Текст книги "Проверка на дорогах. Правда о партизанской разведке"

Что же касается оценок Александрова… Конечно, нельзя исключать того, что наши пленные офицеры в разговорах между собой ругали и своих начальников, и кремлёвских сидельцев. Вообще, известная доля критической оппозиционности, наверное, всегда была свойственна советско-российскому офицерскому корпусу. Я сам вырос в семье военного и с детства помню, как в частных разговорах, особенно во время застолья, товарищи офицеры могли и Брежнева как следует ругнуть, и непечатными словами разобрать поведение какого-нибудь вороватого генерала, и крепко припомнить какую-либо неудачную операцию в горах Афганистана, и как следует «перемыть кости» бездельникам-политработникам, коих насмешливо именовали между собой не иначе, как «политрабочими»… Да и сегодня от офицеров в адрес высокого и очень высокого начальства можно услышать такое, что порой просто удивляешься, как наша страна ещё не докатилась до военного переворота! Так что можно представить, что и как обсуждали между собой офицеры, имевшие несчастье попасть в плен.

Но ведь это совсем не означает, что подобная критика должна обязательно толкнуть их на сторону иноземного врага, на измену воинской присяге! Ибо есть вещи, которые всегда, при любом политическом режиме были и остаются святыми для человека, носящего армейскую форму… И которые презрел генерал Власов!

Поэтому я думаю, что никаких особых душевных метаний, на которых настаивает Александров, он не испытывал. Просто опытный разведчик-пропагандист Штрик-Штрикфельдт смог просчитать эгоистичный характер Власова и умело сыграть на его слабостях. А слабости эти были очевидны – завышенная самооценка, болезненное самолюбие и сильный стресс после попадания в плен, с чем генерал явно не справился. Оно и понятно – карьера в Советском Союзе шла как по маслу, без каких-либо проблем и потрясений (его в том числе обошли стороной и жёсткие политические чистки в Красной армии, которые периодически проводились на протяжении всех 30-х годов). Он, можно сказать, гладко и ровно шёл от одной вершины к другой… и вдруг – плен, что в личном плане означало конец любым карьерным чаяниям и надеждам.

И Штрик-Штрикфельдт дал ему такую надежду – не просто восстать против прежних кремлёвских благодетелей, не просто вернуть себе генеральский статус, но и обрести перспективу стать во главе всей России. Тем более никакого особого «мужества» для такого шага не требовалось – шёл 1942 год, немцы сильно теснили Красную армию и рвались к Сталинграду, наши западные союзники тогда серьёзно засомневались в том, что мы выдержим эту войну, в стране нарастали чрезвычайно опасные панические настроения, о чём свидетельствовал крайне суровый сталинский приказ № 227 («Ни шагу назад!»). Так что военное поражение Советского Союза для многих неустойчивых людей стало делом вполне очевидным. И Власов с умелой подачи немецкого капитана-разведчика просто поспешил запрыгнуть в вагон «грядущих победителей».

Говоря проще, генерала банально завербовали по всем правилам и законам, которые издавна известны разведслужбам всего мира…

Думаю, что лучше всего сложившуюся ситуацию обрисовал историк Борис Соколов, который при всей своей нелюбви к советской власти был вынужден признать, что на предательство генерала толкнули весьма банальные причины, не имеющие к «антисоветской идейности» никакого отношения:

«…бывший командующий 2-й ударной армии генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов стал противником Сталина не по убеждению, а силой обстоятельств, попав в июле 1942 года в германский плен. Шансов на продолжение карьеры в Красной армии у него не осталось, это Власов отлично понимал. Пленных ведь Сталин не жаловал, и генералов том числе.

Даже в случае советской победы Андрей Андреевич, при самых благоприятных для себя обстоятельствах, мог рассчитывать на какую-нибудь незначительную должность, вроде начальника военной кафедры в каком-нибудь вузе. Такова была судьба тех вернувшихся из плена генералов, кому посчастливилось избежать ГУЛАГа или расстрела. Летом 1942 года казалось, что вермахт вот-вот одержит полную победу на востоке… Власов решил, что надо поставить на Гитлера, возглавить РОА, а после германской победы и всю Россию, пусть в урезанных границах и зависимую от рейха».

О полном отсутствии у генерала какого-либо идейного стержня ярко говорит и факт того, как грубо и бесцеремонно нацисты с ним обходились. Как уже говорилось, в конце 1942 – начале 1943 года Власов совершил несколько пропагандистских поездок по оккупированным территориям, где рассказывал жившим там людям о массовом «русском освободительном движении», направленном против диктатуры Сталина, о грядущей антибольшевистской «Великой России, равном союзнике Великой Германии» и ещё много разных красивых сказок противосоветского характера. Однажды все эти разговоры дошли до Гитлера, не намеревавшегося, как известно, ни под каким видом возрождать российское государство. И фюрер разразился страшным гневом!

Власову жёстко дали понять, что он нужен немцам лишь в качестве чисто пропагандистского инструмента, без каких-либо реальных обязательств со стороны рейха. И только! А чтобы генерал не испытывал никаких особых иллюзий, его фактически посадили под комфортный домашний арест на частной вилле в пригороде Берлина, где он со своим немногочисленным окружением прозябал до конца 1944 года. Презрение немцев к бывшему советскому военачальнику было таково, что на протяжении всего этого времени от его имени продолжали выпускаться разного рода листовки и прокламации, направленные на разложение наших войск. Но тексты большинства этих воззваний… даже не согласовывались с автором!

Казалось бы, после такого наглого обмана и унижения, как идейный вождь своего движения, он должен был глубоко оскорбиться и решительно выразить свой протест – наотрез отказаться от дальнейшего сотрудничества с врагом, попытаться бежать от немцев, потребовать перевода обратно в лагерь… Да мало ли имеется способов лишний раз подчеркнуть свою действительную, а не мнимую независимость! Но Власов предпочёл униженно смириться.

«Вот каков борец диктатуры Сталина, – с иронией пишет генерал-лейтенант юстиции А.Ф. Катусев, исследовавший власовское движение с юридической точки зрения. – Ему плюют в лицо, а он, утёршись, продолжает выслуживаться перед чужеземным диктатором, несущим его стране разруху и рабство».

Ситуация изменилась осенью 1944 года. Тогда, перед лицом угрозы полного военного разгрома, вожди Третьего рейха стали хвататься на самые разные идеи и прожекты, призванные обеспечить спасение гитлеровского режима. Одним из таких прожектов и стала попытка полноценного создания «Русской освободительной армии». Генерала Власова вызвал на переговоры глава СС Генрих Гиммлер, который ещё совсем недавно презрительно именовал Власова «славянской свиньёй». Без особого труда Власову удалось убедить впавшего в нервозное состояние шефа СС в том, что РОА способна повернуть войну вспять. Мол, как только на фронте появится власовская армия, в неё тут же ринутся сотни тысяч перебежчиков из Красной армии, «ненавидящих Сталина», а в самой России немедленно вспыхнет мощное антисоветское восстание.

И вот 14 ноября 1944 года в оккупированной чешской Праге был принят специальный Манифест, провозгласивший создание «Комитета освобождения народов России» – КОНР. Ревизионисты частенько пишут о том, с каким восторгом якобы приняли сей Манифест русские люди, которые по самым разным причинам оказались на территории Третьего рейха. Однако это не так. Яркое тому свидетельство – личные впечатления власовца Леонида Самутина:

«“Большевики отняли у народов право на национальную независимость, развитие и самобытность”, – говорилось в Манифесте. Но у нас в батальонах РОА были и татары, и узбеки, и таджики, и белорусы, и представители кавказских народов. Они все прекрасно знали, что именно при советской власти они получили и свою письменность, и свои газеты, литературу, возможность развивать своё собственное, национальное искусство. Единственное, что у них было “отнято”, – это засилье местных религий, байств, ханов и кулаков. Эти “национальные формы развития” действительно были прикрыты советской властью, но призывы к их реставрации поднимут ли массы этих народов на борьбу с советской властью? Сомнительно… В позитивной части программы, объявленной в Манифесте, бросалось отсутствие чего-либо нового, по сравнению с программными положениями большевизма. В Манифесте перечислялись одно за другим все права, которыми и без того владели все граждане Советского Союза…

…Что мы наделали, безумцы? Во имя чего, во имя какой цели изменили Родине, своим соотечественникам, пошли служить врагам своей страны и своего народа. Что мы могли предложить ему взамен того, что он имел и что мы все имели вместе с ним? Вечерами в своей комнате я доставал свои бумаги и раз за разом перечитывал тот документ, единственный программный документ, который смогло родить наше “движение”, пресловутый Манифест Комитета, возглавляемого Власовым. Пустота, бессмысленность и демагогическая трепотня этой бумаги, прокламирующей все эти “действительные” свободы, открывалась всё с большей и беспощадной ясностью… Сколько раз за эти четыре года приходилось рисковать жизнью, становиться на самый край пропасти – всё оказалось во имя лжи, неправды, прямой и примитивной измены».

О том, что Самутин был далеко не одинок в столь критических мыслях, сама за себя говорит и вся оставшаяся эпопея власовского движения. Сразу после принятия Манифеста КОНР, под эгидой командования вооружённых сил Германии, приступил к формированию подразделений РОА. Однако удалось сформировать лишь одну полнокровную дивизию, которая, выступив в марте 1945 года на фронт, не только не сумела поднять Красную армию против Сталина, но и быстро оказалась деморализованой неудачными атаками советского плацдарма в районе реки Одер.

После этого власовцы решили больше не воевать «против сталинского ига». Они самовольно оставили свой участок фронта и ринулись на запад, навстречу наступавшим западным союзникам, надеясь найти у них политическое убежище. По пути умудрились ввязаться в драку с немцами, у которых возникли проблемы в Чехословакии: почувствовав приближение краха Третьего рейха, восстали чехи. Власовцы решили помочь восставшим. Сложно сказать, зачем – то ли им вздумалось поквитаться с фрицами за былые унижения, то ли просто выслужиться перед союзниками, представ перед ними в образе «бойцов антинацистского сопротивления»… Во всяком случае, в районе Праги между власовцами и их бывшими немецкими хозяевами закипели ожесточённые бои, которые, впрочем, быстро завершились, после того как стало известно о приближении советских войск – обе стороны конфликта поспешили убраться подальше на запад.

Немцы были буквально в шоке от таких вывертов сподвижников Власова! Я, конечно, никоим образом не восхищаюсь таким человеком, каковым был фанатичный гитлеровец, глава бельгийских нацистов и генерал войск СС Леон Дегрель. Но не могу не согласиться с оценкой Власова, данной Дегрелем уже после войны:

«В нём было слишком много от предателя. Разве можно так быстро менять свою идеологию, да еще находясь в плену?…И моё недоверие к Власову подтвердилось, когда он предал Гитлера в случае с Прагой. Предатель не может изменить своей природы».

Оказавшись в зоне американских войск, власовская «армия», можно сказать, разбежалась куда глаза глядят – от выдачи Советскому Союзу каждый спасался в меру своих сил и возможностей. Но верхушке движения не повезло, практически вся она, включая самого Власова, была без всякого сожаления передана американцами командованию Красной армии. Любопытно, что после ареста, при обыске, у бывшего советского генерала изъяли, помимо всевозможных немецких документов, ещё и… книжку командного состава РККА и коммунистический партийный билет. Зачем так тщательно хранил свои советские бумажные регалии «убеждённый антикоммунист» Власов, как он ими собирался воспользоваться, так и осталось загадкой…

…И ещё об одном «идейном» мифе, связанном с именем Власова. Ревизионисты любят твердить о том, что якобы власовское движение было целиком и полностью инициировано вовсе не нацистами, а германскими военными, многие из которых якобы были даже убеждёнными антифашистами. Мол, такими «оппозиционерами» были капитан Штрик-Штрикфельдт, его начальник Гелен и ещё ряд других офицеров вермахта. Согласно этой версии, все они с самого начала войны резко выступали против чудовищной оккупационной политики, проводимой нацистами, и даже ратовали за создание на занятой вермахтом территории самостоятельного русского государства, в противовес сталинскому режиму. Вместе с Власовым им якобы пришлось вести серьёзную – чуть ли не вопреки самому Гитлеру (?!) – борьбу за полноценное признание «русского освободительного движения» со стороны официального Берлина.

Что на это можно сказать? Да, создателями Власова-политика действительно были немецкие военные, это потом его прибрали к своим рукам эсэсовцы во главе с Гиммлером. Но вот были ли эти люди настоящими друзьями России, пусть даже и антибольшевистской? Сомнительно. Всем этим «друзьям» довольно точную характеристику, на мой взгляд, дал бывший советский и российский дипломат Юлий Квицинский в своей книге «Власов – путь предательства»:

«Штрик-Шрикфельдт был из тех типичных прибалтийских немцев, которые люто ненавидели большевиков и были убеждены в том, что любят Россию. Правда, любили они не Россию, как она есть, а Россию своей мечты – сильно уменьшенную в объёме, намного более слабую, приспособленную для вывоза сырья и нефти в Германию, зависящую от импорта немецкой продукции и научного интеллекта, не мешающую господству Германии в Европе… Их нередко страстные рассуждения о желании дружбы с Россией в качестве предисловия всегда имели массу оговорок о необходимости коренного изменения роли Российской империи, или Советского Союза, в современном мире…

“Борьба с большевизмом” была лишь удобным предлогом требовать от России того же самого, что требовала от неё кайзеровская Германия. Они всей душой одобряли то, что делал Гитлер. Не одобряли они лишь того, как он это делал».

В общем, цель у этих «друзей России» и Гитлера была одна – завоевание жизненного пространства на Востоке. Вот только Гитлер делал это с солдатской прямотой, зверски обращаясь с завоёванными народами, а немецкие военные предлагали более хитрый план – не лишать совсем русских своей государственности, но чтобы эта государственность целиком и полностью находилась под контролем Германии.

Мало того, через «альтернативное» Сталину правительство «немецкие друзья России» намеревались победоносно завершить свой поход на Восток, развязав в нашей стране гражданскую войну. В ноябре 1943 года командир 203-го отдела абвера капитан Райхард – тоже надо полагать, «друг России» – настрочил своему начальству целую докладную записку, которая так и называлась – «О необходимости превращения восточного похода в гражданскую войну». Райнхард предлагал немедленно создать на оккупированной территории антибольшевисткое русское правительство, с которым Германия заключила бы мир:

«Этот мир лишит русский народ любого основания продолжать войну против немецкого народа, ложно изображаемую как “Отечественную”. Мир с Германией придаст правительству, которое сможет его заключить, такую же популярность, какая в 1917 году позволила немногим большевикам привлечь на свою сторону массы, когда они заключили обещанный мир… Из числа сотрудников специальных команд и подразделений должны быть отобраны и подготовлены способные пропагандисты, которые должны забрасываться на неоккупированную территорию. Существует возможность за непродолжительное время усилить беспорядки и усталость от войны, объединить и активизировать сохранившиеся с прежних времён силы сопротивления против Сталина и развязать в конце концов гражданскую войну, которая означала бы решающий поворот в восточном походе».

Спрашивается, а для нашего народа какая была разница, как его собираются покорить и унизить – через прямые кровавые акции СС или через нацеленную на гражданскую войну «мягкую» оккупационную политику покровителей Власова из вермахта? Как верно подчеркнул Квицинский, хрен редьки не слаще.

Кстати, писал своё произведение Квицинский на основе многих подлинных документов. И к таким документам, на мой взгляд, вполне может быть причислена докладная записка некоего Хильгера, бывшего советника германского посольства в Москве, датированная августом 1942 года. Она была составлена на основе беседы Хильгера с рядом пленных русских офицеров в Винницком лагере для военнопленных. Среди этих пленных был и Власов, который, будучи уже завербованным Штрикфельдтом, принялся доказывать немецкому дипломату необходимость создания «независимого русского центра», который-де станет разлагать Красную армию и готовить свержение Сталина, чтобы на обломках Советского Союза создать новое русское государство, союзное Германии.

Знаете, что ответил Власову и одному его приспешнику дипломат-интеллигент Хильгер, который по всем ревизионистским признакам являлся «тайным противником Гитлера»? Цитирую документ дословно:

«Я ясно сказал советским офицерам, что не разделяю их убеждений. Россия в течение ста лет является постоянной угрозой Германии, вне зависимости от того, было ли это при царском или при большевистском режиме. Германия вовсе не заинтересована в возрождении русского государства на великорусской базе» (Выделено мной. – В.А.).

То есть, по мнению этого «друга и антифашиста», Прибалтика, Украина и даже Кавказ должны войти в состав рейха. И «русский патриот» Власов не увидел в этом ничего особенного…

…Некоторые нынешние поклонники Власова сегодня говорят о том, что идейность генерала доказывается тем, что Власова не судили открытым судом – мол, Сталин боялся смелых высказываний подсудимого и его сподвижников. Эта байка также первоначально родилась в годы холодной войны, в среде второй русской эмиграции. Эмигранты друг другу рассказывали, что захваченным НКВД сподвижникам Власова от имени Сталина обещали сохранить жизнь, если они отрекутся от своих убеждений. Некоторые колебались, но большинство во главе с Власовым якобы твёрдо стояло на своём, громко заявив о том, что-де изменниками они не являются и что на предстоящем суде громко заявят о своей ненависти к советскому режиму.

Как пишет эмигрантский историк Екатерина Андреева, Власова якобы предупредили о том, что если он не признает своей вины, то будет «зверски замучен». Андреева приписывает Власову следующий ответ: «Я знаю, и мне страшно. Но ещё страшнее оклеветать себя. А муки наши даром не пропадут. Придёт время, и народ добрым словом нас помянет…» Да, не дать, не взять, а прямо-таки последние слова идущих на свою Голгофу первых христиан!

Якобы по этим причинам суд над Власовым и его товарищами был закрытым и скорым…

Разумеется, это всё легенды, не имеющие ничего общего с действительностью. Тем не менее в наше время Кирилл Александров попытался их реанимировать, придав им «научную основу». Прежде всего он указывает на то, что в переходе Власова на сторону немцев нет ничего… противозаконного. Мол, государственная измена большевистскому режиму – и не измена вовсе, так как сам режим пришёл к власти незаконным путём:

«Строго говоря, ни РСФСР, ни СССР государствами не были, а, по определению доктора исторических наук А.Б. Зубова, представляли из себя “внезаконные властные структуры, типологически сходные с разбойничьими бандами”. Тот же историк, не затрагивая никоим образом сущностного акцента власовского движения, задаётся справедливым вопросом в принципе: “Можно ли ставить в вину измену такому государству?” Здесь же стоит упомянуть и о фиктивности УК РСФСР 1926 г., на основании статей которого якобы “судили” власовцев. Кодекс был принят органами узурпаторской власти, возникшей в результате вооружённого мятежа в октябре 1917 г., и тем самым имел неправовое, беззаконное происхождение. Не может быть признано правомерным уголовное наказание, применённое на основании беззаконного уголовного кодекса».

«Новаторский» подход, не правда ли? Не нравится автору этих строк советская власть, поэтому она исторически «нелегитимна» и измена ей вовсе не является изменой (кстати, профессор Зубов – это тот деятель, который недавно признался в симпатиях к Гитлеру и который выступил против воссоединения Крыма с Россией, – это так, для общего представления о нынешних антисоветчиках)…

Вообще, юридическая легитимность той или иной власти в истории – вопрос весьма и весьма относительный. Как я уже говорил, любую историческую ситуацию можно довести до полного абсурда и доказать, что, к примеру, восшествие на престол династии Романовых в самом начале XVII века носило весьма сомнительный характер, что это было вовсе не волеизъявление всего народа через Поместный собор, а лишь результат нечистоплотных интриг боярской знати. И тому есть очень серьёзные свидетельства – специалисты подтвердят. Или возьмём приход на Русь Рюриковичей, за которым, скорее всего, стояло отнюдь не добровольное призвание варягов на княжеский трон со стороны новгородских русичей (как о том повествуют летописи), а банальный захват славянских земель кучкой викингов-авантюристов (в Европе того времени такие случаи были сплошь и рядом).

Поэтому при желании под сомнение можно поставить всю непростую тысячелетнюю историю российской власти!

Историк, как мне кажется, должен считаться с фактическим положением дел того или иного времени, с реальной обстановкой изучаемого периода (даже если она тебе не нравится по каким-либо причинам), иначе это будет уже не наука, а псевдонаучная фантастика. А реальность середины XX века была такова – историческая Россия существовала под названием Советского Союза, и она в это самое время подверглась, наверное, самому страшному со времён Батыя и Смуты иноземному нашествию. И священной обязанностью любого россиянина, независимо от его политических убеждений, было пойти и встать на защиту Родины. Поэтому любой перешедший на сторону врага автоматически становился обычным изменником, что бы он не твердил потом в своё оправдание. Тем более когда речь идёт о высокопоставленном генерале, который к тому же был обязан советской власти всей своей успешной карьерой… Но для ревизионистов, как мы уже убедились, понятие воинского долга является пустым звуком, если этот долг касается присяги советскому государству.

Поэтому, развивая свою мысль о «незаконности» сталинского режима, Кирилл Александров постепенно переходит к мифу о «зверских пытках», которые якобы применялись к власовцам:

«У нас нет прямых доказательств применения пыток по отношению к подследственным… Однако есть целый ряд косвенных указаний на возможное применение физических истязаний к отдельным подследственным в лучших традициях сталинской юстиции: в материалах следствия есть фраза Абакумова (Руководитель военной контрразведки СМЕРШ, его ведомство вело оперативно-следственную разработку Власова и его приближённых. – В.А.) в письме на имя Сталина, Берии и Молотова о том, что на некоторые вопросы Власов “пока отвечает” отрицательно, зафиксированные в протоколе допроса Буняченко (Командир Первой дивизии РОА. – В.А.) требования следователя “говорить правду”, огромные несоответствия между временными рамками допросов и объёмом протоколов и т. д.».

Ещё Александров указывает на то, что ряд следователей СМЕРШ, которые вели дело власовцев, был позднее, уже в 50-х годах, уволен из органов именно за необоснованное применение пыток…

Что на это можно сказать… Никаких прямых и убедительных доказательств своему предположению Александров не приводит. Мало того, у меня складывается ощущение, что Кирилл Михайлович, в силу своих личных идейных убеждений, не раздумывая, просто на автомате повторяет сказочки о «пыточных зверствах», кои в глазах ревизионистов, правозащитников и прочих либеральных десталинизаторов являются обязательным атрибутом сталинской эпохи. До наших дней дошли рассказы самих власовцев, правда, хотя и не таких важных, как сам генерал и его окружение. К примеру, уже упоминавшийся Леонид Самутин очень подробно описал эпопею своего ареста в 1946 году и что потом с ним произошло.

Сам он, будучи лейтенантом Красной армии, в начале войны попал в плен, после чего добровольно пошёл на службу к немцам. Во власовской РОА дослужился до чина поручика, занимался вопросами пропаганды. Конец войны застал его в Дании, откуда пришлось бежать в Швецию. В 1946 году шведские власти передали Самутина англичанам, а те, в составе группе таких же изменников, – уже советской стороне, в особый отдел 5-й ударной армии, стоявшей на севере Германии.

Вот что вспоминал Самутин:

«Мы все ждали “пыточного следствия”, не сомневались, что нас будут избивать не только следователи, но и специально обученные и натренированные дюжие молодцы с засученными рукавами. Но опять “не угадали”: не было ни пыток, ни дюжих молодцев с волосатыми руками. Из пятерых моих товарищей ни один не возвращался из кабинета следователя избитым и растерзанным, никого ни разу не втащили в камеру надзиратели в бессознательном состоянии, как ожидали мы, начитавшись за эти годы на страницах немецких пропагандистских материалов рассказов о следствии в советских тюрьмах».

Самутин опасался, что на следствии всплывёт факт его пребывания в составе БСРН и 1-й Русской национальной бригады СС «Дружина» (в этой бригаде Самутин служил до вступления во власовскую армию). Правда, он непосредственно не участвовал в карательных акциях, но резонно опасался, что само членство в «Дружине» может добавить в его дело дополнительных обвинений. Однако следователя, капитана Галицкого, больше интересовала служба у Власова:

«Он повёл своё следствие в формах, вполне приемлемых. Я стал давать свои показания… Галицкий умело поворачивал мои признания в сторону, нужную ему и отягчавшую моё положение. Но делал он это в форме, которая тем не менее не вызывала у меня чувства ущемлённой справедливости, так как всё-таки ведь я был действительно преступник, что уж там говорить. Но беседовал капитан со мной на человеческом языке, стараясь добираться только до фактической сути событий, не пытался давать фактам и действиям собственной эмоциональной оценки. Иногда, желая, очевидно, дать мне, да и себе возможность отдохнуть, Галицкий заводил и разговоры общего характера. Во время одного я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил:

– Это не входит в круг моих обязанностей. Моё дело – добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтверждённые. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению – это моё личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится».

Спустя четыре месяца Самутина судил военный трибунал 5-й армии. После вынесения приговора прокурор откровенно сказал осуждённому следующее:

«– Считайте, что вам повезло, Самутин. Вы получили 10 лет, отсидите их и ещё вернётесь к нормальной гражданской жизни. Если захотите, конечно. Попали бы вы к нам в прошлом, 45-м году, мы бы вас расстреляли.

Часто потом приходили на память те слова. Ведь вернулся я к нормальной гражданской жизни…»

Уж если не истязали рядовых власовцев, то чего тогда говорить об их начальниках, которых явно пальцем никто не тронул! Мне кажется, ни Абакумову, ни самому Сталину этого и не требовалось. Наверное, им самим было интересно узнать, что эти люди сами скажут в своё оправдание, какие именно обстоятельства могли их толкнуть на путь предательства. И когда Сталин ознакомился с полученными весьма подробными показаниями, ему стало просто противно! Ибо, по большому счёту, главным мотивом этих изменников стали довольно мелкие шкурные интересы – один обиделся за имевшие когда-то место притеснения со стороны НКВД; второй просто струсил на поле боя и, боясь понести за это ответственность, перебежал к немцам; третий разуверился в победе после поражений в первые месяцы войны; четвёртый желал любой ценой выйти из немецкого концлагеря…

И эти людишки, чья «идейность» вращалась прежде всего вокруг собственного «я», пытались с помощью иностранных захватчиков бросить вызов всей советской стране?!

Кстати, брезгливость власовцы вызывали не только у Сталина, но и у белых эмигрантов. Так, видный идеолог русского зарубежья, журналист и писатель Иван Лукьянович Солоневич лично общался в Берлине со многими деятелями власовского движения. Его приговор был беспощаден:

«В советских вариантах ОГПУ я сидел восемь раз. В немецких два раза. Мне приходилось разговаривать с чекистами и коммунистами, с нацистами и гестаповцами – когда между нами не было ничего, кроме бутылки водки, а иногда и нескольких. На своём веку я видел всякие вещи. Ничего более отвратительного, чем “головка” власовской армии, я до сих пор не видал».

Это точно – нет ничего поганее и отвратительнее вчерашних советских номенклатурщиков, перекрасившихся в другой цвет (я сам на таких вдоволь насмотрелся после развала Советского Союза, порой просто плеваться хотелось при виде того, как бывшие партийные идеологи вдруг разом стали «убеждёнными демократами»). А власовская верхушка была именно номенклатурной – бывший генерал-лейтенант Власов, бывший партийный журналист из «Известий» Зыков, бывший генерал-майор Малышкин, бывший первый секретарь райкома партии из Москвы Жиленков и т. д. Эта верхушка вобрала в себе самые худшие номенклатурные черты – не взирая ни на что, оставаться на начальственном верху, у кормушки власти, даже ценой предательства Родины. Как писал Солоневич, этим деятелям было всё равно «чи Сталин, чи Гитлер, главное – быть при портфеле». Данный жизненный принцип и был их подлинной, настоящей идеей…

Я не знаю, почему Сталиным было принято окончательное решение судить изменников скорым и закрытым судом, хотя поначалу предполагалось, что судебный процесс над власовцами станет открытым. Как уже говорилось, ревизионисты пытаются убедить нас, что руководство СССР якобы испугалось, что на процессе генерал и его сотоварищи начнут высказывать свои «антисталинские идеи». Мол, после этого Сталин так и не решился делать процесс публичным.

Сомнительные утверждения, и вот почему. Материалы предварительного следствия ярко показали всю никчёмность власовской идеи, что подтверждалось весьма активными показаниями самих подследственных. И я не думаю, что на суде они бы решились «петь» другие песни. Наоборот, они наверняка бы ещё более посыпали свою голову пеплом, стараясь хоть как-то вымолить себе жизнь (что, в общем-то, подтвердили материалы закрытого суда, состоявшегося 30–31 июля 1946 года).