Текст книги "Пассионарная Россия"

Однако уже в самом раннем историческом документе, упоминающем великокняжескую библиотеку, – «Послании Максима Грека великому князю Василию III» – выражено огромное восхищение ученого-монаха при виде большой массы греческих книг. Это восторженное восприятие отражено в «Сказании о Максиме философе», составление которого связывают с князем А. Курбским, тоже, судя по многим источникам, постоянным в то время читателем великокняжеской библиотеки.

Так возникла гипотеза о двух библиотеках. В вышедшей в 80-е гг. XX в. книге «Библиотека Ивана Грозного: Реконструкция и библиографическое описание», содержащей исследование погибшего во время блокады Ленинграда историка И. Н. Зарубина, была впервые подчеркнута мысль о существовании у Грозного по меньшей мере двух библиотек: одной – более доступной, с преобладанием книг на русском языке, другой – обычно находившейся в тайниках и состоявшей главным образом из античных рукописей (отсюда выражение «античная библиотека»).

Местонахождение этой библиотеки, ее состав, точное и полное библиографическое описание, даже имена древних библиографов, это описание составивших, – все окутано тайной.

Не только тем, кого интересует «занимательная историография», но и всем изучающим этот интереснейший период отечественной истории можно рекомендовать статью А. А. Амосова «Античная библиотека Ивана Грозного». По-новому интерпретирует уже известные источники Д. Дрбоглав в посвященном той же теме очерке «История неоконченного поиска: К проблеме античной библиотеки Ивана Грозного».

Представляет интерес описание ученым истории попыток Ивана Грозного в 1560-е гг. привлечь к переводу книг античных авторов из своей библиотеки ученых немцев.

Казни, которым подвергал Иван Грозный приближенных (в том числе и тех, кто занимался его «античной библиотекой»), гибель многих из знакомых с ее «фондами» современников Грозного в Смутное время привели к тому, что к началу XVII в. уже не осталось лиц, помнивших о замурованных в подземных царских кладовых бесценных рукописях. И если русскоязычная библиотека после смерти Грозного скорее всего рассеялась ещё в условиях Смуты, «античная библиотека» могла сохраниться», – считает Д. Дрбоглав.

Можно ли ее найти? Глеб Алексеев, автор приключенческого исторического повествования «Подземная Москва» (Архитектура и строительство Москвы. 1989. № 1) предлагает читателю заняться этими поисками вместе с героями его повести.

Поиски профессионалов продолжаются. И кто знает, может быть, на нашем веку состоится в Златоглавой Российской столице выставка: «Возвращение библиотеки Ивана Грозного». Пока же нас радуют в музеях книги – ее современники.

ПРАВОСЛАВНЫЕ МОНАСТЫРИ

Трудно переоценить роль православных монастырей в культурной, политической и хозяйственной истории Руси, России. В нашей стране – как, впрочем, и в других странах христианского мира, – обители монахов всегда были не только местами молитвенного служения Богу, но и центрами культуры, просвещения; во многие периоды отечественной истории монастыри оказывали заметное воздействие на политическое развитие страны, на хозяйственную жизнь людей.

Одним из таких периодов было время консолидации русских земель вокруг Москвы, время расцвета православного искусства и переосмысления культурной традиции, связывавшей Киевскую Русь с Московским царством, время колонизации новых земель и приобщения к православию новых народов.

На протяжении XV и XVI столетий лесистый север страны покрывался сетью крупных монастырских хозяйств, подле которых постепенно оседало крестьянское население. Так начиналось мирное освоение огромных пространств, проходившее одновременно с широкой просветительской и миссионерской деятельностью.

Епископ Стефан Пермский проповедовал по Северной Двине среди коми, для которых создал азбуку и перевел Евангелие. Преподобные Сергий и Герман основали Валаамский Спасо-Преображенский монастырь на островах в Ладожском озере и проповедовали среди карельских племен. Преподобные Савватий и Зосима положили начало крупнейшему на Севере Европы Соловецкому Спасо-Преображенскому монастырю (на островах Белого моря). Святой Кирилл создал монастырь в Белозерском крае. Святой Феодорит Кольский крестил финское племя лопарей и создал для него азбуку. Его миссию в середине XVI в. продолжил святой Трифон Печенегский, основавший монастырь на северном побережье Кольского полуострова.

Появлялись в XV–XVI вв. и многие другие монастыри. И во всех шла большая просветительская работа, переписывались книги, развивались самобытные школы иконописи, фресковой живописи. В монашеских кельях были задуманы многие из тех произведений, что были упомянуты в предшествующих очерках.

Мы знаем по именам лишь некоторых иноков – иконописцев, резчиков, писателей, зодчих. Тогдашняя культура была в известной степени анонимной, что вообще характерно для периода Средневековья. Смиренные монахи далеко не всегда подписывали свои произведения; не слишком заботились о прижизненной или посмертной земной славе и мастера-миряне.

Это была эпоха соборного творчества. Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, наш современник, писал об этой эпохе в работе «Опыт народного духа»: «Дух соборного делания коснулся всех областей творчества. Вслед за политическим собиранием Руси, одновременно с ростом экономических связей различных частей государства началось культурное собирание. Именно тогда умножилось число произведений житийной литературы, были созданы обобщающие летописные своды, начали сливаться воедино в общерусской культуре Москвы достижения крупнейших провинциальных школ в области изобразительного, архитектурного, музыкально-певческого, декоративно-прикладного искусства».

Созидание культуры всегда тесно связано с ее сбережением, сохранением; одно без другого невозможно. Эту двуединую задачу в XV–XVI вв. как раз и решали монастыри, которые испокон веку были не только духовными центрами, но и своего рода музеями, в которых хранились уникальные произведения национального искусства, а также библиотеками с поразительными по ценности собраниями рукописей, редких книг.

Одним из главных источников пополнения монастырских коллекций были вклады. В монастыри делали вклады по разным поводам. В монастыри приносили фамильные реликвии обедневшие потомки удельных князей, не выдержавшие в XV–XVI вв. неравной борьбы с окрепшей великокняжеской властью. Вклады поступали и от московских князей и царей, которые часто использовали влиятельные монастыри в политических целях. Причинами вклада в сокровищницу монастыря могли быть и победа, одержанная над врагом, и моление о рождении наследника, и торжественное восшествие на престол. Часто делали вклады и просто на помин души. На территории монастырей, у их соборов и церквей иногда хоронили знатных людей, при погребении же монастырю не только платили деньги за могилу, но и оставляли личные вещи покойного, икону, снятую с гроба, и даже возок с лошадьми, и котором он был привезен. Среди вкладчиков русских монастырей были князья и бояре, представители высшего духовенства, дворяне, торговые и служилые люди разных городов, «государева двора разных чинов люди», городские дьяки, монастырские слуги и служки, ремесленники и крестьяне.

На монастыри смотрели как на надежные хранилища национальных сокровищ; сюда привозили произведения искусства ради их сбережения. Не случайно на многих из них было написано: «А не отдати никому». Самыми распространенными вкладами были фамильные иконы, украшенные драгоценными окладами. Иногда к ним подвешивали шитые пелены с изображением того же сюжета.

Пользовались известностью монастырские собрания в Москве и Сергиевом Посаде, в Ростове Великом и Суздале, Твери и Ярославле; в этих городах составились уникальные коллекции русской иконописи XV–XVI вв.

По установившемуся обычаю, к окладам наиболее чтимых в монастыре икон подвешивали образки, панагии, кресты и иконы-складни (из числа семейных реликвий или же специально изготовленные по поводу какого-либо важного события в жизни заказчика). Эти произведения по ценности нередко не уступали самим иконам. Хранились они, как правило, в монастырской ризнице.

Проследим формирование уникальной монастырской коллекции на примере одного из самых почитаемых монастырей Руси – Троице-Сергиева.

Среди вкладов в Троице-Сергиев монастырь немало богатых церковных сосудов, серебряных окладов книг и икон. Привлекает внимание серебряный потир с хрустальной чашей, золотой потир с рудожелтым мрамором 1449 г. (работа Ивана Фомина), кадило игумена Никона 1405 г., ковчег-реликварий радонежских князей первой четверти XV в. В XVI в. в монастырскую сокровищницу были сделаны наиболее значительные вклады. В московских мастерских при Иване Грозном, Федоре Иоанновиче, Борисе Годунове работали лучшие русские мастера-ювелиры, изографы, литейщики.

Иван IV велел украсить драгоценностями, созданными в основном московскими мастерами, наиболее чтимую в монастыре икону Троицы. Под икону была подвешена жемчужная пелена, вышитая мастерской первой жены царя Анастасии Романовой; на икону был сделан золотой оклад с коронами, украшенными эмалями и драгоценными камнями. При Иване IV была выполнена и монументальная серебряная чеканная рака для останков Сергия Радонежского.

При царе Федоре Иоанновиче был изготовлен чеканный золотой оклад к надгробной иконе Сергия, украшенный золотыми дробницами с гравировкой и чернью, драгоценными камнями, камеями, жемчугом. Известно, что за эту работу большие награды от царя получили мастера Оружейной палаты Московского Кремля.

Борис Годунов после венчания на царство подарил монастырю новый драгоценный оклад на икону Троицы. Интересно, что доставили новый оклад в Сергиев-Посад вместе с огромными колоколом, который везли на полозьях 3,5 тыс. человек. Сам царь шествовал вослед с эскортом из придворных и конного отряда. Сей пышный выезд был описан в воспоминаниях многих изумленных размахом пожертвования иностранцев.

Почти на всех произведениях прикладного искусства, подаренных Годуновым монастырю, изображены патрональные святые семьи Годуновых: Борис и Глеб, Федор Стратилат, Мария Магдалина и Ксения Римлянка.

Не только дарами пополнялись монастырские собрания; многие произведения искусства создавались непосредственно в монастырских стенах. Троицкая обитель в Сергиевом Посаде в этом смысле, конечно, не исключение. В XV в. там работал Епифаний Премудрый, создавший Житие основателя монастыря Сергия Радонежского, там писал Андрей Рублев, чье мировоззрение сложилось благодаря постоянному воздействию идей Сергия и его последователей, благодаря усвоенной в обители привычке противостоять «розни мира сего». Для иконостаса монастырского собора преподобный Андрей написал знаменитую «Троицу». Андрей Рублев, Даниил Черный и другие изографы в короткий срок по поручению игумена Никона украсили фресками и иконами вновь построенный на средства князя Юрия Галицкого и Звенигородского Троицкий собор (1422–1423).

Иконы троицкого иконостаса можно сравнить с многоголосым звучанием протяжного древнего пения, где голоса сильные и слабые не нарушали общего строя музыки. Голос Рублева здесь был ведущим, и это придает большую значимость всему ансамблю иконостаса.

В XV–XVI вв. Троицкий монастырь стал местом создания великолепных икон и произведений прикладного искусства, а также своеобразным учебным центром, где шла подготовка мастеров – изографов и ювелиров. Троицкие иконы отсылались в другие монастыри и храмы, преподносились в дар иностранным гостям.

Крупным культурным центром был и Новодевичий монастырь, ныне находящийся в городской черте Москвы.

В 1523 г. великий князь и государь всея Руси Василий III, собираясь воевать казанских татар, продиктовал дьяку Трифону Ильину такое вот дополнение к завещанию: «Да коли есьмы з божиею волею достал своей отчины города Смоленска и земли смоленские и яз тогда обещал поставить на Москве, на посаде, Девичь монастырь, в нем храмы: во имя Пречистыя, да Происхождения честного креста и иные храмы». Пожертвовал государь на строительство монастыря в честь освобождения от иноземцев в 1514 г. древнего русского города Смоленска немалую сумму – 3 тыс. рублей (320 кг серебра), да к тому же еще и земельные угодья.

Культурным центром монастырь стал позднее. Первоначальная его задача была иная – оборона Москвы. Он занял свое место в ряду таких же монастырей-стражей – Андрониева, Новоспасского, Симонова, Данилова, Донского, вместе с которыми создавал могучее оборонительное полукольцо. Новодевичий монастырь расположился в излучине реки; с его стен можно было контролировать сразу три переправы: у Крымского брода (ныне на его месте Крымский мост; а тогда, в эпоху строительства монастыря, именно там любил переправляться через Москву-реку во время своих набегов на столицу крымский хан Махмет-Гирей), у Воробьевых гор и у Дорогомилова, где проходила дорога на Можайск.

В 1571 г. монастырь, как и вся царская столица, был разорен и сожжен крымчаками хана Девлет-Гирея. После этого были возведены новые башни и стены. И когда в 1591 г. крымская орда под водительством Казы-Гирея вновь пошла штурмом на монастырь, артиллерия сумела достойно встретить нападавших и штурм был отбит; это был последний набег крымчаков на Москву. (Правда, по другим данным, Казы-Гирей повернул на юг уже от Коломны и до Новодевичьего не дошел.)

Однако монастырь известен не только в связи с событиями военными. Он тесно связан с династической историей русских государей. Там была похоронена малолетняя дочь Ивана Грозного Анна, там закончили свои дни жена брата Ивана IV– княгиня Ульяна, вдова старшего сына Ивана Грозного Елена, вдова Царя Федора Иоанновича – Ирина Годунова.

Овдовевшая царица Ирина прибыла в Новодевичий монастырь на девятый день после смерти мужа и постриглась в монахини, приняв имя Александры. Вскоре в монастырь явился ее брат, боярин Борис Годунов, долгие годы бывший правителем России при Федоре Иоанновиче. В некоторых источниках встречается упоминание о том, что именно в Новодевичьем состоялось его избрание на царство. Это не совсем точно: в монастыре Борис только дал согласие на избрание.

Сохранилась такая запись современника об этом событии (21 февраля 1598 г.): «Народ неволею был пригнан приставами, нехотящих идти велено было и бить, и заповедь положена: если кто не придет, на том по два рубля править на день. Приставы понуждали людей, чтобы с великим кричанием вопили и слезы точили. Как слезам быть, когда сердце дерзновения не имеет? Вместо слез глаза слюнями мочили. Те, которые пошли просить царицу в келью, наказали приставам: когда царица подойдет к окну, то они дадут им знак, и чтобы в ту же минуту весь народ падал на колена; нехотящих били без милости».

Согласно официальной версии события развивались следующим образом: с утра из Москвы двинулся к монастырю крестный ход. Впереди несли икону Владимирской Божьей матери. Годунов вышел навстречу, лег ниц перед иконой и долго орошал землю слезами. После обедни патриарх со всем духовенством, в священных одеждах, с крестом и образами пошли в келью к царице и били ей челом со слезами долго, стоя на коленях; с ними пошли бояре и все думные люди, а дворяне, приказные люди, гости и весь народ, стоя у кельи и по всему монастырю и около монастыря, упали на землю и долго с плачем и рыданием вопили: «Благочестивая царица! Помилосердствуй о нас, пощади, благослови и дай нам на царство брата своего Бориса Федоровича!» Этот рассказ воспроизводит в «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьев.

После избрания на царство Борис Годунов не забывал обитель, где приняла постриг его сестра и где разыгралась описанная выше (или примерно такая) сцена. Только за два года (1603–1604) он пожертвовал монастырю множество икон, немало драгоценной утвари да еще 3 тыс. рублей – сумма по тем временам немалая. Увы, в большинстве своем те дары не сохранились. По иронии судьбы они были захвачены погубителем Годунова Лже-Дмитрием в 1605 г.

И все же многое из собранного в Новодевичьем монастыре дошло до наших дней. Сохранились и произведения русских изографов и ювелиров, составлявшие уникальную коллекцию, и многие вклады русских государей. Собранные в Смоленском соборе великолепные творения русских златокузнецов, вышивальщиц, серебряников, резчиков по дереву и камню, живописцев практически никогда не экспонировались в полном объеме, многие произведения были в разные годы переданы в другие хранилища.

Замечательной ценностью русской культуры является и сам Смоленский собор – единственный ныне уцелевший на территории монастыря памятник архитектуры начала XVI в.

Взгляд человека, входящего в Смоленский собор, сразу же возносится к Богоматери Смоленской Одигитрии на восточном люнете триумфальной арки. Это изображение – символ военных успехов Василия III, память о его победе в битве за Смоленск. Подход к настенному образу Одигитрии охраняет почетная стража: изображения популярных на Руси святых Меркурия, Мины, Федора Стратилата, Георгия Победоносца, Прокопия, Дмитрия и других. Уже сам выбор святых не случаен. Меркурий считался военным патроном Смоленска, память Мины празднуется 11 ноября, в день, когда в 1480 г. татарский хан Ахмет отступил от берегов Угры, так и не вступив в бой с русским воинством. Другой день памяти этого святого – 18 апреля, день именин Василия III. Георгий Победоносец – это, как известно, покровитель Москвы. А в день памяти Федора Стратилата 8 июня Василий III начал свой поход на Смоленск. Все композиции росписей Смоленского собора подчинены возвеличиванию Москвы и ее государей.

Однако собор может рассказать и о времени Бориса Годунова. По его указу храм был отремонтирован, поновлены закоптившиеся фрески, а кое-что и переписано. Так появились перед Одигитрией изображения святых Бориса и Федора; образ святой Ирины, не имевшей отношения к Василию III, также встречается в росписях храма.

Монастырь хранит в своем собрании и необычайно ценные произведения древнерусской мелкой пластики: панагии, кресты-мощевики, нагрудные иконы. Преимущественно эти произведения древнерусских мастеров относятся к XV–XVI вв. Украшением собрания Новодевичьего монастыря служит серебряная чаша 1581 г. – вклад царевича Ивана Ивановича Старшего, сына Ивана Грозного, сделанный им незадолго до гибели.

Древние камни Новодевичьего видели Василия III, Ивана Грозного, Бориса Годунова; правители приезжали сюда, чтобы отпраздновать успех, победу или ждать решения своей судьбы. И часто каждое такое посещение завершалось построением новой церкви, новых палат, новых укреплений, новым даром…

Соловецкий монастырь вошел в историю русской культуры и каменными строениями XVI в. – единственным в своем роде комплексом инженерных и архитектурных сооружений, и знаменитым собранием рукописей, и бесценными иконами, и уникальной библиотекой; он был не только культурным, но и политическим центром.

В XV столетии русский Север уже не воспринимался его обитателями как часть Новгородской земли. Некогда могущественная средневековая республика клонилась к упадку, и новгородцы неоднократно были вынуждены заявлять о своей лояльности московским князьям, а значит, в какой-то мере поступаться властью над некогда покоренными и лишь отчасти освоенными территориями.

Реальным центром власти на Севере фактически становился Соловецкий монастырь, распространивший свое влияние на западе до границы со Швецией, на севере – до самой Печенги. Монастырь поддерживал международные связи (с Афоном, Константинополем, Сербией), держал военные гарнизоны в Карелии, оборонял Белое море от вторжений иноземных кораблей.

После новгородских походов Ивана III Соловецкий монастырь оказался в московских владениях. В 1479 г. Иван III выдал Соловкам грамоту, подтверждающую право монастыря на владение островами, данное ему новгородской посадницей Марфой Борецкой.

Обитель на островах возникла в 30-е гг. XV в. (по мнению Д. С. Лихачева – во второй половине 30-х гг.). У истоков обители стояли святые Савватий, Зосима и Герман.

Их жития созданы основателем соловецкой библиотеки, учеником Зосимы игуменом Досифеем, использовавшим устные рассказы Германа о Зосиме и Савватий. Предисловие к ним было написано знаменитым Максимом Греком. Интересно, что Досифей стремился к предельной простоте и прозрачности языка, избегал словесных ухищрений. Максим Грек объяснял это необходимостью сделать жития понятными населявшим Север народам, «мало сведущим российского языка»: ведь соловецкие монахи обращали свою проповедь не только к тем, кто был воспитан в православной вере, и вели миссионерскую деятельность.

Рассказ о том, как создавался монастырь, содержится в житиях; исследован он был также во многих работах. История монастыря – это история подвижничества людей, добровольно избравших жизнь в очень суровых условиях. Первые обитатели Соловков копали огороды, рубили дрова, варили из морской воды соль, которую меняли на хлеб. Монахам приходилось не только преодолевать сопротивление северной природы, но и вести дипломатическую борьбу с Новгородом.

До нас дошел рассказ об изгнании Зосимы Марфой Борецкой. Долго помнили новгородцы проклятие соловецкого отшельника, пришедшего к новгородской посаднице «с малыми просьбами»: «Настанут дни, когда обитатели этого дома не будут ходить по двору, затворятся двери дома и более не отворятся, запустеет двор». Марфа раскаялась, возвернула старца, да поздно было. На пиру у Марфы трижды поднимал голову Зосима – и трижды видел шестерых людей без голов. Свое видение Зосима поведал ученику Даниилу, так сюжет попал в житие. В 1478 г., вскоре после поездки Зосимы, Иван III, овладевший Новгородом, казнил, как иногда предполагают, именно тех людей, кого Зосима видел обезглавленными. Кстати, умер Зосима в тот же год, год утраты Новгородом независимости.

Особую роль в истории Соловков и всей Руси сыграл Филипп Колычев. Выходец из боярской семьи, этот игумен Соловецкого монастыря не только умело руководил его многообразной деятельностью, но и вкладывал в развитие монастырского хозяйства свои личные средства. Комплекс построек, возведенных под руководством будущего митрополита Московского, – это не только уникальный архитектурный памятник, но и выдающееся достижение русской технической мысли середины XVI в. В 1552 г. начали постройкой каменную церковь Успения, в 1558 г. – Преображенский собор. Эти два сооружения создавали монументальный центр монастыря; впоследствии они были связаны между собой галереями и другими зданиями.

И при Филиппе, и при других настоятелях Соловецкий монастырь был одним из важнейших на Севере очагов рационального ведения хозяйства.

Не только духовной культурой, не только стенами и башнями славны были Соловки. Через монастырское хозяйство – рыбную ловлю и пекарни, портомойни и столярные мастерские, сушильни и коптильни – прошли многие тысячи мужиков-трудников (имеются в виду крестьяне, которые, совершив паломничество в монастырь, оставались в нем, чтобы поработать в тамошнем хозяйстве). Архангельские и вологодские, костромские и новгородские, карельские и пермские люди получали здесь лучшие рабочие навыки, распространившиеся потом повсюду. И до сих пор еще в сундуках и шкатулках, хранимых по деревням и городкам русского Севера, можно найти дедовы и прадедовы свидетельства о том, что такой-то и сякой-то прошел полный курс ремесел в Соловецкой обители у святых Зосимы и Савватия.

На островах был устроен кирпичный завод, выделывавший кирпич очень хорошего качества. Весьма совершенна была и применявшаяся при возведении монастырских зданий строительная техника. Благоустройство островов всегда считалось важнейшей задачей соловецких настоятелей.

Игумен Филипп на свои средства соединил Святое озеро с 52 другими озерами; по его указанию насельники монастыря и трудники рыли каналы, устраивали водопровод и водяные мельницы. Была проложена целая сеть удобных дорог, построены деревянные и каменные склады и кельи. Были на островах скотный двор и кузница, где не только ковались необходимые орудия труда, но и развивалась художественная ковка, где делали, например, решетки, замки.

Построенная Филиппом каменная корабельная пристань – самое старое из сохранившихся до наших дней такого рода сооружений России. На кирпичном заводе применялись различные технические новшества: кирпич и известь поднимались специальными блоками (ворот приводился в движение лошадьми). Различные усовершенствования были осуществлены в мукомольном и сушильном деле, в веянии зерна и разливке знаменитого соловецкого кваса. Квас, к примеру, при Филиппе стали подавать в погреб по трубам и по трубам же разливать в бочки. Один старец и пять слуг делали эту работу, в которой ранее участвовали вся братия и «слуги многие».

Каменные дамбы ограждали садки для разведения рыб. Из шкур животных в монастыре шили нарядные и прочные одежды.

Рачительными хозяевами соловецкие монахи были не только при Филиппе Колычеве, а сам Филипп вошел в историю не только (и не столько) как разумный и справедливый настоятель. Ему пришлось бороться как с неуступчивой северной природой, так и со злодеяниями светской власти. Напомним: в 1566 г. царь Иван IV вытребовал соловецкого игумена в Москву, предложил ему митрополичью кафедру; после долгих переговоров Филипп согласился и, став предстоятелем русской Церкви, неустанно обличал беззакония, творившиеся опричниками. Обличения и попреки в конце концов вывели Ивана Грозного из себя, и царь вынудил епископов отстранить от дел – вопреки правилам – непокорного митрополита (1568). В 1570 г. Филипп, заточенный в Тверском Отроче монастыре, был убит.

В 1652 г. мощи Филиппа были перевезены в Москву, установлены в Успенском соборе; перевозил мощи будущий патриарх – новгородский митрополит Никон, сам в прошлом соловецкий постриженник. Именно Никон вложил в ладонь покойного митрополита-мученика собственноручную грамоту царя, в которой Алексей Михайлович просил прощения у Филиппа за Ивана Грозного. «Это был важный политический акт, в котором государь перед лицом всего народа открыто и торжественно отрекался от кровавого террора, применявшегося в управлении страной Грозным, и обещал за себя и своих потомков никогда не повторить прошлого», – подчеркивал академик Д. С. Лихачев.

С Соловецким монастырем связаны многие страницы русской военной истории. Впервые военная угроза монастырю возникла в 1571 г., когда у острова появились шведские корабли. На помощь монахам Москва прислала четырех пушкарей, стрельцов, сто ручниц, пять затинных пищалей (т. е. пушек). Из Вологды тоже прибыли пушкари, привезли четыре пищали, запас ядер и пороха.

Начальником крепости стал игумен, державший военный совет с присланным из Москвы воеводой Михаилом Озеровым. Монастырь выстоял, хотя в бою со шведским десантом стрельцы были разбиты, а воевода погиб. Новых ратников обучал и новые крепостные сооружения возводил уже другой воевода – Киприан Аничков, успешно отбивший в декабре 1580 г. нападение трехтысячного шведского войска.

Правление Ивана Грозного – время дальнейшего укрепления оборонительных редутов монастыря, строительства острогов на материке. А уже в 1582–1584 гг., при Федоре Иоанновиче, началось строительство вокруг Соловецкого монастыря каменной стены, способной выдержать сильную бомбардировку. Строительство это велось на средства монастыря.

Монастырь-государь, как его называли, ведал обороной русского Севера, наблюдал за тем, чтобы карельские и иные племена «жили за государем неизменно», а потому и льготы монастырю давались исключительные. Светская же власть, особенно в годы правления Ивана Грозного, не только снабжала Соловки порохом, пищалями и ядрами, но и жертвовала в монастырь деньги, церковные ценности, иконы и книги.

Иконное собрание монастыря начало складываться в XV в. Первые иконы, по преданию, были завезены на острова Савватием, а в 1487 г. игумен Досифей написал образ Савватия и Зосимы. На протяжении XV–XVI столетий в монастырь поступило множество икон, пожертвованных князьями, царями и митрополитами. В ризнице монастыря хранились среди других и лики, данные вкладом от игумена Филиппа: «Одигитрия» и Деисус на трех досках.

Сохранились сведения, что Филипп приглашал «художных мастеров из Новаграда», которые написали многие иконы для Преображенского собора, церкви Зосимы и Савватия и других храмов. Приглашали, как предполагают специалисты, и московских мастеров. Работали мастера на Соловках подолгу, обучали своему мастерству монахов; так постепенно утвердилась в монастыре своя иконописная школа (палата). Простым иконописцем в этой палате начинал и будущий патриарх Никон.

Соловецкая иконописная школа в основном сохраняла традиции Новгорода и Москвы. В духе этих традиций, своеобразно переплетавшихся в соловецком искусстве, созданы многие иконы. Широкую известность обрели, например, два лика, написанных мастерами XVI столетия: «Богоматерь Тихвинская» и «Богоматерь Камень Нерукосечной Горы».

На Севере были особенно чтимы основатели монастыря преподобные Зосима и Савватий. Их лики были запечатлены на многих иконах, в том числе и на датируемой XVI веком весьма интересной иконе «Зосима и Савватий Соловецкие» с 56 житийными клеймами. Из них 9 посвящены Савватию, остальные Зосиме. Шаг за шагом разворачивается перед внимательным зрителем история Соловецкого монастыря: строительство, земледелие, рыболовство, солеварение, мореходство. Все технологические процессы показаны древним художником очень тщательно и подробно. Столь же детально выписал мастер и монастырские строения, в том числе и не дошедшие до нас в первозданном виде. Икона предназначалась для местного ряда иконостаса Преображенского собора (1558–1566) и могла служить братии своеобразным пособием по недавней истории Соловков.

Еще одно знаменательное культурное начинание соловецких монахов было связано с собиранием книг. Священноинок (впоследствии игумен) Досифей собирал библиотеку, писал жития Зосимы и Савватия, привлекал к созданию и редактированию рукописей наиболее эрудированных литераторов того времени, например архиепископа Геннадия, претендента на московскую митрополичьи кафедру Спиридона или выдающегося книжника Максима Грека.

Будучи в Новгороде, Досифей заказывал переписывать книги и посылал их на Соловки. Среди книг собранной Досифеем библиотеки – произведения отцов Церкви разных эпох, от Василия Великого и Иоанна Златоуста до Иоанна Дамаскина. Хорошо была представлена в собрании и русская литература, начиная со «Слова о законе и благодати».