Текст книги "Командор"

– Как пану угодно! – Войтыла поклонился, на этот раз не так низко. – Будет пану яд! Только я приготовлю его как раз к сроку, как пан привезет мне назад камень небесный!

Словно дожидаясь конца разговора, из леса раздалось конское ржание.

– А, – колдун оживился, – зря пан ругал Пшемишека! Он кобылку панскую нашел! Не тронули ее волки!

Сартский несказанно обрадовался этому: возвращаться одному в сумерках ему очень не хотелось.

– Приблизься, холоп! – Он кивнул Пшемишеку, и тот подошел. – Вот! – Он похлопал по поясу, но кошель уже был отдан Войтыле, а второго кошеля у него с собой не было. С раздражением взглянув на ожидающего парня, Сартский был вынужден снять с мизинца самый маленький серебряный перстень с аметистом. – Возьми за работу!

Пшемишек отвел глаза в сторону и чуть склонился в поклоне.

– Ну же! На! – Сартский протянул руку с перстнем для поцелуя.

Парень словно окаменел. Кряхтя и охая, Войтыла поспешил к Сартскому, грубо оттолкнул в сторону Пшемишека, выхватил перстень и облобызал руку:

– Деревенщина, пан Конрад! Не гневайтесь! Деревенщина!

Он, проявляя для своих ран и страданий удивительную резвость, доковылял до лошади и подвел ее к Сартскому:

– Вот, пан! Я подержу стремя!

Лошадь, увидев Пшемишека, взвилась на дыбы, опрокинув несчастного Войтылу. Парень поспешно скрылся за землянкой.

– Тише! Тише! – Сартский едва успел поймать за повод гнедую. – Чего ты испугалась, глупая? – Ноздри лошади трепетали, словно почуяли дикого зверя. – Войтыла! – Конрад взлетел в седло, с трудом удерживая поводьями разгоряченную кобылу. – Я и так узнаю, где Верт! – Он швырнул на землю под ноги старику завернутую в тряпицу руду. – Твоя ворожба годна только коров хворых лечить да девок присушивать! Сделай мне яд, и чтоб наверняка! Сроку тебе – седмица! Пусть твой холоп будет в Старице вовремя! – Он уже выкрикнул на скаку: – Иначе поплатишься…

– Хозяин, – глядя вслед уехавшему Сартскому, Пшемишек заговорил медленно, словно боясь, что его одернут, – твои замыслы мне не ведомы… Но этот смертный… Как он смеет с тобой так говорить? Он такой… Почему ты не позволил перервать ему глотку, когда я встретил его по дороге сюда? Зачем ты позволяешь вытирать о себя ноги?

– Какой? Он господин и большой магнат, все земли вокруг – его! Он глуп и тщеславен, думает, что я его боюсь! Я бы мог извести его, наслать хворь или порчу, чтобы он сам ко мне приполз… Но зачем? Пшемишек, он пока мои руки! – Войтыла не столько улыбнулся, сколько оскалился. – Если мне удастся заполучить власть над командором, то Конрад Сартский мне уже не понадобится! Верт, вернее тот, кто сейчас носит его имя, нужен мне. Необходимо добраться до него любыми способами: только он может быть одновременно в двух мирах…

– Так и мы можем уходить туда! – Пшемишек нахмурился. – Хозяин, он что, тоже оборотник?

– Он не оборотник, он перехóдник… – Войтыла устало сел на большой валун около землянки, Пшемишек встал на одно колено перед ним. – Мы можем только оборотиться в кого-то, чтобы попасть в Иной мир, а он… В своем мире он умер, только так смог попасть сюда… Та, прежняя, жизнь еще пока сильно держит его, поэтому, сам того не ведая, может окунаться в тот мир. Этот человек предназначен для исполнения Пророчества. Но нужно торопиться, нить, что связывает его с Далью, ослабевает, скоро он, если захочет, навсегда останется здесь и не сможет попасть туда, откуда пришел!

– А что это за Пророчество?

– Сам текст утерян… Есть только обрывки… – Войтыла невидящим взором смотрел поверх головы Пшемишека. – Когда свет войдет в дом… Явится уже не умерший, но еще не рожденный… Две ладони развеют тьму… И придет Меч Божий… Никто не знает, что это означает!

– Так, а что он должен исполнить? – Пшемишек недоуменно пожал плечами. – Зачем ему тот, другой, мир?

– А этого, волчонок, – Войтыла потрепал его по голове, – я сам еще пока не знаю…

Глава 11

– Ты с ума сошел, брат-командор! На хрена нам этот тис! – Священник еле сдерживал раздражение, Андрей же удивленно выгнул брови – и здесь, оказывается, выражения и поговорки про этот горький овощ в ходу!

– Мы и сотню этих тисовых палок белогорцам не продадим, а ты еще больше заказал? К тому же непонятно – что ты из них собрался городить? А эти шесть тысяч стрел?! Да здесь и двух десятков боевых луков не собрать, и у нас, и у селян! К чему эти траты?!

– Вот и хорошо, – радостно осклабился Андрей. – Раз ты вопросом задался, значит, и другие задумаются. Да тот же пан Сартский. К чему это орденцам столько стрел на сотню лучников? Как раз по три десятка стрел на тул и выходит. Ведь так?

– Так-то оно, может, так, – пробурчал в ответ старый рыцарь, – вот только ни стрелков, ни мощных луков у нас нет, и взять их негде…

– Вот здесь ты заблуждаешься – у нас есть и луки, и две сотни умелых воинов, что из них рыцарскую конницу распотрошат.

Широко открытые глаза отца Павла возопили немым вопросом, но глас старик не подавал, пребывая в некотором шоке от услышанного. И Андрей тут же зачастил словами, дабы священник не заподозрил его в умопомешательстве. А то такой вариант был еще как возможен!

– Смотри, брат, какой интересный расклад выходит. Белогорцы уже несколько лет не платят нам орденской десятины и, судя по всему, платить ее не собираются. А у нас нет ни сил, ни возможностей заставить их это делать. А мужики еще те – нам не платят, но и церкви также ничего от них не перепадает. На часовенку лишь сподобились, ухари…

– В игрищах языческих души свои губят, – глухо отозвался священник.

– Вот-вот, страх забыли. Пора им и напомнить!

– Брат-командор, их много, а нас мало…

– Тю на тебя. Мы должны остаться в белом, пушистые все из себя. А вот пана Сартского они до дрожи боятся. На этом и надо сыграть. Как ты думаешь – сей магнат оставит свои планы на Бялу Гуру али нет?

– Ни в коем случае! Особенно теперь, когда ты его воинов перестрелял и в Притуле побил людей Завойского!

– Вот и чудненько! А чтоб белогорцев до самого копчика пробрало, сегодня же слух там пустим, что мы немедленно уходим в Словакию. Все идем и наш замок очищаем…

– Я остаюсь! – глухо отозвался старик. – Я слово дал!

– Да тю на тебя еще раз. Мы слух пускаем и суету устраиваем, но уходить-то не будем, не дурень же я совсем. Зато белогорцы враз засуетятся, ибо привыкли за нашей широкой спиной в покое жить. Напугаются они жутко, я так думаю, и с утречка к нам в гости припожалуют челом бить.

– И что?

– А ничего! Людям всегда надо давать выбор! Один вариант должен быть неприемлем для них категорически. Это уход орденцев и оставление их на растерзание разъяренных панов. Ведь так?

– Хм, похоже, – отозвался старый рыцарь, задумчиво почесывая узловатым пальцем кончик носа. – А второй вариант?

– Он должен быть выгоден нам, и только нам. Но и им, конечно, но в меньшей мере.

– И какой же он?

– Простой, как три копейки, то есть мелких медных монетки. Не хотят нам платить деньгами, ибо люди скупы, то пусть платят натурой. Четыре недели службы под знаменами нашего ордена в течение 12 лет местных селян устроят?! Вместо десятины? И потом, после службы, платить ее также не будут. И как тебе такое предложение?

– Многие согласятся, – после долгого раздумья согласился отец Павел и с интересом посмотрел на Андрея. – Особенно сейчас, если выбор идет только в сторону Сартского. Да… Согласятся. Не все, конечно, но сотни полторы народа будет, а то и вдвое больше, тех, кто побоевитей и позадорней.

– Вот видишь…

– А прок-то от таких воинов какой? Оружия у них хорошего днем с огнем не сыщешь. Луки короткие, охотничьи – хороших боевых, клееных, десятка два на все села, уж больно дорогие они. Редко кто их может здесь прикупить, да и зачем такие мощные на охоте в густом лесу, когда самым простым обойтись можно, за пару грошей купив. Кожаные доспехи не у всех, хорошо, если на половину народа наберется. Топоры и рогатины, щитов и тех мало, да и худо сделаны.

– Прок, говоришь?! – Андрей усмехнулся и показал пальцем на тисовые бруски, что вытянулись небольшой горкой: – Вот он, прок тот самый, лежит перед самыми глазами. С таким длинным луком в лесу не поохотишься, но ведь кроме пернатой и четвероногой дичи есть еще и та, что о двух ногах. Вот с таких луков в моей истории английские лучники в Столетнюю войну французских рыцарей истребляли, причем в самом буквальном смысле.

– Ах, вот что ты задумал?! – Глаза старика сверкнули, и он впился пронзительным взглядом в заготовки для луков, словно впервые увидел их в жизни. – Никогда бы и не подумал!

– Это от практичности нашего мышления. Но не все, что годится для охоты, пригодно для войны, так и наоборот. Обычным селянам это без надобности…

– А кому надобно? Кто позволит крестьянам специально вооружаться?

– У нас были такие – казаки назывались, – они и земледельцы и воины. Выходили на службу с собственным оружием, когда начиналась война, а после нее возвращались к мирным занятиям. А потому не платили налогов – он у них был один, и брали его кровью. И воевали на совесть, ничем не хуже профессиональных воинов, ибо в домашней жизни тренировались воинскому делу на совесть, от этого же жизнь зависит.

– И ты хочешь? – Старик задохнулся от догадки, его глаза блестели такой радостью, что Андрей непроизвольно усмехнулся.

– Я хочу сделать так же! Создать такую прослойку из самых боевитых. Всех не удастся, да и трусоватые и неумехи нам не нужны – зазря погибнут в первом же бою. А оно нам надо? А потому они будут платить десятину. Будут, уже не отвертятся, как сейчас – их же односельчане и заставят. И проследят, чтоб ничего не утаили. И сговора между селянами больше не будет, и две сотни воинов под рукой у ордена, и землепашцы с торговцами послушные. Разделяй и властвуй, так еще древние римляне говорили!

– Не ошибся я в тебе, – в голосе священника прорвалась гордость, – благо великое принесешь ордену…

– Дифирамбы мне не пой, я в них совершенно не нуждаюсь. Да и дело еще не то чтобы закончено, оно еще и не начато. Нужно взять крестьян в оборот – это раз. Пусть напугаются от известия, и тогда сюда придут старейшины для переговоров.

– Сделаем сегодня же!

– Я их буду гнать к такой-то матери со всеми просьбами. Ибо злой я до ужаса, сатрап персидский! А ты добрый! К тебе с уговорами приставать будут, а ты меня «просить» станешь.

– Так будет лучше, – священник лукаво ухмыльнулся в бороду. – А потому, думаю, уже сегодня сговоримся.

– Надо сладить. Условия такие – пусть выставляют два десятка «синих» на прежних условиях…

– Они один только десяток раньше выставляли, – попытался внести поправку старый рыцарь, но Андрей его перебил:

– Населения вдвое больше стало, если не втрое, так что пусть выставляют. И нам слабину показывать нельзя! И пеших лучников в воинской оснастке две сотни. С остальных орденская десятина, как и прежде. И только с них взыскать задолженность по прежним годам.

– От охотников в стрелки записаться отбоя не будет, – засмеялся старик – морщины на лице разгладились. – Это ты хорошо придумал! Один вариант не нужен им, а другой… ха-ха… выгоден нам.

– А мы будем выбирать лучших из них и четыре недели испытательного срока установим. Пусть из луков по мишеням садят да воинскую сноровку приобретают. И все двенадцать лет не только хозяйством заниматься будут, но и себя в тонусе держать да для тренировки стрелять почаще. Вот так-то! А нам работать нужно.

– Что делать в первую очередь будем? – судя по голосу старика, Андрей почувствовал, что его командование в будущем будет приниматься отцом Павлом без возражений.

– И в первую! И во вторую, и в третью. Сколько лучных мастеров в Бялу Гуре имеется?

– Двое, довольно умело простые луки мастерят. И еще один старик так себе, делает плохенькие – глазами и руками ослаб.

– Пусть дальше и делает – конкурентов у него не будет. Тем двум весь тис отдать – луки должны быть в сажень, толщина в середине, у основания, в семь санти… вот так короче, – Андрей как можно шире раздвинул указательный и средний пальцы, показывая требуемое расстояние. – Стрелы длинные, больше шага. До середины лука. Тулы нужны, по две на лучника, это шестьдесят стрел боезапаса. И главное – и луки, и стрелы должны быть одинаковые. Абсолютно! Такой лук в умелых руках – страшное оружие, стрелы пускает на четыреста шагов и больше. С сотни шагов любой рыцарский доспех продырявит насквозь. Боевому луку уступает, конечно, но ненамного. А скорострельность всяко лучше, чем у арбалета. Тис самый лучший материал для изготовления – ясень и вяз ему уступают. У нас, я имел в виду свой прошлый мир, англичане даже специальную пошлину ввели для испанских виноторговцев – те должны были прилагать к каждому бочонку вина две тисовые заготовки для лука. Вот так-то!

Андрей высыпал всю информацию, что знал об английских луках, и почувствовал себя пустым кувшином. А главное, чего он не знал, – это как такой брусок в лук превращать, сам бы он не смог. Но на то есть умельцы и деньги, которых благодаря трактирщику было не так уж и мало. Но тут он вспомнил о главном и распорядился веским голосом:

– И основное – луки и стрелы должны быть одинаковые. Абсолютно! Унификация облегчит и изготовление оружия, и подготовку стрелков. В единообразии великая сила заключена. Так что направь гонца в Белогорье немедленно, и пусть лучные мастера работают только на нас. И никаких других заказов больше не берут! Заплатить им довольно, но не шикуя…

– Щедрость пока не уместна, если я правильно понял твое последнее слово, брат-командор!

– Совершенно верно! Тисовый лук хороший мастер за день делает. Но этого мало. За этот месяц они полсотни луков должны сделать – пусть сообща работают – так отсебятины не будет и руку набьют. А если плохо набьют, то мы им в морду! И подмастерьев себе побольше набирают – через месяц полторы сотни заготовок будет, их нужно сделать быстро. И стрелы делают елико возможно больше.

– Оружие от ордена дадим?

– Еще чего! За лук десять грошей, и за два тула стрел еще тридцать. Кожаный доспех с топором за двадцать. Три злотых…

– У многих таких денег нет!

– Таким бесплатно. Особенно молодежи, у них денег вообще нет, я понимаю. Но срок службы увеличивается в полтора раза, на две недели каждый год. Отрабатывать будут, и там, где орден прикажет.

– Ты хочешь…

Старик прямо задохнулся от догадки, пальцы ухватились за суровую ткань сутаны. Он кое-как сглотнул, будто комок встал в горле.

– Ты верно думаешь, отче. Сотня лучников будет постоянно в Белогорье, а другая пойдет в поход. Я считаю, что разборки с паном Сартским важны, но подумать о Словакии тоже нужно. Не нравится мне, что нас оттуда выдавливают. А потому земледельцев-воинов, казаков, как я тебе уже говорил, там создавать нужно. Вот тогда и мы хорошо там укрепимся.

– Я сделаю все для того!

– Пока нужно Иржи с заготовками для луков немедленно отправить в село, терять время нельзя, – Андрей устало пошевелился – тяжелый доспех давил на тело.

– Я распоряжусь. – Священник легко встал, спустился вниз и стал что-то втолковывать орденцу. Не прошло и пяти минут, как тис был разложен на кучки, связан и приторочен на лошадей.

– Умеют работать, – пробормотал Андрей и смежил веки – теплое солнышко его порядочно разморило, и он потихоньку стал клевать носом, ощущая себя улиткой в прогретой раковине. Однако задремать не успел – внезапное оживление и ликующий гул голосов быстро привели его в чувство, смахнув сон как рукой.

Орденцы столпились на дороге, но вот за оружие не хватались, а наоборот, радостно переговаривались. Андрей приподнялся с камня, посмотрел вдаль тракта и понял причину всеобщего переполоха – десяток всадников в красных плащах показались из-за поворота и неспешной рысью двигались к ним, подняв к небу копья с узнаваемыми вымпелами.

Глава 12

Стефан Заремба оказался совсем еще молодым парнем, лет двадцати, такому еще в оруженосцах служить и служить, как медному котелку. Вот только времена здесь иные – взрослыми и самостоятельными рано становятся. А потому золотые шпоры с поясом на юношах никого не удивляют.

Заремба поцеловал руку священника, тот что-то быстро прошептал ему на ухо, хлопнул по плечу, как бы подталкивая склонившего голову рыцаря к медленно приближающемуся командору.

Андрей хорошо рассмотрел прибывших крестоносцев. Восемь всадников имели землистые лица, чуть тронутые осенним загаром. Понятное дело – в тюрьме пана Сартского, в которую и сам Андрей чуть не угодил, не плюшками баловали.

Однако плащи были новые, оружие сверкало на солнце, хорошо начищенное. Рыцарь и еще пятеро воинов молодые, совсем юнцы безусые, двое постарше – широкоплечий оруженосец лет тридцати и коренастый сорокалетний мечник, чем-то смахивающий на гнома, с проседью в черной голове. Старый орденец, как машинально отметил Андрей, углядев, что Арни махнул приветственно тому рукой.

Десяток коней, два из которых были навьючены баулами и оружием, выглядели крепкими и свежими, не то что сами воины. Да оно и понятно – месяц вынужденного постоя за панский счет копытным, в отличие от их хозяев, пошел явно на пользу. Округлились лошадки, раздобрели, застоялись – не в темнице ведь баланду хлебали.

– Командор ордена Святого Креста брат Андреас! Единственный «хранитель» капитула! – громко возвестил священник, и словно волна прошлась по прибывшим орденцам – они дружно опустились на одно колено. Молодой рыцарь удивил Андрея – он не раскрыл объятия, как полагалось бы, а, подойдя вплотную, медленно встал на колено и, взяв руку командора, прикоснулся губами к ладони. Тот от удивления ее даже не отдернул.

– Моя жизнь принадлежит ордену и вам, ваша светлость! – звучным голосом произнес Заремба. – И счастьем будет тот день, когда вы прикажете мне ее отдать!

Рыцарь склонил голову, и следом за ним то же самое сделали и воины. Причем все – и прибывшие с Зарембой, и с самим Никитиным, и из «копья» отца Павла. Причем, к изумлению Андрея, священник тоже встал на колени и застыл. Прошло секунд пять, но крестоносцы так и стояли, чего-то ожидая от него. А он превратился в столб, не в силах понять, чего же от него хотят.

И чуть ли не с испугом посмотрел на отца Павла – тот сделал характерный жест рукою, как бы подсказывая незадачливому и незнакомому с принятыми традициями командору, что нужно ему немедленно сделать. Пришлось Андрею сжать губы и с самым торжественным выражением лица копировать священника, давая всем пастырское благословение.

И облегченно, но незаметно вздохнул – этого от него и требовалось. Все тут же поднялись с колен, и только сейчас Заремба кинулся в объятия. Но обнимал бережно, почтительно, словно драгоценную фарфоровую вазу, чрезвычайно редкостную.

– Благодарю, ваша светлость, что вырвали нас всех из неволи, в которую мы попали благодаря предательству и нашей беспечности. – Лицо рыцаря залилось стыдливой краской, и Андрей еле сдержался, чтобы не хмыкнуть.

Брат Стефан мог воспринять ее как оценку того, что он провалил свое первое поручение. А то было бы неправильным, ибо от таких случаев, когда в ход пускают не меч, а коварство, никто не застрахован. И тут же перевел разговор к практическим нуждам.

– Я вижу, твое «копье» великолепно экипировано, брат Стефан!

Андрей с удовольствием посмотрел на прибывших крестоносцев. Кожаных курток не было и в помине – их тела облегали дорогие кольчуги, усиленные металлической «чешуей» и выпуклыми железными пластинами. Яркая ткань плащей, на вид только что пошитая обновка. Шлемы простых воинов, вытянутые, с острым еловцом и кольчужной бармицей, сверкают.

А уж оружия на любой выбор и вкус – три дорогущих арабских лука, мечи, пара изогнутых сабель и прочий арсенал, включая длинные рыцарские копья и притороченные к трем седлам арбалеты.

– Многое даровал нам пан Сартский! Завел всех в оружейную и показал нам ее. Она у него богатейшая, – последнее слово рыцарь произнес с таким придыханием, словно говорил о прекраснейшей из женщин, в которую влюбился навек с первого взгляда. – Затем в комнатку малую моих воинов отвели, там оружие и доспехи были попроще, и приказал выбирать, что душе угодно. Ну, парни и выбрали, хотя свое при себе оставили.

– Что?! Он это подарил?!

Священник вытаращил глаза, да и Андрею стало не по себе – о скупости пана Сартского разговоры ходили везде, а вот о щедрости раза два всего проскальзывало, и то мимоходом.

Но не о расточительности же ведь?!

– Пан Сартский просил тебя, ваша светлость, забыть о прежних неприязнях, сказал, что он послушный сын церкви. И обещал прибыть через неделю с немногими своими людьми в Белогорье, дабы в личной встрече решить все возникшие недоразумения. И приносит извинения, которые выскажет тебе лично, ваша милость!

И Андрей, и еще больше священник оторопели самым настоящим образом. Но оправились быстро и подумали об одном и том же, а потому воскликнули одновременно:

– Твои воины знают об этом?!

– Ты никому не говорил о том?!

– Как можно, – рыцарь отвесил поклон, – говорить о послании, которое адресовано только тебе, ваша светлость.

– Никому ничего не говори, иначе ты нам все испортишь! Мы тут белогорцев «развести» надумали, но от такого известия, если о нем там узнают, наши планы накроются медным тазом! – Андрей снизил голос до шепота, но тот был такой выразительный, что напоминал змеиное шипение.

– Наоборот, ваша светлость, – рассудочно заговорил священник. – Брат Стефан должен всем сказать правду.

– То есть… Как это сказать правду?! Зачем?! – Андрей аж поперхнулся от изумления.

– Но не всю, ваша светлость. – Священник улыбнулся. – И сегодня же в Бяло Гуру будет известно, что пан Сартский отпустил рыцаря ордена Зарембу с богатыми дарами, дабы орденцы смогли спокойно отправиться в поход, а пан Сартский взамен возьмет Белогорье под свое покровительство. И все смогут на эти дары полюбоваться собственными глазами!

– Ах, вон ты что предлагаешь?! Хм… Еще лучше получится. Это селян точно проберет до самого копчика! – Андрей восхитился предложенным и повернулся к Зарембе: – Брат Стефан! Сегодня же поедешь со своими людьми в Бяло Гуру, пусть там полюбуются. И скажи воинам нашим сейчас то же самое, о чем мы с отцом Павлом толковали.

– Будто пан Сартский отпустил тебя с богатыми подарками в обмен на Белогорский замок. Но его светлость еще ничего не решил и будет думать, вечер у него еще есть для ответа. Иди, сын мой, – и священник протянул молодому рыцарю руку, которую тот почтительно поцеловал и, поклонившись командору, быстро пошел к собравшимся на дороге крестоносцам.

– Щедрый пан, на двести злотых, никак не меньше, оружия отвалил. Одни луки чего стоят!

– Нет, брат Андрей, луки наши! Я брата Стефана в дорогу снаряжал, так что все помню. Три кольчуги взамен кожи дал, не спорю. Арбалеты, копье второе для рыцаря, плащи всем пошил новые. Лошадей трех дал взамен одной нашей – та, видно, сгинула. Хорошие кони, как раз для простых воинов. Щедро одарил, злотых на полсотни, но никак не больше.

– Так я не знал, что луки наши, вот и считал их по сорок злотых, – попытался оправдаться Андрей, но священник словно его и не слушал.

– Тебе о других делах нужно подумать, ваша светлость!

– О каких же?! И отчего это я «светлостью» стал, и как пастырь, должен раздавать благословения?

– Это моя ошибка, сын мой! Оговорился случайно и назвал единственным «хранителем». А брат Заремба, первый же встреченный тобой рыцарь ордена, поступил так, как предписывает наш устав при обращении к главе ордена Святого Креста! Теперь так же будут впредь поступать все наши братья и простые служители.

– Это что ж такое выходит? Я стал великим магистром?!

– Нет, ты остался командором, но сейчас ты единственный «хранитель», являешься главой нашего ордена, а потому имеешь его права и выполняешь все обязанности.

– Типа «ио»?

– Что это такое?

– Исполняющий обязанности. Так у нас говорят.

– Да, это так. Ты исполняешь все обязанности великого магистра до созыва орденского капитула, который ты сам и обязан собрать в не столь отдаленном будущем! И лишь там двенадцать самых достойных братьев-рыцарей выберут четырех магистров.

– А сами что?

– Будут новыми командорами ордена. Если не пожелаешь остаться, как ты говоришь – «ио» магистра, то командором будешь пожизненно, пока в силах будешь держать в руках оружие. Ну а пока тебе надлежит выполнять все обязанности, как того требует устав…

– Это какие же?

– Ты признался мне в прелюбодеянии со служанкой. То не грех – ведь ты тогда не был командором ордена. Но сейчас ты не имеешь права нарушать целибат, с тобой денно и нощно будут четыре лучших крестоносца, что отдадут с радостью свои жизни, чтобы уберечь твою. А в делах я тебе и братья будем помогать всеми силами, не щадя себя.

«Так это же подстава! Он не случайно так оговорился, – немым воплем взвыла душа, и перед глазами само собой всплыло молочное тело Ядвиги, а губы разом припомнили жгучие поцелуи девушки. Лишиться такого удовольствия?! Нет и еще раз нет! Тут же мысль лихорадочно заработала. – Мне что, придется евнухом двенадцать лет прожить, пока еще рыцарей, что такой срок отслужат, набрать удастся. Кошмар – не думал, что узелок завязывать придется на ентом самом инструменте!»

– Так Велемир же…

– Командор Андреас зачал его во грехе, это так. Церковь понимает, что слаба плоть человека и закрывает глаза на подобное. Ибо жизнь командора коротка, они лучшие мечи ордена, и смерть их везде поджидает. Да, они не дают обет целибата, но они стараются его выполнять. Но магистры рукополагаются папой, они могут исповедовать и причащать любого воина ордена, дать ему последнее напутствие и отпустить грехи.

– Как? – только смог проблеять Андрей и получил в ответ от священника жесткий ответ:

– А вот так! Как ты сегодня благословил коленопреклоненных крестоносцев. И тем самым добровольно взял на себя права главы ордена. Но и его обязанности тоже, в том числе и целибат. А теперь тебе нужно отдохнуть, ваша светлость! И снять доспехи. Сейчас тебе помогут!

Священник не стал дискутировать дальше и, оставив огорошенного командора, пошел к орденцам, что стали затевать небольшой праздник, ведь случай был более чем подходящий. Андрей с тоскою посмотрел на них и непритворно взвыл:

– Надо же такому случиться?! Сам, добровольно себя евнухом сделал! Анне бы сказал – ни за что бы баба не поверила. Да еще бы кастрюлю женушка на голову бы надела, если не ведро помоев!

Представив себе такую картину и как бы наяву ощутив омерзительный запах, Андрей невесело рассмеялся…