмеялась, что Шеффер вздрогнул всем телом.
– Ну как же… – произнесла она. – Я ведь совершенно забыла. У него постоянный пропуск, – и она показала на лобовое стекло, где был прикреплен прямоугольный листок картона.
– Ну, здорово! Просто везет, – восхищался Веремчук. – А я уже собрался прихватить часового с собой.
– Удача! – коротко резюмировал Рузметов.
Впереди уже угадывались черные контуры леса, за который уходил молодой месяц. Пересекли узкоколейку. Веремчук сбавил скорость и свернул налево, на проселочную дорогу. Ехать стало труднее, земля после вчерашнего дождя была вязкая. Задок «опеля» ежеминутно закидывало, колеса буксовали. Веремчук выключил свет, остановил машину и вздохнул. Впереди показались два темных силуэта. Ксения Захаровна встревожилась и подняла пистолет, но Рузметов успокоил ее, сказав, что это свои.
– Разгружаться! – объявил он и первым вышел из машины.
Подбежали два партизана.
– Быстро лошадей! – приказал Рузметов.
Один из партизан присел на корточки, вглядываясь в сторону леса, и коротко свистнул.
– По коням! – скомандовал Рузметов. – Вытащите из машины немца, проверьте руки и тоже в седло. Только не мять его, – предупредил он партизан.
Шеффера вытащили из машины и усадили в седло. Рузметов помог сесть Карецкой. Она сильно продрогла, зубы ее постукивали.
Подъехал Веремчук и предложил ей шинель, но она поблагодарила и отказалась. Тогда Веремчук бросил шинель на холку ее лошади и грубовато сказал:
– Отставить разговорчики! Одевайтесь!
Карецкая надела шинель. Сразу стало тепло.
– Готовы? – спросил Рузметов, видя, что свободной осталась только его лошадь.
– Готовы, товарищ начальник штаба, – ответил Веремчук.
Рузметов подошел к «опелю», проколол в нескольких местах шины и раскрыл настежь все четыре дверцы. Разбросав по сиденьям зажигательные пакеты, он вскочил на коня.
Девять всадников шагом проехали назад по следу, оставленному машиной, выбрались на шоссе и перешли на рысь. Уже в лесу они свернули на мягкую, заросшую травой дорогу. Впереди ехал Веремчук, рядом с Карецкой – Рузметов.
Когда дорога стала суживаться, Веремчук сказал кому-то:
– С немцем поосторожнее, а то еще напорется на ветку, чего доброго. Тогда тебе майор покажет!..
– А майор у вас очень строгий? – спросила Карецкая.
– Будьте здоровы! Дает жизни!.. – ухмыльнулся Веремчук.
Утром, чуть свет, весь лагерь поднял на ноги Сережа Дымников. Он носился по землянкам и объявлял новость:
– Орлы, вставайте! Возвратились Рузметов и Веремчук. И вы только посмотрите, кого они приволокли – какого-то плешивого фашиста и замечательную дамочку! Чудо, а не женщина! Где они такие родятся только?.. Я…
– Цыц! Не болтай! – прервал его дед Макуха, натягивая сапоги. – Запомни, что болтливый человек всегда с дыркой…
– Где же она, по-вашему?
– В башке, сынок, в башке, – ласково добавил Макуха, – хоть и небольшая дырочка, но есть…
Партизаны хохотали.
Весть о возвращении Рузметова быстро долетела до штабной землянки, где спали Зарубин и Добрынин. Пушкарев и Костров отсутствовали. Они поехали по деревням, чтобы доставить в отряд деньги, собранные крестьянами на постройку танковой колонны.
– С кем будем знакомиться прежде? – спросил Зарубин, торопливо одеваясь.
– Пригласим сначала Карецкую, ты же давно хотел повидать ее, – ответил Добрынин, заботливо заправляя свою постель.
– Ну вот, вспомнил, – неопределенно сказал Зарубин. – Я думаю… – но что он думает, сказать не успел. В землянку вошел Рузметов в сопровождении Карецкой.
– Разрешите доложить, товарищ майор… – начал было Рузметов, но голос его неожиданно сорвался. Карецкая вдруг схватила его за руку. Хриплый стон вырвался у нее. Майор Зарубин секунду молча, широко раскрытыми глазами смотрел на женщину. Потом он провел рукой по лицу, как бы не веря своим глазам.
Вмешался Добрынин.
– Ксения Захаровна Карецкая, она же Наталья Михайловна Зарубина. Прошу любить и жаловать. – Он улыбнулся, закусил седой ус, махнул рукой и вышел.
– Наташа!
– Валька! Родной!
Прижавшись к груди мужа, Наталья Михайловна тихо плакала, а он молча гладил ее волосы, целовал лоб, глаза…
Через час в штабной землянке за столом собралась большая компания. Подоспели к этому времени и Пушкарев с Костровым.
– Значит, вы все время знали, что она так близко от меня? – с легким укором спросил Зарубин, обращаясь к Пушкареву и Добрынину.
– Нет, Валентин, – сказал Пушкарев. – Когда секретарь горкома познакомил нас с Натальей Михайловной, он не сообщил нам ее настоящей фамилии. Мы знали только Ксению Захаровну Карецкую.
– Это Беляк открыл правду, – добавил Добрынин.
– Да, – подтвердил Пушкарев. – Наталья Михайловна как-то попросила его послать запрос на Большую землю о ее муже. Она написала ему твою фамилию, имя и отчество. Вот тогда все стало ясно.
– Ах, хитрец! – рассмеялась Наталья Михайловна. – А ведь он и виду не показал, что знает Валентина.
– Беляк – человек выдержанный, – одобрительно сказал Пушкарев. – Но он в тот же день послал мне секретное донесение об этом. Мы с комиссаром и Костровым даже поспорили – сказать тебе или нет, – обратился он к Зарубину.
– Нельзя было сказать, – пояснил Добрынин. – Ваши нервы поберегли… Особенно Натальи Михайловны. Она ведь как раз Шеффером занималась. Да и ты бы волновался за нее. Решили подождать, пока все будет сделано, и… представить вас друг другу.
– Зато Беляк оберегал Наталью Михайловну пуще глаза своего, – добавил Костров.
Добрынин взял со стола большую кружку, наполненную сладкой хмельной брагой.
– За боевую подругу нашего командира! За русскую женщину!
– За Наталью Михайловну! – добавил Рузметов.
– И за Ксению Захаровну! – крикнул Веремчук.
15
Шеффера допрашивали Костров и Веремчук. Он рассказал подробно свою биографию, сообщил все данные о своей службе в армии, где он в течение ряда лет занимал руководящие должности в разведывательных отделах.
Шеффер держал себя непринужденно, на все вопросы отвечал охотно и исчерпывающе. Но как только по ходу допроса упоминалось имя Карецкой, он мрачнел, хмурился и умолкал.
Веремчук шутя сказал Зарубиной:
– Он вас любит безумно. Как только назовешь вашу фамилию, у него отнимается язык.
Наталья Михайловна смеялась.
На одном из допросов Шеффер между прочим сообщил, что гестаповец обер-лейтенант Бергер его близкий друг. Оба они родом из Франкфурта-на-Майне. Они должны были даже породниться. Последний отпуск они проводили вместе. Бергер ухаживал за младшей сестрой Шеффера, сделал ей предложение. После войны должна была состояться свадьба.
Капитан Костров тотчас же обратил внимание на эти подробности. Если Шеффером интересовалась Большая земля, то для отряда не меньший интерес представлял «специалист» по партизанским делам – гестаповец Бергер.
У Кострова созрел план. Он составил «проект» письма на имя Бергера, ознакомил с ним Шеффера и предложил майору переписать его своей рукой и подписать.
Шеффер заупрямился.
– Мой моральный кодекс не позволяет идти на подобный шаг, – с достоинством заявил он.
– Ax, вот как! – возмутился Костров. – А по нашим понятиям, в моральный кодекс не должны входить такие мероприятия, как массовое истребление мирного населения, стариков, женщин, детей, расстрелы безоружных, насилие над женщинами, которое широко практикуют ваши молодчики.
Шеффер пожал плечами. Видимо, эти доводы казались ему неубедительными.
– Ну, хватит, – резко сказал Костров. – Выбирайте! Или-или…
Шеффер согласился.
– Дошло!.. – сказал Веремчук, делая серьезное лицо. – Вот что значит правильно подойти к человеку!..
Шеффер прочитал письмо, внес резонные поправки, переписал и подписал его.
Содержание письма было таково:
«Дорогой Альберт! Подательницу этого письма не задерживай и ни о чем не спрашивай. Во-первых, она не в курсе дела, во-вторых, нужна мне. Отпусти ее. Я с Карецкой нахожусь в леспромхозе, в доме старосты Полищука. Ты, как я полагаю, меньше, чем кто-либо, заинтересован в том, чтобы меня скомпрометировать, а потому ни обо мне, ни об этом письме пока никому не говори ни слова. Потом вместе расскажем и моему, и твоему шефу. Тут очень интересные дела, и мне хочется думать, что типография, выпускающая газету и доставляющая тебе столько неприятностей, в наших руках. Если хочешь, чтобы дело увенчалось успехом, не болтай. Возьми с собой двух ребят, знающих русский язык, и срочно приезжай сюда. Твой Пауль.
Р. S. Воображаю, что вы подумали, когда нашли мою сгоревшую машину! До чего доводит русская водка! Ожидаю тебя. Шеффер».
Багрова посадили на зарубинского жеребца и отправили с письмом в леспромхоз.
– Аллюр три креста, – напутствовал курьера Зарубин. – Прикажи Полищуку, чтобы он подбросил Анастасию Васильевну до города на подводе. Обратно выедешь после возвращения Анастасии Васильевны.
Багров пустил коня быстрой рысью и скрылся в лесу.
– Думаешь, из этой затеи что-нибудь получится? – обратился Зарубин к Кострову.
– Уверен! – твердо ответил тот. – Даже больше, чем уверен.
Зарубин нервно передернул плечами и закурил.
– Плохо, что мы привыкли считать врага глупее себя. А ведь так не всегда бывает? – спросил он Кострова. Тот наклонил голову в знак согласия.
– Я не против риска, не против подобных экспериментов, – продолжал Зарубин. – Я даже, как видишь, содействую… Но в душе не верю. Неужели этот Бергер так глуп, что пойдет на эту удочку? Это же примитив!
– Товарищ майор! – возразил Костров. – Если бы Бергер не был другом Шеффера и не был бы нареченным его родной сестры, я бы сам не пошел на эту комбинацию. Представьте себе, что вы получили бы такое приглашение от своего шурина. Я уверен, что вы тотчас бы выехали…
– Затрудняюсь сказать, – прервал его Зарубин.
– Я сейчас думаю о другом, – продолжал Костров, – приедет ли он, как просил Шеффер, в сопровождении двух-трех человек или же потянет за собой целый хвост?..
– Это как раз не играет особой роли. Пусть он тянет за собой хоть взвод! В общем, я вижу, так или иначе к встрече надо готовиться.
– Конечно.
– Тогда разыщи Рузметова – и ко мне, – предложил Зарубин.
Через полчаса Костров вернулся с Рузметовым.
– Ты в курсе дела? – спросил Зарубин Рузметова.
– Да! Мне рассказал Костров.
– Надо подобрать двадцать человек, дать им пару ручных пулеметов, гранаты. Кому поручим операцию?
– Могу пойти я, – ответил Рузметов.
– Тогда бы я так и сказал, что поручаю тебе, – резко оборвал его Зарубин, – а я спрашиваю – кому?
– Свободен из командиров только Селифонов, – тихо проговорил Рузметов.
– Вот он пусть и ведет людей, а ты займись Чернявским. Проинструктируйте Селифонова вместе с Костровым. Пусть Шеффер расскажет приметы Бергера, чтобы ребята его не ухлопали. Людей накормите и уложите отдыхать.
Это было утром, а часов в десять вечера на взмыленном коне прискакал Багров и доложил:
– Письмо передано в руки самому Бергеру. Анастасия Васильевна уже дома…
Костров потребовал подробного доклада. Оказалось, что Беляк внес некоторые поправки в его план. Он воспротивился тому, чтобы письмо вручала Анастасия Васильевна, а сделал так, что и она и он сам остались в стороне. Письмо Беляк передал Бергеру через незнакомую деревенскую женщину, заплатив ей за эту услугу.
Узнав, что письмо попало к Бергеру, Костров заволновался и настоял, чтобы группа Селифонова выступала немедленно.
– Пожалуйста, не возражаю, – сказал Зарубин, – но каким бы другом Бергер ни был Шефферу, он на ночь не рискнет ехать в леспромхоз…
Зарубин не допускал мысли, что гестаповец решится совершить ночную прогулку.
«Друг-то друг, а жить он тоже хочет, – рассуждал Зарубин. – Он больше, чем кто-нибудь другой, считается с партизанами. Правда, на этой дороге – из города в леспромхоз – мы никогда не трогали немцев. Костров надеется, что Бергер поэтому может рискнуть. И все же сомнительно».
Зарубин развернул записку Беляка, принесенную Багровым. Беляк сообщал, что среди оккупантов поднялась паника, как только за городом была обнаружена сгоревшая машина майора Шеффера. Часовой, охранявший мост, заявил, что видел майора в машине. Майор проезжал через мост, и рядом с ним сидела женщина. Кто эта женщина – неизвестно. Комендант Реут особенно активно включился в розыски. Он дважды был на квартире Карецкой и в госпитале и, очевидно, связывает ее отсутствие с исчезновением Шеффера.
В конце записки Беляк напоминал Зарубину о его обещании заняться Чернявским и просил ускорить проведение операции.
…Темная майская ночь. Утих гомон ночных птиц, недвижим лес, перестали беспокойно квакать лягушки в протоке, да и сама неглубокая протока не журчит, не плещется. Все спит. Не спят только партизаны. Расположившись в зарослях, около моста через протоку, у самой дороги, ведущей в леспромхоз, они чутко вслушиваются в ночную тишину. Командир взвода лейтенант Селифонов замаскировался в нескольких метрах от моста. Два дозорных залегли около шоссе в полукилометре впереди. При появлении машины оттуда должен был прозвучать крик филина. Резервная группа из семи партизан с пулеметом засела на противоположной стороне, за дорогой. И все напряженно всматривались в темноту.
Селифонов, накрывшись с головой плащ-палаткой, засветил карманный фонарик и посмотрел на часы. Было без десяти три.
«Не приедут гости, – твердо решил он про себя. – Будут ожидать света». И крикнул связному:
– Подменить дозорных, выставить двух часовых. Остальным отдыхать.
Томительное напряжение спало. Послышался приглушенный говор, короткие смешки. Партизаны без пояснений поняли, что гестаповец, видимо, не решился предпринять ночную прогулку.
– Теперь бы еще курнуть малость. Затяжечки три-четыре, – несмело проговорил кто-то.
– Кто хочет курить – на двести метров в лес, – сказал Селифонов, и с земли поднялись почти все сразу.
Когда взошло солнце, партизаны были на своих местах. Селифонов внимательно оглядывал местность. Протока впадала в небольшое красивое озеро. Над озером висел облачком прозрачный утренний туман. Утки стаями кружили над водой.
Лесная дорога, прямая, как стрела, просматривалась не менее чем на километр в обе стороны. Селифонов приказал снять дозорных и вел теперь наблюдение сам.
В начале седьмого со стороны города показалась машина. Она шла с большой скоростью.
У самого моста, в заливаемой полой водой низине грунтовая дорога переходила в выложенную прогнившими бревнами. Здесь машина сбавила ход и неуклюже запрыгала по бревнам.
«Мерседес», – отметил про себя Селифонов. – Автомобиль на тихом ходу въехал на горбатый мост, не вызывавший с виду никаких подозрений. Но на самой середине моста подрубленные партизанами бревна вдруг провалились, и передние колеса машины повисли над протокой. «Мерседес» застрял.
Партизаны выскочили из засады и устремились к мосту. Послышались грозные выкрики: «Руки вверх!», «Хенде хох!»
Стволы винтовок и автоматов угрожающе уставились на пассажиров. Из машины вытащили немецкого офицера и шофера. Третий оказался русским, хотя и был одет в немецкое обмундирование.
– Наладить мост!.. Машину – в озеро!.. И чтобы никаких следов!.. – приказал Селифонов, когда пленные были обезоружены. И тут же подумал, вглядываясь в офицера: «А те ли это, кого мы ожидали? Обер-лейтенант. Щуплый, сутулый, молодой. Будто похож. А вдруг да не он?»
– За мной! – Он взмахнул рукой и направился к лесу.
Отойдя на сотню метров от дороги, Селифонов остановился, чтобы дождаться партизан, возившихся с мостом и машиной. Внимательно разглядывая пленных, испуганно косившихся на конвоирующих их партизан, он вдруг резко спросил у предателя в немецком мундире:
– Фамилия!
– Ду… Дубняк… Дубняк… – пролепетал тот, стуча зубами.
– А это что значит? – Селифонов дернул за борт мундира.
– Я… я… референт гестапо по русским делам…
– Это кто? – кивнул Селифонов в сторону офицера.
– Обер-лейтенант Бергер… заместитель начальника отделения гестапо…
– Хватит! – оборвал Селифонов.
– Что вы со мной хотите делать? – жалобно спросил Дубняк.
Дед Макуха, стоявший позади, ответил коротким смешком:
– Пристроим куда-нибудь… Найдем работенку…
– Что вы этим хотите сказать?
– А то, что уже сказал, – спокойно ответил старик.
«Ну, можно считать, что все в порядке, – думал Селифонов. – И волки сыты, и овцы целы. Как сказал Костров, так все и вышло. Вот голова у парня, – позавидуешь! А вон и ребята идут…»
Поимка Бергера на несколько дней задержала выход в свет очередного номера подпольной партизанской газеты.
Обер-лейтенант рассказал Кострову и Веремчуку много интересного и назвал фамилии людей, сотрудничающих с гестапо и предающих советских граждан.
Поэтому Костров поместил в газете уведомление:
«Товарищи! Попавшие в наши руки гестаповцы Бергер и Дубняк выдали своих подручных, изменников Родины, продавшихся фашистам. Вот они: Калина Степан – торговец, Бурнаков Фома – директор школы стенографии и машинописи, Воркут Поликарп – заведующий аптекой, Еманов Семен – владелец кафе, Золотовский Вадим – содержатель заезжего двора, Бадягин Виктор – диктор радиоцентра. Остерегайтесь предателей! Знайте все, кто они на самом деле. Пусть трепещут их рабские души! Пусть знают они, что за каждым из них следят тысячи советских людей и следим мы – советские партизаны! У народа зоркие глаза и хорошие уши. Не уйти предателям от карающей руки народа».
Все предположения Кострова оправдались. Бергер не поставил никого в известность о своем выезде. Более того, письмо майора оказалось в кармане Бергера. Таким образом, гестаповцы лишились улик и отпадала угроза разоблачения Полищука, упомянутого в письме.
– Ты прав оказался, Георгий Владимирович, – сказал Зарубин начальнику разведки. – Я никак не ожидал…
– А вы были правы, – напомнил Костров, – в своем утверждении, что ночью Бергер не решится ехать.
Зарубин рассмеялся.
– Дипломат! Получается, что мы оба правы.
Утром к Зарубину прибежал Топорков и подал расшифрованную радиограмму.
– «Молния», – доложил он. – Слушать будут через полчаса…
Зарубин быстро пробежал глазами листок бумаги и сказал:
– Отвечай: «К приему самолетов готовы».
…Ночью прилетели два трехместных самолета с боеприпасами, медикаментами и продуктами. В них усадили Шеффера и Бергера. Улетела и Наталья Михайловна Зарубина. Недолго ей довелось пожить в лесу, хотя она сразу начала входить в роль партизанского врача. Приказание о ее выезде пришло с Большой земли. Зарубин радировал, что Наталья Михайловна хочет остаться в отряде, но в ответ получил повторное приказание. Пришлось подчиниться.
16
В ту ночь, когда отряд провожал на Большую землю Наталью Михайловну Зарубину, Беляка через посыльного вызвали в управу.
«Что-то стряслось», – думал с тревогой Беляк, шагая рядом с посыльным по улицам города.
Откуда может грозить опасность? В городе переполох в связи с исчезновением Шеффера и Бергера. От первого хоть машина сгоревшая осталась, а от второго – никаких следов. Пропали также референт Дубняк и шофер Бергера. Но чего можно опасаться с этой стороны? Все сделано чисто. Может быть, газета? Очередной номер еще не вышел, – возможно, выйдет завтра. Кудрин и Найденов вторые сутки не выходят из церковного подвала. Микулич?.. Но он полчаса тому назад ушел от Беляка живой и здоровый. Остальные подпольщики не знают Беляка.
«Неужели заметили, что я посещал Карецкую? – мелькнуло подозрение. – Тогда дело дрянь. О том, что она исчезла, знает, пожалуй, полгорода». – И Беляк стал упорно восстанавливать в памяти все обстоятельства, при которых он появлялся в квартире Карецкой, стараясь вспомнить хоть какую-нибудь допущенную им ошибку, неосторожность.
Он посещал ее только с наступлением полной темноты. Никогда не замечал, чтобы кто-нибудь видел, как он входит в дом.
«Уж не Багров ли попался? – подумал Беляк и тут же возразил сам себе: – Тогда почему в управу вызывают, а не в гестапо? Нет, не то… Герасим парень осторожный».
Багров покинул город еще в полдень с попутной крестьянской подводой, везя с собой документы, изготовленные по просьбе Кострова. Сейчас он должен был быть уже в лагере.
В управе дежурный объяснил Беляку, что его вызвал Чернявский.
– Он сегодня чумной какой-то, – добавил дежурный, – сам не свой.
Чернявский с растерянным и каким-то помятым лицом ходил по длинному кабинету, поминутно хватаясь за голову. На вопрос Беляка: «Что произошло?» – он вместо ответа протянул ему листок бумаги. При одном взгляде на эту записку у Беляка сразу стало легко на душе – все сомнения исчезли.
– Господи! Что же это такое?.. – взмолился Чернявский. – Вы прочтите…
Беляк с удовольствием прочел вслух:
– «Ты, фашистский недоносок! Считай себя покойником. Пришел и твой черед. За слезы матерей, чьих детей ты угнал на каторгу, за погубленные жизни советских людей тебя ожидает смерть. Возмездие восторжествует. Советские партизаны».
Это был «задаток».
– Я вам доверяю, господин Беляк, – волнуясь, заговорил Чернявский. – Об этом письме еще никто не знает… Видите, оно напечатано на пишущей машинке… Шрифт мне что-то знаком… Поинтересуйтесь, проверьте, не из управы ли эта машинка?
– Хорошо, – сказал Беляк. – Но почему вы решили, что письмо это адресовано именно вам?
– Боже! Вы еще спрашиваете! Во-первых, я нашел его на своем столе, во-вторых, вот… вот! – и он показал конверт, на котором очень четко было написано: «Лично. Заместителю бургомистра господину Чернявскому».
Животный страх охватил предателя.
– Хваленая гестапо!.. – стонал он, обхватив голову руками. – Где же она? Где? Где все эти вездесущие и всемогущие гестаповцы? Они о чем-нибудь думают? Они не в силах защитить нас, верных слуг Германии. Хваленый Бергер! Это же не гестаповец, а кретин. Он сам влип где-то, как кур в ощип, и перьев не оставил… И они еще о чем-то думают… в чем-то уверены!.. Нет! – Чернявский тяжело упал в кресло. – Не гестаповцы и не мы здесь хозяева. Не мы… Вот! – Он выхватил из рук Беляка письмо. – Вот хозяева! Что хотят, то и делают с нами… Убивают, выкрадывают, взрывают… И никаких следов.
– Вы напрасно принимаете так близко к сердцу эту ерунду, – заговорил Беляк.
– Ерунду? Близко к сердцу! – завопил Чернявский. – А что бы вы делали на моем месте?
– Не волновался бы. Это просто угроза. Вас они достать не в состоянии, а поэтому хотят попугать.
– Вы думаете? – нерешительно спросил Чернявский.
– Не думаю, а уверен. Если бы они имели возможность с вами расправиться, то не посылали бы этой записки.
Заместитель бургомистра замолчал, о чем-то раздумывая и не сводя остекленевших глаз с Беляка. После длительной паузы он спросил:
– Как вы считаете, показать письмо в гестапо?
Беляк сделал вид, что обдумывает ответ, потом пожал плечами и произнес:
– По-моему, незачем. Вы же сами говорите, что они бессильны…
– Вы простите меня, – извиняющимся тоном сказал Чернявский, – я наболтал много лишнего… разнервничался… Пусть это останется между нами.
Беляк кивнул головой.
– Вы убедитесь, что я прав. Не тревожьтесь напрасно.
Два дня спустя, в час обеденного перерыва, Беляк задержался в управе немного дольше обычного и вышел из здания вместе с секретарем Чернявского.
Не успели они сойти со ступенек крыльца, как к подъезду подкатил мотоцикл. На машине сидело двое: за рулем эсэсовец, а за спиной его – русский парень с нарукавником полицая и в немецкой пилотке.
Полицай слез с заднего сиденья, отряхнул пыль с пилотки и одежды и спросил:
– Нам нужен заместитель бургомистра господин Чернявский. Как к нему попасть?
Секретарь объяснил, что Чернявского нет, – несколько минут назад он уехал.
– А как же его найти? У нас срочное дело!
Секретарь ответил, что найти его можно только дома, но для этого надо предварительно созвониться с ним.
– Мне, что ли, звонить? – спросил полицай.
– Нет, лучше уж мы позвоним, – сказал секретарь и вместе с Беляком вернулся в здание.
Через несколько минут секретарь появился на балконе, перегнулся через перила и спросил полицая:
– А что сказать Чернявскому?
Полицай посмотрел по сторонам, кинул подозрительный взгляд на проходившего мимо горожанина и, сложив ладони рупором, приглушенно сказал:
– Передайте ему, что мы приехали с совершенно секретным пакетом на его имя от начальника абверкоманды. Вот! – И он похлопал по кожаной сумке, висевшей у него на боку.
Секретарь исчез. На балкон вышел Беляк. Он приложил ко лбу козырьком руку, заслоняясь от лучей солнца, и постоял, разглядывая улицу. Потом вынул карманные часы.
– Поздновато, – произнес он и покачал головой.
Выглянул секретарь.
– Езжайте! – сказал он. – Господин Чернявский вас ожидает. Луговая, четырнадцать. Большой белый дом… Найдете?
– Попробуем, – ответил полицай, взбираясь на свое место. Мотоцикл умчался.
…Часовой с винтовкой за плечом, стоявший у особняка заместителя бургомистра, взял под козырек и вытянулся. Эсэсовец остался на мотоцикле, а полицай спрыгнул и быстро поднялся по ступенькам к парадному входу. Звонить не пришлось. Чернявский сам открыл дверь и провел полицая за собой в большую светлую комнату, устланную ковром.
– Вы господин Чернявский? – спросил курьер.
– Да.
– Здравия желаю! – полицай щелкнул каблуками. – Прошу получить и расписаться на конверте.
Он подал письмо и объемистый, обшитый и опечатанный прямоугольный сверток с грифом: «Строго секретно и весьма срочно». Чернявский осторожно вынул письмо, прочел его и автоматической ручкой, любезно поданной курьером, расписался.
Полицай, не торопясь, аккуратно сложил конверт вдвое, спрятал в карман, застегнул пуговку и спросил:
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- Telegram
- Viber
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.