Текст книги "Цусима. Горе побежденным"

Глава 13

– Штаб, Константин Константинович, не канцелярия, пишущая приказы командующего, хотя, конечно, это нужно делать. Но не только – это главный аппарат управления боевой силы и ведения ею военных действий. И орган контроля за надлежащим исполнением моих приказаний и поручений, с немедленным докладом о выполнении или упущениях с ненадлежащим проведением, перечнем виновных и проблем, которые предстоит устранить. У вас в подчинении весь аппарат и флаг-офицеры – это знающие специалисты своего дела. Вот и выполняйте, у нас едва тридцать шесть часов, после чего транспортная эскадра должна идти, иначе придется переносить сроки, а это чревато разными последствиями, весьма нехорошими, быть может.

Фелькерзам посмотрел на начальника штаба, желая проверить, «проникся» ли тот требованиями, не опустит ли руки, не пустит ли дела на «самотек». Вроде нет – в глазах блеск, вроде энергичен, и явственно выражает желание плодотворно потрудиться.

– Распределите все полупустые транспорты, за исключением нагруженных угольщиков, по всем броненосцам и старым броненосным крейсерам – пусть на них сгружают все дерево немедленно, все изделия из него, включая двери и обшивку офицерских кают. Все палубные настилы долой – не будет пищи для огня, да и нагрузка уменьшится на сотню тонн, если баркасы с катерами добавим для общего счета.

Увидев удивленно-округлившиеся глаза начальника штаба Клапье де Колонга, Фелькерзам пояснил более детально, чтобы его слова не выглядели откровенным самодурством, к которому постоянно прибегал прежний командующий, ныне уже находящийся на «Орле». И там будет находиться до Владивостока, если прорыв окажется удачным.

– В бою все они сильно пострадают, от осколков будет масса дырок, многие плавсредства будут разрушены взрывами. А так они будут в целости и сохранности, как и все дерево – после войны можно будет все установить обратно. А в качестве посыльных судов можно будет использовать как миноносцы, так и катера со шлюпками с «Алмаза» или «Урала», а также с новых крейсеров, я имею в виду «камушки». Еще имеются два буксира – все эти суда можно использовать при эскадре в качестве спасательных.

Фелькерзам задумался, бросил взгляд на большой циферблат часов – через полчаса должны прибыть два младших флагмана, контр-адмиралы Небогатов и Энквист, с ними нужно было выработать общие решения, чтобы потом собрать на военный совет, но уже завтра, командиров броненосцев и крейсеров, и командующих отрядами.

– Дерево, дерево – снять все что можно, надо успеть. Пусть старшие офицеры делают вам доклад о ходе работ, отмечая примерно снятый вес и уменьшение осадки кораблей. За каждый дюйм нужно отчаянно бороться. Ведь если с «Князя Суворова» снимут двадцать тонн, то на сантиметр поднимется главный броневой пояс, пятьдесят тонн – будет дюйм, а двести тонн уже треть фута. Добавьте за три дня по сто тонн сгоревшего угля – это еще шесть дюймов. А уменьшив осадку почти на фут, чего мы с вами сразу добьемся, Константин Константинович?

– Уменьшим нагрузку – из воды выйдет главный броневой пояс, и будут не страшны попадания даже двенадцатидюймовых снарядов. Увеличится скорость и дальность плавания, расход угля станет меньше, – пожал плечами начальник штаба, ведь все это было так очевидно.

– Меньше потерь будет среди нижних чинов, так как меньше пожаров. По уму бы и краску во внутренних помещениях отскоблить – она горит хорошо. А при разрыве шимозы выделяется сильный жар, и возгорания происходят повсеместно. Эта еще та напасть – в бою в Желтом море ее применяли редко, но сейчас напичкали этой дрянью все снаряды. Учтите – начнут сражение именно с них, с фугасных бомб – разрывы о броню безопасны, но для небронированных надстроек, бортов и оконечностей последствия могут оказаться самыми фатальными. Горит страшно, «жидкий огонь» по сути, все вокруг плавится, железо будет искорежено.

– Будем знать, значит, против нас «жидкий огонь» применят, – пробормотал Клапье, делая пометку в блокноте, а Фелькерзам сразу вспомнил про то, что привело к многочисленным трагедиям.

– Все перевязочные пункты из кают-кампаний убрать, а с них все вынести – там можно трупы складировать, гореть нечему будет. А размещать лазареты под броневой палубой, предусмотреть несколько входов, чтобы по трапам носилки свободно проходили. На случай гибели корабля легче будет осуществить эвакуацию раненых.

– Понял, Дмитрий Густавович, – Клапье быстро записал в блокнот, а Фелькерзам добавил, касаясь еще раз медицинского обеспечения:

– С госпитальных судов отправить по три врача на «Алмаз» и «Урал», с грузом необходимых лекарств и перевязочных материалов. На них будем держать экипажи потопленных кораблей и развернем лазареты в каютах – там на тысячу человек мест. Да на «Алмазе» адмиральские покои роскошные, кают много – две сотни спокойно примут. Если принять половину для резервирования, это необходимо, почти две тысячи мест – экипажи пяти старых кораблей можно будет спасти, а то и шести, с учетом потерь в бою. А это будет неизбежно, Константин Константинович!

– Так много?! Не может быть?! – ахнул Клапье де Колонг с округлившимися от ужаса глазами, а Фелькерзам только кивнул ему в ответ, помрачневший.

– Надеюсь на это, но сделаю все, чтобы новые броненосцы прорвались все. Насчет старых не обещаю – слишком сильны японцы, хотя бы треть от девяти вывести. Да, вот еще что – командира «Урала» капитана второго ранга Истомина снять за пораженческие разговоры, у него команда совсем разболталась, офицеры пассивны – там нужно навести должный порядок, жестко и быстро, не считаясь ни с чем.

– Поставить командиром можно старшего офицера с «Дмитрия Донского» капитана второго ранга Блохина. Константин Павлович спокойный, но очень решительный и требовательный к подчиненным офицер, и за два дня приведет всех к должному порядку.

– «Несокрушимый апломб», – вспомнил прозвище этого офицера Фелькерзам, усмехнулся и произнес:

– Подготовьте приказ, пусть возьмет со своего корабля десяток проверенных нижних чинов, и двух офицеров – список согласовать с командиром крейсера капитаном первого ранга Лебедевым. Да, вот еще что – немедленно проверить работу всех радиостанций, главное – чтобы умели ими пользоваться – если нет, то есть два дня. Привлеките всех знающих радиодело офицеров незамедлительно, выявите тех, кто имел отношение. Потому что с тринадцатого числа в эфире должно быть глухо, как в танке… Это так, присказка такая, почему-то на языке завертелась, к чему бы это…

– В экипаже «Суворова» есть один, я с ним беседовал не раз.

– Это хорошо – вот и озадачьте его, и тех офицеров и нижних чинов, кого можно – радиосвязь надежная вещь, если ее правильно использовать самим, и ставить помехи для противника. Лишить вражеских адмиралов возможности получать радиограммы – архиважная задача, выполнить которую нужно кровь из носа! Тогда многое решится!

Фелькерзам посмотрел на часы – до прибытия Небогатова и Энквиста осталось несколько минут. Начальник штаба продолжал записывать, не отрываясь от листа. Затем встал и вышел – Константин Константинович должен был встретить младших флагманов и успеть озадачить своих подчиненных новыми вводными и составлением приказов…

Глава 14

– Я всецело полагаюсь на ваш огромный опыт моряка, Оскар Адольфович, вы и только вы сможете довести нашу большую транспортную эскадру до Владивостока в целости и сохранности. И кому как не вам оберегать тяжело заболевшего вице-адмирала Рожественского. К тому же капитан первого ранга Радлов не сможет командовать столь большим объединением, а вот вы поднять над ним свой адмиральский флаг вправе. У нас на эскадре нет кандидатуры достойней вас! Вы остались единственный, других просто нет, и уповать на них не приходится!

Фелькерзам говорил чистую правду – из трех оставшихся на эскадре контр-адмиралов, Энквист был самым бесполезным, недаром злоязычный Рожественский называл его «пустым местом».

Всю свою службу Оскар Адольфович предпочитал проводить на берегу или на учебных кораблях, хотя совершил два плавания на Дальний Восток, последнее полтора десятка лет тому назад. Получив чин контр-адмирала «за отличие» в 1902 году, был поставлен градоначальником Николаева и командиром порта, и он ни разу не выходил в море. Зато с началом войны ему сильно поспособствовал кузен, управляющий Морским ведомством адмирал Авелан, похлопотавший, чтобы тот получил назначение на Вторую Тихоокеанскую эскадру. Ведь в начале лета всем казалось, что это будет легкая прогулка – приятный многомесячный круиз, за который все получат ордена, закончится объединением с Первой эскадрой в Порт-Артуре, и легкой победой над японцами. За «викторию» все будут облагодетельствованы орденами, а на золотые погоны «приземлится» второй черный «орел», а чин вице-адмирала – вполне достойное завершение карьеры.

А там он снова вернется в усадебку посреди малороссийских черноземов, будет отдыхать под сенью груш и яблонь своего собственного прекрасного сада, вкушать галушки и вареники и попивать местное кисловатое винишко – пусть не такое вкусное, как французское, но зато свое. И любимым занятиям станет предаваться – смотреть за откармливанием толстых свинок да стрижкой овечек. Проживая вместе с жадноватыми хуторянами, остзейский швед быстро приобрел все местные привычки «куркулей», и буквально грезил своим обширным хозяйством, за что и получил от островатых на язык мичманов прозвище «Плантатор».

Весь поход он буквально жаждал вернуться обратно, понимая, что легкой прогулки не будет и впереди ждет ужасное сражение. То, что он, вопреки желанию, вляпался в авантюру, «Плантатор», как и многие офицеры, осознал до глубины души, «проникся», так сказать. Вот только списаться на берег не удалось, ведь в столице среди адмиралов не нашлось желающих добровольно ехать на обреченную эскадру.

«Нема дурных», как сказали бы на его обширной усадьбе работники из незаможних селян – они хоть и бедные, но практичностью не обделены. И лезть туда, где вместо ордена с повышением может ждать разрыв снаряда, начиненного «шимозой», никто не хотел.

Так что на лице Энквиста читалось яростное желание не лезть в Цусимский пролив, а лучше повести во Владивосток ровно две дюжины транспортов, с учетом двух госпитальных «Орла» и «Костромы». Тем более что их проводкой займется знающий и опытный капитан первого ранга Радлов, до этого и возглавлявший отряд транспортов. А сам контр-адмирал сможет расположиться с комфортом на вспомогательном крейсере «Днепр», и с помощью второго крейсера «Риона» будет конвоировать столь большой караван. Да, два вспомогательных крейсера для охраны маловато, но так ему приказано присоединить к отряду еще одну такую парочку. Ведь «Терек» и «Кубань» ушли в Токийский залив, и есть шанс их там отыскать по дороге, благо стоят мощные радиостанции, и отправить позывные можно из нужных квадратов, что отмечены на карте.

– Так что смело проходите Цугарским проливом – кроме миноносцев и парочки вспомогательных крейсеров у противника там никаких сил нет, все стянуто к Цусимскому проходу, где состоится генеральное сражение. Так что против вас неприятеля не будет – идите смело!

– А если вражеский крейсер нападет?! То что мне тогда делать в столь опасной ситуации?!

– Атаковать сразу и без промедления любой вооруженный пароход противника. У вас два крейсера, еще два присоедините по дороге – ладно, пусть один. Имея три вымпела против одного, стоит атаковать незамедлительно. Причем вражеский капитан будет видеть за вами столбы дыма от двух дюжин транспортов. Самураи, конечно, отважные люди, но не до такой же степени сумасшествия. Вы бы рискнули напасть на вооруженном пароходе на эскадру, где явно могут быть боевые крейсера среди транспортов?! Японцы делают себе харакири, но не таким экзотическим способом!

– Придайте хотя бы один бронепалубный крейсер, Дмитрий Густавович – хоть мой «Олег», или «Дмитрий Донской». С крейсерами ладно, но в Цугарском проливе, как вы сказали, несколько отрядов вражеских миноносцев – а это полтора десятка, если не два!

– Мне в эскадренном сражении потребуется каждый боевой корабль, – уже сухим голосом отрезал Фелькерзам, столкнувшись с таким детским вымогательством, наивным до жути – от кого он только такого нахватался, чтобы до преклонных лет сохранить подобную ясность мысли.

– У вас под командованием два крейсера, еще два вы легко найдете по дороге. Еще десять транспортов, а почти все они принадлежат Добровольному флоту, вооружены противоминной артиллерией! И не два десятка миноносцев, а десяток в худшем случае, а на ваших крейсерах стодвадцатимиллиметровые пушки Кане – они их в лохмотья размолотят. Да вот еще что – пролив проходите или вечером шестнадцатого, или утром семнадцатого, когда светло. Впереди пустите два транспорта, что в балласте с эскадрой пойдут.

– Для чего, Дмитрий Густавович?!

– В узком месте пролива японцы минные банки выставили по несколько штук в связке, в кабельтове, а то и двух, друг от друга. Если пароходы подорвутся, то очистят дорогу всей эскадре – не жалко потерять, все равно порожняком плывут и самые худшие. Как выйдете из пролива, так вас там наши крейсера будут поджидать – они и сопроводят до Владивостока.

– А если сам адмирал Того нагрянет со своими броненосцами, или подойдет Камимура с крейсерами?!

– Поверьте на слово – им не до того будет, вот такой каламбур получился. Да и угля в ямах останется мало – они ведь на бой выйдут, перегружать себя не станут. Да, вот еще что – если на каком транспорте с углем произойдет поломка в машине, и он будет тормозить всю эскадру – смело отправляйте такой на Камчатку, или в обход Сахалина с севера, и в устье Амура, к Николаевску. Уголь везде потребен, а иметь лишнюю станцию для бункеровки наших боевых кораблей не помешает.

Фелькерзам остановился, передохнул – он сильно устал, а день только начался, обещает быть весьма долгим и напряженным. Посмотрел на контр-адмирала Небогатова – тот все время сидел молча, лишь искоса поглядывал, причем со спрятанной в бороде улыбкой на Энквиста. С ним он учился в одном классе Морского кадетского корпуса – мир морских строевых офицеров удивительно тесен, подавляющее большинство из них прошло именно через это единственное заведение.

– Да, вот еще что, Оскар Адольфович – капитана второго ранга Истомина за пораженческие разговоры и высказанное желание сдаться неприятелю, вместе с двумя отщепенцами, посадить на тот пароход, что пойдет тралить собой минное заграждение. Его дядя, герой обороны Севастополя, сильно бы огорчился от поведения племянника. Если пароход подорвется – их не спасать, пусть плывут к японцам, туда трусам и дорога. Судить их не буду – пусть сама судьба распорядится.

Фелькерзам посмотрел на Энквиста тяжелым взглядом – он-то прекрасно знал, что тот в реальной истории попросту бросил вверенные ему транспорты и старые тихоходные крейсера, и сбежал на Филиппины, до которых было идти втрое дальше, чем до Владивостока. И струсившего адмирала под суд не отдали – и так позор сдачи броненосцев Небогатовым потряс всю страну, чтобы начинать еще одно судебное дело, дискредитирующее власть предержащих…

Глава 15

– Я несколько иначе смотрю на морское сражение, Николай Иванович, – негромко произнес Фелькерзам, пристально смотря на Небогатова. При всех положительных чертах, тот, обладая огромным опытом моряка, имел всего лишь один отрицательный момент – не имел внутреннего стержня военного, готового сражаться с врагом до победного конца.

Да и откуда взяться этому стержню, если боевого опыта у него не имелось, как и у других русских моряков, что через два дня пойдут в свой первый бой. А противник против них опытный, ветераны нескольких сражений с русскими – с Первой Тихоокеанской эскадрой и отрядом владивостокских крейсеров. Большая часть старшего командного состава японского флота вообще начинала воевать еще с китайцами, и та война, победная от начала и до конца, не могла не придать им уверенности в собственных силах.

А вот с русскими моряками все обстояло с точностью до наоборот – находящиеся сейчас на палубах офицеры и нижние чины пороха не нюхали. И, несмотря на всю браваду большинства лейтенантов и мичманов, ведь молодости свойственна самоуверенность, которая слетает махом после нескольких кровавых уроков, реального победного настроя на сражение не имели. Дойти бы до Владивостока, и при этом лишь немного пострелять по врагу, и хватит. Как бояре во времена первых московских царей – «служить бы тебе, государь, сабельку из ножен не вынимая».

К тому же практически все хорошо запомнили участь Порт-Артурской эскадры, гораздо более сильного боевого формирования, чем то, наспех отправленное в дальнее плавание сборище совершенно разнотипных кораблей, укомплектованных наполовину призванными из запаса матросами, что сейчас шло в Цусиму, прямиком к смерти. Да еще под командованием адмирала-неврастеника, который за долгий переход не удосужился обратить внимание именно на «боевой дух» своих подчиненных. Веры такому полководцу нет ни на грош – их не ведут в бой, а гонят.

И можно сколько угодно стенать о технической неподготовленности и отсутствии должных навыков в артиллерийской стрельбе, но воюет не железо, а солдат, оружие лишь инструмент в его руках. А хорошо солдат будет воевать, упорно и до конца, если верит своему командиру и хотя бы раз видел зрелище поверженного им самим врага. А такая картина придает уверенности в собственных силах, хорошо видеть и понимать, что твой враг тоже смертен, он из крови и плоти, и его можно убивать.

– И я, и вы прекрасно понимаете, что японский флот сильнее нашего, и за оставшиеся дни для сражения мы ничего толком не успеем сделать для улучшения боевых качеств наших кораблей. Хотя кое-что, по опыту нашей порт-артурской эскадры, я приказал немедленно осуществить. Заузить амбразуры боевых рубок, чтобы находящиеся в них моряки не получили осколочных ранений – бой в Желтом море наглядно это показал.

– Я на это тоже обратил внимание, Дмитрий Густавович, и удивлялся, почему вице-адмирал Рожественский не предпринял должных мер еще при подготовке эскадры. Ведь все это можно было сделать в заводских условиях. Или во время плавания с помощью мастеровых «Камчатки».

– Теперь придется обходиться паллиативом – плавмастерская не сможет выполнить такой большой заказ, так что пусть делают заслонки силами команды. Но новые броненосцы будут такой защитой обеспечены – комплекты успеют изготовить. Далее – все дерево долой с кораблей линии, и вообще убрать с броненосцев и броненосных крейсеров все, что может гореть, включая баркасы и шлюпки. Башенные мамеринцы незамедлительно начать убирать – еще на «Цесаревиче» это сделали, когда выяснили, что башни заклинивает в бою. Ведь взрывающиеся снаряды рвут и корежат железо, и многотонную махину не провернуть.

Фелькерзам остановился и закурил папиросу – он вполне освоился в салоне Рожественского. На какую-то секунду стало жалко, что комфортного помещения он сегодня лишится. Несравнимо оно со скромными покоями на броненосце «Ослябя», ведь «Князь Суворов» изначально строился как флагман эскадры, на котором поднимут адмиральский флаг.

– Я уже отдал приказ по вверенному мне третьему отряду – к работам уже приступили, хотя пришлось объяснить господам офицерам, сильно недовольным разгромом в собственных каютах, необходимость срочно избавиться от всего пожароопасного материала.

– Вот и хорошо, Николай Иванович, – произнес Фелькерзам – инициативность Небогатова ему пришлась по душе. На его отряде во время всего перехода царила атмосфера уверенности и спокойствия, не было надрывных угольных погрузок в стиле Рожественского, не раздавались налево и направо «фитили», не рассыпались с мостика всевозможные оскорбления. Команды и офицеры верили своему адмиралу, и то, что случилось днем 15 мая иначе, чем «моральный надлом» и не назовешь.

Дело в том, что третьей боевой отряд из старого броненосца «Император Николай I» и трех броненосцев береговой обороны в бою 14 мая участия практически не принимал. Хотя снарядов потратили значительное число, и получили при этом минимальные повреждения, «Адмирал Сенявин» вообще не имел ни одного попадания, а лишь несколько близких разрывов оставили осколочные отметины.

Зато команды прекрасно видели потопление «Осляби», затем полыхающий костром «Князь Суворов», и в самом конце боя гибель «Императора Александра III» и «Бородино». Четыре лучших и самых сильных русских броненосца сгинули на их глазах, а когда утром разглядели изувеченный «Орел», то команды ужаснулись – а Небогатова, вне всякого сомнения, это зрелище потрясло до глубины души.

К тому же для него было непонятно, куда пропали три корабля второго отряда, что пережили дневной бой, сражаясь с крейсерами Камимуры и стали жертвами ночных атак вражеских миноносцев. Хотя там есть вина Рожественского, если бы тот после смерти Фелькерзама и гибели «Осляби» удосужился бы на случай потери заблаговременно назначить заместителей, то отряд бы ночью не распался – а одинокий корабль самая лакомая цель для атаки отряда миноносцев. Лишенный поддержки, он не в силах ни уйти, не отбиться от врага.

Так что 15 мая, увидев обе броненосные эскадры японцев, решимости драться уже не осталось – все были потрясены и сломлены морально. Вот потому-то никто не арестовал Небогатова, как следовало поступить по уставу, когда тот приказал поднять белую простыню, а потом японский флаг. Ни один из офицеров даже не попытался застрелить капитулянтов и хотя бы затопить собственный корабль, а спасать раненых в уцелевших шлюпках. А команду «по способности», как было принято выражаться.

И пошли в плен сразу четыре броненосца, причем позор был горшим из-за проведения красочной капитуляции, когда адмирал и русские офицеры надели парадные мундиры…

– Николай Иванович, мне хотелось бы узнать, как бы вы поставили в будущем бою, одновременно командуя своим и вторым отрядом, броненосцы. За исключением «Осляби», – Фелькерзам внимательно посмотрел на подчиненного ему адмирала, теперь их только два осталось на всю огромную русскую эскадру, хотя в мирное время было бы втрое больше носителей «черных орлов» на золотых погонах. Но не сейчас – никому из окопавшихся на берегу не хотелось идти «дорогой смерти» на прорыв к Владивостоку, наглядный штришок состояния умов.

– Головными «Наварин» и «Сисой» – они хоть и не имеют полного броневого пояса, но цитадель защищена великолепно, к тому же на последнем броненосце новая артиллерия. Затем собственно мой отряд, с «Императором Николаем» во главе – на нем полный пояс от штевня до штевня, хотя и старая артиллерия. А замыкает построение, идя следом за броненосцами береговой обороны, «Адмирал Нахимов». У него самая слабая броня, даже ватерлинию толком не прикрывающая, и устаревшая артиллерия в восемь дюймов, с которой поразить можно только броненосные крейсера неприятеля.

– Вполне разумно, – произнес Фелькерзам, и еще раз внимательно посмотрел на Небогатова. Видение сдавшихся кораблей пронеслось и исчезло – теперь он знал твердо – подобного позора не будет…