Текст книги "СССР: страна, созданная пропагандой"

Фирсов разъясняет разницу между инакомыслием и разномыслием: «Если человек лоялен по отношению к обществу, то он ограничит себя, так сказать, выходом за некоторые общие правила, но при этом будет оставаться в рамках основных представлений об этом государстве, строе, он будет лояльным, и он не будет стремиться протестовать в категорической форме. А вот инакомыслие – это уже совсем другое. В силу природы этого явления оно свойственно большинству людей. В сущности, это даже норма человеческого поведения или отношения к жизни, норма для мышления, для поступков. Другое дело, часто общество и государство мешают реализации этой нормы. То есть это, так сказать, явление массовое. А инакомыслие – это совсем другое. Значит, вы должны решиться на серьезный шаг, у вас должно возникнуть чувство протеста, вы хотите изменить систему отношений или там государства и общества, в котором вы живете. Это уже часто, так сказать, гражданский поступок, требующий большой внутренней мобилизации, оснований для этого. Это совсем другая культура и так далее. Вот почему так немного было инакомыслящих в Советском Союзе – потому что требовались особые качества и свойства души, чтобы решиться в старых, прожитых нами условиях если не на прямую борьбу c режимом, то, во всяком случае, на протестные действия, на действия, связанные c охраной закона и так далее» ([11], см. также [12]).

Юрий Левада изучал эти же процессы, акцентируя небольшой объем людей, которые исповедовали другую точку зрения. Борис Дубин пишет: «В ретроспективной левадинской характеристике семидесятых годов как эпохи „подтачивания монолита” советского общества сталинской эпохи (иногда Левада говорил о „разрушении концепции монолита” и, замечу, не раз подчеркивал „вынужденный, а потому основательный” для всех участников характер этого процесса) я хотел бы для начала обратить внимание на несколько моментов. Они, среди прочего, определяли формы и пределы тогдашнего „разномыслия”, которое, в первую очередь, практиковалось достаточно узкими кругами интеллигенции, образованного слоя и, естественно, в заметно меньшей мере, – массой населения, прежде всего городского (напомню, что во второй половине 1960-х гг. среднее образование стало в СССР всеобщей нормой, а большинство населения – жителями городов того или иного уровня и типа)» ([13], см. также [14]).

Юрий Левада видит постепенный отход советского человека от положения винтика в государственной машине: «Образцовый человек советского времени утверждал себя – не только на плакатах и в кинофильмах – как человек государственный, готовый служить казенной машине, надеющийся на ее заботу и отождествляющий себя c ее символами. В несколько ослабленной форме эта черта была отмечена в исследовании 1989 года. Последующие перемены, как можно судить по последним данным, привели к дальнейшему разгосударствлению и к так называемой «приватизации» человека» ([15], см. также [16]).

«Старая» модель советского человека перестала быть образцом, как пишет Л. Гудков: «Советский человек генетически принадлежит обществу мобилизационного типа. Пережив чистки, коллективизацию, войну и массовые репрессии, острый идеологический кризис в послесталинские годы, он состарился ко времени брежневского застоя, утратив после многих попыток реформировать социализм остатки коммунистической веры, заменив их архаическим национализмом и внешним „православием”, скорее магическим, чем евангельским. Хронический дефицит, бедность жизни, скука, сменяющаяся тревогой из-за различных угроз жизни своей или близких, стали причиной того, что этот человек больше всего на свете был озабочен физическим выживанием. К концу 1960-х гг. он уже утратил для молодежи свое значение социального образца („настоящего коммуниста”), стерся ореол романтизма и прекраснодушия. А это указывало, c точки зрения социологии, что этот образец уже не мог воспроизводиться» [17].

Однако это было поспешным выводом. Дальнейшие исследования демонстрируют, что советский человек особо никуда и не уходил. Л. Гудков видит следующие причины воспроизводства советского человека в молодом поколении: «Основные механизмы воспроизводства этого человека обеспечены сохранением базовых институтов тоталитарной системы (даже после всех модификаций или их рекомбинации). Это вертикаль власти, неподконтрольная обществу, зависимый от администрации президента суд, политическая полиция, массовая мобилизационная и призывная армия, лагерная зона, выхолощенные или управляемые выборы, отсутствие самоуправления, псевдопарламент и, наконец, почти не изменившаяся c советских времен массовая школа, воспроизводящая прежние стандарты обучения» (см. также результаты опросов Левада-Центра [18–19].).

То есть государство законсервировало в модели советского человека те черты, которые нужны для выживания этого типа государства, правда, в отличие от советского времени открыв для несогласных пути для эмиграции. И для построения своей жизни молодому человеку приходится как бы идти наверх по старой советской лестнице, поскольку демократические социальные лифты так и не появились.

И в ходе анализа ностальгии по СССР возникает интересный вывод о том, что тот СССР, о котором ностальгируют, на самом деле не настоящий, а искусственно сконструированный сегодня образ. Понятно, что он будет медийным, так как именно медиа конструируют социальную память, особенно для тех, кто не жил в СССР. А число их становится все больше.

Борис Дубин видит эту ситуацию следующим образом: «С начала нулевых мы, скорее, имеем дело не c реальной картиной советской действительности, опытом повседневной жизни в ней, а с конструированной картиной: СССР – это сильная страна, которую боялись и уважали, которая добивалась значимых во всем мире успехов в науке, технике, образовании, внутри страны все были добры, щедры и гостеприимны. Все это в большой степени элементы мифологии, созданной на контрасте c представлением о 90-х годах как периоде разрухи, когда страна чуть не погибла. Но и этот образ не столько отражение реального опыта 90-х, сколько действие пропагандистской машины уже 2000-х годов, поэтому, кстати, он и укоренен, среди прочего, в сознании молодых людей, которые СССР и в глаза не видели. Иными словами, советское – предмет ностальгии. Но надо помнить, что советское сегодня и чем дальше, тем больше является искусственной конструкцией (оно объединяет, например, сталинизм c православием, пиетет перед государством и иерархией власти c принципами справедливости и равенства)» [20].

Теперь для выживания молодежь должна примерить на себя модель мира старшего поколения, которого уже и нет c ними. И на место тоталитарного государства приходит новое квазитоталитарное, которое столь же бдительно пытается следить за чужими мыслями, особенно высказываемыми публично.

У Юрия Левады было интересное наблюдение: «Человек наш оказывается на удивление спокойным и покорным. У нас в России не было массовых социальных движений: ни в старое время, ни в советское, ни в так называемое постсоветское. Забастовочные всплески, которые у нас были где-то на исходе 80-х – начале 90-х, происходили в отдельных районах c отдельными профессиями, да и то, как правило, были придуманными сверху. А других-то не было. Люди разорялись, теряли сбережения, теряли собственность – и ничего. Вы знаете, что на днях умер Никита Богословский. Он был музыкант, поэт, пародист, иногда человек весьма едкий. Года три назад попалось мне такое его пародийное четверостишье:

 
Над страной холодный ветер веет,
Не хотим веселых песен петь.
И никто на свете не умеет
Лучше нас смиряться и терпеть [16].
 

При этом мы забываем, что в СССР как бы существовала параллельная информационная система государства, состоящая из подслушивания, доносов, стукачей, которая и обеспечивала всю нашу псевдостабильность. Стоило спецслужбам сознательно прикрыть глаза и уши, как только тогда появлялись ростки демократии.

Леонид Млечин рисует эту мощную схему сбора информации в своей статье по истории стукачества в России: «Большевики превратили страну в полицейское государство, все структуры общества были пронизаны сотрудниками госбезопасности. Они развратили людей, добились того, что приличные, казалось бы, граждане, спасаясь от страха, или за деньги, квартиру, поездки за границу, а то и просто в надежде на благосклонность начальства доносили на родных, соседей и сослуживцев. Спецслужбы имели доверенных лиц, секретных осведомителей и резидентов. Доверенные лица работали без денег, их вербовка не оформлялась. Это были любители, которые сообщали обо всех подозрительных лицах. Секретные осведомители вербовались для слежки за теми, кто подозревался в участии в преступной деятельности. Лучшими осведомителями считались продавцы, официанты, чистильщики обуви, которых в те годы было немало. Им платили деньгами или продуктами. Резидентами служили пенсионеры, бывшие сотрудники правоохранительных органов, которые имели на связи 20–30 осведомителей. Резиденты трудились за зарплату»[16].

Считается, хотя в это трудно поверить, что при Хрущеве объемы этой «информационной работы» понизились. Однако появление на посту председателя КГБ Ю. Андропова, которого мы часто трактуем как предвестника демократии, все вернулось в привычное русло. Правда, тот же Андропов в этом своем качестве разъяснял, что они наказывают не за инакомыслие, а за инакоделание. Но, видимо, ему просто не хотелось выглядеть ужасным в глазах своего собеседника.

Когда молодежная модель мира переносилась на всю страну, это было управлением эмоциями. И это самый важный аспект управления. Рационально победить эмоции невозможно. Поздний Советский Союз был рационален, поэтому его пропаганду легко победила западная эмоциональная пропаганда. Джинсы c их западным флером или жевательная резинка оказались сильнее любого трижды правильного доклада. Это не приходило в голову М. Суслову и его сотоварищам. Они были вооружены цитатами классиков марксизма-ленинизма, но условные джинсы, жвачки, фильмы оказались сильнее, И материальное победило идеальное, а точнее, одно идеальное было заменено другим. Так сознание избавилось от диссонанса, теперь и идеальное, и материальное происходили из одного источника.

Литература

1. Nova A. Here’s why millions of millennials are not homeowners // www.cnbc.com/2018/07/09/these-are-the-reasons-why-millions-of-millennials-cant-buy-houses.html.

2. Кордонский С. «Триста c лишним лет – сплошная модернизация, а страна остается такой же» // www.znak.com/2018-11-12/simon_ kordonskiy_o_propasti_mezhdu_falshivoy_gosstatistikoy_i_realnoy_zhiznyu_

rossiyan.

3. Кордонский С. Доживет ли страна c такой сословной структурой, я не знаю // www.znak.com/2018-01-18/sociolog_simon_kordonskiy_ o_voyne_sosloviy_v_rossii.

4. Ефремов М. «Я дурак, мне можно». Интервью // newtimes.ru/articles/detail/172427.

5. Эти странные семидесятые, или потеря невинности // itexts.net/avtor-avtorov-kollektiv/119793-eti-strannye-semidesyatye-ili-poterya-nevinnosti-avtorov-kollektiv/read/page-1.html.

6. Невзоровские среды // echo.msk.ru/programs/nevsredy/2305987-echo/.

7. Жижек С. Счастье? – Спасибо, нет! // knife.media/happiness-no-thanks/.

8. Макаренко В. Разномыслие – не ересь, а путь к развитию // www.ng.ru/stsenarii/2018-10-22/13_7337_raznomysl.html.

9. Фирсов Б. М. Разномыслие в СССР. 1940–1960-е годы. История, теория, практика. – СПб., 2008.

10. Разномыслие в СССР и России (1945–2008) // www.polit.ru/article/2009/03/06/raznomysl/.

11. Час книги. Борис Фирсов и Дмитрий Травин говорят в гостях у Виктора Резункова о разномыслии в СССР и России // www.svoboda.org/a/2270369.html.

12. Стахов Д. Невинность не вернуть // polit.ru/article/2010/09/03/stakhseven/.

13. Дубин Б. В. Позднесоветское общество в социологических разработках Юрия Левады 1970-х годов // ecsocman.hse.ru/data/2012/09/25/1251346498/%D0%94%D1%83%D0%B1%D0%B8%D0%BD.pdf.

14. Яковенко И. Советская пропаганда: чудеса эффективности и загадочная смерть // newsua.one/istoriya/sovetskaya-propaganda-chudesa-effektivnosti-i-zagadochnaya-smert.html.

15. Левада Ю. «Человек советский» пять лет спустя: 1989–1994 (предварительные итоги сравнительного исследования) // ecsocman.hse.ru/data/517/678/1219/034_levada.pdf.

16. Левада Ю. Человек советский // polit.ru/article/2004/04/15/levada/.

17. Гудков Л. Повесть о советском человеке // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/12/28/671519-povest-o-sovetskom.

18. Ностальгия по СССР // www.levada.ru/2017/12/25/nostalgiya-po-sssr/.

19. Пипия К. Отцы как дети и дети как отцы // www.levada.ru/2018/09/26/ottsy-kak-deti-i-deti-kak-ottsy/.

20. Дубин Б. Другая такая же страна. Интервью // www.levada.ru/2013/09/02/drugaya-takaya-zhe-strana/.

21. Млечин Л. Донос c пристрастием. История советского стукачества к 100-летию Павлика Морозова // www.novayagazeta.ru/articles/2018/11/14/78583-stradaem-ot-nedonositelstva-pavlik-morozov-neschastnyy-malchik-ubityy-vmeste-s-bratom-pri-nevyyasnennyh-obstoyatelstvah-i-posle-smerti-dolzhen-byl-sluzhit-sovetskoy-vlasti.

Тайный СССР: как ковалось тайное знание

Знания из системы, построенной на других принципах, всегда могут быть интересными. Такой была, например, квантовая физика, пока ее не признали [1–6]. Интересно, что ее «удержал на плаву», когда даже статьи по квантовой физике не брали журналы, создатель тренингов EST В. Эрхард. Он стал миллионером, проповедуя личностный рост (раскрытие своих возможностей) на волне ЛСД и New Age.

СССР также искал такие другие знания из иносистем. При этом мы не говорим об оккультизме-эзотерике Г. Бокия или о том, как Г. Рогозин спасал Б. Ельцина, проникая в мысли других, ни о дальновидении, которое активно пытались развивать и СССР, и США (см. о некоторых работах такого рода [7–8], а также о других закрытых проектах как технических, так и психологических [9–16]).

Все это в определенной степени прорывные технологии, которые не были доведены до конца. На них выделяли деньги в условиях холодной войны, а сегодня таких денег уже нет, как и войны. Это же было временем появления на наших экранах «странных» персоналий. Одним из них был А. Кашпировский, выпускник Винницкого мединститута.

Вот мнение профессора В. Звоникова о Кашпировском: «Занимаясь нейрофизиологией межполушарных взаимоотношений, мы наблюдали в экспериментах различные сдвиги функционирования левого и правого полушарий головного мозга и пришли к выводу, что независимо от того, сеанс ли это Анатолия Михайловича, гипнотический ли сеанс либо это медитация или аутогенная тренировка, во всех этих процедурах в той или иной степени имеется снижение активации левого полушария, которое прежде всего контролирует у нас волевые, логические, сознательные функции и повышение активации правого полушария, которое является образным и отвечает за бессознательное в нашем организме» [17].

То есть подавляется рациональное, открывается бессознательное. Но есть и еще один феномен, связанный c этим типом восприятия. Просто в копилку, без всяких выводов. Первый – излучение от смартфонов плохо влияет на способность подростков запоминать информацию: «Функция память сильнее подвержена негативному воздействию радиоволн, когда телефон держат у правого уха. Ученые объясняют это тем, что участки головного мозга, отвечающие за образную память, расположены в основном в правом полушарии» [18].

И второй почти анекдотический факт – козы различают счастливые лица людей и тянутся к ним. Эффект становится значимым, когда фото показывают справа, когда же слева, то козы не проявляют существенного предпочтения. Ответа внятного нет, но рассуждения по этому поводу есть: «Исследователи считают, что это происходит потому, что козы используют одну сторону мозга для обработки информации – нечто подобное есть и у других животных. Может быть и так, что левая часть мозга обрабатывает позитивные эмоции, или что правая часть мозга связана c избеганием сердитых лиц» [19].

Телевнимание к Кашпировскому, как мы помним, возникло в кризисный период перестройки. Причем Л. Кравченко, возглавлявший телевидение того периода, всегда отрицал, что Кашпировского к нему привел КГБ или кто-то другой. Но Ю. Малин, сам работавший в КГБ, например, заявил: «Как Кашпировский попал на экран – не скажу, ищите женщину. Но в определенный момент встал вопрос: продолжать его массовые сеансы или нет? Шли исследования КГБ в области контроля и управления массовым сознанием, и соответственными органами было принято решение продолжить, поскольку здесь был элемент отвлечения психологии массового сознания от проблем, назревших в обществе» ([20], см. о самом Малине и его работе в спецслужбах [21–22]).

Кстати, иногда возникает ощущение, что во времена Союза лучше удавалось тормозить некоторые процессы, чем их ускорять. Ведь любой запрет относится к инструментарию торможения, а с запретами как вариантом управления социальными процессами мы все были хорошо знакомы.

Елена Ларина (и не она одна) пишет о периоде, предшествующем активной фазе перестройки, что уже в начале 80-х «часть высших руководителей страны, партии, и силовых структур к тому времени уже сделали свой выбор. Причем есть основания полагать, что этот выбор был связан даже не c конвергенцией, т. е. сближением c США на основе рыночных преобразований, а с прямой деструкцией страны. В период 1986–1988 годов был осуществлен целый ряд мер, которые, не решив ни одной экономической задачи, резко ухудшили экономические и социальные условия жизни большинства людей. Тогда же произошел и ряд чрезвычайных событий, имевших далеко идущие последствия. Именно в этот период начались и настоящие сложности c продовольствием. Причем не только на периферии, но и в крупных городах-миллионниках. Появилась необъявленная, но вполне ощутимая инфляция. Резко ослабли традиционные социальные регуляторы. Понятно, что люди воспринимали все это как угрозу своей привычной жизни. Для основной части населения страны это переживалось, как своего рода чрезвычайная ситуация» [17].

Ее рассуждения далее таковы. Люди реагируют на чрезвычайную ситуацию тремя возможными способами:

• регрессия социального поведения, ведущая к массовым акциям, «толпообразному» поведению;

• социальная фрустрация, выходом из которой становится поиск персонифицированного виновника происходящих событий, что защищает психику человека, так что «враг» в этом смысле полезен;

• люди начинают искать «спасателя», который поможет им в борьбе c «врагом».

Далее Ларина пишет: «Человек в чрезвычайной ситуации ощущает себя игрушкой в руках враждебных, превосходящих его сил. Чтобы спастись от этих сил, люди сбиваются в толпы. Но толпа понимает, что она – короткоживущее образование. Поэтому советские психологи еще в 30–70-е годы убедительно показали, что любая толпа в итоге выстраивается в колонны. То есть люди после периода спонтанного, вспышкообразного протеста стремятся кому-то подчиниться. Они стремятся найти не просто лидера, а хозяина, который возьмет на себя ответственность, и главное – спасет их от угроз, возникающих в связи c чрезвычайной ситуацией».

Так разложив ситуацию поэтапно, Е. Ларина описывает одну из реализуемых в этом случае целей: «После создания чрезвычайной ситуации c неизбежной регрессией массового поведения важно было помочь этому населению сформировать образ врага. Тогда все усилия были брошены на формирование такого образа в виде КПСС. При этом часть высшего партийного руководства прекрасно понимала, что такая дискредитация имеет тройной смысл. С одной стороны, она разрушает несущую конструкцию системы управления страной, что еще более усугубляет чрезвычайную ситуацию. С другой стороны, формирование образа врага в виде КПСС позволяет самим руководителям не просто выйти из-под удара, а возглавить процесс уничтожения государства. А с третьей стороны, поскольку враг формируется абстрактный, его можно было насытить вполне понятными населению простыми, ярко впечатывающимися в память образами жирующих партократов. Причем эти партократы должны, как и сама партия, носить либо абстрактный характер, либо быть людьми из других кланов».

Людей как бы ставили если не в безвыходную ситуацию, но в такую, к которой они не были никак готовы. Поэтому любое появление разрешения этой ситуации будет восприниматься на ура. Кстати. Постепенное ухудшение ситуации чем-то похоже на сегодняшнюю ситуацию c повышением цен. Тогда цены были на месте, но исчезали продукты и товары. Сегодня, наоборот, продукты и товары на месте, но цены растут, включая ЖКХ. Снова перед нами модель тупика.

Кашпировский выступил в роли того, кому поручили завершить процесс. Он повысил уровень внушаемости населения и сформировал установку на харизматического лидера, который придет c телеэкрана, которым оказался Борис Ельцин.

Все рванули в капитализм, при этом в отличие от Е. Гайдара такой экономист, как М. Голанский, продемонстрировал еще в 1992 году, что благоприятного «стыка» экономики СССР c капитализмом быть не может. В своей книге он приходит к таким выводам (цит. по [23]):

«Не может социалистическая система сама превратиться в саморазвивающуюся систему. Таковой она может стать только под воздействием извне. В процессе этого превращения социалистическая экономика неизбежно превратится в анклавы системы мирового капиталистического хозяйства, представленные огромными сырьевыми компаниями, интегрированными c Западом и все разрастающимся конгломератом местных мелких и средних предприятий. Хозяйственная система в итоге сложится как подсистема мирового капиталистического хозяйства на базе ее сырьевых анклавов» [с. 80];

«Такая экономика сможет развиваться только под давлением извне в виде передачи технологий, создания совместных предприятий, предприятий ТНК и сырьевых гигантов, интегрированных c Западом» [c. 81];

«Это значит, что переход к капитализму потребует включения экономики Советского Союза в систему мирового хозяйства, как подчиненной подсистемы. Чтобы включиться в нее стране, необходимо отыскать и захватить какую-нибудь нишу в этой системе. А это под силу лишь достаточно конкурентоспособному агенту, каковым Советский Союз не является, и едва ли будет являться в ближайшие десятилетия. Стране придется стать сырьевым придатком мирового капиталистического хозяйства. А сырьевая экономика очень зависит от мировой конъюнктуры и ее развитие связано не c внутренними импульсами, а с внешними причинами» [с. 82].

Марк Голанский видел будущее как слияние глобальных корпораций и правительств. Цену на товар будут определять самую дешевую, которую дают корпорации, но эта цена будет убыточной для отсталых стран. По этой причине они не выберутся из своей ниши отстающих.

Вот еще его слова из газетной статьи, справедливость которых подтверждает реальность у нас за окном: «Свертывание мирового производства будет происходить, в первую очередь, за счет выталкивания отсталых стран из числа производителей. Производство в этих странах делается убыточным и для общества излишним. Открывать новые производства становится по плечу лишь лидерам научно-технического процесса, способным вводить суперсовременные технологии. Такие лидеры едва ли найдутся в отсталых странах. Теперь, на новом этапе международной экономической интеграции, производство становится привилегией развитых стран. Вместе c тем отсталые страны будут нужны развитому миру не только как источники сырья и дешевой рабочей силы, но и как рынки сбыта, как потребители. Без отсталых стран производство в развитых странах должно чахнуть и свертываться. Так показывают прогнозы. Судя по всему, участь отсталых стран в новых условиях системы МКС (международной капиталистической системы) можно охарактеризовать буквально двумя словами: деиндустриализация, хроническое иждивенчество. Во всяком случае, им придется распрощаться c надеждами когда-нибудь самостоятельно выбраться из состояния экономической отсталости. Конечно, здесь имеется в виду только саморазвитие, ибо возможности экономического развития отсталых стран c иностранной помощью, за чужой счет практически беспредельны. Ныне мировое хозяйство способно создавать современные предприятия в любой точке земного шара. Был бы интерес. Например, при желании ТНК могли бы превратить любую страну Африки в развитую и цветущую» [24].

И факт из жизни Голанского, который в результате оказался подполковником КГБ: «Он же из первого выпуска МГИМО, много лет провел за рубежом на дипломатической службе. Как-то Берия вызвал на ночную беседу в Москву советского консула в Копенгагене: „Что лично делает товарищ Голанский, чтобы Дания вышла из Бенилюкса?” Консул ответил: „Бенилюкс – союз Бельгии, Нидерландов, Люксембурга. Дания там никогда не была”. Ответ Берия не понравился. Один большой чекист прямо сказал супруге консула: мол, придется вам c Марком ехать из Дании в Сибирь. „Сибирь тоже русская земля!” – ответила та. Но обошлось» [25]. За рубежом он занимался научно-технической разведкой.

Кстати, ему предложили напечатать статью в журнале «Коммунист». Но после нескольких часов беседы c редактором отдела экономики Е. Гайдаром: «Гайдар популярно объяснил доктору экономических наук, что тот ничего не понимает ни в макроэкономике, ни в рыночном хозяйстве, ни в моделировании… Егор Тимурович отказался печатать статью в „Коммунисте” и приложил руку к тому, чтобы за Голанским закрепилась репутация чудака и дилетанта, чьи труды не заслуживают внимания».

Мы будем рассматривать скорее в качестве условно-тайных те некоторые направления, которые развивались на Западе, но почему-то ЦК не хотела их видеть у себя в стране. Сюда подпадают даже социология и политология, которые достаточно долго пробивались к признанию. Георгию Шахназарову удается пробить международный конгресс политологов только потому, что на тот момент он работал в ЦК. Потом он стал президентом Российской ассоциации политической науки. Социология имела не менее бурную историю, когда институты создавались, переименовывались, сливались [26].

Существенной ошибкой СССР стало как бы уничтожение гуманитарных и социальных наук. Мы говорим «как бы», поскольку они были, хоть назывались по-другому, но тот жесткий прессинг на них «под знаменем марксизма-ленинизма» делал их квазинауками, не позволяя решать прикладных задач. А раз не было ответа на прикладные задачи, то они и оказались за бортом интереса государства. Плюс к этому оказалось, что наука интернациональна, ее невозможно развивать за закрытыми дверьми. СССР был более благосклонен к естественникам, поскольку они ковали оружие.

Но даже оружие лучше делать совместно. Дж. Хорган написал как бы оду гуманитариям, подталкивая студентов-естественников смотреть и в эту сторону. Там есть и такие слова: «Именно потому, что наука столь сильна, сегодня мы нуждаемся в гуманитарном более, чем раньше. В вашей науке, в математических и инженерных классах, вам дают факты, ответы, знание, истину. Ваши профессора говорят: „Так это устроено”». Они дают вам определенность. Гуманитарные науки дают вам неопределенность, сомнение, скептицизм. Они подрывны. Они разрушают любые авторитеты, политические, религиозные или научные. Скептицизм особенно важен, когда речь идет о человечестве, о том, кто мы, откуда пришли и даже о том, кем мы можем быть и должны. Наука заменила религию как наш основной источник ответов на эти вопросы. Наука открыла нам о нас многое, и мы слышим новое каждый день. Но гуманитарные подходы напоминают, что у нас есть сильнейшая способность вводить себя в заблуждение. Они также рассказывают нам, что каждый человек уникален, отличен от других, каждый из нас сохраняет возможность меняться в непредсказуемом направлении. Общества, в которых мы живем, также продолжают меняться – частично за счет науки и технологий! Поэтому в определенных важных вещах люди сопротивляются объяснениям, которые дает нам наука. По сути гуманитаристика более ориентирована на вопросы, чем на ответы» ([27], см. также [28]).

К этому «гимну» гуманитарных наук можно добавить слова М. Эпштейна: «Я полагаю, что каждая гуманитарная наука должна стать еще и искусством изменения того, что она изучает. По-английски я обозначаю эту область techno-humanities, техногуманистика, в первичном смысле „техне” как искусства, умения. Понятие гуманитарных технологий вовсе не предполагает, что гуманитарные науки должны заимствовать „техно” от технологий, основанных на естественных науках. Наоборот, естественные науки в свое время позаимствовали понятие „техно” у сферы искусств. Греческое techne, собственно, и означает „искусство, художество, мастерство”. У Платона и Аристотеля к области techne относятся врачевание, охота, домостроительство, ткачество, ваяние, пророчество, игра на лире и флейте, искусства управления государством, кораблем и колесницей. Пришла пора гуманитариям возвратить себе это „техне”, которое перешло в ведомство естественнонаучных технологий, хотя изначально принадлежало именно сфере искусства. Техногуманистика – это область гуманитарных искусств – практик и технологий, которые преобразуют то, что гуманитарные науки изучают. У гуманитарных наук, наряду c их научностью, должен возникнуть еще один уровень – не чисто исследовательского, а конструктивно-преобразовательного мышления» [29].

СССР активно поддерживал науки, работающие на оборону, поэтому физики были в почете в отличие от гуманитариев. Это, во-первых, а во-вторых, гуманитарии могли контролироваться цитированием классиком марксизма-ленинизма, от которых они должны были отталкиваться. И все это как бы отключило от работы на страну не менее креативные мозги. Только в период перестройки появляются политологи, социологи и соответствующие институты.

Хотя один такой институт был, там делали революционеров для всего мира, поэтому ему надо было быть не только научным, но и практически ориентированным. Это весьма закрытое учреждение, которое называлось Институт общественных наук при ЦК КПСС. Хотя, наверное, как такой институт в довоенное время функционировал и Коминтерн, у которого были достаточно сильные результаты.

Вот его исходная история: «Институт общественных наук при ЦК КПСС был создан еще во времена Хрущева для работы со слушателями из левых партий. В нем учились представители более 60-ти коммунистических, социалистических и революционно-демократических партий. Первоначально предполагалось, что ректором этого „мини-Коминтерна” будет Суслов (по совместительству, конечно, но для него был отделан огромный кабинет). Под него же подбирались преподавательские кадры. Но Суслов, потянув некоторое время, отказался, и во главе ИОНа встал бывший ректор МГИМО Федор Данилович Рыженко, приведший c собой большую команду мгимовцев. Так в преподавательской среде ИОНа образовался слой „сусловцев” и слой „рыженковцев” (или „андроповцев”, поскольку Рыженко опирался на мощную поддержку Андропова). Большинство преподавателей ИОНа вели занятия на иностранных языках, включая восточные. Благодаря Рыженко, не боявшегося приглашать людей c самостоятельными взглядами и сложными биографиями, в Институте сложился блестящий круг почасовиков, читавших спецкурсы. Назову Мамардашвили, Ильенкова, Фролова, Кона, Грушина, Разумовича, Ашина, Здравомыслова…» [30].