Текст книги "Течет река Мойка. Продолжение путешествия… От Невского проспекта до Калинкина моста"

После смерти в 1864 г. Крашенинникова купленную им часть библиотеки свалили в подвал его магазина, а затем вдова приказчика продала все книги А.А. Черкасову, а тот вскоре перепродал их рижскому книгопродавцу Н. Киммелю.

В 1932 г. уцелевшую часть смирдинского книжного собрания (11 тысяч единиц) приобрела Славянская библиотека в Праге. Лишь небольшая часть собрания книг ВА. Плавильщикова – А.Ф. Смирдина сегодня находится в фонде петербургских государственных библиотек.

В 1830-х гг. одну из квартир углового дома № 70 на набережной реки Мойки, по парадной лестнице, занимал поэт, драматург и беллетрист Нестор Васильевич Кукольник, прославившийся в 1834 г. патриотической драмой «Рука Всевышнего Отечество спасла». Спектакль, поставленный по его драме, тогда вызывал весьма оживленные толки и бурные споры. Дело в том, что художественные достоинства этой драмы были весьма незначительными, но в политическом отношении она оказалась вполне соответствующей режиму императора Николая Павловича. Николай I, присутствующий на премьере спектакля, по его окончанию поднялся на сцену Большого театра и выразил свое высочайшее удовлетворение и благодарность автору и артистам, несмотря на то что первый спектакль был оформлен крайне небрежно и весьма бедно.

Вместо Нижнего Новгорода сцену украшали декорации немецкого города из драмы Коцебу «Гуситы под Наумбургом», а вместо Грановитой палаты одну из сцен украшала роскошная зала замка из спектакля «Битвы при Тивериаде» А.Н. Муравьева.

Нестор Васильевич Кукольник

Император распорядился на время приостановить представление драмы Кукольника, написать исторически точные декорации и «вообще усовершенствовать» общую сценическую постановку этого спектакля.

18 февраля 1834 г. император прибыл со своим семейством на второе представление «усовершенствованного» спектакля, осыпал его автора царскими милостями и настоятельно рекомендовал Кукольнику «не довольствоваться первыми успехами и продолжить работу в том же направлении».

Покровительственное прилюдное отношение Николая I к Нестору Васильевичу и его патриотическому детищу сразу же вознесло неизвестного молодого драматурга на немыслимую высоту. Однако отечественные критики и некоторые издатели, не страшась царских кар, думали и высказывались тогда совершенного иначе. «Московской телеграф» Н.А. Полевого за отрицательную разгромную критику был немедленно закрыт, а в литературных кругах после царского демарша стала «в списках» распространяться эпиграмма:

 
Рука Всевышнего три чуда совершила:
Отечество спасла,
Поэту ход дала
И Полевого погубила.
 

Молодой «амурный» поэт, ободренный «высочайшим вниманием и милостью», Н.В. Кукольник, игнорируя отзывы критиков, довольно быстро написал новую трагедию «Князь

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский», а администрация Александринского театра поставила ее в бенефис П.А. Каратыгина 14 января 1835 г. Через девять дней этот патриотический спектакль демонстрировался на сцене Большого театра. Именно там его смотрел выпускник Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, корнет лейб-гвардии Гусарского полка М.Ю. Лермонтов. На постановку «Скопина-Шуйского» Н.В. Кукольника молодой поэт откликнулся колкой эпиграммой:

 
В Большом театре я сидел,
Давали «Скопина»: я слушал и смотрел.
Когда же занавес при плесках опустился,
Тогда сказал знакомый мне один:
«Что, братец! Жаль! – Вот умер и Скопин!..
Ну, право, лучше б не родился».
 

Историк петербургского театра А.И. Вольф весьма иронично охарактеризовал эту пьесу Кукольника: «Воображения на нее было немного потрачено. К голым историческим фактам приплетена интрига самая дюжинная, герой и героиня личности бесцветные, выражающиеся самым напыщенным языком. Вот для примера отрывок из монолога Ляпунова: „Сюда, еретики; на руку русскую, на русский меч спешите! Нас двое с братом, разлучите нас! Как бы не так! Забыли вы, что русский меч с рукою русской сросся. Что русский меч и русский человек – святого царства дети-близнецы“».

Подобную оценку Ю.М. Лермонтова и А.И. Вольфа драмы Кукольника разделял и В.Г. Белинский, говоря в статье о «натянутой роли Ляпунова и его карикатурных возгласах своему мечу».

Театральные критики единодушно отмечали «слабость» драматического элемента в инсценировке большинства творений Нестора Кукольника, велеречивость действующих лиц и изобилие мелодекламации однообразных утомительных монологов главных героев. В отзывах же ведущих столичных театральных критиков тогда даже появился оригинальный штамп, оценивающий недоброжелательно рецензируемое или какое-либо драматическое произведение или поставленную на театральной сцене пьесу. В этом случае в отзыве всегда обычно приводилась краткая реплика критика: «А la Кукольник!»

Чрезмерно повышенные верноподданнические чувства Кукольника к российскому императору которые он всегда и всем постоянно высказывал, вызывали у многих людей чувство недоверия, неприязни и даже откровенные насмешки со стороны современников и собратьев «по перу». В его громогласных заявлениях, нередко произносимых в состоянии великого подпития, о своей любви к царю, звучали порой невероятные фразы, подтверждающие его великую верноподданность императорскому престолу. Со смехом в дружеских компаниях пересказывались содержания «патриотических» заявлений Нестора Васильевича. Одно из них приводится Н.А. Синдаловским в книге «Петербургские адреса русской литературы», опубликованной в 2011 г.: «Если Николай Павлович повелит мне быть акушером, я завтра же буду акушером…»

По словам очевидцев, А.С. Пушкин был знаком с Н.В. Кукольником, однако, несмотря на приятельские отношения с ним, относился к нему весьма иронически, талантливым литератором его никогда не считал и не жаловал. В кругу близких друзей А.С. Пушкин не раз говорил, что «в Кукольнике жар не поэзии, а лихорадки». Нестор Васильевич знал о столь нелицеприятной оценке Пушкиным своего литературного труда. После же гибели А.С. Пушкина на дуэли с Дантесом Н.В. Кукольник с удовлетворением написал в своем дневнике: «Он был злейший мой враг».

Стихотворная деятельность Нестора Кукольника оценивалась современниками более доброжелательно, чем его драматургия. К некоторым его стихотворениям композитор М.И. Глинка написал замечательную музыку. До сих пор в антологии старинного русского романса звучат задушевные мелодии Глинки, написанные на стихи Нестора Кукольника: «Сомнение», «Прощание с Петербургом», «Жаворонок», «Прощальная песня» и другие.

В квартире дома № 70 на набережной реки Мойки, на углу с Вознесенским проспектом в 1830-е гг. у Нестора Кукольника проходили литературно-художественные среды. Первоначально они выглядели весьма престижно и добропорядочно. На них бывали знаменитые столичные литераторы, известные композиторы, художники и музыканты – И.А. Крылов, Н.В. Гоголь, А.С. Пушкин, М.И. Глинка и многие другие почитаемые литераторы и композиторы. Здесь, на Мойке, в 1839 г. талантливый художник К.П. Брюллов почти за один сеанс написал известный портрет баснописца Ивана Андреевича Крылова.

Набережная реки Мойки, 70

Однако со временем реноме литературно-художественных сред Кукольника в доме на Мойке резко испортилось. Причиной этого оказалось пристрастие хозяина квартиры к спиртному и разгульному образу жизни.

По воспоминаниям очевидцев, квартира Кукольника в доме № 70 позже стала считаться среди законопослушных и благопристойных граждан Северной столицы притоном. Современники свидетельствуют, что «обычно жизнь в этой квартире на Мойке начиналась далеко после полуночи и напоминала „оргии довольно дурного тона“. Здесь спали вместе на одном диване, питались в основном кислыми щами да кашей и много пили». Компания бывала исключительно мужской и в известной среде получила название «Монастырь братии». Теперь в Петербурге

Нестора Васильевича за глаза и даже в глаза называли не иначе как Клюкольником, ибо он мог напиться, а по-простому «наклюкаться», где угодно и когда угодно, при любых обстоятельствах и возможности.

В 1870-х гг. дом № 70 переходит от дочери надворного советника Гаврилова к жене швейцарского подданного А.В. Филлипен-Дюваль, которая надстроила и заселила дворовые флигели.

С начала ХХ столетия здание принадлежало Швейцарскому благотворительному обществу.

Особняк на участке дома № 70 упоминается в романе Ф.А. Достоевского «Преступление и наказание». Супруга Федора Михайловича, Анна Григорьевна Достоевская, в своих воспоминаниях отмечала, что «оказывается, даже камень, под который Раскольников спрятал драгоценности, не выдуман писателем». Приведем одно из примечаний А.Г. Достоевской – об этом камне: «Федор Михайлович в первые недели нашей брачной жизни, гуляя со мною, завел меня во двор одного дома и показал камень, под который его Раскольников спрятал украденные у старухи вещи. Двор этот находился по Вознесенскому проспекту, второй от Максимилиановского переулка; на его месте построен громадный дом, где теперь редакция немецкой газеты. На мой вопрос: „Зачем же ты забрел на этот двор?“ Федор Михайлович ответил: „А затем, зачем заходят в укромные места прохожие“». Увиденный Анной Григорьевной петербургский особняк и двор, в котором «в ямке под большим камнем Раскольников спрятал драгоценности и деньги, похищенные у убитой им старухи-процентщицы», оказался угловым домом (наб. р. Мойки, 70 / Вознесенский пр., 3) у Синего моста.

Современный вид здание получило после его капитального ремонта и перестройки, проведенных в 1953 г.

«У них свои бывали сходки…»

Рядом с Мариинским дворцом, у Синего моста, на левом берегу Мойки находится дом № 72. История этого старинного особняка началась в период царствования императрицы Екатерины II. Здание, построенное в конце XVIII столетия, первоначально принадлежало екатерининскому вельможе Кашталинскому. В 1798 г. дом у наследников Кашталинского приобрел президент Коммерц-коллегии, российский государственный деятель и дипломат граф Александр Романович Воронцов.

Родственник и друг известного дипломата Никиты Ивановича Панина, участника дворцового переворота 1762 г., приведшего к власти Екатерину II, граф А.Р. Воронцов начал свою служебную карьеру полномочным российского министра иностранных дел в Англии, сразу же после низложения с трона русского императора Петра III.

Однако прослужил полномочным министра в Англии всего два года (1762 по 1764 г.), в чем-то провинился, и Н.И. Панин перевел его в той же должности в Голландию, где граф прекрасно зарекомендовал себя в период с 1764 по 1768 гг.

В 1773 г. императорским указом граф А.Р. Воронцов назначается президентом Коммерц-коллегии. Кстати, под его началом до своей кончины в 1790 г. работал А.Н. Радищев – автор знаменитого сочинения «Путешествие из Петербурга в Москву». Екатерина II, прочтя вышедшую из печати книгу, пришла в ярость, назвав ее сочинителя «бунтовщиком хуже Пугачева». 30 июня 1790 г. Радищева арестовали и заточили в Иоанновский равелин Петропавловской крепости на положении секретного арестанта. Не только стража, но даже комендант крепости не знали истиной причины его ареста. Все дело велось в строжайшем секрете. Палата уголовного суда вынесла Радищеву приговор: «казнить смертию», книгу его «истребить». Сенат, утверждая эту «сентенцию», также приговорил «заковать Радищева в кандалы, сослать в Нерчинск в каторжную работу и там казнить – отсечь голову». Государственный совет окончательно скрепил приговор. Екатерина II заменила скорую смертную казнь медленной – ссылкой на десять лет в Сибирь, в Илимский острог.

Набережная реки Мойки, 72

Президент Коммерц-коллегии граф А.Р. Воронцов принимал большое участие в судьбе Радищева во время процесса, а потом и во время его ссылки. По возвращении из Сибири своего бывшего сотрудника в царствование Александра I граф Александр Романович, находясь на посту российского канцлера, рекомендовал зачислить Радищева на службу в комиссию для составления законов.

Двухэтажный каменный дом № 72 на левом берегу Мойки, построенный в конце XVIII столетия в стиле классицизма, в 13 окон по фасаду, с мезонином, перестраивался дважды. Первый раз в 1805 г., после его приобретения у наследников покойного канцлера графа А.Р. Воронцова Российско-Американской компанией, созданной по императорскому указу на рубеже XIX столетия. Тогда эта государственная организация получила от правительства разрешение и денежные средства для ремонта и перестройки дома № 72 с официальным указанием «привести в лучший вид здание распространением мезонина и пристройкой с обеих сторон дома по два окна». Перестроечный проект здания для нужд Российско-Американской компании подготовил городской архитектор Р.А. Желязевич. Второй раз дом перестраивался в 1909 г. для размещения в нем городского ломбарда.

Российская акционерная компания, учрежденная в 1799 г. для освоения русских земель в Северной Америке и на Дальнем Востоке, занималась не только «промыслом на американских островах морских и земных зверей и торговлей ими», но и добычей угля, пушнины, созданием новых жилых поселений на русской Аляске – полуострове на крайнем северо-западе Американского континента, открытого и заселенного русскими мореплавателями-первопроходцами в 1741 г. на землях, принадлежащих России. Русская Америка, так тогда назывались российские владения в Северной Америке, составлялась землями не только Аляски, но и частью территории Северной Калифорнии и Алеутских островов, на которых располагались русские поселения с центром, названным Новоархангельском.

Александр Романович Воронцов

В задачи Российско-Американской компании также входила работа по организации регулярных морских экспедиций, в том числе и кругосветных, таких как, например, кругосветное плавание адмирала И.Ф. Крузенштерна в 1803–1806 гг. Силами сотрудников Российско-Американской компании на русских землях Северной Америки возводились православные храмы и учебные заведения.

Российские морские офицеры в первой половине XIX столетия охотно отправлялись на службу Российско-Американской компании с сохранением чинов и выслуги по флоту. Правительство поощряло такого рода перемещения, имея в лице русских моряков надежное «око государево» на окраинах империи, смелых людей, строго соблюдающих интересы царя и государства.

Офицеры Императорского флота, помимо знаний и навыков в морском деле, проявляли отличные административные способности в сочетании с практицизмом и честным отношением к служебному долгу. Неслучайно подавляющее большинство правителей американских владений России назначалось из военно-морских офицеров.

1 декабря 1858 г. главным правителем Русской Америки назначается 37-летний капитан первого ранга Иван Васильевич Фуругельм. Ранее он служил на кораблях Тихоокеанского флота, а затем в 1850 г. поступил на службу в Российско-Американскую компанию, совершив дальний переход на корабле «Николай I» из Кронштадта в Русскую Америку, где стал исполнять обязанности командира Новоархангельского порта. В Новоархангельске И.В. Фуругельм встретился со своим братом, горным инженером И.Ф. Фуругельмом, строящим на Аляске шахту для добычи каменного угля.

С первых же шагов своей деятельности главный правитель Русской Америки наладил и упорядочил выполнение договорных поставок необходимого количества льда для отправки в Сан-Франциско, удачно провел путину, в результате чего количества добытой рыбы хватило не только на питание жителей Новоархангельска, но и для ее продажи на Гавайских островах. Главный правитель Русской Америки приказал заложить на местной верфи Аляски судно и уже через два года, в марте 1860 г., флот русской Аляски пополнился новым колесным пароходом «Баранов», названным в честь первого правителя Русской Америки. В 1861 г. население Новоархангельска облетела весть о золоте, обнаруженном в верховьях реки Стикин. Фуругельм, опасаясь наплыва иностранных старателей в пределы Русской Америки, направил в этот район разведывательный геологический отряд, определивший, что месторождение не имело промыслового значения. В 1862 г. в Русской Америке распространилась эпидемия оспы, вскоре достигшая Новоархангельска. Главный правитель оперативно мобилизовал врачей русского госпиталя на борьбу с опасным недугом. Эпидемию локализовали, и служащие Российско-Американской компании пострадали в значительно меньшей степени, чем соседние племена индейцев.

Иван Васильевич Фуругельм с супругой Анной

Капитан первого ранга И.В. Фуругельм, обладая огромными властными полномочиями, оказался также блестящим дипломатом, сумевшим, в отличие от своего предшественника СП. Воеводского, установить с индейцами-тлинкитами нормальные дружеские отношения. Не вмешиваясь во внутренние межплеменные споры, Иван Васильевич добивался их примирения, мудро выступая посредником между враждующими индейскими сторонами.

Срок службы на Аляске по контракту И.В. Фуругельма с Главным столичным правлением Российско-Американской компании истек в 1864 г. В середине мая из Петербурга вернулся друг и помощник Ивана Васильевича – князь Д.П. Максутов и привез приказ о своем назначении главным правителем

Русской Америки. Накануне отъезда своих друзей в Россию Максутов устроил для них прощальный бал, начавшийся в восемь часов вечера 17 мая и завершившийся в пять часов следующего утра. Во время ужина Фуругельму преподнесли великолепную серебряную чашу выполненную искусными мастерами Петербурга. Ее украшали вид двухэтажного правительственного особняка в Новоархангельске, различные животные Русской Америки и изображения трех вождей наиболее знаменитых индейских племен Аляски.

В 1864 г. капитан первого ранга Фуругельм прибыл в Петербург и представил Главному правлению Российско-Американской компании отчет о своей пятилетней работе в Русской Америке. В императорском указе И.В. Фуругельму объявлялось Высочайшее благоволение, производство за его отличие по службе в контр-адмиралы и назначение военным губернатором Приморской области, командиром Сибирской флотилии и портов Восточного океана с резиденцией в Николаевске-на-Амуре. 14 сентября 1865 г. контр-адмирал Фуругельм принял дела у контр-адмирала П.В. Казакевича и вступил в новую должность.

Одна любопытная деталь: за сорок лет до назначения контр-адмирала И.В. Фуругельма на весьма ответственные посты по освоению территорий Дальнего Востока в 1824 г. состоялось не менее значимое историческое событие. На пост правителя канцелярии Главного столичного правления Российско-Американской компании тогда назначили Кондратия Федоровича Рылеева, оказавшегося одним из главных руководителей подготовки восстания на Сенатской площади. Ему и его семейству тогда предоставили просторную квартиру на первом этаже казенного дома № 72 на набережной реки Мойки.

Правитель канцелярии Российско-Американской компании К.Ф. Рылеев получал сравнительно небольшое жалованье – 1400 рублей в год. По свидетельству очевидцев и друзей Кондратия Федоровича, тот имел двух лошадей, экипаж и наемного кучера. Рылеев не любил пользоваться услугами крепостных людей, и поэтому в доме находилась только одна горничная из крепостных его супруги. В пристройках к дому № 72 располагалось подсобное хозяйство правителя канцелярии – корова и поросята. Квартира К.Ф. Рылеева занимала почти весь первый этаж здания и насчитывала восемь просторных комнат с окнами на Мойку. Только окна кабинета хозяина выходили во двор. Здание дома № 72, в котором поселился К.Ф. Рылеев с женой и маленькой дочерью, представляло собой длинное двухэтажное строение с мезонином, над которым укрепили Государственный герб Российской империи с двуглавым орлом. Квартира Рылеева, расположенная в низком первом этаже, сильно пострадала во время знаменитого петербургского наводнения 1824 г.

Весь первый этаж здания затопила вода. Вещи, мебель квартиры и документы повредил водный поток. Рылеев с семьей в тот период в городе отсутствовал и по возвращении в столицу с радостью сообщил супруге, что часть вещей, мебели и всего, что хранилось в комодах, сумел вместе со служащими компании своевременно перенести на второй этаж дома их близкий друг Александр Александрович Бестужев – писатель, известный критик и блистательный фельетонист. Он был не только ближайшим другом Рылеева, но и его литературным и политическим соратником.

С 1822 г. друзья совместно издавали альманах «Полярная звезда», пользующийся широкой популярностью у читателей. Редакционная работа над каждым номером журнала проходила в кабинете Рылеева в доме № 72. Отпечатанный в типографии Греча первый тираж альманаха разошелся за полторы недели. Последующие номера «Полярной звезды» также не залеживались на прилавках книжных магазинов, несмотря на то что издатели значительно увеличили тираж альманаха. Это обстоятельство позволило Рылееву и Бестужеву сразу же выплатить гонорары авторам.

Кондратий Федорович Рылеев

Друзья и соратники Кондратия Федоровича удивлялись работоспособности Рылеева. Занимаясь сложной политической и издательской деятельностью, он довольно быстро освоил свои должностные обязанности в работе на посту главы канцелярии Российско-Американской компании. Его предложения о совершенствовании и управлении территориями Русской Америки благожелательно оценивались российским правительством. В частности, Рылеев предложил развивать строительство надежных крепостных сооружений на принадлежащих России американских землях и практиковать активное переселение в русскую Калифорнию выкупленных у помещиков крепостных людей.

Дом Российско-Американской компании хорошо знали члены тайного Северного общества. В 1824–1825 гг. особняк на Мойке превратился в штаб-квартиру заговорщиков, а их идейным вождем становится К.Ф. Рылеев. Его современники оставили многочисленные воспоминания и характеристики личности этого человека. Все единодушно отмечают силу характера Рылеева, его обаяние, ум и уверенность в успехе задуманного дела. Профессор Петербургского университета А.В. Никитенко, знавший Кондратия Федоровича много лет, писал в своих воспоминаниях: «Я не знал другого человека, который обладал бы такой притягательной силой, как Рылеев. Среднего роста, хорошо сложенный, с умным серьезным лицом, он с первого взгляда вселял в вас как бы предчувствие того обаяния, которому вы неизбежно должны были подчиниться при более близком знакомстве. Стоило улыбке озарить его лицо, а вам самим поглубже заглянуть в его удивительные глаза, чтобы всем сердцем, безвозвратно отдаться ему. В минуты сильного волнения или поэтического возбуждения глаза его горели и точно искрились. Становилось жутко: столько было в них сосредоточенности силы и огня».

Оставил свои впечатления о Рылееве и делопроизводитель следственной комиссии А.Д. Боровков, знавший Кондратия Федоровича по столичным литературным кружкам и видевший его при допросах следственной комиссии: «Рылеев в душе революционер, сильный характером, бескорыстный, ловкий, ревностный, резкий на словах и на письме… Он стремился к избранной им цели со всем увлечением… действовал не из личных видов, а по внутреннему убеждению, в ожидаемой пользе для отечества», – так охарактеризовал чиновник Рылеева в официальном служебном донесении своему руководству.

Квартира, принадлежащая Российско-Американской компании в доме № 72 на набережной реки Мойки, была известна в литературных кругах Северной столицы своими так называемыми «русскими завтраками», устраиваемыми Рылеевым для друзей. На них приходили известные писатели: А.С. Грибоедов, А.С. Пушкин, И.А. Крылов, Е.А. Баратынский, А.А. Дельвиг, Н.И. Гнедич, Ф.И. Глинка, брат А.С. Пушкина – Лев Пушкин и другие столичные литераторы.

По воспоминаниям братьев Бестужевых, завтраки эти бывали «постоянно около второго или третьего часа пополудни. Они неизменно состояли из графина очищенного русского вина, нескольких кочней кислой капусты и ржаного хлеба. Беседа бывала оживленной предметами чисто литературными, но не ограничивалась только ими. Горячо обсуждались здесь и политические новости. То там, то сям вырывались стихи с оттенком эпиграмм и сарказма, нередко с увлечением пелись сатирические и даже революционные песни».

По воспоминаниям родных и друзей Кондратия Федоровича Рылеева, вся его жизнь прошла под знаком регулярных предсказаний гибели и пророчеств его необычной смерти. Его мать как-то рассказала своей невестке, что, когда мальчику было восемь лет, она на всю жизнь запомнила тогда вещий сон, в котором якобы ей была предсказана вся жизнь ее любимого сына до его трагической гибели.

В период заграничных походов в конце войны с Наполеоном, в которых пришлось участвовать артиллерийскому поручику Рылееву, он прибыл в составе своей бригады в Дрезден, где комендантом города служил его родственник М.Н. Рылеев. Находясь на отдыхе, поручик К.Ф. Рылеев своими колкими

эпиграммами настолько разозлил старших офицеров, что они потребовали от коменданта удалить виновника раздоров в офицерской среде из города.

Комендант вызвал молодого человека к себе и якобы грозно потребовал «в 24 часа покинуть Дрезден, иначе предам военному суду и расстреляю», и был весьма удивлен ответом родственника: «Кому суждено быть повешенным, того не расстреляют».

Н.А. Синдаловский в очередной книге о мифах, связанных со знаменитыми литераторами Северной столицы, приводит содержание легенды о Рылееве, действие которой произошло уже после завершения войны с Наполеоном. Находясь в Париже, поручик К.Ф. Рылеев, согласно легенде, посетил салон знаменитой прорицательницы мадам Ленорман, которая «взглянув на его ладонь, в ужасе оттолкнула его руку. „Вы умрете не своей смертью“, – будто бы сказала она. „Меня убьют на войне?“ – спросил Рылеев. „Нет“. – „На дуэли?“ – „Нет, нет, – торопливо заговорила ведунья, – гораздо хуже! И больше не спрашивайте“».

В 1825 г. Рылеев действовал наиболее активно. Совещания на Мойке, в доме Российско-Американской компании, значительно участились и оживились. В планах заговорщиков смерть тяжелобольного императора Александра I теперь рассматривалась как сигнал для начала активных действий. Они были убеждены, что Сенат утвердит составленный ими «Манифест к русскому народу», провозглашавший «уничтожение бывшего правления», учреждение временного правительства, ликвидацию крепостного права и равенство всех граждан перед законом. В документе, составленном Рылеевым, Н. Бестужевым и Трубецким, провозглашалась свобода печати, вероисповеданий, введение гласности суда, уничтожение рекрутчины, всеобщая воинская повинность и образование «внутренней народной стражи». Согласно манифесту, Временное правительство созывало «великий собор» – учредительное собрание для разрешения вопроса о будущей политической деятельности и государственном строе России.

На собраниях у К.Ф Рылеева на Мойке было решено, что момент для выступления наиболее удобен. В тревожную пору междуцарствия, после смерти Александра I, Рылеев стал фактическим руководителем Северного общества, «главной пружиной» восстания 14 декабря 1825 г., а его квартира на набережной Мойки в доме № 72 – штабом заговора.

Мать Рылеева, навестившая сына, была крайне обеспокоена тем, что тогда происходило в его квартире. Н.А. Бестужев, оставивший потомкам записки о Рылееве, вспоминал, как она умоляла Кондратия Федоровича поберечь себя. Он тогда отвечал ей: «Матушка, ныне наступил век гражданского мужества… Я буду лить кровь свою, но за свободу отечества, за счастье соотчичей, для исторжения из рук самовластия железного скипетра, для приобретения законных прав угнетенному человечеству… Благословите меня!» Рылеев предполагал начать переговоры с Сенатом мирно, но в случае его несогласия подписать «Манифест к русскому народу», прибегнуть к военной силе.

Последнее заседание членов Северного общества состоялось на Мойке, на квартире у Рылеева, накануне 14 декабря 1825 г. Член Северного общества штабс-капитан Михаил Александрович Бестужев, автор интересных «Записок», вспоминал, что оно прошло шумно и бурно: «Многолюдное собрание было в каком-то лихорадочно-высоконравственном состоянии. Тут слышались отчаянные фразы, неудобоисполнимые предложения и распоряжения… Зато как прекрасен в этот вечер был Рылеев! Он был нехорош собой, говорил просто, не гладко; но когда он попадал на свою любимую тему – на любовь к Родине, – физиономия его оживлялась, черные как смоль глаза озарялись неземным светом, речь текла плавно, как огненная лава… Его лик, как луна бледный, но озаренный каким-то сверхъестественным светом, то появлялся, то исчезал в бурных волнах этого моря, кипящего страстями и побуждениями».

На совещании решили утром 14 декабря идти на Сенатскую площадь, рассчитывая вывести на нее до шести тысяч вооруженных солдат. Диктатором восстания поименным голосованием избрали князя СП. Трубецкого, его заместителем – полковника А.М. Булатова, начальником штаба – Е.П. Оболенского.

В случае неудачи заговорщики решили отступить с войсками в Новгородские военные поселения и попытаться поднять их.

Всю ночь с 13 на 14 декабря окна в квартире дома Рылеева на набережной Мойки оставались ярко освещенными. Никто из организаторов восстания не спал. После поражения восстания и первых допросов его участников в Зимнем дворце, выяснилось, что «заговор делался на набережной реки Мойки у Синего моста, на квартире Рылеева». В ночь на 15 декабря новый император Николай Павлович в гневе приказал «привести поэта Рылеева, живого или мертвого». Распоряжение императора выполнили незамедлительно. Ночью, в доме № 72 на Мойке, принадлежащем Российско-Американской компании, явился флигель-адъютант Н.Д. Дурново в сопровождении шести рослых солдат лейб-гвардии Семеновского полка и по распоряжению Николая I арестовал К.Ф. Рылеева.

Попрощавшись с женой и дочерью, Рылеев вышел из дома на набережную Мойки, чтобы больше никогда сюда не вернуться. Через считанные минуты Кондратий Федорович предстал перед императором. Раньше Николай I никогда не видел Рылеева, но из допросов первых офицеров, участвовавших в восстании, он уже знал, что руководящая роль в государственном заговоре принадлежит именно этому партикулярному чиновнику Российско-Американской компании. На гипнотический взгляд царя Рылеев отвечает полным спокойствием и достоинством. В дневнике Николая I имеются торопливые записи первого допроса фактического руководителя декабрьского восстания: «В это мгновение ко мне привели Рылеева – это поимка из наиболее важных».

Закончив его допрос, Николай Павлович лично пишет записку коменданту Петропавловской крепости: «Присылаемого Рылеева посадить в Алексеевский равелин, но, не связывая рук, без всякого сообщения с другими, дать ему бумагу для письма, и что писать будет ко мне собственноручно, мне приносить ежедневно».