Текст книги "Ситуационисты и новые формы действия в политике и искусстве. Статьи и декларации 1952–1985"

Последние годы также были не более чем периодом беспорядочного сопротивления беспорядочному правлению реакционного слабоумия. Нас было не так много. Но мы не должны останавливаться на вкусах или незначительных результатах этого периода. Проблемы культурного творчества могут быть решены лишь в связи с новым подъёмом мировой революции.

Платформа предварительного противостояния

Революционное действие в области культуры должно быть нацелено не на передачу или объяснение жизни, но на её освобождение. Оно должно атаковать несчастье по всем фронтам. Революция не ограничивается определением уровня индустриального производства или владельцев средств производства. Вместе с эксплуатацией человека необходимо уничтожить порождённые ею пристрастия и привычки.

Необходимо установить новые желания, соотносящиеся с современными возможностями. Сейчас, в разгар борьбы между современным обществом и силами, которые собираются его уничтожить, мы должны найти первые элементы более совершенного строительства окружающей среды и новые модели поведения. Это будет и экспериментом, и пропагандой. Всё остальное относится к прошлому и обслуживает его.

Сейчас нам необходимо предпринять организованную коллективную работу, направленную на унитарное использование всех средств изменения повседневной жизни. То есть в первую очередь мы должны признать взаимозависимость этих средств в перспективе ещё большего доминирования природы, ещё большей свободы. Мы должны создать новые типы окружений, которые будут одновременно и инструментом, и результатом новых форм поведения. Для достижения этой цели мы изначально должны опытным путём использовать ныне существующие повседневные образы действий и культурные формы, отказываясь признавать за ними какую‑либо ценность. Сам критерий новизны и формального изобретения утратил своё значение в традиционном контексте искусства, то есть в контексте недостаточного, фрагментарного средства, в котором частичные новшества уже устарели и потому просто невозможны.

Мы не должны отвергать современную культуру, мы должны овладеть ею, чтобы её опровергнуть. Никто не может претендовать на звание революционного интеллектуала, если он не осознает культурной революции, которая нам предстоит. Интеллектуальный творец не может быть революционером, просто поддерживая ту или иную партийную линию, даже если он делает это оригинальным способом; он может стать революционером, лишь работая в стороне от партий над необходимым изменением всех культурных настроек. Также и то, что действительно определяет, является ли кто‑нибудь буржуазным интеллектуалом или нет, – это ни его социальное происхождение, ни знание им культуры (что является общей отправной точкой для критики и созидания), но лишь его роль в производстве исторически буржуазных форм культуры. Авторы, придерживающиеся революционных политических воззрений, чьи произведения получают высокую оценку буржуазной литературной критики, должны спросить себя, что они сделали не так.

Объединение многочисленных экспериментальных тенденций в революционный культурный фронт, начало которому положил конгресс в Альбе (Италия) в конце 1956 года⁶, предполагает, что мы должны учитывать три важных фактора.

Во-первых, мы должны требовать полного согласия между всеми участвующими в этом едином действии группировками и индивидуальными участниками, и это единство не должно быть ослаблено замалчиванием отдельных его следствий. Шутники и карьеристы, которые достаточно глупы, чтобы желать подобным образом сделать себе карьеру, не должны быть допущены в наш круг.

Во-вторых, мы должны напомнить, что хотя всякая подлинно экспериментальная тактика допустима к использованию, это словосочетание часто используется не по назначению для оправдания художественных действий в рамках уже существующих форм, ранее опробованных другими. Истинный экспериментальный подход основывается на точной критике существующих условий и целенаправленном преодолении их. Необходимо осознать раз и навсегда, что то, что является лишь самовыражением через созданные другими средства, не может называться созиданием. Созидание – это не компоновка объектов и форм, это изобретение новых законов такой компоновки.

В-третьих, мы должны устранить среди нас сектантство, которое противостоит единым действиям с возможными союзниками для достижения конкретных целей и предотвращает проникновение наших представителей в другие организации. Леттристский интернационал в 1952–1955 годах после нескольких необходимых чисток постоянно двигался к абсолютной строгости, ведущей к абсолютной изоляции и неэффективности и в итоге к застою и вырождению духа критики и исследования. Мы должны выйти за рамки такого сектантского поведения во имя реальных действий. Это должно быть единственным критерием, по которому мы объединяемся или размежёвываемся с нашими товарищами. Разумеется, это не обозначает, что мы должны отказаться от размежевания, к чему нас все призывают. Наоборот, мы полагаем необходимым продолжать в дальнейшем отказ от определённых привычек и личностей.

Мы должны составить нашу программу сообща и реализовывать её дисциплинированно, используя для этого любые средства, вплоть до художественных.

К Ситуационистскому интернационалу

Нашей главной идеей является создание ситуаций, то есть создание мимолётных жизненных обстановок и их трансформация в ощущения превосходного качества. Мы должны осуществлять систематическое вмешательство, основанное на двух факторах, находящихся в постоянном взаимодействии: материальной среде жизни и моделях поведения, создаваемых ею и трансформирующих её.

Наши задачи по воздействию на окружающую среду привели нас в итоге к понятию унитарного урбанизма. Унитарный урбанизм в первую очередь определяется как использование всех форм искусства и техники как средств для цельного создания окружающей среды. Столь сложная конструкция должна рассматриваться как нечто гораздо большее, чем прежнее доминирование архитектуры над традиционными искусствами, или чем нынешнее избирательное применение к анархическому урбанизму специализированных технологий или научных исследований (например, экологических).

Унитарный урбанизм должен, например, определять акустическую среду, как и распространение разнообразных напитков и пищевых продуктов. Он будет включать в себя создание новых форм и détournement старых форм архитектуры, урбанизма, так же как и détournement прежней поэзии и кино. Цельное искусство, о котором все так много говорят, может быть достигнуто лишь на уровне урбанизма. Но оно не сможет соответствовать никакому из традиционных определений эстетики. В каждом из экспериментальных городов унитарный урбанизм будет действовать посредством нескольких силовых полей, которые мы временно обозначим традиционным термином «квартал». Каждый квартал будет стремиться к достижению собственной гармонии, отличной от гармоний соседних районов, или же, наоборот, будет построен по принципу максимальной внутренней дисгармонии.

Во-вторых, унитарный урбанизм динамичен, поскольку он напрямую связан с моделями поведения. Микроэлементом унитарного урбанизма является не дом, но архитектурный комплекс, соединяющий все факторы, определяющие обстановку, или несколько противоположных обстановок, на уровне созданной ситуации. Пространственное развитие должно учитывать эмоциональный эффект, который призван вызывать экспериментальный город. Один из наших товарищей разработал теорию кварталов-состояний души, в соответствии с которой каждый квартал города должен был вызывать некоторое простое чувство, которое индивид таким образом сможет нарочно у себя провоцировать⁷. Кажется, что подобный проект основывается на соответствующих выводах из нынешнего движения к обесцениванию случайных основных чувств, и реализация этого проекта может ускорить это движение. Товарищи, которые призывают к новой, свободной архитектуре, должны понимать, что эта новая архитектура будет в первую очередь основана не на свободных, поэтических линиях и формах (в том смысле, который вкладывают в эти слова сейчас в «абстрактной лирической» живописи), но скорее на атмосферных эффектах комнат, коридоров, улиц, на атмосфере происходящего в них.

Архитектура должна развиваться, приняв в качестве своего материала движение ситуаций, а не движение форм. И эксперименты с этим материалом приведут к появлению новых, доселе неведомых форм. Психогеографическое исследование («изучение точных законов и конкретных воздействий географической среды, вне зависимости от того, были ли они организованы сознательно или нет, непосредственно влияющих на эмоции и поведение индивидуумов»⁸) тем самым приобретает двойное значение: активное наблюдение современных городских агломераций и разработка гипотез о структуре ситуационистского города.

Прогресс психогеографии зависит в очень большой степени от статистического развития её методов наблюдения, но главным образом – от экспериментирования путём непосредственного вмешательства в урбанизм. Прежде чем эта стадия будет достигнута, мы не можем быть уверены в объективной истинности наших первоначальных психогеографических данных. Но даже если эти данные окажутся ложными, они всё равно будут ложными решениями того, что является подлинной задачей.

Наша деятельность в области поведенческих моделей, во взаимосвязи с другими желательными аспектами революции в области нравов, может быть вкратце определена как изобретение игр принципиально нового типа. Основной целью должно стать максимальное расширение интересной части жизни и пропорциональное сокращение скучных жизненных моментов. Потому наше предприятие можно назвать проектом по количественному увеличению человеческой жизни, более значимому, чем позволяют ныне открытые биологические методы. Само собой, это подразумевает качественное улучшение, развитие которого непредсказуемо. Ситуационистская игра отличается от игр в классическом понимании радикальным отрицанием принципов состязательности и чёткого разделения между игрой и повседневной жизнью. С другой стороны, ситуационистская игра подобна моральному выбору – выбору в пользу действий с целью установления будущего царства свободы и игры. Реализация этой задачи очевидно связана с непрерывным ростом свободного времени, который будет результатом уровня развития производственных сил, достигнутого к нашему времени. Она также связана с осознанием факта, что битва за праздность, чьё значение в классовой борьбе ещё не было должным образом проанализировано, происходит на наших глазах.

На сегодняшний день правящий класс преуспел в использовании досуга революционного пролетариата, отнятого у трудящихся посредством развития индустрии развлечений, которая стала беспрецедентным инструментом одурманивания пролетариата побочными продуктами мистифицированных идеологий и буржуазного вкуса. Обилие телевизионной глупости, следует думать, является главной причиной неспособности рабочего класса США политизироваться. Получив благодаря согласованному напору небольшое повышение оплаты труда, немного превышающее минимум, необходимый для осуществления этого труда, пролетариат не только увеличивает силы борьбы, но и расширяет территорию борьбы. Новые формы борьбы появляются параллельно с возникновением прямых экономических и политических конфликтов. Можно сказать, что до сей поры во всех этих формах непрестанно доминировала революционная пропаганда, во всех странах, где высокий уровень промышленного развития привёл к возникновению таких форм. К сожалению, несколько экспериментов XX века продемонстрировали, что необходимое изменение инфраструктуры может быть отложено из‑за ошибок и слабостей на уровне надстройки. Необходимо бросить новые силы в битву за праздность, и мы примем в этом участие.

Первичный опыт в области новых поведенческих моделей уже был осуществлён посредством того, что мы назвали «дрейфом»: метод познания в психогеографических исследованиях и ситуационистской психологии, практика чувственного перемещения, основанного на быстрой смене обстановки. Но применение этого стремления к игровому созиданию должно быть распространено на все известные формы человеческих отношений и, таким образом, оказать влияние на историческую эволюцию таких чувств, как дружба и любовь. Всё указывает на то, что основные элементы нашего исследования сосредоточены в нашей гипотезе о создании ситуаций.

Жизнь человека представляет собой последовательность случайных ситуаций, и даже если ни одна из них в точности не повторяет другую, подавляющее большинство из них столь трудноразличимы и столь скучны, что создают впечатление одинаковости. Вследствие этого редкие притягательные ситуации лишь сдерживают и строго ограничивают жизнь. Мы должны пытаться создавать ситуации, то есть коллективные окружения, совокупности впечатлений, определяющие качество момента. Если мы возьмём простой пример собрания группы лиц в установленное время-, следует изучить, с учётом знаний и доступных материальных средств, какая организация места встречи, какой набор участников и провоцирование каких событий являются подходящими для создания желаемой обстановки. Безусловно, возможности для создания ситуаций значительно увеличатся во времени и пространстве по мере реализации унитарного урбанизма и взросления поколений, выросших в условиях ситуационистской практики. Создание ситуаций начинается с ликвидации современного понятия спектакля. Легко увидеть, насколько сильно главный принцип спектакля (невмешательство) связан с отчуждением в старом мире. Наоборот, наиболее актуальные революционные эксперименты в культуре пытались преодолеть психологическую идентификацию зрителя с героем, чтобы вовлечь зрителя в непосредственную деятельность, разбудить его способности к преображению собственной жизни. Таким образом, ситуация предназначена быть прожитой её создателями. Роль «публики», пассивной или выполняющей функции статистов, должна неуклонно сокращаться одновременно с увеличением числа тех, кого нужно назвать не актёрами, но в новом смысле этого слова «живущими».

Следует увеличить число субъектов и объектов поэзии, которые сейчас, к сожалению, настолько редки, что наименее значимым из них придаётся преувеличенное эмоциональное значение; также нам предстоит устроить игры, чтобы поэтические субъекты могли играть с новыми поэтическими объектами. Вот вся наша программа, которая по сути является временной. Наши ситуации будут проходящими, не имеющими будущего. Неизменный, вечный характер искусства или чего‑либо ещё не рассматривается нами всерьёз. Вечность является наиболее пошлой категорией среди тех, в которых человек может помыслить свою деятельность.

Ситуационистские техники ещё предстоит изобрести. Но мы знаем, что задача возникает лишь там, где необходимые для её реализации материальные условия уже существуют или как минимум находятся в процессе формирования. Мы должны начать с фазы ограниченного экспериментирования. Безусловно, будет необходимо составить сценарии создания ситуаций, несмотря на то, что сначала они будут полны неизбежных недостатков. Для этого следует разработать систему обозначений, которая будет совершенствоваться по мере возрастания нашего опыта. Также будет нужно открыть или проверить точные законы, например, выявить зависимость ситуационистских эмоций от предельной концентрации или предельной рассеянности действий (классическая трагедия представляет образец первого случая, дрейф – второго). Дополнительно к непосредственным методам, которые будут использоваться для достижения конкретных целей, на стадии утверждения для нужд создания ситуаций потребуется новое применение технологий тиражирования. Можно представить, например, телевизионную трансляцию некоторых аспектов одной ситуации, которая демонстрируется в прямом эфире участникам другой ситуации, вызывая тем самым искажения и изменения в обеих ситуациях. Проще говоря, так называемая кинохроника могла бы начать соответствовать своему имени, сформировав новую школу документального кинематографа, призванную сохранять для ситуационистских архивов наиболее значимые моменты ситуации, прежде чем движение элементов этой ситуации не создаст другую ситуацию. Поскольку систематическое строительство ситуаций приведёт к появлению ранее неизвестных чувств, такой фильм будет иметь важную воспитательную роль в распространении этих новых страстей.

Ситуационистская теория решительно поддерживает нелинейную концепцию жизни. Следует перестать рассматривать понятие единства как применимое ко всей жизни в целом (в таком случае оно оказывается реакционной мистификацией, основанной на вере в бессмертную душу и в конечном счёте в разделение труда), наоборот, оно должно применяться к отдельным моментам жизни и к созданию каждого такого момента путём единого использования ситуационистских методов.

В бесклассовом обществе более не будет художников, будут лишь ситуационисты, которые среди прочего иногда занимаются живописью.

Главной эмоциональной драмой жизни, помимо постоянного конфликта между желанием и враждебной к желаниям реальностью, является ощущение течения времени. Ситуационистский подход использует течение времени для своих целей, и этим отличается от художественных средств, стремящихся зафиксировать эмоции. Ситуационистский вызов скоротечности эмоций и времени – это ставка на постоянное изменение, на предельно возможное продвижение в игре и преумножение волнующих моментов. Очевидно, нам непросто сейчас сделать такую ставку. Тем не менее даже если нам предстоит проиграть тысячу раз, у нас нет выбора и другой, столь же прогрессивной тактики.

Ситуационистское меньшинство изначально было сформировано в качестве тенденции в левом крыле леттризма, затем в Леттристском интернационале, в итоге оказавшемся под его полным контролем. То же объективное движение привело некоторые недавно образовавшиеся авангардные группировки к похожим выводам. Вместе мы должны уничтожить все пережитки недавнего прошлого. Мы верим в то, что единое действие революционного авангарда в культуре должно осуществляться на основе такой программы. У нас нет ни точных рецептов, ни заданных результатов. Мы лишь предлагаем совместное осуществление экспериментальных исследований в нескольких направлениях, которые мы сейчас определили, и в других направлениях, которые предстоит определить. Особая сложность достижения результатов первых ситуационистских проектов доказывает новизну области, в которую мы проникли. То, что изменяет наше видение улицы, является более важным, нежели то, что изменяет наше видение живописи. Наши рабочие гипотезы будут проверяться во время всех последующих потрясений, где бы они ни происходили.

Мы часто слышим, в основном от революционных художников и интеллектуалов, которые из соображений вкуса смирились с собственным неоспоримым бессилием, что «ситуационизм» достаточно неприятен, что мы не создали ничего прекрасного, что лучше уж обсуждать Жида⁹, и что не существует никаких причин, чтобы интересоваться нами. Они будут уклоняться от прямых высказываний, упрекая нас в использовании различных скандальных тактик для привлечения внимания. Они будут возмущены действиями, которые мы сочли нужным предпринять, для того чтобы отмежеваться от определённых личностей, или для того чтобы продолжать держать их на расстоянии от нас. Мы отвечаем им: важно не то, интересует это вас или нет, а способны ли вы сами вызвать к себе интерес в новых условиях культурного творчества.

Революционные художники и интеллектуалы, ваша роль заключается не в стенаниях об оскорблённой свободе, когда мы отказываемся идти вместе с врагами свободы. Ваша роль – не в подражании буржуазным эстетам, стремящимся все ограничить тем, что уже было сделано, потому что то, что уже было сделано, не представляет для них опасности. Вы знаете, что искусство никогда не бывает чистым. Ваша роль в том, чтобы стремиться к тому, что делает интернациональный авангард, участвовать в конструктивной критике его программы и призывать поддерживать его.

Наши ближайшие задачи

Мы должны совместно с рабочими партиями и радикальными тенденциями внутри этих партий провозглашать необходимость предпринимать последовательные идеологические действия в области чувственности для противостояния влиянию методов пропаганды развитого капитализма; при каждой возможности противопоставлять капиталистическому образу жизни иные желанные образы жизни; всеми гиперполитическими средствами разрушать буржуазную идею счастья. Одновременно с тем, принимая во внимание существование среди правящих классов в разных обществах тех людей, которые всегда стремились (от скуки или желания чего‑то нового) к вещам, которые приведут к исчезновению их обществ, мы должны подстрекать людей, обладающих огромными ресурсами, которых нам недостаёт, к тому, чтобы они снабдили нас средствами для проведения наших экспериментов, так же как они в стремлении к потенциальной прибыли поддерживают научные исследования.

Мы должны повсеместно представить революционную альтернативу правящей культуре; координировать все исследования, ведущиеся в данный момент без общей перспективы; путём критики и пропаганды призвать самых прогрессивных художников и интеллектуалов всех стран выйти на контакт с нами для совместных действий.

Мы должны объявить о своей готовности возобновить дискуссию на основе этой программы с теми, кто, приняв участие в ранних фазах нашей деятельности, всё ещё способен присоединиться к нам.

Мы должны выдвинуть лозунги унитарного урбанизма, экспериментального поведения, гиперполитической пропаганды, создания обстановок. Хватит интерпретировать старые чувства, пора обнаружить новые.