Текст книги "Цусима. Горе побежденным"

Герман Романов
Цусима. Горе побежденным

Серия «Военная фантастика»

Выпуск 264

© Герман Романов, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Часть первая
«Дорога к смерти»

Глава 1

11–12 мая 1905 года

– Я вам скажу честно, Владимир Иосифович – думал, что его превосходительство умрет еще месяц назад, после того как в Камрани его настиг второй апоплексический удар. – В тусклом свете электрической лампочки блеснуло серебряное шитье на узких погонах коллежского советника. Старший судовой врач Васильев состоял на службе в непривычно высоком чине – шестого класса в «Табели о рангах», равного полковнику или капитану первого ранга. Но с точки зрения любого морского офицера не был возмутительно молод – всего тридцать шесть лет – для своего высокого положения. Корабельная служба у врачей на Российском императорском флоте идет гораздо быстрее в повышениях, чем на берегу. К тому же она требует от них самих недюжинного здоровья, а следовательно, и молодости.

– Поразительно крепкий организм, несмотря на столь почтенный возраст и долгое утомительное плавание – все же пятьдесят девять лет две недели тому назад его превосходительству исполнилось, – врач непритворно вздохнул и сделал шаг назад, отступив от койки, на которой лежал умерший с седой бородой. Седина обильно припорошила и голову – и всего за несколько месяцев страшная болезнь сломала и погубила этого, еще недавно бодрого и деятельного флагмана второго отряда Второй Тихоокеанской эскадры, что следовала курсом на Владивосток.

– Вы правы, Григорий Степанович, отмучился наш Дмитрий Густавович, сколько господин контр-адмирал страданий перенес, ох…

На какую-то секунду вечно суровое лицо командира броненосца «Ослябя» капитана первого ранга Бэра непривычно смягчилось, и он даже охнул. Тут можно понять терзания Владимира Иосифовича, много чего повидавшего в своей жизни – ему шел уже пятьдесят второй год. Потерять флагмана за несколько дней до сражения с японцами – а в том, что оно состоится, никто не сомневался – дурная примета. На команду корабля это событие, несомненно, произведет самое гнетущее впечатление…

– Я осмотрел покойного – смерть уже наступила, пульс не прощупывается, биения сердца нет, зрачки не реагируют. Температура снижается, тело остывает – если угодно, Владимир Иосифович, то могу провести вскрытие, можно еще пригласить врача с флагманского «Князя Суворова».

– В сем нет необходимости, – негромко произнес Бэр, тоже немного отступив от койки – стоять рядом с покойным, которого капитан хорошо знал, было тягостно. – Дмитрия Густавовича уже не раз осматривали, и в вашей компетенции ни у кого не было ни малейшего сомнения.

– У его превосходительства опухоль на половину желудка разрослась – последние недели я сам ужасался. Только ежедневные уколы морфия позволяли переносить боль. Оттого больной ничего не ел – весь усох. Потому в Носси-Бэ и поразил апоплексический удар, от которого Дмитрий Густавович едва оправился. Но трудности похода, ежедневная боль, тропическая жара, отсутствие аппетита, старческий возраст – да, именно так – и привели ко второму удару, за которым обычно следует смерть. Но организм на удивление крепкий, сам поражался – его превосходительство отчаянно боролся с болезнью, однако силы человеческие не беспредельны!

– Царствие ему небесное!

Бэр истово перекрестился – несмотря на фамилию, он был уроженцем Смоленской губернии и крещен в православии. А вот врач в силу профессии был хотя и тронут определенным нигилизмом, но последовал примеру командира «Осляби» – смерть кого угодно из крещеных людей заставляет поверить и в кратковременность человеческого бытия, и в надежду на лучшее для себя лично. Недаром многие мысленно в жизни не раз восклицают – да минет меня чаша сия!

Бэр задумался, пощипывая пальцами бородку – ношение ее, как и бакенбард, на флоте было желательно. В отличие от усов – те являлись обязательными и напрямую предписывались уставом.

Несмотря на ночь, он немедленно пришел в салон флагмана, как только младший врач «Осляби» титулярный советник Бунтиг, сейчас тихо стоявший за его спиной, оповестил о смерти контр-адмирала Фелькерзама. Лекарь служил на «Ослябе» вот уже третий год – до этого был младшим врачом 104-го Устюжанского пехотного князя Багратиона полка. Достаточно знающий и умелый врач, пошел на флот ради карьерного роста, и что греха таить – повышенного жалования и денежного довольствия. Вот только, как прекрасно помнил Бэр, а командир корабля должен знать многое о подчиненных – послезавтра ему исполнится двадцать девять лет, а тут такой «подарок», причем во время его ночной смены.

Врачи, находясь на дежурстве, каждые три часа посещали флагманский салон, пропахший лекарствами – ничто не могло вытравить запах карболки и умирающей человеческой плоти. Так что Георгию Роландовичу первому пришлось констатировать ожидаемую смерть больного и оповестить о том командира броненосца и старшего врача.

Теперь предстояло действовать согласно заранее данной ему командующим Второй Тихоокеанской эскадры вице-адмиралом Рожественским инструкции. О реальном состоянии здоровья младшего флагмана никто на кораблях, кроме посвященных в лечение врачей, не догадывался, а потому смерть Фелькерзама требовалось сохранить в полной тайне – дабы на эскадре не возникло уныния. Ведь нижние чины набраны из деревень, люди темные, суевериями пропитанные. Да и офицерам станет не по себе, нервы у многих и так напряжены – а все моряки в приметы крепко верят.

– Разрешите?!

В салон вошел старший офицер броненосца капитан второго ранга Похвиснев, назначенный на свою должность, как и сам Бэр, в мае прошлого года, когда вернувшийся из несостоявшегося похода на Дальний Восток «Ослябя» как-то «подрастерял» несколько офицеров. И тут ничего не поделаешь, были такие, кто предпочитал найти «тепленькое местечко» на берегу, чтобы не идти за тридевять морей. Там ведь придется сражаться, а то и пойти на дно, как погиб «Рюрик» в бою 1 августа с большей частью команды. Потому оные господа искали у себя всяческие болезни. А вот сам Владимир Иосифович был рад, что вступил в командование броненосцем. Отираться на берегу Бэр не пожелал, хотя ему предложили тихое место в Кронштадте с должностью контр-адмирала и возможностью в самом скором времени получить «орлы» на погоны. Но принять такое предложение не мог по определению – посчитал немыслимой для себя трусостью.

– Да, Давид Борисович, – негромко отозвался командир «Осляби». – Видите, какое дело случилось. С утра церковную службу проведем, оповестите господ офицеров и команду о панихиде. Надеюсь, к этому времени все требуемое успеют подготовить?

– Все будет выполнено, – чуть наклонил голову Похвиснев, и стало понятно, что все приготовления тот сделал заранее, прекрасно зная, что старый адмирал умирает. Бэр в который раз сделал вывод, что со старшим офицером ему повезло. В прошлом году капитана второго ранга только получил, в тридцать восемь лет – а до того год старшим офицером в лейтенантском звании на броненосце «Император Николай I» отслужил. А теперь путь ему в командиры открыт, причем на корабль первого ранга. Может у него самого и «Ослябю» примет – идет война, а на ней всякое бывает. И хотя Бэр, как всякий холостяк, был порядочным жизнелюбом и пользовался успехом у «дам полусвета», но мысли ведь разные в голову порой приходят.

– Григорий Степанович, подготовьте врачебное заключение и все необходимые бумаги, какие полагаются в таких случаях. С утра отправим катером командующему эскадрой, перед панихидой. Может быть, что Зиновий Петрович посетит ее – так что прошу вас поторопиться с их составлением.

– Через полчаса пакет будет у вас, – старший врач склонил голову и, надев фуражку, вышел из салона, за ним последовал Бунтиг. Бэр подумал, что и у коллежского советника Васильева все необходимые документы практически готовы, раз сказал, что через полчаса их принесет – а ведь до побудки еще целых два часа – «собачья вахта» только началась.

– Давид Борисович, сообщите сигналом на «Князя Суворова», как только рассветет, – Бэр хорошо запомнил данную вице-адмиралом Рожественским инструкцию. И внимательно смотря на старшего офицера Похвиснева, негромко произнес:

– «На корабле сломалась шлюпбалка». Этот сигнал заранее оговорен, Давид Борисович, так что пусть передадут в точности!

Глава 2

– Что делать, прах подери?!

Вице-адмирал Рожественский в ярости ударил кулаком по столу со всей силы – и скривился от боли. Потряс кистью, убаюкивая ладонь как ребенка, шипя и кривясь. Зато схлынуло отчаяние, перемешанное с липким страхом, что не давало ему спать с тех первых дней января, когда на стоянке в Носси-Бэ, на северной оконечности французского Мадагаскара, он получил известие о сдаче генералом Стесселем Порт-Артура, после ожесточенной и долгой, почти полугодовой осады.

В этот момент рухнули все его надежды на благополучный исход похода, и Зиновий Петрович с пронзительной ясностью осознал, что теперь эскадру не ждет ничего хорошего, кроме неизбежной гибели!

Ведь одно дело добраться до Порт-Артура и соединиться там с броненосцами Первой Тихоокеанской эскадры. И дождаться скорого деблокирования крепости Маньчжурской армией под командованием генерала Куропаткина, бывшего военного министра. А без этого вести победную войну на море невероятно трудно – если не будет подвоза всего необходимого, начиная от угля, и кончая присылкой пополнений, то базирование объединенного флота в осажденной крепости невозможно по определению.

– Все не так, совсем не так, – пробормотал Зиновий Петрович, вспоминая годичной давности события. Тогда он еще был начальником Главного морского штаба, и как никто отчетливо представлял истинную ситуацию в войне на море. Гибель броненосца «Петропавловск» с командующим Первой Тихоокеанской эскадрой вице-адмиралом Макаровым и его штабом произвела шокирующее впечатление. В строю остались только три броненосца, а еще три ремонтировались – «Ретвизан» и «Цесаревич» получили в борт вражеские торпеды в первую ночь войны, а «Победа» в том злосчастном выходе для «Петропавловска» также подорвалась на мине, но избежала горькой участи погибшего флагмана.

Новым командующим флотом наместник адмирал Алексеев назначил своего начальника морского штаба контр-адмирала Витгефта – откровенно слабого и безвольного, который предпочитал не командовать, а руководить, устраивая коллегиальность по любому поводу. Ему на замену выслали сразу двух вице-адмиралов, вот только они приехали в Маньчжурию в конце мая, когда железная дорога была перерезана врагом. И отбыли во Владивосток, где на три находившихся в строю броненосных крейсера оказалось три заслуженных адмирала, включая Иессена.

Японцы в том же мае время зря не теряли – заняли всю Корею, перешли через реку Ялу, и тут же высадили десант у Бицзыво – вскоре отрезав Квантун от Маньчжурии.

И события, неумолимо разрастающиеся как снежный ком, приняли не просто тревожный – угрожающий характер. И хотя в начале мая под Порт-Артуром погибли на минах два японских броненосца, этот громкий успех не переломил ситуации. Японский флот был сильнее русского – против десяти кораблей линии, считая три броненосных крейсера во Владивостоке, японцы могли выставить двенадцать, причем с возможностью их быстрого сосредоточения против любого русского отряда. И что самое плохое, так то, что японский десант нанес поражение русским войскам, защищавшим перешеек у Цзиньчжоу, и дивизия генерала Фока в панике отступила к Порт-Артуру. В Дальнем, в этом прекрасно оборудованном порту, буквально брошенном, высадилась целая японская армия под командованием генерала Ноги и начала наступление на главную базу флота, выйдя в начале июля к Порт-Артуру, обложила его, начав осаду.

В ГМШ надеялись, что Маньчжурская армия генерала Куропаткина добьется успеха, вот только поражения на реке Ялу, а потом у Вафангоу и Ташичао поколебали эту уверенность. А в конце августа состоялось генеральное сражение под Ляояном, закончившееся полным крахом и беспорядочным отступлением русских войск. И с пронзительной отчетливостью стало ясно, что Порт-Артур деблокировать невозможно, и крепость предоставлена собственной судьбе. Так что, несмотря на всю храбрость и самоотверженность гарнизона, блокада и штурмы сделают свое дело.

Что война с японцами неизбежно начнется, Рожественский хорошо понимал, и как начальник ГМШ предпринимал меры для усиления Первой Тихоокеанской эскадры. В июле 1903 года было принято решение отправить на Дальний Восток «Ослябю» и «Баян». Но если крейсер быстро добрался до Порт-Артура, то броненосец задержался в Италии для ремонта. В октябре на Дальний Восток отправилась эскадра контр-адмирала Вирениуса в составе крейсеров «Аврора», «Дмитрий Донской», «Алмаз», семи миноносцев и присоединившегося к ним в декабре в Средиземном море «Осляби». И добравшись до Джибути 31 января, русские моряки там узнали, что война с японцами идет уже несколько дней.

В том, что отряд двигался так медленно, виноват был не только его командующий, но и ГМШ – Зиновий Петрович сам несколько раз «притормаживал» поход, хотя необходимости в том не было. За три месяца с «довеском», да еще через Суэцкий канал, да с возможностью быстрой бункеровки углем в любом порту, корабли могли спокойно добраться если не до Порт-Артура, то до Шанхая или Камрани в самом плохом случае.

Ведь перекупленные Японией у Аргентины, построенные на итальянских верфях два новеньких броненосных крейсера оказались более «шустрыми», чем идущие с темпом беременной черепахи русские. Несмотря на то, что «Ниссин» и «Касуга» вышли в путь позднее, так как их передали японцам 31 декабря, и лишь с малочисленными перегонными командами, добралась до Японии эта парочка уже 16 февраля, обогнав русских в Красном море, где те устроили себе затянувшийся отдых.

А вот за дальнейшие события вся вина лежит исключительно на Рожественском. Несмотря на яростные протесты вице-адмирала Макарова, который требовал продолжения движения отряда Вирениуса на Дальний Восток, Зиновий Петрович, с согласия управляющего Морским ведомством адмирала Авелана, приказал возвращаться обратно. И смех, и грех – теперь все эти корабли снова пошли на Дальний Восток, но уже в составе его эскадры, вот только их машины и механизмы от таких бесцельных и протяженных «забегов» оказались порядком изношенными…

– А мне бы эти крейсера сейчас пригодились, – негромко произнес Рожественский и непроизвольно скривился, будто пожевав половинку лимона. Ведь итальянцы предложили именно русским чиновникам выкупить крейсера «Морено» и «Ривадавию» первыми еще в сентябре, вот только сделка не состоялась. После долгого рассмотрения Зиновий Петрович дал отзыв, в котором категорически отказался от приобретения кораблей, «не отвечающих русским требованиям».

Итальянцы попробовали действовать в «обход» ГМШ, но адмирал Абаза, который мог согласовать данную покупку с генерал-адмиралом великим князем Алексеем Александровичем, потребовал у фирмы за «комиссию» кругленькую сумму с пятью нулями после цифири номинала. И, само собой разумеется, что большая часть взятки, если говорить откровенно, предназначалась его покровителю, который на русском флоте получил прозвище «семь пудов августейшего мяса».

Понятное дело, что итальянцы сразу же нашли сговорчивого покупателя, который их сам стал упрашивать продать крейсера, моментально получив заем в частном американском банке Якоба Шиффа, а крейсера сменили свои аргентинские имена на японские названия…

Глава 3

– Если русскому адмиралу удалось провести огромный флот до островов страны Ямато, то это очень деятельный, опасный и умный враг. Он хитер и коварен, и способен сделать то, чего никто из нас не сможет предугадать. Потому нужно предпринять все возможное и даже невозможное, чтобы не быть застигнутыми врагами врасплох!

Сидящий на циновке пожилой японец в домашнем кимоно говорил еле слышно, только для себя. Вот только обстановка вокруг была совсем не та, что окружала в детстве, которое он провел в квартале Кадзия-те, в княжестве Сацума, когда еще носил имя Накогоро, которое в тринадцать лет сменил на Хэйхатиро. Не бумажные раздвижные стенки опрятных домиков, а закрытый стальными листами броневой стали адмиральский салон на флагманском броненосце «Микаса», форштевень которого вверху, как на всех кораблях Японского императорского флота, был украшен священным цветком хризантемы – символ нации, отлитый в металле.

В далеком 1867 году правители Сацумы из рода Симадзы создали свой военный флот, и юный самурай, выросший у моря, поступил туда, вместе с двумя братьями. И спустя два года на борту военного корабля «Касуга» Того Хэйхатиро, так у японцев фамилия всегда идет впереди имени, принял самое деятельное участие в «войне года Дракона». На стороне законного микадо Мейдзи против сторонников сегуната Токугава. А потом началась долгая служба, навсегда связанная с морем, и шла она от успехов к победам…

Вице-адмирал Того наклонился над картой – знакомые и такие родные очертания Корейского или Цусимского пролива он мог воспроизвести на бумаге с закрытыми глазами. Именно по этому проливу, что именовался западным направлением, так как имелось еще южное, восточное и северное, и мог, вероятней всего, пойти непонятно куда пропавший после минования Формозы, принадлежащей островной империи, русский флот – величественный, устрашающий по числу вымпелов, и, несомненно, очень опасный. Ведь никогда не следует недооценивать противника – те, кто нарушал эту заповедь «Бусидо» жестоко расплачивались собственной жизнью. А если напрасно губили вверенных им воинов и потерпели полное поражение, то умирали плохо. С несмываемым позором, взрезав себе животы на самой грязной помойке и оставив свое имя ославленным на века!

И сейчас, пристально вглядываясь в карту, Хэйхатиро мучительно думал – не ошибся ли он в своих расчетах, не допустил ли роковой просчет. А если русский адмирал чрезвычайно предприимчив и совершит нечто дерзкое, чего никто от него ожидать не может?!

Ведь отчаянное безумство храбрых воинов способно кардинально изменить ход не только сражения, но и целой войны!

Нет, все продумано правильно. Огромная эскадра включает в себя скопище совершенно разнотипных кораблей, многие из них тихоходны, особенно транспорты. А ведь общая скорость эскадры всегда определяется самым медленным по ее ходу судном. Угольные ямы многих русских броненосцев отнюдь не вместительные, потому дальность плавания ограниченная, особенно у кораблей береговой обороны и миноносцев. Им потребуется дополнительная бункеровка в Японском море, если все пойдут по «восточному направлению» через Сунгарский пролив, отделяющий срединный Хонсю от северного Хоккайдо. А то две-три продолжительных остановки, если маршрут на штабной карте вице-адмирала Рожественского проложен через «северный путь», минуя проходы «Курильской гряды» до того места, где суровые воды пролива Лаперуза отделяют японский остров от Карафуто, который русские именуют у себя Сахалином. Или «каторжным островом», где содержат преступников, как англичане ссылают их в Австралию.

Глупцы – зачем кормить никчемных людишек со злыми умыслами в головах и преступными деяниями в жизни – в стране Восходящего Солнца таким просто рубили головы, проверяя остроту меча!

Ничего – скоро, очень скоро Карафуто снова станет японским, ведь он продолжение цепи из четырех больших островов, и второй по своим размерам. И как только русская эскадра потерпит поражение в Японском море, эта земля вернется обратно, вырванная из лап «северных варваров»!

Чувствуя, что мысль уходит в будущие времена, Хэйхатиро себя одернул и снова мысленно сосредоточился на грядущей битве. Нет, его расчеты правильны – «западный проход» наиболее вероятный маршрут прорыва русской эскадры во Владивосток, тут можно смело ставить семь против десяти. Даже восемь, а то и девять зерен – боевые корабли пойдут именно здесь, ибо от острова Цусима до пункта назначения полтысячи миль, два дня на медленном экономическом ходу.

Угля противнику вполне хватит, даже если его корабли будут активно маневрировать в бою, наращивая скорость. Дойдут даже маленькие броненосцы береговой обороны, если не потерпят существенного ущерба. Тогда Рожественскому нет смысла брать с собою транспорты. Длинную вереницу кораблей гораздо легче обнаружить, чем небольшие боевые отряды. Последние пройдут пролив гораздо быстрее, чтобы миновать опасные для себя узости в ночное время. А там и вырваться на просторы Японского моря, чтобы после дневного боя затеряться в ночной темноте. И тем избежать смертельно опасных для поврежденных кораблей минных атак.

Он бы и сам так сделал, ведь другого варианта просто нет – этот самый перспективный. Стараясь мыслить по-европейски, благо учился в Англии, Того прикрыл глаза, прикидывая шансы. Так или иначе, но этот план для врага был весьма рациональным. Пройти ночью между Квелпатром и островами Гото, надеясь, что удастся сделать это тайно, оставаясь незамеченными. Утром русская эскадра может оказаться в одном из проходов – северном или южном, отделенных друг от друга островом Цусима. А сражение в таком случае произойдет после полудня – у эскадры Рожественского есть шансы продержаться до вечера и быть укрытой ночной темнотой.

– Да, все правильно – это единственный разумный вариант. Другого варианта просто нет! Или я его сейчас не вижу…

Того нахмурился – русские вели себя всю войну вполне предсказуемо, но что сейчас может взбрести им в голову?! А если они не ринутся в проход, что плотно перекрыт тремя цепями вспомогательных крейсеров, по семь кораблей на семьдесят миль ширины?! Ведь один из дозорных японских кораблей обязательно даст сигнал тревоги! Не могут же русские превратиться в невидимых человеческому глазу духов-ками?!

И что они тогда будут делать?!

Поймут, что раньше времени опознаны нашими дозорными судами, и отойдут назад, если не решатся идти до конца, благо будет стоять ночь. И выберут путь севернее Квелпарта, ближе к Корейскому берегу.

– Там их обнаружат гораздо быстрее – судоходство интенсивное, наши миноносцы стоят среди россыпи островков в бухтах, – еле слышно пробормотал Того, прекрасно понимая, что эта затея не сулит Рожественскому ничего хорошего. К тому же в глубине два крейсерских отряда, готовых вырваться в море по первому сигналу тревоги, а в самом проходе еще крейсер «Акицусима» с мощной радиостанцией.

Так что сразу выбегут миноносцы со своих стоянок и отправят многих из нахальных «гостей» на дно в ночной темноте. А утром поредевшую эскадру противника перехватит он сам со своими броненосцами, при поддержке броненосных крейсеров Камимуры…