Текст книги "Когнитивные войны в соцмедиа, массовой культуре и массовых коммуникациях"

Глава третья
Соцмедиа

3.1. Соцмедиа создают свой мир: сначала – информационный, а потом – и физический

Соцмедиа резко интенсифицировали информационные потоки: как с точки зрения объема передаваемой информации, так и с точки зрения такого же усиленного расширения и числа источников коммуникации, и ее получателей. Мир по-настоящему стал информационным, что принесло как позитивные, так и негативные последствия.

Интернет и новые информационные технологии создали аналог «наркозависимости», только информационный, приведший к этим изменениям, поскольку миллиарды людей порождают и потребляют информационные потоки совершенно нового типа. Практически впервые все это происходит без регулирующей, редакторской третьей силы, что разрушило любые контролирующие функции прошлых медиа. Технологические гиганты заинтересованы лишь в порождении все большего объема личностной информации, не заботясь о ее качестве. Их бизнес-модель построена на достижении монополизма, что выталкивает их именно на такой тип поведения, задавая и для других подобные правила.

Эта новая информационная среда, как следствие, размыла, если не уничтожила старые требования к информации в виде ее достоверности, открыв дверь в эпоху постправды, символом которой стали фейки. Правда перестала быть эталоном, теперь правит бал то, что потребитель хочет услышать, а это чаще не является правдой.

Фейки не нарушают бизнес-модель соцмедиа так, как они нарушали бизнес-модели традиционных медиа, где была заложена недопустимость отклонений от действительности. Теперь такого правила нет, поскольку его невозможно запустить в соцмедиа без вмешательства в процессы увеличения объемов информации, создаваемых потребителями.

В этом море информации, которая потребителю кажется неуправляемой, есть один четкий победитель – техгиганты, занятые прямой и косвенной торговлей личностной информации из соцсетей. Возможности использования этой персональной информации продемонстрировали сначала бизнес, а за ним и политики. Если в первом случае это была реклама для целевой аудитории, то во втором, примером чего были вмешательства в выборы и референдумы, прокатившиеся по многим странам, интенсивной вносилась нужная модель мира, включая хаос.

Общая модель создания нужного типа картинки мира или даже хаоса и в случае гибридной войны создается во всех трех пространствах – физическом, информационном, виртуальном. Здесь происходит искусственная смена одной картинки мира другой, призванной «замаскировать» происходящее. Именно так выглядела ситуацию во время аннексии Крыма. Вот некоторые акценты этого нового типа военных действий, на которые обратил внимание заместитель начальника Генштаба Вооруженных Сил РФ генерал-полковник Владимира Зарудницкий, правда, называя это моделью цветной революции [1–2]:

• «Сегодня в эпоху глобализации государство стало морально уязвимым, ослабло его значение и авторитет. Вследствие этого разложить государство изнутри легче, чем покорить его оружием»;

• «Страна – жертва агрессии при руководстве и поддержке извне сама убивает себя. В ходе внутреннего вооруженного конфликта уничтожается людской потенциал государства, разрушается экономика, теряется политическая самостоятельность. У населения страны – жертвы агрессии происходит полная потеря ориентации в системе координат „свой – чужой”. Вместо того чтобы объединиться перед лицом внешней агрессии, часть населения вступает в борьбу против другой части своего народа. Агрессор при этом выступает в роли „защитника” одной из сторон внутреннего конфликта, им же спровоцированного. Страны-жертвы, зачастую так и не осознав, кто агрессор, оказываются побежденными и отброшенными в своем развитии на 15–20 лет назад»;

• криминализация войны: «В ней принимают активное участие криминальные структуры. Безнаказанность и вседозволенность ведет к тому, что боевые действия ведутся бандитскими и террористическими методами».

Если пропаганда строит виртуальную картину мира годами, то в этом случае она должна быть построена более быстрыми методами, поскольку все направлено на дезориентацию противника, на то, чтобы не дать ему принять правильное решение.

Мы привели этот пример в контексте соцмедиа, поскольку здесь также в основе лежит порождение противоречивых информационных сигналов, среди которых никто не ищет реальную правду, а каждый довольствуется той правдой, которая ему кажется наиболее близкой и привлекательной. Если соцмедиа порождают «частокол» правд, за которой не найти единственно верную интерпретацию, то и здесь возникает такой же «частокол», только создаваемый сознательно.

Сегодняшний анализ соцмедиа приходит к весьма печальным выводам:

• бизнес-модель соцмедиа строится на отслеживании личной информации для порождения целевой рекламы;

• люди добровольно разрешают этот объем наблюдения над собой;

• соцмедиа вполне подходят для авторитарных государств, оказывая им помощь [3].

Последний вывод достаточно часто встречается в исследованиях соцмедиа. И это понятно, поскольку они предоставляют не только концентрированные информационные потоки, но и инструментарий если не прямого, то косвенного управления ими.

Интересно, что анализ того, кто именно делает репосты фейков, показал, что люди старше 65 лет делают это в два раза чаще, чем люди из предыдущей возрастной группы от 45 до 65 лет [4–6]. А сравнение с группой от 18 до 29 лет вообще показало, что люди старшего возраста делают это почти в семь раз чаще. Причем здесь не срабатывает ни политика, ни идеология – только возраст.

Возможный ответ, вероятно, следует искать в том, что эти люди выросли и сформировались в системе доверия к традиционной печати, чего сегодня нет у молодых. Старые координаты достоверности предопределяют поведение людей старшего поколения. Плюс к этому интересы молодежи лежат не так в области политики, как в сфере музыки, развлечений и т. п., поэтому они не распространяют то, что не задерживает их внимание.

Одним из авторов вышеупомянутого исследования является Э.Гесс (сайт – andyguess.com). В качестве понимания фейка они опираются на следующий подход: фейк – это фальшивый контент, сознательно создаваемый для получения результата от рекламной деятельности [7].

В своем исследовании они оценили потребление фейковых новостей в следующих объемах [8]. Количество американцев от 18лет и старше, посетивших фейковый новостной сайт в последние недели выборов 2016 года, составило 7,4 %. И это не так мало, поскольку 27 % голосующих составляют 65 миллионов людей. В исследуемый период от 7 октября по 14 ноября 2016 года в среднем люди потребили 5,45 статей с фейковых сайтов. И почти все они были протрамповскими.

Интересные данные также касаются работы по проверке фейков. Оказалось, что проверка фактов и фейковые сайты никак не пересекаются. Это как бы два разных потока, что говорит об определенной бессмысленности работы по проверке фактов. По крайней мере, она не используется обычными потребителями новостей.

Все это оказывается возможным, поскольку сегодня только 60 % контента создается людьми, остальное делают боты [9]. Плюс к этому существует феномен, что люди также размещают не свой, а спонсорский контент [10]. Тем самым объемы организованной кем-то информационной среды вокруг нас намного выше, чем мы думаем. То, что предстает перед нами как случайное, на самом деле является системным и организованным специально.

Волна фейков становится особо опасной в ключевых точках принятия решений массовым сознанием. Это выборы (президентские и парламентские) и референдумы. Здесь есть жесткая временная точка отсчета, после которой уже сложно развернуть ситуацию в обратную сторону. Накал страстей в этот период создает максимальное эмоциональное напряжение, которое работает против критической оценки поступающей информации, поскольку массовое сознание затуманивается эмоциями. Это период, когда большой объем информации обрушивается на человека, но ему его все равно не хватает, когда уже начинают слушать не только журналистов, но и соседей.

Перед кем должен нести ответственность журналист? В случае России представления населения и журналистов в этом вопросе расходятся: «По мнению граждан, журналист не воспринимается как субъект, который должен нести ответственность, прежде всего, перед самим собой, в то время как представители профессионального сообщества считают ответственность перед самим собой не менее важной, чем ответственность перед обществом (11 % и 79 % соответственно). В отношении власти мнения населения и журналистов также разошлись – лишь 3 % журналистов считают, что должны нести ответственность перед властвующим субъектом, в то время как такого мнения придерживается каждый пятый респондент массового опроса. О том, что журналист должен нести ответственность перед аудиторией медиа, гораздо чаще говорили представители профессионального сообщества (71 %), в то время как такой точки зрения придерживаются лишь 35 % населения в целом» [11]. Россияне «50 % склонны „скорее не доверять” большинству сообщений, выпускаемых журналистами, и лишь 33 % „привыкли верить тому, что пишут в газетах, говорят по телевидению и радио”» [12].

Независимые социологи зафиксировали в России запрос на перемены. Это можно понять, как разрушение модели задавать позитив с помощью внешней политики. Люди хотят конкретного результата для себя. А падение уровня жизни начинает конфликтовать с телепропагандой.

Екатерина Шульман говорит: «Здесь мощь госпропаганды сыграла немного против себя. Они рассказывали по телевизору, что мы посадили своего человека американским президентом, победили несколько раз ИГИЛ, освободили и отстроили Пальмиру. Все было исключительно прекрасно. И у людей сформировалось впечатление, что сейчас, когда все это достигнуто, власть оборотится и будет так же успешно действовать, как на внешнеполитических фронтах. Когда этого не произошло, да еще и пенсии отобрали, люди впали в фрустрацию. Что здесь важно? Люди стали хотеть более решительных и быстрых перемен и меньше хотеть незначительных изменений. В 2017 году число людей, которые хотят перемен, впервые превысило сторонников стабильности и с тех пор растет вверх. Перемены какого рода люди себе представляют? Исследование Высшей школы экономики: 58 % полагают, что мы должны как-то экономически развиваться. Внешняя политика, которая была главным базисом одобрения действующей власти, стала восприниматься как пассив, как обуза, как источник расходов и некая причина низкого уровня жизни» ([13], см. также [14] и статью Л. Гудкова об использовании стратегии антиамериканизма в российской политике [15]). Происходит также сдвиг в сторону большей открытости от полюса консерватизма, свойственного советской модели мира, то есть «тренды идеологического и массового дискурса явно противоположны» [16–17].

Сегодня даже дезинформация часто работает на то, что хочет опровергнуть. Это связано с тем, что опровержение будет повторять те же слова, что и исходный текст: «Еще легче втянуть журналистов в обратный процесс: если не удается их уговорить распространять дезинформацию, поддерживая ее, втянуть их в процесс опровержения и проверки фальшивки. Опровержение точно лучше, чем ничего. В цепочке распространения дезинформации опровержение – тот же кислород, потому что вместе с опровержением (а еще лучше – массово распространяемым опровержением!) увеличивается количество ваших, дезинформационных ключевых слов, в том числе – и в выдаче поисковых систем. Большая поисковая выдача, в свою очередь, означает большее число людей из „чужих” для вас, как дезинформатора, сетей, и запущенный вами зловредный „вирус” – в форме нарратива, или хотя бы в форме тех же ключевых слов – проникает в том числе туда, куда вы и не мечтали» [18].

По сути, перед нами возникли методы военной пропаганды, и люди в погонах появились в российских медиа. Как пишет В. Гатов: «Ранней весной 2014 года почти во всех российских государственных СМИ появились „спецпредставители” – те самые военные пропагандисты, уполномоченные Кремлем и военным ведомством на проведение соответствующих мероприятий. Целей у них было изначально две: собственное российское население, которому следовало внушить гордость и восторг от возвращения Крыма, и вторая цель – внушить отвращение к новым киевским властям и осторожную надежду на дальнейший раскол Украины (что полностью соответствовало военно-стратегическим планам Кремля). Военная пропаганда включилась в работу ненадолго (судя по некоторым косвенным признакам, уже к концу осени 2014 года ее эмиссары были отозваны), но произвела на сотрудников государственных СМИ небывалое впечатление. Они увидели (и поучаствовали) в операции, которая реально оказала влияние на ход конфликтов – что в Украине, что в Сирии. Военспецы „дали подержаться” за тот самый „маузер Дзержинского”, о существовании которого вроде бы известно, но его никто давно не видел» [19].

При этом разрушение базы любви к государству, отмечаемое социологами, очень важно. Пропаганда со времен Геббельса любит опираться на достоверное при введении лживого. Такой синтез оказывается сильнее утверждений, несущих исключительно ложь.

Например, В. Морозов говорит следующее: «Несмотря на пропагандистские искажения, преувеличения и так далее, в основе пропагандистских утверждений, как правило, лежит искренняя убежденность. Да, цинизма там много, но это цинизм отдельных игроков, которые абсолютно беспринципно пользуются моментом, делают карьеру и так далее. Но в целом, мне кажется, российский официальный медиа-дискурс основан на убежденности довольно широкого круга людей в правильности избранного курса. Кроме того, конечно, это игра со здравым смыслом, с представлениями российской публики о том, как устроен мир и что в нем происходит, а также какова в нем роль России» [20].

Наш мир должен быть адекватен нашим представлениям о нем. Если между ними есть несоответствие, то авторитарные структуры начинают менять представления, сохраняя нужный тип мира как можно дольше.

В этом плане нам встретился интересный пример работы ИГИЛ, которые закрыли все интернет-кафе в городе, чтобы убрать гражданских от политического влияния и передачи информации глобальным новостным сайтам [21]. Если военные неуспехи будут продолжаться, то на следующем этапе можно ожидать того, что негативные нарративы будут удаляться из сети, а новые сторонники будут рекрутироваться на основании фиктивных рассказов об успехах.

А в Британии албанская кокаиновая мафия опирается на соцмедиа, демонстрируя феррари, пачки 50-фунтовых банкнот и золотые ролексы, чтобы улучшать свою репутацию и рекрутировать молодежь [22].

Сильные коммуникации могут порождать тот или иной вариант мира. Это происходит потому, что мы верим коммуникациям, а физический мир оказывается уже вторичным при таком подходе, хотя раньше все было наоборот. Правда, у Конфуция есть фраза, что сначала должны идти дела и только потом слова. Сегодня ему бы пришлось написать по-другому – сначала идут соцмедиа и только потом дела.

Литература

1. О военных аспектах цветных революций «на полях» III Московской конференции выступил начальник Главного оперативного управления Генштаба Вооруженных Сил РФ генерал-полковник Владимир Зарудницкий // structure.mil.ru/structure/forces/type/navy/kasp/leader/more.htm?id=11929774@egNews.

2. Тихонов А. Откуда исходят угрозы миру // archive.redstar.ru/index.php/newspaper/item/16298-otkuda-iskhodyat-

3. Deibert R.J. Three painful truths about social media // Journal of Democracy. – 2019. – Vol. 30. – N 1.

4. Newton C. The good news about elderly people sharing so much fake news // www.theverge.com/2019/1/10/18176162/fake-news-old-people-nyu-study-silver-lining.

5. Newton C. People older than 65 share the most fake news, a new study finds // www.theverge.com/2019/1/9/18174631/old-people-fake-news-facebook-share-nyu-princeton.

6. Сарханянц К. Fake news все возрасты покорны // www.kommersant.ru/doc/3851192?from=main_7.

7. Guess A. a.o. Less than you think: Prevalence and predictors of fake news dissemination on Facebook // advances.sciencemag.org/content/5/1/eaau4586.

8. Guess A. a.o. Selective Exposure to Misinformation: Evidence from the consumption of fake news during the 2016 U.S. presidential campaign // www.ask-force.org/web/Fundamentalists/Guess-Selective-Exposure-to-Misinformation-Evidence-Presidential-Campaign-2018.pdf.

9. Read M. How Much of the Internet Is Fake? Turns Out, a Lot of It, Actually // nymag.com/intelligencer/2018/12/how-much-of-the-internet-is-fake.html?utm_term=RWRpdG9yaWFsX1RoZUxvbmdSZWFkLTE5MDEwNQ%3D%3D&utm_source=esp&utm_medium=Email&utm_campaign=TheLongRead&

CMP=longread_email&fbclid=IwAR2FWQHDFjJLM-5mSbeOz-F19f1SwRL8sKYzqpc3Vedoi8yXkTLoWa9PRmw.

10. Lorentz T. Rising Instagram Stars Are Posting Fake Sponsored Content // www.theatlantic.com/technology/archive/2018/12/influencers-are-faking-brand-deals/578401/.

11. Образ журналиста в массовом сознании россиян. – М., 2018 // www.msindex.ru/wp-content/uploads/2018/10/Obraz-zhurnalista-v-massovom-sozdanii-rossiyan_doklad.pdf.

12. Дергачев В. Соловьев и другие авторитеты: почему половина россиян не верят СМИ // www.rbc.ru/society/22/10/2018/5bcc97729a7947e625fc02ba.

13. Шульман Е. Запрос есть такой, что закрученные гаечки немного потряхивает // www.znak.com/2019-01-09/kakoy_dolzhna_byt_vlast_ v_rossii_i_chego_zhdet_narod_lekciya_ekateriny_shulman.

14. Дмитриев М. и др. Осенний перелом в сознании россиян: мимолетный всплеск или новая тенденция? // www.liberal.ru/articles/7298.

15. Гудков Л. Структура и функции российского антиамериканизма: фаза мобилизации 2012–2015 годов // cyberleninka.ru/article/v/struktura-i-funktsii-rossiyskogo-antiamerikanizma-faza-mobilizatsii-2012-2015-godov.

16. Магун В. Российские ценности: движение в сторону индивидуализма. Интервью // trv-science.ru/2018/12/18/magun-gamburgskij-schet/.

17. Магун В. и др. Европейская ценностная типология и базовые ценности россиян // www.hse.ru/pubs/share/direct/document/174201723.

18. Пять уроков журналистики в эпоху дезинформации // postjournalist.org/2019/01/09/%D0%BF%D1%8F%D1%82%D1%8C-%D1%83%D1%80%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%B2-%D0%B6%D1%83%D1%80%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B8-%D0%B2-%D1%8D%D0%BF%D0%BE%D1%85%D1%83-%D0%B4%D0%B5%D0%B7%D0%B8/?fbclid=IwAR1IBdNXpz3pqQTLlODdg_KwixDm9pkoib1e6zafeQfYiGWFk0a875LpxU4.

19. Гатов В. Краткий курс истории fake news // newtimes.ru/articles/detail/175021.

20. Морозов В. Миф о простом человеке // syg.ma/@inrussia/mif-o-prostom-chieloviekie.

21. Ward A. ISIS’s use of sovial media still poses a threat to stability in the Middle East and Africa // www.rand.org/blog/2018/12/isiss-use-of-social-media-still-poses-a-threat-to-stability.html.

22. Townsend M. Kings of cocaine: how the Albanian mafia seized control of the UK drugs trade // www.theguardian.com/world/2019/jan/13/kings-of-cocaine-albanian-mafia-uk-drugs-crime.

3.2. В глухих лесах соцмедиа

Мир базируется на информации и строится ею. По этой причине очень важны те или иные способы организации информационного пространства вокруг нас. В свое время последствия появления книги создали тот мир, в котором мы выросли. Именно книгопечатание создало науку и образование, национальные языки и государства, дало возможность протестантизму оторваться от власти, что сделало протестантские страны передовыми в экономическом отношении, опережающими и католические, и православные, где власть и церковь более связаны.

Книга создала наш современный мир, правда, теперь мы постепенно начали терять печатное слово. Как следствие, пришло не глубокое, а поверхностное чтение с экрана, которое не порождает критического мышления, а уровень IQ в мире стал снижаться [1]. Став потребительским, человечество начало умственно деградировать, что отражается и в падении числа выдаваемых патентов. Никто не знает, почему именно это происходит. Но один из ответов таков – новая окружающая среда, которую мы строим, каким-то образом побуждает к глупости.

Пропаганда удерживает в головах нужную картину мира. Раньше это делала религия и идеология, наказывая носителей другой точки зрения огнем и мечом, тем самым помогая одной точке зрения в ущерб остальным. Сегодня, получив гигантские возможности соцмедиа, например, можно не быть такими жестокими в достижении своих целей. Управление мозгами становится мягким и приятным для потребителя.

Советский Союз облегчил себе жизнь, создав монологические потоки информации. Все то, что не поддерживало эту картину, цензурировалось, когда оно порождалось внутри страны, или глушилось, когда, как западные радиоголоса, шло извне. Была даже отдельная статья Уголовного кодекса – статья 70 «Антисоветская агитация и пропаганда». А под формулировку «агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти» можно было подводить очень многое.

Задачей пропаганды является создание искусственной социальной памяти, которая может не иметь подтверждения в памяти индивидуальной, но все равно будет иметь доминирование над ней. Тут пропаганде серьезно помогает такой стратегический информационный продукт, как знания, а также институты по порождению знания (наука) и его трансляции (образование). Они задают определенные онтологические рамки, куда укладывается только то, что они считают истиной. Медиа является институтом тактической информации, там мы видим то, что подтверждает имеющуюся картину мира, не противореча ей.

Сегодняшняя поляризация наших взглядов, когда мы стали плохо относиться к чужому мнению, вероятно, связана с тем, что в соцмедиа мы окружены комфортной информационной средой, читая то, что нам нравится или написано нашими фейсбучными друзьями. Поэтому современные политические технологии активно стремятся поляризовать избирателей, чтобы их легче было направить по нужному пути.

Введение сомнения, например, является одним из приемов разрушения доминирующей точки зрения. Это не прямое, а скорее косвенное опровержение. Ведь мы не видим многого, пока кто-то не обратит наше внимание на это.

Сомнение вводится и для того, чтобы в голове образовалась «полочка», на которую мы будем складывать противоположные примеры. В свое время Ш. Айенгар предложил разграничивать новости на эпизодические и тематические [2]. Эпизодические описывают разовое событий, тематические – дают контекст события. Как правило, при описании события как разового виновным в ситуации оказывается человек, когда же мы видим цепочку однотипных событий, мнение экспертов, то виноватым может быть государство. Поэтому телевидение любит эпизодическую подачу, к тому же, на нее уходит меньше времени на подготовку. Например, с экрана не сходит информация об автомобильных авариях в зимнее время, но они всегда разовые, журналисты не поднимают проблему в таком ракурсе, когда виновными окажутся не только водители, но и те, кто держат дороги в таком состоянии. Теория фреймов подчеркивает, что в первом случае присутствует индивидуальный фрейм, во втором – коллективный, что в одном случае акцентируется личный опыт, в другом – тренды [3].

Пропаганда потеряла всю свою привлекательность в период, когда она стала тоталитарной. Ведь, по сути, тогда она стала одним гигантским вариантом множественных фейков, которые не имели соответствия с действительностью. Она управляла населением скорее эмоцией, чем правдой. И «сломалась» тогда, когда перестали работать удерживающие ее эмоции.

Есть геополитика нефти, но есть и геополитика справедливости, основанная на эмоциях, когда все плюсы достаются стране, воспринимаемой как более справедливой, чем твоя собственная. На этом строилась холодная война и проигрыш в ней Советского Союза. Две украинские революции также боролись именно за справедливость.

Пропаганда, выйдя из моды, получила множество других названий, чтобы не называться пропагандой. Это длинный список: информационная война, психологическая война, мягкая сила, стратегическая коммуникация, идеологическая война, война идей, операции влияния, публичная дипломатия… Причем интересно, что идеологическая война, война идей, операции влияния появились как следствие прихода долгой войны, когда оказался востребованным опыт войны холодной. То есть произошел определенный возврат к прошлому.

По сути, в развитии влияния происходит смена носителей, но инструментарий сохраняется. Вчера это мог быть плакат на стене, сегодня – телесериал у тебя дома. Телесериал «Мир Дикого Запада» создает мир будущего, где роботы становятся неотличимыми от людей. Сериалы «1983» и «Двойник» демонстрируют альтернативную историю мира, в котором холодная война не хочет заканчиваться [4]. Однако это еще сильнее убеждает нас в правильности сегодняшнего мира.

«1983» – это польский сериал, в котором интересно, что в нем показывают будущее, созданное в результате заговора и избавления от СССР и коммунистов. Однако закрытый характер этого нового общества приводит его к такой же борьбе с врагами, какая была в прошлом. Кстати, Украина не делает таких фильмов о будущем, погружая свою кинематографию в изучение прошлого.

Интернет пришел в мир и поддерживался с декларируемой целью дать голос тем, у кого его отобрали. «Арабская весна» стала примером развития смены ситуации по такой модели. Правда, исследования впоследствии показали, что интернет тогда использовался не так для мобилизации населения, как для выхода на западные СМИ для информирования их о происходящем, чтобы заручиться поддержкой.

Известный американский исследователь интернета Е. Морозов склоняется к мнению, что в арабской весне большую роль сыграли межличностные контакты, которые не афишировались, чтобы не навредить организаторам [5–7].

Хотя в свое время Алек Росс – технический гуру госдепартамента времен Хиллари Клинтон объявил интернет Че Геварой XXI столетия [8]. Он считал интернет разрушительной силой для автократических режимов, поскольку тот передает часть власти от правительств и больших структур индивидам и малым структурам. И тогда все сильные страны занялись облегчением доступа к интернету для стран послабее.

Правда, сегодня заговорили еще об одном факторе, ведущем к росту протестности. Это роль изменений климата, последствия которого изучали в Международном институте прикладного системного анализа в Вене на базе 157 стран в период 2006–2015 гг. Изучая миграцию сельского населения в города, вызванную засухой, ученые увидели в ней одну из причин «арабской весны» 2010–2012 гг. [9–10]. Точно так бунтарские настроения прослеживаются в странах, где много молодых людей, что является результатом высокого уровня рождаемости детей в них. Но работы для всех нет и не предвидится, отсюда миграция и протесты.

Алек Росс выделил следующий набор последствий, которые несут технологии связности [11]:

• ускорение роста социальных и политических движений;

• обогащение информационной среды, изменение способности получать и передавать информацию;

• новые информационные сети разрушают лидерские структуры.

Мы живем в мире, когда государства (и крупные корпорации) переводят в свою пользу любые технические новинки, кажущиеся поначалу достаточно демократическими. Все постепенно становится управляемым со стороны государства или большого бизнеса, способного оплатить расходы на управляемость.

Приведем многочисленные примеры победы государств над потенциально опасными для них тенденциями:

• соцсети были первоначально неуправляемыми, но Китай, Израиль, Россия, США (за пределами своей страны) сделали команды живых людей, ринувшихся в бой под видом просто индивидов, лишь потом появились роботы-боты;

• отзывы в интернет-магазинах в большинстве своем стали фальшивыми;

• Голливуд обладает представительствами всех американских военных и разведывательных ведомств, которые могут помочь в съемках правильного фильма путем предоставления техники и консультаций;

• футбольных болельщиков изучают очень серьезно в Британии, поведение толпы – в США, ищут автоматическое распознавание моделей аномального поведения пассажира в аэропорту;

• англичане проделали большое изучение социологии протестующих, откуда они, из каких районов, вплоть до того, получали ли они бесплатную еду в школе;

• системы распознавания и наблюдения заполонили улицы, в этом же направлении работают телефоны в кармане каждого, по которым можно видеть местоположение любого.

Системной стала и работа с массовым сознанием, где первенство принадлежит Китаю. Китай создал систему «де-экстремизации» для перевоспитания своего уйгурского мусульманского населения [12–13], а также систему социального кредита для всех, где человек набирает баллы в случае хорошего поведения (например, посещает своих старых родителей) или лишается их. Если баллов мало, ты не сможешь взять кредит или купить билет на самолет. Возникло даже приложение для телефона, сообщающее, что рядом с тобой находится должник [14]. Это делается для общественного осуждения взявших кредит и не вернувших его.

Политика решила найти свое счастье в соцмедиа. Информационные интервенции в американские президентские выборы 2016 года привлекли всеобщее внимание, поскольку оказались связаны с зарубежной страной – Россией. Уже однотипное вмешательство в Брекзит или немецкие парламентские выборы не привлекли такого же уровня внимания. На выборы Макрона они повлияли частично, поскольку после первого тура фальшивые аккаунты были удалены.

Мир, технически уходящий вперед, теряет свои социальные ориентиры позади. Это хорошо продемонстрировали гиганты типа Фейсбука, когда хорошо сконструированная для зарабатывания денег своим создателям техническая модель вступила в противоречие с моральными нормами, с людьми, личностная информация которых является ресурсом, на котором «Фейсбук» зарабатывает свои деньги. А поскольку эта бизнес-модель построена на монополизме гигантов, то они пытаются продиктовать эти правила для всех.

Литература

1. Stillman J. We Are All Getting Dumber, New Science Proves, and No One Is Sure Why // www.inc.com/jessica-stillman/we-are-all-getting-dumber-new-science-proves-no-one-is-sure-why.html?fbclid=IwAR3svwueyHYIXNkV4GfFOktRJIsHZiHpac29KbubV2nayX5NIujMF0lutIM.

2. Benjamin D. Episodic vs. Thematic Stories // www.frameworksinstitute.org/assets/files/framebytes/framebyte_thematic.pdf.

3. Springer S.A. a.o. The Influence of Episodic and Thematic Frames on Policy and Group Attitudes: Mediational Analysis // www.u.arizona.edu/~jharwood/pdf/springer%20and%20harwood.pdf.