Текст книги "Безумие Таргерта. Книга 1. Рыба на мелководье"

Глава 10
Отпрыск Ясности

Вайтеш испуганно вскрикнул и вжался в стену, но выродок только улыбнулся, наблюдая это.

– Не беспокойся, – улыбнулась Ойайя. – Этот не совсем такой, как те, которых ты видел в Дуодроуде.

– Что ты имеешь в виду? – пролепетал Вайтеш, продолжая пятиться вдоль стены, и добавил срывающимся голосом, – Он выродок!

В этот момент раздались шаги, и вскоре в келью зашли все одиннадцать жрецов Неизвестных богов. Они со злостью смотрели на Вайтеша. Самый старый и поседевший из них грозно заговорил:

– Никогда больше не смей именовать его подобно тому, как ты именовал его только что, или двери Келий Неизвестных богов закроются для тебя навечно. Мы опекаем сие дитя. Его имя Оддо, и ты не смеешь оскорблять его своими глупыми суевериями.

– Всё в порядке, – рассмеялся Оддо. Никогда прежде Вайтеш не слышал, чтобы выродки говорили. – Я понимаю его неприязнь и не виню его за грубость.

– Ты говоришь?.. – Вайтеш изумлённо воззрился на него.

– Говорю.

– Но как? Я жил рядом с такими, как ты, но ни один из них за всё время не вымолвил ни слова. Почему ты говоришь?

– Думаю, всё дело в воде, которую мы пьём в Кельях. Из той статуи.

– Что это за вода такая? – Вайтеш насторожился. Ему приходилось почти кричать, ибо отошёл он уже чересчур далеко.

– Это вода бога Ясности, – Оддо говорил всё так же тихо, но его голос был слышен даже Вайтешу, что пугало беднягу ещё сильнее.

– Я тоже пил эту воду, что тогда со мной случится, если тебе она даровала то, что даровала? Если ты, попив этой воды, можешь говорить, то я… – Вайтеш пришёл в ужас. – Я утрачу эту способность?

Оддо вновь засмеялся:

– Нет-нет. Разве что жажду. Уверяю, ничего дурного с тобой не случится.

Вайтеш понемногу приходил в себя, но всё так же держался подальше от Оддо, который в свою очередь любезно не приближался.

– Пришло время для вкушения еды, – сообщил старик, впустивший в Кельи Вайтеша и Ойайю. Жрецы расселись за каменные скамьи и достали из своих ряс разную снедь. Один из старцев горестно хмыкнул и обратился ко всем:

– Пожалуй, сегодня я поем у себя в келье, – после чего встал из-за стола и удалился.

– На моей памяти, он говорит так каждый день в течение сорока шести лет, – объяснил Вайтешу самый старый жрец и усмехнулся.

Другие тоже захихикали, хотя один жрец остался серьёзен и мрачен. Но не все они выглядели старыми. Среди них была весьма красивая девушка. Она была одета в короткую рясу, и Вайтеш невольно посматривал на её стройные ножки. Она положила их одну на другую, будто заигрывая с ним, он старался не поддаваться навязчивому желанию. Жрица заговорила с Вайтешем первой:

– Послушай, ты можешь смотреть на меня столько, сколько требуют твои страждущие красивые глазки.

Вайтеш немыслимо смутился, когда Ойайя залилась звонким смехом. Глупо было полагать, что никто не заметит, как он пялится. Пока все смеялись, он выскользнул в коридор в надежде изучить статуи Неизвестных богов. Но только Вайтеш заглянул в первую келью на пути к выходу, как его окликнул приятный голос. Это был Оддо.

– Моё имя ты знаешь, как насчёт и самому назваться? – спросил он.

– Вайтеш, если угодно, – представился Вайтеш и припустил ко второй келье. – Чего ты хочешь?

– Я? Ничего особенного. Разве что поболтать.

– Не о чем нам с тобой болтать. Эти безумцы могут без устали опекать тебя, но я знаю, что ты такое. Ты выродок. И ничего ладного от тебя ждать нельзя.

– Отчего же ты так в этом уверен?

– Ещё совсем недавно я жил в Дуодроуде, не думаю, что тебе это о чём-то говорит, весь он кишмя кишел выродками, подобными тебе. Они двадцать шесть лет сводили меня с ума. Я недолюбливаю их и тебя не одобрю, если ты пришёл за этим.

– А что же они такого сделали? – в вопросе Оддо не было издёвки, и всё же Вайтеш её услышал.

– Они неустанно пялились на меня. Вот как ты сейчас.

– Разве же я пялюсь? – Оддо рассмеялся.

– Конечно, ты… – обернувшись, Вайтеш не договорил, увидев, что Оддо сидит на голом полу в двадцати футах от него и рассматривает ногти. – Да что со всеми вами? Зачем вы появились?

– Не мне рассуждать о том, зачем мы здесь, – Оддо говорил всё так же тихо. – Что я знаю, так это то, что я уж точно не виновен в твоих сумасбродствах. Я попал сюда ещё ребёнком. Мои родители позаботились о том, чтобы я не превратился в то, чего ты так боишься. Посему и жалобы твои должны были достичь вовсе не моих ушей.

– А чьих же? Скажи мне, если ты что-то знаешь. Потому что я – нет.

– Я не знаю, кто я. Не знаю, зачем я здесь. Мне ведомо лишь то, что меня зовут Оддо, а родителей моих звали…

– Меня не интересует, как звали твоих родителей, выродок, – Вайтеш озлобился. – Не хочу слышать ни о них, ни о тебе. Пропади вы все пропадом.

– Но всё же ты здесь и ты меня слышишь, – на лице Оддо появилась усмешка.

– Я здесь только оттого, что… – начал было Вайтеш, но Оддо в неприсущей ему манере перебил его:

– Отчего, Вайтеш? И правда, отчего ты здесь?

– Один из жителей города обвинил меня в том, что я убил его дочь. Мои соседи, все остальные жители чуть не прикончили меня за то, чего я и не думал совершать. Я лишился бы жизни, если бы остался там, – Вайтеш сам поразился своей откровенности.

– А мне кажется, что ты говоришь мне не совсем правду, – губы Оддо скривились в хитрой улыбочке, но Вайтеш был слишком далеко, чтобы это заметить, иначе он бы всполошился ещё больше.

– Что ты несёшь, выродок? Они бы убили меня, они бы…

– Они бы не убили тебя, Вайтеш. И ты сам отчётливо понимаешь это, просто не хочешь признаться.

– Чепуха, я знаю…

– Только то, что тебя зовут Вайтеш, – закончил за него Оддо. Вайтеш приблизился к нему и гневно прошипел:

– Я знаю, что они бы убили меня, проклятье на твою голову.

Оддо проникновенно взглянул на него.

– Ты хочешь убедить в этом меня? Или ты пытаешься утешиться, ведь твоя спальня далеко, а ты не пойми где беседуешь с одним из выродков, что испортили твою жизнь? И всё это из-за чего? Из-за девицы, которая пришла вместе с тобой? Из-за вранья глупых горожан, которое ты мог бы развеять прежде, чем залез бы под одеяло? Или это оттого, что ты боишься и ненавидишь вовсе не выродков?

Вайтеш не знал, что сказать. Оддо будто ковырялся у него в голове, да так глубоко, что сложно было не согласиться.

– К чему эти расспросы?

– Я и сам не знаю, – Оддо пожал плечами. – Ты не похож на здешних жрецов, ты не похож и на девушку, что так нередко захаживала сюда. В тебе есть что-то неощутимо привычное для меня. Во мне скрывается Ясность, но в тебе её куда больше.

– Да что это за Ясность такая? – Вайтеш уже не злился, он был скорее заинтересован.

– Я и сам её не понимаю, знаю только, что она есть во мне, – Оддо помолчал и добавил: – Но и в тебе она есть. Увидев тебя, я был в высшей мере удивлён этому.

– Непохоже.

– Но ты, видимо, не вполне понимаешь, что дарует эта Ясность мне.

– Она вообще что-то дарует?

– Да, и многое. Я не уверен, что следует говорить это, но я был бы рад, если бы то, что ясно мне, стало ясным и для тебя. Когда вы покинете Кельи Неизвестных богов, наступит холодное и тёмное время. И ты сможешь отблагодарить свою спутницу, но помни, что не всякую Ясность стоит спасать, и не всё неявное того заслуживает.

Вайтеш и Ойайя провели в Кельях несколько дней. К тому времени раны и ушибы Вайтеша прекратили назойливо тревожить его, а сам он даже немного повеселел. Они, на удивление, подолгу беседовали с Оддо о разном, рассматривая статуи божеств, когда кельи пустовали. Вайтеш рассказывал о том, что происходит за стенами Келий, а Оддо делился с Вайтешем мудростью жрецов Неизвестных богов. На первый взгляд они, конечно, не были очень уж мудры, но мало-помалу Вайтеш начал находить в их словах и молитвах что-то притягательное, чего нельзя было сказать об их божествах.

Единственным более-менее привлекательным было изваяние голой девушки, которая посматривала на Вайтеша каменными глазками, когда он разглядывал её. Остальные же были весьма неприятны на вид. Только одну статую Вайтеш так и не увидел. Ту, что стояла в келье Ясности. Её дверной проём был завешен грязным полотном, наподобие тех, что вешали на входе в лечебницы сыростных. Вайтеш не стал заглядывать внутрь, предположив, что и там статуя с непонятным ему ксоотом. К тому же он не любил прерывать чьи-то молитвы.

– Жрец Ясности никогда не молится, – объяснил Оддо. – Он сидит в углу своей кельи и покачивается вперёд-назад под гнётом внимания бога Ясности, самого могущественного и страшного из всех божеств. Жрец Ясности приносит самую ужасную жертву, подвергая свой разум невыносимым пыткам, дабы люди не ведали страданий, что сулит Ясность. Очень немногие способны лицезреть её и не сойти с ума. Многие десятилетия жрецы Келий подыскивали подходящих людей, но всякий, кто заходил в келью со статуей бога Ясности, покидал её в предсмертном сумасбродстве, после чего погибал в агонии, корчась, извиваясь и выкрикивая одни и те же слова: "Ясность! Грядёт Ясность!". Лишь одна женщина, посетившая келью Ясности, не умерла на глазах жрецов, но и остаться здесь не пожелала.

Вайтеш сразу вспомнил о полоумной Саре, которая слонялась по городу и выкрикивала: "Ясность! Грядёт Ясность!", но не обмолвился об этом. Он слушал Оддо, но в памяти хранил лишь его предостережение. "Так ли невинна эта девушка?" – размышлял Вайтеш, когда оставался один. Но при виде хорошенького личика Ойайи забывал о словах Оддо, хоть и корил себя за это.

Отдохнувшие Вайтеш и Ойайя вскоре покинули Кельи Неизвестных богов. Вайтеш брёл по Вечернему Тракту, но думал вовсе не о дороге. Когда пришло время прощаться, Оддо выгадал момент, когда Ойайи не было рядом, и настороженно сказал Вайтешу:

– Та девушка, с которой ты пришёл сюда, Ойайя…

– А что с ней? – удивился Вайтеш, никак не ожидавший, что разговор вдруг зайдёт о ней.

– Я не знаю, что она сказала тебе, как убедила отправиться в путь вместе с ней, но я знаю, что всё обстоит не столь увлекательно, как она сама думает, пытаясь убедить в этом и тебя.

– Она и тебе рассказывала об отце? – в Вайтеше проснулось неизвестное ему ранее чувство ревности.

– Она ничего мне не говорила, – покачал головой Оддо. – Но будь осторожен и с ней, и с её отцом. Я не вижу Ясности в этой девушке, а значит, и с её родителем всё в точности так же.

– Что ж теперь, если в ком-то нет твоей этой Ясности, то такому человеку и доверять нельзя?

– Я не говорю о доверии, Вайтеш. Я лишь предостерегаю тебя, ведь тот, в ком нет Ясности, не может ясно видеть ни остальных, ни себя в том числе, – Оддо сложил губы в усмешке. – И я поражаюсь, что твои слова о доверии не вызвали твоего же смеха. Ведь кто-кто, а ты-то должен понимать, что доверию…

– Не быть, – закончил за него Вайтеш.

Глава 11
Жухлый вереск

Тьюксу не очень-то понравилась новая одежда. Молочно-белая ткань скребла его нежную кожу, как какая-нибудь недоброжелательная кошка, вздумавшая поточить когти, которые только и делали, что затуплялись по многу раз на дню. Но ему пришлось свыкнуться с этим, ибо был он вайчером, специалистом по выродкам, а им негоже жаловаться на такие мелочи.

Ему предоставили отдельную крытую повозку со спиральной крышей, с запряжённой в неё исхудалой кобылкой. Других лошадей, по правде говоря, тоже нельзя было назвать отъевшимися, но эта выделялась и среди них костлявыми рёбрами и подкашивающимися ножками. Тьюкс назвал её Тростинкой и вскоре так привязался к ней, что перестал понукать и доверил ей везти себя за остальными повозками так быстро, как она сама того хотела.

Он не ведал, куда именно они держат путь, его это и не волновало. Цель Тьюкса заключалась лишь в том, чтобы быть поближе к вайчерам, видеть их и слышать их, а если он и сам при этом будет вайчером, то и ничего. Перед глазами у него непрерывно проявлялось варево густой коричневатой дымки в тот вечер, когда Ксо был очищен от выродков. Ему было противно находиться вместе с людьми, что так безжалостно издевались над ничего не понимающими созданиями, и всё-таки такова цена его любопытства.

В каждой повозке вайчеры везли по две дюжины выродков, до того израненных и истощённых, что те ничего не предпринимали, просто безмолвно смотрели друг на друга. Тьюкс поначалу опасался этих созданий, но в скором времени свыкся и с ними вслед за беззаботно фыркающей Тростинкой. Повозки растянулись в длинную неприветливую полосу, неукоснительно ползущую на север по Вечернему Тракту.

– Эй, сзади! – окрикнул кто-то. Голос доносился из повозки, что ехала спереди. Его обладателя Тьюкс видеть никак не мог. Единственное, в чём он был уверен, так это в том, что голос принадлежал вайчеру.

– Что такое? – громко отозвался Тьюкс.

– Знаешь, куда мы едем?

– Даже не догадываюсь.

– А вот я знаю. Мы едем в Вереск, неужто не бывал там?

– Не припомню, чтобы я когда-нибудь покидал Ксо. Где этот твой Вереск?

– Это не так далеко, как может показаться, но и не так близко, чтобы добраться за день, – вайчер оживился. Тьюкс всё равно не мог взять в толк, где это. – Ты удивишься, как там красиво!

– Мы едем уже куда больше одного дня. Где же твой Вереск в таком случае? Ты его видишь? Потому что я – нет.

– Ничего-ничего, не пройдёт и нескольких часов, как ты увидишь.

И правда, солнце стояло ещё высоко, когда обоз достиг-таки верескового луга. Сразу за ним начиналась неприхотливая поросль, и если бы не местные жители, она давно поглотила бы все тропки и проходы, ведущие к Вересковому озеру.

Рядом с берегом покоился и сам город, Тьюксу пока что не удавалось как следует его разглядеть из-за едущей впереди повозки, зато он чувствовал благоуханье увядающих цветов. Наконец вайчерский обоз повернул влево, и ему открылось бескрайнее нежно-зелёного цвета озеро. Оно выглядело загадочным и глубоким, много глубже, чем озеро Ксо.

Тьюкс окинул взглядом пустынный берег. Там никого, разве что орды мошек, кучкующиеся над водой. Вперемешку с вереском здесь росла невысокая ещё не примятая отцветшая трава. Тьюкс засмотрелся, когда кто-то подёргал его за куртку.

– Эй, дружище, спускайся-ка ты вниз, – сказал вайчер, выбравшийся из повозки, ехавшей впереди. – Тебя Тьюксом звать, верно?

– Меня-то Тьюксом, а вот ты, дружище, так и не представился, – нерадушно заметил Тьюкс.

– Я Андатр. Я видел тебя, когда ты наведывался к господину Тиксу в апартаменты. Ты, должно быть, чем-то ему понравился, раз он не погнал тебя, – на лице Андатра промелькнуло завистливое выражение.

– В каком это смысле?

– Ну, до тебя к нему приходил ещё какой-то парнишка, тоже просился в специалисты. Да до того разозлил господина Тикса, что тот приказал мне вышвырнуть его из поместья. Не знаю уж, чего он такого господину Тиксу наговорил.

– Странно, мне этот Тикс показался весьма дружелюбным. Да и голос у него такой приятный. Даже не верится, что он мог кого-то, как ты выразился, вышвырнуть, – Тьюкс задумчиво помедлил. – А ты сам прибыл с Тиксом или, как я, с озера Ксо?

– Вместе с господином Тиксом. Я его приближённый помощник. Мне он доверяет то, чего и в жизнь не доверил бы другим. Я… – Андатр осёкся.

– Андатр, проклятье, где ты? – раздался недовольный бархатный голос, принадлежавший, разумеется, Тиксу.

– Я здесь, господин Тикс.

– Мне нужна чистая вода, и подогрей её над огнём. Мало того, что тепло, кажется, оставило наши земли, так ты к тому же не заботишься о том, чтоб я помылся, как подобает. Ещё хоть один проступок, Андатр, и будешь жариться над углями вместо котла.

Андатр вжал голову в плечи, стыдливо спрятал глаза от ухмыляющегося Тьюкса и побрёл к озеру.

– Андатр! – вновь рявкнул Тикс.

– Да, господин Тикс, – пропищал Андатр, оборачиваясь.

– Я погляжу, воду ты намереваешься доставить мне в ладонях? В таком случае, в них же ты и согреешь её над огнём.

Андатр боязливо спохватился и вернулся в повозку за парочкой обитых железными кольцами деревянных вёдер, после чего скрылся из виду.

– А-а, Тьюкс, – доброжелательно поприветствовал Тикс. – Вижу, ты уже познакомился с Андатром. Скверно, что так рано. Но неважно. Как тебе нравится твоя повозка? Я лично подбирал её для тебя.

Тьюкс благодарно улыбнулся. Тикс приблизился к его повозке и окинул её довольным взглядом, после чего посмотрел внутрь, и внезапно негодующе вскрикнул.

– Тьюкс, Тьюкс, как же ты не заметил? – он досадливо вздохнул. – Да в твоей повозке выродки!

– Да, – непонимающе подтвердил Тьюкс. – Разве так не должно быть? Я думал у всех в повозках…

– Нет-нет-нет. В твоей чистой повозке не должно быть этих грязных отродий. Андатр, гнусный ты идиот, немедленно иди сюда!

Андатр услышал зов Тикса издалека и заторопился, расплёскивая воду, насколько это позволяли полные вёдра, тянущие его к земле.

– Да, господин Тикс? Вам что-то нужно? – вкрадчиво осведомился он, представ перед Тиксом.

– Ты ещё спрашиваешь? Конечно, мне что-то нужно! Кто позволил тебе поместить в повозку добрейшего и великодушного господина Тьюкса этих отвратительных существ?

– Но, господин Тикс, вы же сами распорядились, чтобы в каждой повозке было по двадцать выродков, я думал…

– Оставь ничтожные попытки думать прочим, – Тикс захлебнулся от возмущения. – Немедленно избавь повозку господина Тьюкса от этой нечисти, – его взгляд скользнул на вёдра, сжимаемые трясущимися руками Андатра. – Андатр! – он гневливо побелел. – А где же моя вода?

– Господин Тикс, я… – но Андатр опять не договорил. Тикс вырвал у него вёдра и запустил их в траву. Они с дребезгом покатились по земле, разбрызгивая оставшиеся капли на шелестящий вереск.

– Немедленно принеси мне проклятой воды, и займись повозкой господина Тьюкса. Тьюкс, идём со мной. Не пристало тебе наблюдать это жалкое зрелище. – Тикс подхватил Тьюкса под руку и увёл за собой, предварительно впившись глазами в Андатра.

Какое-то время они молча шагали по травянистой равнине, и вереск щекотал им пальцы. Тикса, в отличие от Тьюкса, это скорее раздражало.

– Сейчас я покажу тебе кое-что очень любопытное, – сказал Тикс. Перед ними возник зияющий ведущий под землю проход, подпёртый обтёсанными балками, спрятанный в зарослях высокой травы. Кромешный и пугающий, он начинался с туннеля. Дневные лучи будто не желали освещать его.

Тьюксу захотелось вернуться к обозу. Он обернулся и увидел, что за ними идут ещё несколько специалистов, волоча за собой извивающихся выродков. Ему ничего не оставалось, кроме как последовать за Тиксом внутрь, в неприветливый полумрак, который не смог развеять даже свет старинного фонаря.

Одна за другой стали зажигаться вайчерские булавы, и вскоре темнота рассеялась. Из глинистых стен торчали иссохшие корни, они отбрасывали колышущиеся тени, которых Тьюкс старался избегать взглядом, полным тревоги и смятения. Он не знал, где они, ему и не было любопытно.

Туннель петлял, уводя их вглубь верескового луга. В какой-то момент он сменился сырым коридором. Тьюкс хранил безмолвие, говорить здесь не хотелось. Тикс показал на большую лестницу впереди, зовущую к себе, куда-то вниз, в глубину, в беспросветную темень. Пещера, как про себя назвал её Тьюкс, казалась столь необъятной, что пока они спускались по лестнице, вокруг не было видно ничего, кроме потрескавшихся ступеней. Чем глубже они уходили, тем безответней делались мольбы Тьюкса. Он больше не хотел идти, не хотел ничего, только бы покинуть это место. Над ними сгущалась дымка, она окутывала их, холодный воздух обжигал губы, забивался под молочно-белые одеяния и жалил кожу.

Ступеньки не прекращались, их оказалось так много, что Тьюкс уже совсем отчаялся дойти хоть куда-нибудь. Ему думалось, что минул час, прежде чем они достигли-таки подножия лестницы.

Специалисты потушили свет. Глаза Тьюкса не привыкли к такой непроглядной темноте, несмотря на то, что все ночи он проводил в погребе, укрываясь за бочками. Вслед за Тиксом он очутился в небольшом коридорчике, в стенах которого таились еле заметные окошки, завешенные коротенькими шторками. Рядом с ними – двери, обитые металлическими скобами.

Коридорчик стал расширяться, и по бокам Тьюкс заметил множество лежанок, набитых зловонным подгнившим сорняком. В воздухе витал неприятный душок. Но, несмотря на это, Тьюкс принюхался. Его обоняние привыкло к разного рода запахам. Благодаря тухлым объедкам, которые неделями пролёживали в погребе, оно сделалось ему неприхотливым другом. Только сейчас он заметил, что на некоторых лежанках спят выродки, измождённые и уставшие. Из зашторенных окон доносилась какая-то склизкая возня.

– Что там? – спросил Тьюкс.

– Всего лишь выродки, дорогой Тьюкс, – обернувшись, улыбнулся Тикс. – Если ты беспокоишься, можешь заглянуть внутрь.

Тьюкс слегка отодвинул одну из занавесок. Перед ним предстало отнюдь не то, что он ожидал увидеть. Разумеется, выродки, но их было слишком много, слишком много. Их надсадное дыхание теперь отчётливо слышалось по всему коридору. Они сняли изорванные рубища, скользкими перепачканными грязью руками обвивая себе подобных.

Женщины, мужчины, они целовали друг друга, гладили и прижимали к себе. Тьюкс вспомнил о ночи, проведённую с Морни, но то было совсем по-иному. В тёмных глазницах поблескивали страстью кровавые колечки. В них – наслаждение, не страх.

Молодые, а иногда и вовсе старые женщины с благоговением поглощали обмякшими на полу телами изнурённых мужчин. Тьюкс чувствовал нестерпимую духоту даже после того, как задёрнул штору и отпрянул назад. Но физиономия Тикса нисколько не изменилась, он безразлично поманил его за собой и двинулся дальше по коридору.

– Что это значит? – нервно спросил Тьюкс.

– Ничего особенного, дорогой Тьюкс, – ответил Тикс равнодушно. – Всего лишь выродки, как я и сказал.

– Но они…

– Да, они придаются неким утехам, если, конечно, у кого-то повернётся язык так это назвать, – Тикс скривил губы, будто хотел сплюнуть на пол то, что только что сказал.

– А зачем они… – Тьюкс помедлил, – это делают?

Тикс громко расхохотался. Его бархатный смех разнёсся по коридору, и возня за шторами прекратилась.

– Дорогой Тьюкс, неужто ты и сам не знаешь, зачем? Жажда наслаждения присуща каждому существу, будь то человек или такая отвратность, – на этот раз Тикс состроил ещё более пренебрежительную гримасу.

– Отвратностью вы называете выродков?

– Не иначе, как их, дорогой Тьюкс, не иначе, как их.

– Но я ни разу не видел, чтобы выродки предавались хоть чему-нибудь, не говоря уже об этом.

– Ещё бы, Тьюкс, ещё бы тебе довелось наблюдать эдакую гадость. Впрочем, скоро мы прибудем, и ты вдоволь ещё насмотришься на подобные извращения.

– Так куда же мы всё-таки идём? – Тьюксу надоело рыться в догадках.

– А мы уже и не идём, Тьюкс, – Тикс остановился так внезапно, что Тьюксу понадобилась вся его ловкость, чтобы не налететь на него.

Они стояли в приятно освещённом маленьком холле со старыми ширмами, за некоторыми из них виднелись двери. Идущие сзади вайчеры отстали и ушмыгнули в ответвление коридора, теперь Тьюкс и Тикс остались вдвоём.

Тьюкс не хотел заговаривать первым, хотя ему и не пришлось. Дверь за одной из ширм отворилась, и перед ними появился невысокий пожилой мужчина. Опрятные волосы не смели ослушаться своего обладателя, повиновенно оставаясь в той позе, в которой он их оставил. Богатые тёмно-коричневые одежды говорили о его принадлежности к знатному роду, всё же Тьюкс никак не мог припомнить, где же он видел их раньше. Мужчина ласково посмотрел на него, затем приветственно кивнул Тиксу, который в свою очередь учтивейше поклонился и сказал:

– Какая приятная встреча, хоть и весьма ожидаемая.

– Да, Тикс, наконец-то, вы вернулись. Я уж было начал подозревать, что вайчеры оставили всякие попытки, – неожиданно мужчина отвернулся от Тикса и, к удивлению, заговорил с Тьюксом. – А ты, Тьюкс, как же давно мы с тобой не виделись. Весьма рад, весьма рад нашей встрече.

Тикс непонимающе поднял брови, что уж говорить о Тьюксе, его поглотило изумление.

– Неужели вы до этого встречались?

– Да, Тикс, и довольно часто. Правда, не думаю, что Тьюкс обращал на меня достаточно внимания, чтобы запомнить как следует, – мужчина вновь обратился к Тьюксу, но теперь с печалью в голосе. – Очень горестно осознавать, что твоя прелестная во всех отношениях мать скончалась так внезапно. Мне так не хватает её готовки. А знал бы ты, как я тоскую по её вкуснейшим похлёбкам. Она и вправду была лучшей моей кухаркой. Жаль, что я понял это так поздно. Нынешняя стряпня никуда, знаешь ли, не годится.

Тьюксу никак не удавалось вспомнить, где он раньше слышал этот голос. Властный и в то же время заботливый и нежный. Долго думать ему не пришлось.

– А теперь идёмте со мной, – мужчина поманил их жестом. – Нам нужно обсудить кое-что, а ты Тикс, надеюсь, хотя бы сегодня воодушевишь меня хорошими новостями.

Тьюкс, наконец, вспомнил, кому принадлежал столь знакомый голос.

– У меня самые что ни на есть любопытные вести, – сообщил Тикс, всем своим видом показывая, как он доволен собой. – Уверяю, они в высшей мере удовлетворят ваше величество.