Текст книги "Цусима. Горе побежденным"

Глава 16

– Дмитрий Густавович – вы планируете включить «Ослябю» в первый отряд, к быстроходным броненосцам?!

– Нет, Николай Иванович – у него оконечности не бронированные. Если наш «инок» нахватается снарядов от восьми дюймов и больше, зароется носом или кормой, то потеряет свое главное преимущество – скорость! Потому я его включаю флагманом в отряд крейсеров, к «Олегу» и «Авроре». Броненосец придаст ему должную устойчивость в столкновениях с вражескими крейсерами, которые будут стремиться добить наши поврежденные корабли. Вы помните бой при Ульсане первого августа?

– Где крейсера контр-адмирала Уриу добили наш избитый «Рюрик»? Конечно, помню, – Небогатов пожал плечами, подобное напоминание он посчитал для себя излишним.

– Тем же займется и «Ослябя» – его десятидюймовые пушки позволят утопить любого «подранка» и отогнать подальше любые вражеские крейсера, я имею в виду бронепалубные, которым страшны попадания фугасных снарядов в четырнадцать пудов. Так что Бэру со своими крейсерами придется метаться по всему полю сражения… Хм, тут лучше подходит слово море, но не будем излишне уделять внимание правильности терминов.

– А первый отряд под вашим командованием сразится с броненосцами Того, пока я с кораблями второго и третьего отрядов буду вести бой с броненосными крейсерами Камимуры?

Фелькерзам только мотнул головой в ответ, как бы отметая это предположение Небогатова. Видя некоторую растерянность младшего флагмана, он медленно закурил папиросу и с усмешкой ответил:

– Серьезные повреждения для наших новых броненосцев не допустимы, ни в каком случае. Это будет не генеральное сражение, когда кровь из носу нужно победить. Да и не сможем мы сейчас совладать с японцами – у них корабли более быстроходны, конструктивно лучше, команды опытны и обстреляны. Они примут бой вблизи своих баз, им нет нужды загружать в полной мере припасы, а вот боекомплект будет увеличен за счет этого, – Фелькерзам посмотрел на задумывавшегося Небогатова, и совершенно спокойно подытожил свое видение будущего:

– Предстоит страшное сражение, которого нам следует по возможности, хоть частично, избежать. Так что не стоит подставлять наши лучшие корабли под огонь броненосцев Того, потому что в случае их потери или серьезных повреждений два других отряда из тихоходных броненосцев просто не дойдут до Владивостока. Потому что их будут преследовать и уничтожать днем из дальнобойной артиллерии, а ночью торпедами.

– Вы правы… – после долгой паузы отозвался Небогатов – лицо самым натуральным образом посерело. Еще бы, все стало предельно откровенно, хотя страшные слова не были произнесены – под удар броненосцев Того будет поставлено, вернее «подставлено», соединение под его командованием. А старший флагман просто уйдет, оторвется от противника, если что пойдет не так – такая мысль прочиталась в затравленном взгляде Николая Ивановича, который тот исподлобья бросил на Фелькерзама, красноречиво не скрывая своего молчаливого негодования.

– Вы ведь видели, как пляшут «барыню»? Женщина ходит павой, а вокруг нее мужички вприсядку выкидывают «коленца». Тут нечто похожее – девять наших старых и тихоходных кораблей будут идти то прямо, то производя петли, но двигаясь в общем направлении к Владивостоку, курс норд-ост, так сказать. И вокруг этой колонны будет идти все сражение, и с нашей стороны пододвинутся отряды, и Того с Камимурой тоже нападать будут. И желательно, чтобы в бой пошли именно вражеские броненосцы. И думаю, так и произойдет – искушение у нашего «друга» Хэйхатиро Того будет слишком велико, чтобы не пустить в ход двенадцатидюймовую артиллерию и разделаться с нами одним ударом, быстро и показательно!

Фелькерзам остановился, прислушался к собственному животу – боль там утихла после очередной принятой дозы «ласточки». Данный коньяк имелся и в солидных запасах вице-адмирала Рожественского, так что Дмитрий Густавович придержал лично для себя несколько пузатых бутылок. Щедро рассчитавшись с адмиральским вестовым по чуть ли не двойной таксе – нельзя быть никогда и никому должным, ни в этой жизни, ни в той, что осталась где-то далеко, в еще не наступившем времени.

– Вы поставите «Донского» и «Мономаха» в линию?! Так у них куцый броневой пояс…

– Как и у нашего «Нахимова», – пожал плечами Фелькерзам, демонстрируя полную безмятежность.

– Зато защита по ватерлинии есть, и способная держать шестидюймовые снаряды с «Ниссина» и «Касуги» – а эти «гарибальдийцы» замыкают первый броненосный отряд Того. Вот с ними и будет драться наша троица крейсеров, причем на равных. Благо на двух «князьях» установлены новые 152-миллиметровые и 120-миллиметровые пушки Кане, а на «адмирале» в бортовом залпе участвуют шесть 203-миллиметровыых орудий, пусть старых, но весьма действенных. Из подобных пушек «Рюрик» в своем последнем бою ухитрился изувечить вражеский крейсер – все видели на том страшный взрыв.

– Колонна растянется, Дмитрий Густавович. Девять наших кораблей и шесть вражеских – есть разница?

– Есть, но она несущественна. Дело в том, что наши корабли намного слабее японских, так что потери неизбежны. Но и тут надо делать по уму – как только на корабле вспыхнет пожар или последует несколько попаданий, командир должен немедленно выйти из боя для устранения повреждений. И без всякого на то приказа – действовать по собственному усмотрению. После устранения повреждений снова вступать в боевую линию и вести бой – к этому времени будет еще несколько наших «подранков», что временно выйдут из сражения.

Фелькерзам говорил совершенно спокойно, монотонным голосом, а вот Небогатову поплохело – видимо, имел живое воображение, и представил, во что будет превращаться колонна под обстрелом. А Дмитрий Густавович стал сознательно сгущать краски, чтобы младший флагман, как говорится, полностью «проникся» всей трагичностью ситуации.

– Да и не будет у нас в бою численного перевеса. Ведь по сути, если к крейсеру добавить броненосец береговой обороны, то выйдет один корабль линии по водоизмещению и вооружению, но гораздо слабее неприятельского. И следует учитывать, что на двух броненосцах и «Нахимове» устаревшая артиллерия, а на двух броненосцах береговой обороны из трех практически расстреляны стволы главного калибра. Так что нужно будет продержаться до вечера, когда бой прекратится. Но, думаю, половина наших «старичков» и «малышей», которые берегами охраняются, не доживет до заката. Потому что слишком не сопоставимы силы…

Фелькерзам остановился, искоса поймав возмущенный взгляд Небогатова – адмирала удалось «закошмарить». Но требовалось «додавить», чтобы позже «разрулить» ситуацию к общему согласию. А потому, закурив папиросу, Дмитрий Густовавич продолжил говорить, пристально взирая на младшего флагмана, что с посеревшим лицом его слушал. Понятно, что такое ему не нравилось, но требовалось Николая Ивановича хорошо вздернуть. Да и в плен он уже не сдастся и с поля битвы не убежит – не сможет и не успеет. В рубке пристрелят, есть на примете кандидатура исполнителя.

– Исходя из данных обстоятельств, я решил, что командовать объединенным отрядом должен я сам, лично! А первый броненосный отряд примете вы, Николай Иванович, вам и выделывать «коленца» в бою!

Глава 17

Фелькерзам с нескрываемым удовольствием посмотрел на ошарашенную физиономию Небогатова. Тот сглотнул, не в силах поверить в услышанные слова, и чуть запинаясь, осторожно спросил:

– Дмитрий Густавович – вы назначаете меня начальником отряда новых броненосцев? Я вас правильно понял, или все же ошибаюсь? Но почему?! Я не могу понять…

Последние слова прозвучали фальцетом, голос контр-адмирала сорвался на высокой ноте, с ощутимым хрипом. Фелькерзам закурил очередную папиросу и лишь потом соизволил несколько свысока объяснить, не говорить же на самом деле Николаю Ивановичу правду о его ненадежности именно как военного профессионала, который окажется в экстремальной ситуации постоянного давления со стороны противника.

В той истории Небогатов не сдержал нервы, и, как многие офицеры его отряда, от чувства горестного бессилия морально сломался. Теперь его следовало приободрить, дать столь нужное чувство уверенности, которое в данной ситуации остро необходимо.

– Вы прекрасный моряк, умеете как обучать людей, так и проводить маневрирование кораблей. Задач у вас ровно две – первая заключается в том, чтобы не подставиться под обстрел броненосцев Того. Вообще не идите с ним в бой – имея такую же скорость как у него, старайтесь уйти, увести его в сторону, любым способом потянуть время.

– Но ведь японец сообразит, что к чему, и не станет впустую бегать за моим отрядом. Он просто вернется и набросится на ваши корабли, и тогда именно вашему превосходительству придется плохо.

– Это с какой стороны посмотреть, Николай Иванович – девять против шести не такой и плохой расклад, хотя будет очень трудно. Но мы будем драться – ибо каждый вражеский снаряд в двенадцать дюймов, попавший в нас, уже не причинит вашим кораблям вреда, которого следует бояться. А с шестью крейсерами Камимуры совсем иной бой пойдет у ваших броненосцев – это и есть ваша вторая и главная задача!

Видя, что Небогатов призадумался, Фелькерзам с трудом поднялся с кресла, у него затекли ноги – слишком долго он не давал им нагрузки, находясь постоянно в постели.

– Николай Иванович – в первую очередь нам нужно вышибать вражеские броненосные крейсера – они защищены гораздо хуже, чем броненосцы. Если пояс на «Микасе» и других «систершипах» толщиной в девять дюймов гарвеевской брони, то на «асамоидах» только семь. Для наших двенадцатидюймовых орудий это не преграда, главное попасть, и с дистанции до тридцати кабельтовых – промахов будет в таких случаях меньше. А вот от неприятельских снарядов в 203 миллиметра главного калибра броня «бородинцев» надежная преграда, даже верхний пояс в центре не пробивается, кроме как с короткой дистанции. Так что если не будет на броненосцах пожаров, большой угрозы крейсера Камимуры для вас не представляют. А вот вы для них вполне первостатейная опасность!

– У неприятеля во втором отряде шесть крейсеров, у меня всего четыре новых броненосца…

– Пустяковый перевес, ведь один снаряд в 305 миллиметров равноценен по весу трем в 203 миллиметра, и у него больше взрывчатки. В схватке один на один три ваших броненосца могут вывести из строя любой вражеский крейсер, в то время как ваша задача продержаться на флагмане под обстрелом трех других кораблей Камимуры. Учтите – японцы ведут сосредоточенный огонь именно по флагману, так что как только начнут пристреливаться, немедленно делайте повороты и меняйте курс. Не давайте бить по себе безнаказанно, мешайте врагу в его действиях, не подставляйтесь.

– Но ведь…

– Если сохраните «Князя Суворова» целым, то рано или поздно один из ваших броненосцев сможет вышибить из боя вражеский корабль. Потом его будет добивать «Ослябя» с крейсерами, а у вас расклад станет более выгодным – четверо против пяти, а то и вообще в равных по числу вымпелов силах. И учтите, Николай Иванович – будет своего рода «перевертыш» – Того бьет меня, а вы лупцуете от всей широты души Камимуру. Надеюсь, что вы это сделаете раньше, и сможете потом мне помочь. А то тяжко будет против лучших кораблей японского флота на равных сражаться.

– А если не успею подойти?

– Старайтесь успеть, маневрируйте, сближайтесь – я вам предоставляю полную инициативу в любых действиях, и приказы на тот или иной маневр отдавать не буду. Я не Рожественский, и ущемлять любую разумную инициативу не буду. Цель поставлена, а вам нужно найти методы, какими ее достичь, так как инструмент вы имеете, причем превосходный – шестнадцать 305-миллиметровых пушек против двадцати четырех 203-миллиметровых. Перевес в огне, как видите, даже не подавляющий, а скорее «раздавляющий», особенно если учитывать четыре 254-миллиметрововые пушки «Осляби», – старик жестко усмехнулся и негромко добавил:

– Еще раз повторю – «танцуйте» как хотите, главное результат. И не лезьте, ради бога, в схватку с броненосцами Того – тот просто жаждет подобной глупости от нас. Ведь при примерном равенстве четыре на четыре в кораблях, почти одинаковых в броне и вооружении, у японцев вымуштрованные команды с боевым опытом, какового у нас пока нет.

Фелькерзам остановился, вытащил из пачки папиросу и посмотрел на Небогатова – тот молчал, с немым вопросом в глазах. Было видно, что Николай Иванович ждет продолжения.

– Но боевой опыт у нас будет. Обязательно будет еще до генерального сражения, по крайней мере, я прикинул уже кое-какие варианты. Вот смотрите, – Фелькерзам развернул карту, на которую нанес значки, предварительно поработав вместе с начальником штаба Клапье де Колонгом. Пока только наметки, детальный план еще предстояло выработать.

– Смотрите, Николай Иванович – сегодня, то есть 11 мая, сгружаем с боевых кораблей линии все дерево и прочее, нам не нужное в бою. Облегчаем, как только можем. Да, на старых кораблях я прикажу заделать все крышки торпедных аппаратов, а сами торпеды извлечь – ни к чему они нам, – тут Фелькерзам выдержал паузу и продолжил:

– Работы ведем беспрерывно до полудня двенадцатого числа, то есть завтра до полдня, после чего отпуская эскадру контр-адмирала Энквиста в плавание до Цугарского или Сунгарского, кому как по душе, пролива. Другим путем могут пойти лишь несколько транспортов – я отдал категорический приказ следовать только разработанным маршрутом, а то еще сбежит до Николаевска или на Камчатку – тот еще ходок, тысяча миль для него не крюк. Мы проведем по ходу учение и приберемся перед боем. А дальше…

Вот тут Дмитрий Густавович остановился и задал Небогатову очень удививший контр-адмирала вопрос:

– Вы слышали, Николай Иванович, что наглость второе счастье?! Некоторые господа так считают!

– Не думаю, что это счастье, Дмитрий Густавович.

– А дерзость для военного моряка?! Напасть на врага там, где он меньше всего ожидает и совершенно не готов к такому повороту событий. Как завещал великий Суворов – надо пасть на неприятеля, как снег на голову. Не стоит бояться врага, пусть он нас боится до дрожи!

– Что же вы задумали, ваше превосходительство?!

– Рассказать нашим «друзьям» японцам старую-старую сказку, в одном предложении изложенную. Вы знаете ее, Николай Иванович? Слышали хоть раз, не доводилось?

Небогатов задумался на какую-то минуту, собрав морщины. Наконец, по миновании размышлений, тихо произнес:

– Припоминал все, даже с детства, что няня рассказывала. Нет таких коротких сказок, – твердо закончил ответ, а Фелькерзам только жизнерадостно рассмеялся, впервые за долгие месяцы.

– Есть такая сказка, как раз по нашему случаю. Словно по заказу появилась, во всех красках.

– Был бы рад ее от вас услышать. Вы меня заинтриговали, любезный Дмитрий Густавович.

– Пожалуйста, сейчас расскажу…

Фелькерзам усмехнулся, пристально посмотрел на Небогатова, понимая, что с его слов события станут изменяться, и непонятно в какую сторону. Но свой выбор он сделал и негромко сказал:

– Темной ночью, тихонько, на цыпочках, крадется в фарфоровую лавку огромный слон!

Глава 18

– Пусть проклинают, господа офицеры, через пятьдесят часов благодарить будут, – пробормотал Фелькерзам, и с нескрываемым удовольствием отхлебнул горячего куриного бульона. И мысленно отметил, что здесь странные врачи – коньяк и папиросы у них не под запретом, а вполне сочетаются с предложенной ими диетой. Впервые за долгие месяцы Дмитрию Густавовичу сильно захотелось поесть от души, но ничего кроме бульона ему не полагалось. Зато последнего было вволю, причем для всех моряков – первой жертвой реформаций стал огромный птичник на крейсере «Владимир Мономах», и вся эскадра слышала последнее отчаянное кукареканье пернатых, которых без всякой жалости пустили под нож.

Допив бульон, Дмитрий Густавович откинулся на мягкую спинку роскошного дивана, прикрыл глаза, ощущая во всем теле свинцовую усталость, но приятную, отнюдь не тягостную. Первые сутки после «воскрешения» уже прошли, в иллюминатор заглядывает восходящее светило нового дня. Да и находился он сейчас не на привычном для него «иноке», и даже не на «Князе Суворове», который сейчас «оккупировал» небольшой штаб контр-адмирала Небогатова, а на быстроходной яхте «Алмаз». Совершенно небронированный корабль, и вооруженный лишь десятком противоминных пушек, но на страх врагам именуемый крейсером 2 ранга.

Именно этот «камешек», но таковым не являющийся в сравнении с «Жемчугом» и «Изумрудом», изначально был построен для адмирала Алексеева, как яхта наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке, и вчера стал по его воле штабным кораблем. Сюда переместились как все флагманские специалисты, бывшие при вице-адмирале Рожественском, так и его прежний штаб, состоящий из лейтенанта барона Косинского, мичмана «светлейшего» князя Ливена, и подполковника Осипова, которого за доброту матросы «Осляби» именовали «Борода». Специалист знающий, таких штурманов поискать, и многим на эскадре мог дать фору. Так что с полковником КШФ Филипповским он сработался быстро, и вместе начали трудиться, будто молодость вспомнили, не зная ночного отдыха.

– Энквисту готовую прокладку курса надо дать, со всеми расчетами, иначе он транспорта хрен знает куда заведет, хоть на Аляску, и оправданий для себя массу найдет, – пробормотал Фелькерзам, закуривая папиросу. Расположился он на ночь со всеми удобствами, ранее немыслимыми – спальня выше похвал, совмещена с гальюном и ванной, да еще на корме. В кабинете расположился флаг-капитан Клапье со старшими флаг-офицерами, там всем места для работы хватило. А вот большой адмиральский салон стал «мозгом» эскадры – роскошная обстановка там исчезла, все за несколько часов пропиталось по-настоящему рабочей атмосферой.

– Надеюсь, теперь все пойдет по-иному. И не придется кровавые сопли утирать и жалобно скулить, – Фелькерзам откинул голову на мягкий валик и принялся размышлять.

Штаб стал вполне нормальным органом управления эскадрой, и теперь занят тем делом, для которого и предназначен. А то, прости господи, в канцелярию превратился, бумажки только подшивать горазды. Все для вящей отчетности, и эта орда из двух десятков офицеров просто заполонила флагманский броненосец «Князь Суворов», так что пришлось распихивать специалистов по одному по другим кораблям.

И в голову Зиновия Петровича мысль простая не пришла – как их для ежедневной и правильной работы задействовать?!

Все же вице-адмирал с его самодурством и нежеланием прислушаться к иному мнению, которое он априори считал ошибочным, а только свое исключительно правильным, потерпел поражение в Цусимском сражении уже в октябре при выходе Первой Тихоокеанской эскадры из Либавы. И не было ответа на один вопрос – неужели он действительно считал, что в одиночку гораздо умнее, чем десятки командиров и специалистов, которых было можно и нужно привлечь к работе. Скинуть с собственных плеч чудовищную ношу на других, что с радостью бы приняли часть груза ответственности на себя. Но такого не произошло – недаром психологи придумали для таких начальников, буквально одержимых комплексом своей непогрешимости и исключительности, особые термины.

– Нормальная рабочая атмосфера стоит, спорят, доказывают – но решения вырабатывают, а я буду принимать лучшее, – еле слышно сказал Дмитрий Густавович и тяжело поднялся с дивана – все же после затяжной болезни он был еще слабый. И медленно ступая, вышел из спальни, которая при нем превратилась в многофункциональное помещение.

В кабинете оба флаг-штурмана работали над картами и приказами, им помогали три офицера со скромным набором звездочек на погонах. И два писаря, что безостановочно строчили приказы для каждого транспорта – ведь каждый капитан, перефразируя изречение великого Суворова, должен досконально знать свой маневр и цель похода, а не быть вовлеченным в дело, о котором ничего не знает.

Тем более, милый Оскар Адольфович все может напутать, недаром у него есть постоянный вопрос, который он любит задавать своим штабным – «а все ли будет хорошо?»

В салоне кипело «сражение», пока только на больших планшетах, закрепленных на стене, а корабли отмечались воткнутыми в картон булавками. Руководил «баталией» сам начальник штаба, а в ней участвовали все артиллерийские офицеры, включая примкнувшего «летописца» капитана второго ранга Семенова, участника боя в Желтом море. «Война» шла нешуточная – высчитывался правильный курс и дистанция, скорость, причем «синие» булавки выполняли пока еще неизвестную «петлю Того».

Этот маневр русские офицеры посчитали откровенно безумным, но так как у Клапье де Колонга на этот счет имелось собственное мнение, и он его отстаивал в полной уверенности, что так оно и будет, причем яростно, то сейчас отрабатывали и его. Противодействие изображалось уже красными булавками, и схема напоминала нечто вроде «кочерги», наложенной сверху на японскую «удавку». Пять броненосцев Небогатова накидывались сверху, идя контркурсом, а длинная «рукоятка» из девяти вымпелов должна была принимать броненосцы Того.

Но вглядываться в картину будущей баталии Фелькерзам не стал – выработают решение, сразу доложат. Только мимолетно бросил взгляд на другой планшет, с узнаваемыми очертаниями островов Квельпатр и Гото – там на синие булавки, воткнутые друг от друга на большом расстоянии в три шеренги по семь кораблей, надвигалась самая натуральная македонская фаланга из полутора десятка красных булавок, перекрывавшая, если судить по масштабу, добрую половину стоверстного прохода.

Вот этот «гребешок» и был тем самым «слоном», о котором он говорил Небогатову, что скоро нанесет визит в «лавку со стеклом», образно выражаясь. Вот тут Дмитрий Густавович решил поступить по-своему – не ждать действий от противника, не пытаться прокрасться мимо дозорных кораблей, а уничтожить их внезапно, безжалостно и грубо. Как всегда боевые корабли нападали на всякие «линии» и «барражи». Расстреливали плотным артиллерийским огнем всяческие вооруженные траулеры, дрифтеры и прочие лихтеры, выставленные «умной головой» в оборонительную цепь, для воспрепятствования действиям вражеских легких сил. Но главным образом для противолодочной борьбы, как она велась в первую мировую войну.

Вице-адмирал Того просто создал на десять лет раньше прообраз «заградительного барьера», который нужно безжалостно разнести по ходу предстоящего ночного дела.

Японские вспомогательные крейсера просто большие пароходы, с парой старых 152-миллиметровых или 120-миллиметровых орудий – в ночном бою на короткой дистанции даже броненосцы береговой обороны превратят их в «решето», причем в буквальном смысле. Потому что стрельба будет вестись не только фугасными снарядами, которых в погребах не густо, а еще сегментными, картечью своего рода, предназначавшимися для уничтожения не бронированных маленьких миноносцев. Так что в такую большую цель, как «мару», русские артиллеристы вряд ли промахнутся, а заодно получат столь нужный боевой опыт. Да и следующей ночью им станет намного легче отражать атаки вражеских миноносцев, которые неизбежно последуют.

– Работайте, господа, не обращайте на старика внимания, – взмахом руки Фелькерзам остановил своего флаг-капитана, что готовился рапортовать, и, чуть прихрамывая, стал подниматься наверх по трапу, у которого уже поджидал его верный Федор, готовый подхватить, если его адмирал снова оступится, как вчера и произошло в первый раз…