Текст книги "Век распутства"

Глава 9
Мадам Помпадур несет полную ответственность за распад европейских союзов

Для достижения своих честолюбивых целей она не останавливалась ни перед чем.

Жюль Бело

В 1755 году фаворитка, вот уже более трех лет не выполняющая своих «обязанностей в постели короля», вдруг с ужасом обнаружила, что ее положение, которое она занимала до сих пор при дворе, становилось все более шатким и даже противоестественным. Она поняла одно: отныне, чтобы сохранить свое влияние при дворе, ее роль не могла сводиться лишь к поставке королю новых любовниц. Тем более что король мог в любой момент увлечься одной из молоденьких женщин из Оленьего парка и представить ее двору как официальную любовницу.

Именно тогда мадам Помпадур пришла в голову удачная мысль. Зная, что Людовик XV никакой другой работой, кроме любви, заниматься не желал, она подумала, что сможет вновь стать незаменимой для него, если возьмет на себя все заботы по управлению государством.

Честолюбивая и хитрая маркиза надеялась одним выстрелом убить сразу двух зайцев: укрепить свое положение при дворе и распространить свое влияние за пределы королевства, взяв на себя все управление страной. Если до сих пор она фактически занимала пост премьер-министра, то теперь она захотела выполнять функции самого короля.

Не имея необходимого опыта для выполнения столь высоких обязанностей, она обратилась за помощью к своим друзьям: канцлеру Маню, государственному секретарю Руйе и аббату Берни, бывшему французскому послу в Венеции, – и с обезоруживающим простодушием, присущим только красивым женщинам, попросила их помочь ей разобраться в государственных делах.

Обрадовавшись, что могут оказать услугу самой фаворитке, государственные мужи открыли свои досье и начали вводить маркизу в курс государственных дел, касающихся заключения международных соглашений и договоров, знакомить с порядком ведения и учета королевской казны и состоянием финансов страны, сообщать о военных приготовлениях, разъяснять депеши послов…

С усердием прилежной и способной ученицы мадам Помпадур в течение нескольких недель вникала во все вопросы, делала записи, запоминала имена, знакомилась с отчетами. Когда маркиза посчитала себя достаточно подготовленной, она пригласила в свой небольшой, отделанный красным деревом кабинет генералов, королевских советников, финансистов, судей и завела с ними разговор о положении дел в государстве, удивив их своей осведомленностью.

После каждой подобной встречи мадам Помпадур составляла для Людовика XV, у которого разговоры о политике вызывали аллергию, обширные записки, содержавшие весьма оригинальные суждения. Слабохарактерному государю импонировала однозначность ее умозаключений. «Что касается писем, направляемых маркизой королю, – писал аббат Берни, – я бы никогда не подумал раньше, что она может высказывать свои мысли с такой прямотой, мужеством и даже красноречием. За это я ее еще больше стал уважать. Я призываю ее держаться выбранного пути и в дальнейшем также не скрывать от короля истинного положения дел»⁷².

Мадам Помпадур понадобилось не так много времени, чтобы еще раз доказать всем, что влияние ее на короля еще более усилилось.

Вот уже шестой год не прекращалась борьба между иезуитами и янсенистами⁷³, разгоревшаяся из-за папской грамоты Unigenitus, и их вражда уже стала предметом серьезного беспокойства при дворе.

Правительство под влиянием иезуитов приняло этот документ к исполнению в качестве государственного закона, в то время как парламент, действуя заодно с янсенистами, отвергал его.

В начале 1752 года архиепископ Парижа Кристоф Бомон запретил священникам своей епархии совершать соборование без «свидетельства о признании», подтверждавшего полное подчинение верующего папской грамоте. Однажды одному сановнику было отказано в причастии, и его запретили хоронить на кладбище⁷⁴.

Немедленно уведомленный об этом парламент издал указ о публичном сожжении церковных предписаний и об отстранении архиепископа.

И наконец парламент обязал священников причащать умирающих.

После таких решений светской власти Кристофор Бомон обратился к королю с протестом против вмешательства парламента в дела церкви. Неожиданно для всех Людовик XV проявил решимость и приказал парламентариям выехать в Потуаз, а затем в Суассон…

В те дни, когда мадам Помпадур начинала свою политическую карьеру, члены Ассамблеи⁷⁵ только что вернулись в Париж и, естественно, ждали случая, чтобы отомстить духовенству за пережитый позор. И фаворитка вскоре предоставила им такую возможность.

Атеистка, поддерживавшая дружеские отношения с Вольтером, энциклопедистами и философами, она никогда бы не решилась вмешаться в столь щекотливые дела, если бы не одно обстоятельство чисто личного характера.

Став владелицей особняка д’Эвре (в настоящее время Елисейский дворец), она обратилась в июне 1755 года к архиепископу Парижа с просьбой дать разрешение на совершение богослужения по этому поводу.

Кристофор Бомон, всегда выступавший против (по его словам, «скандального») присутствия фаворитки при дворе, отказал маркизе. Недовольная решением архиепископа, мадам Помпадур решила встать на сторону парламента и янсенистов.

Как раз в это время кюре из Сен-Этьен-дю-Мона отказал в причастии одной старой даме, и мадам Помпадур, возмущенная этим решением, обратилась за помощью к Людовику XV.

– Вы должны вызвать к себе архиепископа Парижа и серьезно поговорить с ним. Но предварительно я бы хотела вам сказать несколько слов.

И, призвав на помощь все свое обаяние, расточая улыбки, мадам Помпадур проговорила с королем более сорока пяти минут. Ее доводы были столь вески, а красноречие столь убедительно, что Людовику XV стало вскоре совершенно ясно, что прелат является самым гнусным существом, какое когда-либо жило на земле.

Людовик XV вызвал Кристофора Бомона в Версаль. Архиепископ, уверенный в поддержке государя, вошел к королю, безмятежно улыбаясь.

От государя же он вышел с низко опущенной головой и «скорбно поджатыми губами».

По совету маркизы король приказал архиепископу покинуть Париж и выехать в Конфлан.

Теперь пришел черед Кристофору Бомону отправиться в изгнание…

Радуясь одержанной победе, мадам Помпадур, продолжавшая постигать секреты ведения государственных дел, решила еще более укрепить свое положение при дворе, получив из рук короля самый высокий придворный ранг. И это ей удалось. В 1752 году она стала герцогиней, что само по себе вызывает удивление, учитывая ее низкое происхождение. Но не довольствуясь этим, она пожелала стать приближенной дамой «дома королевы»…

Зная о набожности Марии Лещинской, мадам Помпадур не без основания посчитала, что ее атеизм станет препятствием для достижения поставленной цели, и решила приобщиться к вере.

Следуя советам своего друга Машо, она взяла в духовные наставники отца Саси, считавшегося очень ловким иезуитом, потребовавшего от нее прежде всего вернуться к мужу. Маркиза сначала досадливо поморщилась, но, подумав, все-таки послушалась иезуита и под диктовку святого отца безропотно переписала письмо. Вот что писал, впрочем, герцог Лиенский:

«Так как речь шла о месте придворной дамы, она, последовав совету отца Саси, написала письмо господину д’Этиолю с предложением возобновить семейную жизнь. Если же у него не будет такого желания, она в любом случае просила его сообщить не только о принятом решении, но и его личных планах, прежде чем она сможет принять предлагаемый ей пост⁷⁶.

Письмо было отправлено господину д’Этиолю. Можно представить себе его изумление, когда он ознакомился с предложением своей жены. Едва он пришел в себя, как слуга доложил, что его ожидают два посетителя. Одним из них был Машо, а другим – Субиз. Оба посланца мадам Помпадур разъяснили супругу их повелительницы, что он «безусловно может вернуться к своей жене, но его решение может сильно огорчить короля».

Господин Ленорман д’Этиоль жил в то время с очаровательной танцовщицей мадемуазель Рем⁷⁷ и не испытывал никакого желания вернуться к своей жене. Уверив двух посланцев маркизы в отсутствии у него подобного желания, он написал мадам Помпадур полное иронии письмо:

«Я получил, мадам, письмо, в котором Вы мне сообщаете о перемене намерений в отношении меня и о Вашем желании обратиться к Богу. Со своей стороны я могу только поздравить Вас с таким решением. В то же время я понимаю, насколько трудным для Вас будет возвращение ко мне. И Вы можете легко представить, какие чувства я при этом буду испытывать. Мое самое большое желание – забыть об оскорблении, которое Вы мне нанесли в свое время. А Ваше присутствие только напомнит мне о пережитом унижении. Единственное, чем мы можем в настоящее время помочь друг другу, так это продолжать жить отдельно. Каким бы ни был повод, вынудивший Вас ко мне обратиться, я считаю, что Вы завидуете моему счастью. А я бы, со своей стороны, не хотел бы поставить его под угрозу, возобновив нашу совместную жизнь. Вы должны понимать, что время не может ничего изменить в наших отношениях.

Имею честь засвидетельствовать Вам, мадам, мое самое глубокое уважение и заверить Вас в том, что остаюсь навсегда Вашим самым смиренным и покорным слугой.

Ленорман».

Прочитав письмо, мадам Помпадур вздохнула с облегчением. Ведь все время в глубине души она опасалась, что муж может поймать ее на слове и вернется к ней. К тому же послание ее бывшего супруга давало возможность доказать церкви, «что не на ней лежит ответственность за нарушение супружеских уз»…

В течение нескольких месяцев маркизу часто можно было видеть за чтением религиозной литературы. Она не пропускала ни одной мессы и часами стояла перед алтарем, смиренно опустив голову.

Однако эта комедия никого не могла обмануть.

И тем более отца Саси, как-то заметившего маркизе:

– Я вам отпущу все грехи, но при условии, что вы добровольно покинете двор.

Разгневанная маркиза обратилась к другому иезуиту, отцу Демаре, но тот был так же непреклонен, как и его предшественник.

В конце концов она отправила послание самому Папе, в безумной надежде добиться осуждения ее духовников. В письме маркиза сообщала о том, «что ее уход сделает несчастным Людовика XV, что она помогает ему успешно управлять делами государства и является единственным человеком, который осмеливается говорить правду, столь полезную для королей», и т. д.

Его Святейшество даже не посчитал нужным ответить маркизе. С помощью начальника полиции Берье она отыскала среди духовенства одного священника, живущего среди мирян, согласившегося отпустить ей грехи, «не требуя отказаться от общества короля и, следовательно, без устранения причины скандала»⁷⁸…

Отныне она будет возвращаться из церкви, всем своим видом показывая, что пережила глубокое душевное потрясение. Мария Лещинская по доброте душевной не смогла разгадать этот низкопробный фарс и в начале 1756 года назначила мадам Помпадур «дамой своего дома». Весь двор почувствовал себя оскорбленным.

«Неожиданное событие, – писал Декруа, – ко всеобщему удивлению, произошло в воскресенье, 6 февраля: мадам Помпадур была объявлена придворной дамой королевы. Но это еще не все: она заявила во всеуслышание о том, что верит в Бога. Накануне за ужином в “малых кабинетах” она не ела скоромного. А на следующий день сообщила, что вот уже несколько месяцев подряд ведет беседы на духовные темы с отцом Саси. Она отказалась от роскошных туалетов и во вторник во время приема послов смиренно сидела за вышиванием»⁷⁹.

В очередной раз маркиза одержала победу. Но навсегда запомнила неуступчивость иезуитов и однажды отомстила им самым жестоким образом.

Пока мадам Помпадур заканчивала свое политическое образование, король с неутомимостью, достойной восхищения, продолжал встречаться с юными девственницами, поставляемыми для него в Олений парк.

– Наш государь предпочитает девушек, к которым не притрагивались другие мужчины, – поговаривали, смеясь, придворные.

Эти слова вскоре облетели все королевство. И многие честолюбивые родители с особым рвением оберегали целомудрие своих наследниц, чтобы сделать Его Величеству подношение от чистого сердца, как знак особой верноподданности.

Родители, которые только и пеклись о благополучии своих ненаглядных дочерей, пускались во все тяжкие, чтобы Людовик XV стал их сводным зятем. Многие семьи стали соперничать друг с другом. А некоторые дошли до того, что посылали письменные предложения с прилагаемым «гарантийным свидетельством».

Вот, например, что писал один добропорядочный отец семейства:

«Испытывая пламенную любовь к священной личности короля, имею честь Вам сообщить, что являюсь отцом очаровательной девочки, настоящего чуда красоты, свежести, юности и здоровья. Я был бы бесконечно счастлив, если бы Его Величество захотел принять в дар ее целомудрие. Такая милость стала бы для меня вознаграждением за долгую и честную службу в королевской армии…»

К этому беспрецедентному посланию была приложена медицинская справка, подтверждавшая невинность юной особы.

Письмо не осталось без ответа: через несколько дней девушка поселилась в одном из особняков в Оленьем парке…

Такие знаки внимания со стороны подданных не могли не радовать Людовика XV. Отныне он имел возможность каждый вечер «наслаждаться прелестью новизны».

Поведение короля не вызывало ни у кого ни малейшего удивления. При дворе предметом обсуждения были лишь громкие скандалы или пикантные истории…

Так, в июне 1755 года весь Версаль потешался над одним забавным происшествием.

Однажды вечером королевский проповедник аббат Буамон находился в постели одной очаровательной герцогини. В тот момент, когда они пытались вознестись до небес с помощью земных средств, дверь в спальню медленно отворилась и на пороге появился вернувшийся домой герцог. Смущенный аббат шепнул на ушко своей возлюбленной:

– Притворитесь спящей, и все будет в по рядке.

Герцог, приблизившись к постели, весьма удивился, увидев, что его законное место занято. Только он собрался было выразить свое недовольство, как аббат, приложив палец к губам, произнес приглушенным голосом:

– Тсс! Тсс! Вы свидетель, я выиграл!

– Что?

– Пари. Разве вы не в курсе?

– Нет!

– Тише! Ради бога не шумите! Вчера мадам уверяла всех, что у нее такой чуткий сон, что она просыпается даже от легкого жужжания мухи. Я поспорил с герцогиней на пятьдесят луидоров, что проведу ночь рядом с ней в постели и она не проснется, если будет ветреная погода. Вот я и пришел, как вы можете убедиться, и выиграл. Ура!

– Однако странное пари, – вновь засомневался герцог.

– Да, я с вами согласен. Однако, из-за того что мадам сомневалась в успехе моего безумного пари, вы можете себе представить, с каким нетерпением я ожидал вашего прихода, словно заядлый игрок, чтобы вы могли подтвердить мое присутствие здесь и предъявить утром мадам неопровержимые доказательства⁸⁰.

Дрожащая от страха герцогиня изо всех сил старалась казаться спящей, в то время как ее супруг, поверив словам ловкого аббата, спокойно уселся в кресло.

Увидев, что герцог успокоился, аббат встал с постели, оделся и, поклонившись мужу своей возлюбленной, которому только что наставил рога, не торопясь вышел на цыпочках из спальни.

На следующий день хитрый аббат, чтобы придать своей уловке еще большую достоверность, нанес визит герцогине в тот момент, когда ее муж был дома. Его любовница сделала вид, что ничего не знает о случившемся накануне ночью, так как герцог не обмолвился об этом ни словом. С присущей ему изворотливостью, аббат перевел разговор на тему о так называемом пари. Герцогиня, понявшая аббата с полуслова, еще раз подтвердила, что сон ее необыкновенно чуток и аббат непременно проиграет, если изъявит желание проверить это. Она так вошла в свою роль, что даже благородно предложила Буамону вернуть его слова обратно. Тогда аббат заявил, что выиграл спор. Когда герцогиня запротестовала, священник призвал ее мужа в свидетели. Естественно, герцог признал правоту любовника своей жены, а она в свою очередь потребовала у него пятьдесят луидоров, чтобы оплатить свой проигрыш.

Вот так аббат получил из рук рогоносца выигрыш за пари, которого на самом деле не было.

Пока придворные судачили о галантных похождениях аббата, мадам Помпадур не тратила времени на всякие пустяки и продолжала свою активную деятельность. С некоторых пор она с помощью своих друзей, аббата Берни и графа Шуазель-Стенвиля, ушла с головой во внешнюю политику.

В конце 1755 года Франция вела переговоры по возобновлению договора, заключенного с прусским королем Фридрихом II, и фаворитка могла уже похвалиться первыми успехами.

Стремясь завоевать расположение прусского монарха, она послала в Потсдам Вольтера. Однако философ не был профессиональным дипломатом и потерпел полное фиаско. Он сам признал свое поражение в письме, адресованном мадам Дени:

«Когда я уезжал из Компьена, – писал Вольтер, – мадам Помпадур просила меня передать королю Пруссии уверения в своем самом искреннем уважении. О более приятном поручении нельзя было и помышлять. Она написала послание с присущей ей скромностью, употребив самые вежливые обороты: “я осмеливаюсь вам сказать” или же “простите мою смелость” и т. д. Надо откровенно признаться, что я не справился с поставленной передо мной задачей. Как человек, привыкший к атмосфере французского двора, я посчитал поручение мадам Помпадур совсем несложным. Однако прусский король мне сухо ответил: “Я не знаю такой дамы”. Мне остается лишь сообщить маркизе, что Марс принял комплимент от Венеры, как и положено богу войны».

На самом же деле писатель побоялся сразу признаться маркизе в своем поражении. Лишь через своих тайных осведомителей она узнала о том, что король Пруссии не только, мягко говоря, нелестно отозвался о ней, но даже дал ей прозвище «королева театральных подмостков».

В Потсдаме она была предметом постоянных насмешек. А однажды какой-то шутник заявил, что «эта женщина столь низкого происхождения, что лучше бы ей и вовсе не появляться на свет».

Слова эти привели маркизу в бешенство.

Спустя некоторое время ей передали копию письма, написанного рукой Фридриха II, которое никак не помогло наладить их отношения, а скорее испортило их окончательно:

«Я не думаю, что король Пруссии должен церемониться с какой-то девицей Пуассон, в особенности если она проявляет дерзость и неуважение к коронованным особам».

И наконец, она узнала, что этот совершенно неучтивый государь так далеко зашел в своих оскорблениях, что назвал свою любимую суку Помпадур.

На этот раз маркиза посчитала себя по-настоящему оскорбленной и стала ждать случая, чтобы отомстить…

И в этом ей помог граф Кауниц, канцлер венского двора и советник австрийской императрицы Марии Терезии. Хитрый дипломат, узнав о неприязни мадам Помпадур к прусскому королю, задумал расторгнуть союз Франции с Пруссией в пользу австрийского императорского дома.

Он стал преподносить маркизе роскошные подарки, чем сразу же завоевал ее расположение. Позднее он направил ей при посредничестве графа Старемберга, австрийского посла в Париже, письмо следующего содержания:

«Мадам, я неоднократно хотел Вам напомнить о себе. И вот предоставляется случай, позволяющий мне надеяться на Ваше благосклонное внимание. Граф Старемберг располагает данными, представляющими исключительную важность для короля. Они имеют конфиденциальный характер и могут быть переданы лишь через лицо, которому Его Величество полностью доверяет. Я надеюсь, что наше предложение не заставит Вас сожалеть об одолжении, оказанном нам, если Вы попросите короля назначить одного из своих приближенных для переговоров с нами. Я был бы очень польщен и признателен, если Вы не откажетесь принять уверения в моем искреннем уважении», и т. д.

Письмо такого содержания необычно польстило самолюбию фаворитки. Даже в самых смелых мечтах Жанна-Антуанетта Пуассон не возносилась до того, чтобы один из могущественнейших канцлеров Европы обращался к ней за поддержкой в переговорах с королем Франции…

На следующий же день Людовик XV прочитал письмо, и австрийский посол встретился с аббатом Берни в уютной резиденции маркизы, замке Бабиоль, расположенном на холме Медон.

Граф Старемберг изложил предложения Марии Терезии: если Франция обязуется оказать военную помощь Австрии против Фридриха II, то она получит взамен Монс и Люксембург, а Испания – Нидерланды.

Будучи тонким политиком и искусным дипломатом, аббат Берни высказал после переговоров мадам Помпадур свое мнение, подчеркнув, что Мария Терезия видит в союзе с ними лишь средство для возвращения Силезии, возлагая на Францию всю тяжесть ведения войны в Европе.

Однако фаворитка отнеслась к словам аббата с большим недоверием и приказала продолжить переговоры. С того дня, как она получила письмо от графа Кауница, маркиза загорелась идеей перекроить карту Европы…

Встреча аббата Берни с венским послом в резиденции мадам Помпадур недолго оставалась тайной для Фридриха II. Обеспокоенный король Пруссии поспешил заключить союз с Англией, совсем недавно потопившей два французских корабля.

Это решение ускорило переговоры в Париже. В мае 1756 года был подписан франко-австрийский договор.

Такая переориентация союзов была восторженно встречена простым народом, который был доволен тем, что договор положил конец затянувшейся вражде. Что касается сильных мира сего, то они поздравили друг друга.

«Совершенно очевидно, – писал Старемберг в Вену, – что именно мадам Помпадур мы обязаны всем. И в будущем мы должны возлагать все наши надежды на нее. Она вполне заслуживает того уважения, которого требует к себе. Радуясь результатам своих трудов, она уверяет, что сделает все возможное, чтобы не сойти с избранного пути».

Канцлер Австрии незамедлительно направил маркизе благодарственное письмо:

«Именно благодаря Вашим усилиям и проявленной Вами мудрости мы заключили наш союз. Я в этом целиком и полностью убежден. Поэтому хочу Вас уверить в моей глубокой признательности».

Фаворитка изменила соотношение сил в Европе. Заключенный франко-австрийский договор, по словам Вольтера, «объединил королевские дома Франции и Австрии после двухсот лет заклятой вражды. Множество дипломатических соглашений и брачных союзов не смогло сделать того, что произошло в одночасье из-за недоброжелательности короля Пруссии, проявленной им по отношению к всемогущей особе, которую задели его грубые шутки…».

Подводя краткий итог, можно сказать одно: если бы Фридрих II не дал своей суке клички Помпадур, никогда бы не произошла переориентация союзов и не была бы развязана кровопролитная Семилетняя война…⁸¹