Текст книги "Безумие Таргерта. Книга 1. Рыба на мелководье"

Глава 8
Забавное недоразумение

Тьюкс мгновенно обернулся. Горожане стягивались на зов глашатая со всех сторон.

– Жители Таргерта! Жители Ксо! Слушайте! Слушайте и внемлите зову и закону! – громко повторял тот. – Все, кто передумал и хочет содействовать вайчерам, подданным его ясности почтенного и достопочтенного господина Ойтеша, могут внести своё имя в "список специалистов по выродкам" и завтрашним утром покинуть королевский город по приказу его ясности, дабы избавить остальные селения от этой нечисти.

По толпе пронёсся изумлённый ропот. Никто не говорил, что придётся покидать Ксо, да ещё и так скоро. Но разговоры затихли, когда на городских улицах появились вайчеры. Молочно-белые спиралевидные капюшоны возвышались на их головах. Внутри наверший булав из белой стали тускло горели уголья, разнося по округе едкий дым.

Какое-то время продлилась тишина. Неожиданно специалисты ринулись к выродкам. Тьюкс отшатнулся назад и упал, когда первые крики прорезали людское безмолвие.

– Смерть выродкам! – послышалось из толпы. Но Тьюкс хранил молчание, наблюдая за тем, как вайчеры расправляются со скулящими и вопящими в панике существами. Над дорогой сгустилась дымка, в ней белели фигуры специалистов, нещадно орудовавших острыми булавами.

Выродки изливали белую кровь на тлеющие угли, безжалостно обжигающие их лица, в воздухе стояло нестерпимое зловоние. Кровавые колечки разрастались, поглощая тёмно-коричневые белки их глаз. Теперь они светились ненавистью. Заворожённый всем этим безумием Тьюкс попытался выползти из проклятой дымки, но та была везде, где бы он ни старался спрятаться.

Спустя долгие часы его беспрестанных молитв, обращённых к Неизвестным богам, дымка рассеялась. Тьюкс встал и окинул взглядом одинокую дорогу. Вайчеры уже оттащили к Глубокому озеру большинство убитых выродков, а тех, что сумели выжить, засовывали в холщовые мешки. Недвижимые тела они сбрасывали в лодки, как попало, но и о шевелящихся не заботились, швыряя выродков в кучу. Можно сказать, что Ксо был очищен, хоть Тьюкс и не ощущал чистоты в том, что видел.

Кто-то позвал его, но он не обернулся.

– Тьюкс, ты что, не слышишь, как я зову? – трактирщик Хью похлопал его по плечу. Только тогда Тьюкс пришёл в себя.

– Я задумался, – коротко сказал он, а ведь он и впрямь задумался, правда, куда глубже, чем хотелось бы.

– О чём задумался, Тьюкс? Город чист, о чём ещё тут рассуждать? Пойдём, я устраиваю пирушку в "Стухшей пище". Выпьем эля, потолкуем. Теперь, когда в Таргерт прибыли вайчеры, нам нечего опасаться. Они очистят королевство от этой нечисти.

"А правда ли жителям Таргерта нечего опасаться?", – размышлял Тьюкс, когда они с Хью поковыляли прочь.

В "Стухшей пище" было как никогда много посетителей. Казалось, там собрался весь город. Люди веселились, пели и танцевали. Теперь они могли безбоязненно прогуливаться по городским дорогам, могли плавать на лодках к южным воротам, могли не страшиться выродков и кровавых колечек в ночи. В один момент некоторые затянули застольную песню, её стали подхватывать и остальные.

 
Мы родом из Таргерта с озера Ксо,
Где выпивка, рыба и крепкий засов!
Где слышатся лодки, где весел и кроткий,
Что родом из Таргерта с озера Ксо!
 
 
Мы родом из Таргерта с озера Ксо,
Где ясное утро и сладостный сон!
Где пьянице снится лихая девица,
Что родом из Таргерта с озера Ксо!
 

Пока забулдыги веселились и приплясывали, Тьюкс думал. Собственно, он и не переставал этого делать с тех пор, как увидел расправу над выродками. «Завтрашним утром я уже никак не смогу расспросить этих вайчеров. Да что там расспросить, я не смогу даже проследить за ними. А думается мне, что стоит, ой как стоит за ними приглядывать».

К Тьюксу подбежала разгорячённая Морни и повисла у него на шее. С первой их встречи и с каждым новым днём он становился ей всё более небезразличен, но теперь она могла не прятать своих намерений ни от него, ни от отца, сегодняшняя всеобщая радость это позволяла.

– О Тьюкс, дорогой Тьюкс, такой подходящий час, чтобы обнять тебя! – плакала она. Тьюкс не переставал раздумывать о предстоящем дне, а девушка продолжала прижиматься к его груди и тормошить. – Ну посмотри же на меня, посмотри, дорогой Тьюкс! – верещала она. Тьюксу пришлось посмотреть. – О, ты наконец смотришь на меня!.. Так иди же, иди же скорей ко мне и поцелуй меня! Такой подходящий час, чтобы поцеловать меня!

Но Тьюкс медлил. Прежде девушки не оказывали ему такого внимания, и не сказать, что он был в восторге от возгласов молоденькой дочери трактирщика. На вид ей было не больше двадцати лет, но один из старичков, что всю жизнь проводил вечера в "Стухшей пище" как-то признался Тьюксу, что дочь трактирщика уже двадцать четыре года мозолит ему глаза.

– О Тьюкс, дорогой Тьюкс, ты, должно быть, так смущён оттого, что мы не одни, – догадалась Морни и хитро улыбнулась. – Так идём же быстрее, идём наверх в мою спальню, и там ты наконец сможешь поцеловать меня. Такой подходящий час для этого.

Морни потащила его вверх по деревянной лестнице, а поднявшаяся шумиха скрыла их, несомненно, вульгарное отсутствие от непристального взора отца девушки.

Тьюкс не успел и глазом моргнуть, как Морни стянула с него одежду, а потом и с себя тоже. Но в его сердце не было желания, он был слишком сосредоточен на "списке специалистов по выродкам". Девушка ёрзала и крутилась, и никак не могла найти отклика у него в глазах. Он не смотрел на её прелестную наготу, заботясь только о том, что вскоре упустит последнюю возможность выяснить, кто такие эти вайчеры.

Морни, кстати сказать, была весьма недурна собой, но без одежды выглядела всё-таки явно лучше, чем в помятом, заляпанном кроличьим жиром материнском платье. И всё же у неё вышло рассеять глубокую задумчивость Тьюкса. К своему удивлению, он обнаружил, что лежит на нетёплом одеяле, а Морни ублажает его всеми известными ей способами. Благо застольные песни не прекращались, и их никто не слышал.

Хотя Тьюкс по-прежнему хранил молчание, так и не сказав болтливой девице ни слова. "Уж если сейчас я проморгаю вайчеров, одним богам известно, когда ещё они явятся в Ксо". Когда Морни в блаженстве повалилась на кровать рядом с ним, он без раздумий принялся натягивать штаны, после того, как нашёл их, конечно.

– Тьюкс, неужели ты оставишь меня вот так, в неглиже, одну-одинёшеньку? – состроив обиженную гримасу, Морни погладила себя по груди и нарочито безразлично отвернулась, прогнувшись и показывая себя сзади в самом соблазнительном виде. Но вместо ответного заигрывания или хотя бы нежных прикосновений, на которые она, между всего прочего, очень рассчитывала, Тьюкс стремительно вышел из спальни, оставив дверь нараспашку. Он спустился вниз по лестнице, даже не заглянув в погреб, чтобы прихватить свои вещи. "Мне нужно во что бы то ни стало добраться до поместья прежде, чем рассветёт, – говорил он себе. – Скоро забрезжит утро, мне нужно спешить".

Тьюкс бежал, спотыкаясь и бранясь почём зря и, наверное, перебудил добрую половину спящих горожан. Этой ночью высыпало необычайно много звёзд, они понемногу исчезали в светлеющем утреннем небе. Тьюкс прыгнул в первую попавшуюся лодку, которую смог заприметить у причала.

После того, как пересёк озеро, он взбежал по каменной лестнице и юркнул в известный ему одному незаметный дверной проём. В поместье "Ксо", как оказалось, никто уже толком не спал. Только в Королевском особняке, где его ясность почтенный и достопочтенный господин Ойтеш по привычности отдыхал, хозяйничала темнота. Тьюкс подошёл к первому попавшемуся специалисту по выродкам.

– Послушайте, мне бы тоже хотелось сделаться вайчером, это же ещё можно устроить? – в надежде спросил он.

– Эх, дружище, ещё бы каких-то пару часов и нет, но пока да, – вайчер посмотрел на освещённую дверь в трёхэтажном особняке. – Тебе туда.

Тьюкс благодарно кивнул, затем постучался в указанную дверь и вошёл, оказалось не заперто. Внутри на первый взгляд никого не находилось. "Может, надо мной подшутили?" – подумал Тьюкс, вглядываясь в предметы роскошной мебели. Кресло, что стояло перед небольшим, но тоже очень красивым столиком, было обито не то шёлком, не то ещё чем-то дорогим. Шторы слегка зашуршали, когда Тьюкс впустил в помещение утренний ветерок. На столике стоял старинный железный фонарь, он начал разглядывать его. Но спустя пару минут ему сделалось неловко от собственной неучтивости.

– Доброго утра тем, кто не спит, – поприветствовал он неуверенно.

– Доброго, доброго, – раздался приятный бархатный голос. После чего из-за ширмы, что стояла у стены, на которую Тьюкс и не подумал обратить внимания, выскользнул высокий человек, довольно худой, но в остальном его внешний вид более чем располагал к себе. – Чем я могу вам помочь? – он и расплылся в дружелюбной улыбке.

– Я, знаете ли, хотел бы стать специалистом по выродкам. Это можно устроить? – спросил Тьюкс. Теперь ему казалось, что именно этот человек и может помочь ему.

– Конечно, добрый господин. Это не составит ни малейших затруднений. Прошу вас, вот у меня список, – мужчина ещё раз вежливо улыбнулся, доставая из выдвижного ящичка свёрнутый в трубку лист бумаги, который Тьюкс видел в руках глашатая. – Как ваше имя?

– Моё имя…

– Я должен узнать ваше имя, прежде чем внести его в список, любезный господин.

– Ах, да, имя, – Тьюкс задумался на секунду. – Тьюкс.

Мужчина почему-то рассмеялся и добавил:

– Забавно.

– Что забавного в моём имени? – Тьюкс старался не выказывать обиды, хотя её подразумевал сам вопрос.

– Нет-нет, господин Тьюкс, вы меня не так поняли, – замахал руками мужчина. – Я смеюсь не оттого, что имя ваше забавное.

– А отчего же тогда?

– Видите ли, добрый господин Тьюкс, дело всё в том, что наши с вами имена очень похожи, я бы даже сказал, они почти что одинаковые. Забавное недоразумение, а может, вовсе не недоразумение, – мужчина загадочно улыбнулся.

– А как ваше имя? – Тьюкс не думал, что у кого-то может быть имя похожее на его собственное.

– Тикс, любезный господин Тьюкс. Моё имя Тикс, – голос мужчины прозвучал ещё более бархатно. Улыбка не сползала с его лица.

Глава 9
Кельи Неизвестных богов

Вайтеш болезненно ступал по каменистому Вечернему Тракту. Была поздняя осень, почерневшие деревья подхватили жухнущие юбки оставшихся пожелтевших листьев. Раздосадованные верхушки некогда раскидистых крон царапали друг друга колкими ветками. Но и взгляд Вайтеша также казался весьма колючим. Он со злостью смотрел на растущий на обочине большака иссохший репейник, обвитый плющом.

– Долго нам ещё идти до этого твоего пристанища? – недовольно спросил Вайтеш.

– А что, ты устал? – невозмутимо откликнулась Ойайя и улыбнулась. Она ступала легко и безразлично, теперь Вайтеш завидовал её тихой походке. Сам же он громыхал и неуклюже шаркал ступнями.

– Если ты не забыла, я ранен.

– Это я помню, но что ты от меня-то хочешь? Нести я тебя не понесу, – Ойайя многозначительно подняла брови.

– Я и не… – Вайтеш фыркнул. "Почему она вечно пытается углядеть мою слабость там, где её нет", – проныл он про себя, но Ойайя услышала недовольное ворчание, которое ему не удалось спрятать.

В пути, с тех пор как они покинули Дуодроуд, она измывалась над Вайтешем так безвозмездно, что он перестал удивляться, как создание такой прелестной внешности вообще может быть способно на такого рода издёвки. Впрочем, это всё так же его раздражало.

– Куда мы идём? – спросил Вайтеш. – Ты можешь сказать толком?

– Туда, где живут люди, которые молятся Неизвестным богам, – ответила Ойайя. После её слов Вайтеш похолодел. Идти к жрецам это не то же, что подслушивать глупые молитвы в "Рыбе на мелководье". Он скептически относился к людям, одержимым выдумками, что уж говорить об одержимости богами.

– Таких людей надо опасаться, Ойайя…

– С чего вдруг мне их опасаться? – та удивилась. – Я уже бывала там, и нет в них ничего страшного. Они чудаковаты, но в остальном вовсе не так плохи.

– А зачем это тебе понадобилось соваться к ним? – Вайтеш сощурился.

– Да там ничего интересного, – Ойайя безразлично ушла вперёд. Вайтеш небыстро догнал её и вновь спросил:

– Ойайя, ты о чём-то умалчиваешь?

– Ничего я не умалчиваю.

Вайтеш сразу понял, что она именно что умалчивает.

– От того, что ты молчишь, ничего не изменится. Не думаешь же ты, что и жрецы будут скрывать от меня то, что скрываешь ты?

– Так значит, ты уже не боишься к ним соваться? – Ойайя хихикнула. Вайтеш отвернулся. – Помнишь, в пещере, когда мы встретились, ты сказал, что ты сапожник?

– Помню, и что с того? – на самом деле Вайтеш забыл, что упоминал это, но виду не подал.

– А твои родители тоже сапожники?

– Отец был сапожником, а матери я не помню. Может, и она тоже, но сомневаюсь я, что мой папаша стал бы выбирать себе в жёны девушку, занимающуюся сапожным ремеслом.

– Почему это? – Ойайя как будто обиделась.

– Ну, сапожники всё время грязные…

– Тогда с чего ты вообще появился на свет? Если так рассуждать, то твой отец должен был помереть в одиночестве, – Ойайя явно не хотела задеть Вайтеша, но тот и не обиделся, только покачал головой и вздохнул. После продолжительного молчания она догадалась, что сказала лишнего, но извиняться не стала, – Вот, – Ойайя кивнула в сторону от тракта. – Это и есть Кельи.

– Кельи? – Вайтеш про себя усмехнулся: "Ну и глупое же названьице".

– Если у короля есть свой особняк, то почему у богов не может быть?

Вайтеш не ответил. Он засмотрелся на громоздкое строение, сложенное из обтёсанного камня. Оно тянулось по левую руку от Вечернего Тракта, насколько у Вайтеша хватало зоркости.

– Это здесь ты хотела спрятаться? – ошеломлённо поинтересовался он. – Да его за десять миль видно.

– Просто никто, кроме меня, сюда не заходит, – пожала плечами Ойайя и с грохотом постучалась в огромные железные ворота. Они подождали, пока кто-то хотя бы услышит их присутствие. Не дождавшись, Ойайя заколотила кулаками по воротам, и колотила довольно долго, позволяя Вайтешу убедиться в том, что за ними не гонятся. В противном случае их бы давно догнали, настолько оглушительно и продолжительно девушка пыталась достучаться в Кельи.

– Ну где вы там? – крикнула она раздражённо. В эту секунду створки ворот медленно приоткрылись, и в образовавшуюся щель просунулась плешивая заспанная голова. Увидев, кто стоит за дверью, жрец, одетый в рясу, спросил:

– Ойайя, что тебе тут нужно?..

– Впусти меня, старик, – недружелюбно возгласила девушка, потирая ушибленные руки.

– А кто это с тобой?

– Это мой спутник. Неужели ты не видишь, слепой старик?

– Ладно, ладно. Не злись, Ойайя, проходи, – жрец приоткрыл ворота. – И вы проходите, господин, – глянул он на Вайтеша.

Внутри Келий имелся всего один этаж, до того высокий, что там преспокойно могли бы расти деревья, если бы не каменный пол. Своды подпирали гладкие, кое-где потрескавшиеся колонны. Повсюду виднелись мрачные комнатушки, в каждой стояло по статуе, но Вайтеш не захотел приближаться, чтобы получше их рассмотреть.

В кельи вели дверные проёмы без самих дверей. Всё было сделано из камня, никакой деревянной мебели Вайтеш не заметил, да и в принципе как таковой мебели там не наблюдалось. Только в одном из проёмов, который был существенно больше остальных, виднелся длинный каменный стол и две каменные скамьи по обе стороны от него.

Окна находились так высоко, что освещали лишь верхнюю половину Келий, а нижняя пребывала в постоянном полумраке. Вайтеш подумал, что здешним жрецам очень неудобно живётся. Он представил, как по ночам они выходят в каменные коридоры в поисках помещения, где можно уединиться и справить нужду, и сталкиваются друг с другом в кромешной темноте. Как они больно ударяются головами, сетуют и причитают. Эти мысли развеселили Вайтеша, и он стал неприлично ухмыляться, это заметила Ойайя и ткнула его в плечо. Он виновато наморщился.

– Итак, мне нужно вернуться к молитвам, поэтому располагайтесь, – произнёс жрец и важно удалился. Ойайя кивнула и повела Вайтеша за собой.

– Не стоит смеяться над богами в их собственном жилище, Вайтеш, – шепнула она, когда они вошли в помещение с каменным столом. – Это место для вкушения пищи, здесь мы и переночуем.

– В месте для вкушения пищи? – переспросил Вайтеш. – А разве спален здесь нет?

– Здесь нет кроватей, только вот эти длинные скамьи, на них мы и ляжем. Но ночь ещё не скоро, поэтому можно перекусить, – Ойайя достала из небольшой сумки твёрдые куски обжаренного мяса и чёрствый хлеб, положила всё это на стол и уселась рядом. – Воду можешь взять там, – она указала пальцем в дальний угол.

Вайтеш заметил торчащую из стены статую какого-то неизвестного уродливого создания. Из неё в большую каменную чашу струилась вода. Вайтеш догадался, что она течёт изо рта статуи, хотя на рот это было не очень похоже.

Вытянутая плоская голова с двумя уродливыми складками на месте глаз была слегка наклонена вперёд. Вайтеша посетило странное чувство, что он уже видел подобных существ. Он приблизился к неподвижному изваянию и подставил рот под струю ледяной воды. Холодное прикосновение обожгло ему губы, и тут он вспомнил. Он принялся судорожно лазить по карманам и наконец-таки выудил оттуда маленькую фигурку, которую так часто разглядывал в "Рыбе на мелководье". Она в точности походила на каменную статую, только меньше.

– Что там? – спросила Ойайя с неподдельным интересом. Вайтеш продемонстрировал ей статуэтку. Она посмотрела на неё, потом на статую с водой, и удивлённо хмыкнула.

– Как любопытно. Откуда она у тебя? – Ойайя окончательно удостоверилась, что статуя и статуэтка похожи друг на друга.

– Я уже и не помню, – признался Вайтеш. – Может, где-то нашёл. Она у меня давно.

Раздались протяжные взывания, Вайтеш прислушался. "О, Неизвестные боги! – услышал он. – Избавьте меня от своего внимания!"

– Что это за молитва такая? – Вайтеш удивлённо глянул на Ойайю, как будто это она молилась подобным образом.

– А-а, не обращай внимания, – махнула рукой она. – У них, дурных, непонятные молитвы. Но если мы пробудем в Кельях достаточно долго, сдаётся мне, ты все их услышишь.

– А их много, что ли?

Вайтеш и раньше не знал подобных молитв.

– Ну, по меньшей мере, одиннадцать, как и Неизвестных богов.

– Интересно, почему их называют Неизвестными? В конце концов, люди о них же что-то да знают. Это какая-то глупость.

– Может, и глупость, но жрецы говорят так. Если хочешь, я могу позвать того старика, он тебе расскажет поподробнее.

И прежде, чем Вайтеш успел отказаться, Ойайя невежливо крикнула:

– Иди-ка сюда, старик.

Недовольный жрец вскоре появился.

– Ну что ещё, Ойайя? – угрюмо спросил он. – Ты отрываешь меня от важных молитв. Неизвестным богам это не понравится.

– Да я бы и не отрывала, но моему спутнику, Вайтешу, чрезвычайно хочется разузнать о ваших Неизвестных богах, – Ойайя выглядела безразличной. – Я знаю, ты любишь поболтать об этом, вот и позвала.

Старик расцвёл и заулыбался.

– И то верно, Ойайя, и то верно, – сказал он, усаживаясь подле неё. Житейских обсуждений здесь не жаловали, потому старичок был весьма рад, что выдалась возможность потолковать. – Всего существует одиннадцать богов, которых мы называем Неизвестными.

– А имён у них нет, что ли? – спросил Вайтеш.

– Дело в том, что некоторые из жрецов побаиваются лишнего внимания Неизвестных, которым молятся. А имя бога, как вы, должно быть, и без меня знаете, несомненно, очень заметно.

– А вы, значит, из тех, кто побаивается? У вас-то хоть есть имя?

– Оно не столь важно, когда всю жизнь проводишь за молитвой, – ответил жрец. – Я оберегаю людей от божественного внимания, но это никак не значит, что я должен перетягивать его на себя.

– И всё-таки, как имена этих ваших Неизвестных?

– Этого я не могу поведать. На то они и Неизвестные боги, чтобы о них никто не знал.

– Но вы же знаете о них, – Вайтеш закатил глаза. – Да и мы с Ойайей. Вы же сами мне о них рассказываете.

– Это не то же самое, что знать их имена. Но если вам так интересно, я могу поведать вам об одиннадцатом боге.

– Одиннадцатом боге? – переспросил Вайтеш.

– О, одиннадцатый, – жрец боязливо огляделся, будто хотел убедиться в том, что этот самый бог не видит его. – Одиннадцатый – это бог Ясности.

– Ясности? – недоверчиво уточнил Вайтеш. – Что это за бог такой?

– Уверяю, что это самое могущественное из всех божеств и тот, чьего внимания мы изо всех наших крошечных сил пытаемся избежать.

– Зачем же тогда вы молитесь ему, раз не хотите, чтобы он вас заметил?

С приходом в Кельи Вайтеш не переставал удивляться.

– А мы и не молимся ему. Ему не нужно молиться, ему и так всё ясно.

– Остальным божествам вы молитесь, чтобы они одарили вас своей мудростью?

– О нет, Вайтеш, совсем наоборот, – жрец отрицательно покачал головой. – Мы молимся им, чтобы они как раз таки ничем нас не одаривали.

– Тогда зачем же им молиться, если вы ничего от них не хотите?

– Вообще-то хотим. И хотим того, чтобы они избавили нас от своего внимания, о том мы и молимся. Они обожают наделять людей тем же, чем сами наделены. Но мы, одиннадцать жрецов, не видим надобности в прошениях у богов, ведь они не могут даровать нам ничего, кроме того, чего в нас не должно быть.

– А что это за статуя? – Вайтеша утомил разговор о каких-то, по его мнению, совсем не обязательных божествах.

– Эта статуя отражает могущество бога Ясности, – сказал жрец благоговейно. – Мы пьём из неё воду.

– А-а, то есть это бог Ясности? – Вайтеш усмехнулся, посмотрев на статую.

– Нет-нет. Это не он. Лишь то, что отражает его сущность.

– Не очень-то красивая у него сущность.

Вайтеш поймал на себе пронзительный взгляд Ойайи, а жрец и вовсе изнемог от такого вопиющего непочтения.

– Я же сказал, Вайтеш, – он возмущённо взвизгнул. – Это не бог Ясности, это статуя существа, что подвластно лишь ему.

– Какого ещё существа? – Вайтеш заинтересовался. Он всегда размышлял, что же изображает его старинная статуэтка.

– Это не кто иной, как ксоот.

– Ксоот, – Вайтеш хмыкнул.

– Да, ксоот, – жрец казался раздражённым.

– А что же это за ксоот такой?

Не намереваясь отвечать, старец гордо отвернулся и удалился.

– Что с ним? – Вайтеш вопросительно посмотрел на Ойайю.

– Ты его оскорбил, разве не ясно? – ответила она. – Зачем ты так говорил о его божествах?

Вайтеш опять виновато сморщился, но его смущение сменилось гримасой удивления, когда он увидел того, кто стоял в дверном проёме, пристально воззрившись на него. Это был привлекательный молодой мужчина, достаточного роста и с волосами странного цвета, чёрный вперемешку с тёмно-коричневым. Они рябили при тусклом освещении, и Вайтеш никак не мог вглядеться в них.

Одежда мужчины отличалась от потёртых ряс, что, по-видимому, нацепляли все жрецы Келий. Он носил чёрную куртку, местами порванную, ровно с одиннадцатью медными пуговицами, потёртыми, но явственно любимыми их носителем. В остальном мужчина ничем таким не выделялся. Почти ничем, кроме двух кровавых колечек в глазах, устремлённых на Вайтеша.