Текст книги "Демократия для белых. Свобода без равенства и братства!"

Глеб Борисов
Демократия для белых. Свобода без равенства и братства!

От автора

Есть для многих бесспорная формула: «Свобода, Равенство и Братство». И кажется, что члены ее буквально не могут жить друг без друга. Но стоит приглядеться повнимательней, и обнаружим, что дело обстоит строго наоборот. Первое понятие в союзе с двумя другими ни разу не выживало. Зато оно прекрасно себя чувствует в компании с «Неравенством» и «Сегрегацией».

Если смысл бытия русской цивилизации – поиск Правды, то Идея-Правительница Белого мира в целом – стремление к Свободе. Со времен Эллады политическая мысль европейцев бьется над решением проблемы оптимального сочетания личной независимости и общественного порядка. Ее решение невозможно, пока в «одном флаконе» со свободой нам навязывают равенство. Быть свободным – это быть самим собой. Пароль свободы – «каждому – свое».

Об этом и пойдет речь…

Выбор Героя

Миру – мир

В фильме «Герой» китайца Чжан Имоу речь идет об империи. О том, что ради нее воин должен жить и умирать. О том, как «перековался» идеальный, абсолютный киллер. Он, преодолевая все преграды и жертвуя друзьями, неотвратимо приближается к первому императору Поднебесной – Цинь Шихуанди, чтобы покарать того за многочисленные злодейства. Но когда тот оказывается в его власти, Герой становится жертвой виртуозной разводки.

Император убеждает его, что все неспроста и не напрасно. Что злодействует он во имя «мира во всем мире». Ведь, в самом деле, что хорошего в «сражающихся царствах»? Куда как лучше низвергнуть их династии и, завоевав территории, на руинах вечно враждовавших государств возвести величественную империю, где не будет места террору и беспределу…

Герой проникается сим «благородным» замыслом и осознает «историческую бесперспективность» и глубинную бесчеловечность своей антиимперской борьбы. Дабы выразить свою солидарность с объединительным проектом, он даже охотно позволяет расстрелять себя из луков. А как же иначе? Он же дерзнул злоумышлять против «Сына Неба». А по закону сие однозначно карается смертью. «Теперь все будет по закону и справедливости», – думает Герой, умирая.

Но в Империи, за которую он отдал жизнь, террор вовсе не исчез. Он просто был монополизирован Императором. И после окончательной победы Цинь Шихуанди над прочими владыками он начинает истреблять не только врагов-воинов, но и оппонентов-философов. Последователей мудрого Лао-Цзы и благочестивого Конфуция живьем зарывали в землю. Тоже, кстати, исключительно во имя стабильности, чтобы народ не отвлекали от поклонения императору.

Эта ситуация архетипична. Тысячелетиями воинам предлагается выбор: «сражающиеся царства» или «единая и неделимая». Русских людей давно убедили, что тут «двух мнений быть не может». Что имперскому «железобетонному» единству нет альтернативы. Но так ли это на самом деле? Нет ли здесь какого подвоха? Возможно, эта суровая альтернатива вполне соответствует ситуации воинов желтой расы. Но так ли неизбежна она для белых воинов?

Совсем не исключено, что «невозможное возможно». Ведь империя Цинь Шихуанди и Сталина – одно, а Карла Великого – совсем другое. А значит, выбор у героев шире, чем им пытаются внушить.

Зачем оно нам нужно?

Имеется в виду государство… Оно ведь отнюдь не высшая форма человеческого общежития, а «самое холодное из всех холодных чудовищ. Холодно лжет оно; и эта ложь ползет из уст его: «Я, государство, есмь народ». Это – ложь! Созидателями были те, кто создали народы и дали им веру и любовь; так служили они жизни. Разрушители – это те, кто ставит ловушки для многих и называет их государством: они навесили им меч и навязали им сотни желаний. Где еще существует народ, не понимает он государства и ненавидит его, как дурной глаз и нарушение обычаев и прав».

Так говорил «Заратустра», то есть Фридрих Ницше. В известном смысле, этот человек – наше все. Потому что он как никто иной умел «философствовать молотом», сокрушая вдребезги любые – что либеральные, что державнические клише.

Но в то же время считать государство исключительно аппаратом подавления одного класса другим (как марксисты) тоже неверно. Тот же Цинь Шихуанди действовал не в интересах какого-то класса, но во имя империи, как идеи тотального порядка и внутренней безопасности.

Этой же перспективой оправдывал свои завоевания Чингисхан. Его мечтой было, чтобы по просторам Евразии каждый мог путешествовать с грузом золота на голове, ничего при этом не опасаясь. Так кому же, выходит, на самом деле нужно государство, если с кастовой точки зрения к вопросу подходить?

Нужно оно торговцам и работягам. Ибо для них превыше всего – безопасность. Именно эти касты и поддерживали усиление абсолютизма, если вспомнить Средневековье европейское. Воинам государство в его бюрократически-централизованном варианте никогда нужно не было. Оно враждебно самой их природе. Они прекрасно себя чувствуют, живя общинами, бандами, племенами, феодальными кланами.

Но рано или поздно над ними одерживают верх «герои», которым «император» предложил выбор: свобода для избранных или безопасность и порядок для всех. «Герои» встают на сторону слабых и совершают акт самопожертвования во имя большинства. И тем самым санкционируют деградацию…

Ведь вопрос в том, что первично: повышение качества людей или довольство для наибольшего их количества. И то, и другое может вполне совпасть, но только в случае выбора первого варианта. Второй по полной программе был опробован при Советской власти и дал катастрофический в смысле падения человеческого качества результат. И одной из главных тому причин повсеместное внедрение лозунга «Лишь бы не было войны!».

«Война – отец всех вещей!», – так говорил Гераклит Эфесский. А так, опять же «Заратустра»: «Вы утверждаете, что благая цель освящает даже войну? Я же говорю вам: только благо войны освящает всякую цель». И более того, «не мир, но меч» принес людям Богочеловек.

«Ужасы войны», конечно, расцениваются всеми «людьми доброй воли» как нечто абсолютно негативное. И правда, что позитивного могли обнаружить авторы вышеприведенных цитат в смерти, страдании, разрушении? Позитивно – духовное напряжение, внутренняя мобилизация, порождаемые риском. Недаром спасение без «страха смертного» невозможно. А вот покой и расслабленность – прямой путь к деградации.

Что древние германцы, что кельты поражали своим человеческим качеством римлян. Причем поражали из века в век. Поначалу наблюдатели и сами были хоть куда, но со временем превратились, в массе своей, в законченных деградантов. А северные варвары были неизменны.

Их светлый и яростный мир не знал безопасности и стабильности, он жил в состоянии динамического равновесия. Столкновения и набеги происходили постоянно. Но целью их не были ни экспансия, ни геноцид, ни тотальное ограбление противника. Они сражались ради счастья борьбы и победы.

Воину как духовному типу стяжательство чуждо. Золото – только символ славы. И даря дружинникам кубки и браслеты, вождь делился с ними своей удачей. Общества германцев, кельтов, славян были военными демократиями. И в них было только две касты: жрецов и воинов. Последние, конечно, где землю пахали, а где скот разводили. Да, и торговали, но ни «рыночников», ни «пролетариев» среди северных ариев не было вовсе.

Их братья по крови, завоевавшие далекий Индостан, создали четырехкастовое общество, поскольку оказались в тотально иной, чуждой расовой среде.

Кто какой масти?

Каста – слово широко распространенное и оттого неточное. Говоря о фундаментальных различиях людей правильнее употреблять термин «варна». Одно из значений этого слова – цвет. То есть, как справедливо полагают обитатели российских зон, двуногие делятся по «мастям».

Деление это не умозрительно и произвольно, а основано на древних ведических текстах, то есть на изначальном арийском знании. Согласно этим воззрениям все творение, все материальное бытие пронизывают некие скрытые, но вездесущие силы (энергии) – «гуны». Этот термин может быть переведен с санскрита как модус, режим, качество, веревка.

Гун всего три: саттва-гуна (качество благости или добродетели), раджо-гуна (качество страсти), тамо-гуна (качество невежества). Любой человек соткан из «веревок» всех трех типов. Но в далеко не равных пропорциях. Именно преобладание той или иной гуны и определяет, к какой варне относится человек.

«Бхагавадгита» в последние годы ассоциируется с развесело-безумными кришнаитами, пристающими к прохожим на улице. Однако этот текст абсолютно аутентичный в плане «арийскости» и базовый для понимания природы варн. А кроме того, глубоко «кшатрийский». Ведь он представляет собой диалог Кришны и воина Арджуны на поле боя буквально за считаные минуты до начала сражения. И цель его – объяснить впавшему в сомнения витязю, что убивать для воина не грех, а долг.

Итак, в «Гите» сказано: «От саттвы возникает познание, от раджаса – вожделенье; беспечность, заблуждение возникают от тамаса, также – неведенье. Пребывающие в саттве идут вверх; посередине стоят страстные, пребывающие в состоянии последней гуны, вниз идут темные».

Брахман – это олицетворение саттва-гуны: «Спокойствие, самообладание, аскетизм, чистота, терпение, честность, знание, мудрость и религиозность – вот природные качества, присущие брахманам».

Кшатрий находится преимущественно под влиянием раджа-гуны: «Героизм, сила, решимость, находчивость, отвага в бою, благородство, умение руководить – вот природные качества, определяющие деятельность кшатрия».

Вайшьи находятся под влиянием раджа-гуны и тамо-гуны, гун страсти и невежества: «Земледелие, защита коров и торговля – естественная работа для вайшьев».

И, наконец, шудры находятся под влиянием тамо-гуны, гуны невежества: «Физический труд и служение другим – предназначение шудр».

Каждый может развить в себе гуну саттва и вырваться за пределы, от рождения обусловленного существования. Но для этого придется избрать путь аскезы и самоотречения. Если же такого желания и решимости его реализовать не имеется, то надо без разговоров следовать своей природе и не расшатывать основы.

Ну а кроме того, Шри-Бхагаван сказал: Троякой бывает вера воплощенных, рожденная их собственной природой: саттвичная, страстная и темная. Об этом внемли.

Сообразной с сущностью каждого бывает вера Бхарата; человек образован верой, какова его вера, таков он. Саттвичные (люди) приносят жертвы богам, страстные – якша-ракшасам, остальные же, темные люди, жертвуют покойникам бхутов.

То есть смысл такой: согласно «Ведам», кшатрии, чтобы не впасть в поклонение демонам-ракшасам (обусловленное их страстной природой), должны слушаться в духовном плане брахманов. То же касается, разумеется, и вайшьев с шудрами. Только они в случае непослушания и самомнения (обусловленного их невежеством) впадают и вовсе в поклонение привидениям и низшим духам, обитающим в неких природных объектах.

Если взглянуть, например, на христианство с ведической точки зрения, то это очевидно тотально «саттвичная» вера. И ее проповедь, адресованная существам, «повязанным» гуной тамас, абсолютно бессмысленна. Поэтому и наблюдается сегодня кризис веры. Гуна тамас опутала помыслы даже тех, кто по формальным признакам мог бы быть принят за кшатрия.

Свобода в актуальной ситуации тоже абсолютно невозможна. Ведь она – это право, а главное – реальная возможность делать то, что хочешь, но в то же время то, что можешь. То, к чему «душа лежит», то есть то, к чему она прикручена гунами-веревками. Но подобное гарантировано только в кастовом обществе. Только там к каждой варне (масти) подходят со своей меркой.

В обществе смешения свободы нет. Там есть повсеместный произвол, когда каждый имеет право претендовать на то, к чему не призван. В нынешней ситуации крайне проблематичен и духовный рост. Ведь в обществе «равноправных» определяющими будут низшие касты просто в силу своей многочисленности. А это значит, что влияние тамо-гуны становится почти тотальным. Все общество в целом погружается в «неведение», во «тьму внешнюю».

Убить тирана

Чужие здесь не ходят

Арии, завоевавшие Индостан, обжившись там, постепенно утратили свою военно-демократическую организацию. Раджа, который ранее выбирался собранием свободных и равных и мог быть смещен им же, постепенно превратился в наследственного монарха. Превратился под расово чуждым влиянием. Ведь если поначалу высшие касты состояли исключительно из ариев, то со временем в них начали включать вождей и жрецов покоренных дравидийских (черных) народностей.

Арии, завоевавшие древние государства Передней Азии, тоже от военной демократии дрейфовали к монархиям абсолютно неарийского типа. И даже быстрее, чем их индийские братья. Ведь жестких кастово-расовых фильтров они не создали.

Самым могучим и всеохватным из государств восточных ариев была Персидская империя. Хотя правящий слой в этом мультирасовом конгломерате состоял из белых по исходной крови людей, их менталитет был уже настолько изуродован чуждыми влияниями, что эллины считали их варварами. Считали исключительно за то, что они поклонялись Царю Царей, не ведая, что истинный воин рождается, живет и умирает свободным.

Главными защитниками свободы в Элладе были спартанцы. Тем не менее либеральные историки упорно считают их «фашистами». И в самом деле, некоторые их обычаи были дикими и тотально антигуманными. Например – криптии.

По ночам юноши выходили охотиться на двуногих. Вооружившись кинжалами, они выслеживали самых сильных и дерзких илотов (потомки покоренных спартанцами мессенцев) и резали их без предъявления обвинения, без присяжных и даже без права на последнее слово.

Просто илотов было очень много, а спартанцев очень мало. И первые всегда должны были помнить, что их миссия – трудиться на благо великой Спарты. А если бы они в этом всерьез засомневались, то государство рухнуло бы. Поэтому потенциальных «усомнившихся» превентивно ликвидировали. А и в самом деле, чего добропорядочному труженику шляться по ночам?

Кроме того, акции эти имели колоссальное воспитательное значение для подрастающего поколения спартанцев. Не секрет ведь, что в бою с некоторыми при виде первого убиенного случаются шок и ступор, чреватые летальным исходом (враги-то не тормозят). А криптии были школой жизни и смерти. Ведь, как известно, «тяжело в учении, легко в бою». Своего первого спартанец убивал не на поле сражения, а просто в формате «боевой игры «Зарница».

Вам эта бесчеловечная практика ничего не напоминает? Есть ведь что-то общее с традицией отечественных скинхедов атаковать по ночам мигрантов-дворников? Архетипы, однако…

Но спартанцы стали такими не сразу и не случайно. Великий законодатель Ликург установил порядок, целью которого было воспитание сверхлюдей. Их называли «равными».

Свобода, Равенство и Братство – сами по себе прекрасные лозунги. Но применять их можно только к очень ограниченному кругу существ – к воистину «равным», к тем, кто в силах вынести тяжкий груз Свободы и способен свято чтить законы братства.

Именно таких и воспитывала система Ликурга. Дорийцы, завоеватели, пришедшие с Севера, разрушили цивилизацию ахейцев (покорителей Трои). Последние жили под властью царей, весьма схожих с современными им восточными владыками. Обитали они во дворцах, за мощными крепостными стенами. А дорийцы, поселившиеся в Спарте, напротив, отказались возводить какие-либо укрепления вокруг своего города. Они считали, что воины, если они воистину воины, крепче и надежней камней.

Полис, их государственный формат также радикально отличался от тоталитарных восточных моделей. В отличие от обитателей зарейнских лесов, спартанцы не могли себе позволить жить в состоянии исконной арийской анархии. Им необходимо было общественное устройство, которое как капсула защитило бы их от проникновения бацилл вырождения. В Средиземноморье всегда было предостаточно всякой «заразы».

Ликург создал систему, продуктами которой были не только по современным, но и по куда более высоким, древним меркам существа исключительные. В семилетнем возрасте детей спартиатов забирали у родителей – и начиналась для них жизнь военного лагеря. Они учились убивать и умирать, терпеть боль и лишения, а главное – быть свободными. Только прошедшие «курс молодого бойца» могли стать «равными», полноправными гражданами. Только они имели право голоса в народном собрании. Из их числа избирали членов Геруссии – высшего органа власти. В него входили два наследственных царя и 28 старцев. Только после 60, с точки зрения спартанцев, человек обретал необходимый для властвующего опыт.

Представим себе, что это были за люди, в скольких походах и битвах они участвовали, сколько видели и пережили на своем веку. Это уже были не просто сверхлюди, а почти полубоги. А цари имели не больше прав, чем любой другой член Герусии. Они обретали всю полноту власти только в походе. То есть они были просто наследственными главнокомандующими. И это тоже было абсолютно оправданно. Ведь вели они свой род, согласно легенде, от самого Геракла.

Еще ежегодно избиралась коллегия из пяти эфоров. Они были верховными хранителями традиций. И нарушителя, будь то сам царь, они могли приговорить к смерти.

Спартанцы прекрасно знали, что главный враг Свободы – страсть к стяжательству. Поэтому хождение золотых монет в полисе было запрещено. Вместо них использовали тяжелые железные бруски, которые и невозможно, и бессмысленно было копить. Ведь нигде за пределами Спарты платежным средством их никто не считал. Дома, в которых жили «равные», были принципиально «нероскошны». Двери и крыша должны были быть сработаны только с помощью пилы и топора. То есть все подчеркнуто, без излишеств.

Но при этом спартанцы ни в чем необходимом для жизни не нуждались. За каждой семьей был закреплен надел земли, который обрабатывали илоты. Впрочем, их эксплуатировали отнюдь не беспредельно, а в строго ограниченном формате. Они отдавали хозяевам участка опять же законодательно оговоренную, достаточно скромную часть урожая. Она должна была позволять последним участвовать в сисситиях – совместных трапезах. Питались спартиаты не дома, в семейном кругу, а со своей братвой.

А если кто-то проявлял склонность к бомжеванию, разбазарив плоды илотских усилий или лишившись участка, его отчисляли из «равных». И он автоматически терял право избирать и быть избранным.

Торговать спартанцам также не позволялось. Если физическим трудом в их государстве занимались илоты, то торговлей – периэки. Последние были лично свободны, но спартанского гражданства не имели.

Иностранцам селиться в полисе запрещалось. И самим спартанцам без крайней необходимости не разрешалось его покидать.

Весь этот комплекс мер, разработанных, по преданию, Ликургом, призван был оберегать монокастовую и монорасовую общину от смешения и деградации.

Горе победителям!

Спарта освободила Грецию от власти тиранов. Они в период становления полисов то тут, то там захватывали власть. А спартанские воины приходили то туда, то сюда, и их свергали. Например, они освободили Афины от власти узурпаторов Писистратидов. То есть классическая демократия смогла утвердиться в Аттике благодаря «фашистам»-спартанцам. Они никому не навязывали свою систему. И не стремились к гегемонии. Они слишком ценили свободу. Однако со временем они открыли для себя и другие «ценности»…

Победа над Персией, которой Греция была во многом обязана спартанцам (один подвиг Трехсот чего стоит!), поставила перед потомками Ликурга новые проблемы. В полис хлынула военная добыча. И кое-кому из воинов-аскетов захотелось сладкой жизни. А верховный главнокомандующий Павсаний, победивший персов в решающей битве при Платеях, явно не справился с испытанием «медными трубами».

Он, как вскоре обнаружилось, вынашивал планы государственного переворота. Но бдительные эфоры заговор раскрыли. Павсаний спрятался от них в храме. Двери оного эфоры заперли. И несостоявшийся тиран просто умер от голода.

С первой угрозой полис совладал. Но вторая масштабная победа стала для него роковой. Разгром Афин после долгой и тяжелой войны за право первенствовать в Элладе соблазнил спартанцев перспективой создания империи.

Наварх (командующий флотом) Лисандр принялся активно воплощать этот проект в реальность. Он вводил в некогда свободные греческие полисы спартанские гарнизоны. Ставил там своих наместников – гармостов. И приводил к власти подконтрольных лично ему местных олигархов.

Эфоры вскоре обнаружили, что в результате деятельности Лисандра Спарта в короткий срок перестала восприниматься как тираноборческая сила. Напротив, с ней стал ассоциироваться самый откровенный и циничный деспотизм. Были приняты меры. Лисандра отозвали в Спарту и вскоре отправили с небольшим отрядом в поход на Фивы. В ходе которого он и погиб. Подмога к нему «совершенно случайно» опоздала.

Но процесс деградации уже пошел полным ходом. В Спарту пришло богатство. А с ним расслоение общины «равных». Началось формирование собственной олигархии, которая, разумеется, уже забыла о приоритете свободы. Она провоцировала экспансионистские войны. Результатом длительного противостояния с Фивами стали катастрофы при Левктрах и Мантинее. Мало того, что непобедимые спартанцы были разгромлены. Они, кроме того, понесли тяжелейшие потери. Община «равных» никогда не была многочисленной. И ставка на качество, а не количество долгое время себя оправдывала. Ровно до тех пор, пока количественный принцип не одержал верх в сердцах самих спартиатов, обремененных награбленным в Афинах.

После этого начался необратимый закат. И уже очень скоро спартанцев воспринимали не как защитников общегреческой свободы, а просто как высокопрофессиональных наемников, готовых драться хоть за персов, хоть за египтян…

Когда римляне еще и не мечтали об имперском могуществе, их постигло тяжкое испытание – нашествие галлов. Одолеть их в бою не удалось. Пришлось откупаться. И вот, когда на весах уже был отмерен затребованный агрессорами вес золота, их вождь бросил на ту чашу, где лежали гири, свой тяжелый меч, требуя таким образом «добавки». А на возмущение римлян безапелляционно возразил: «Горе побежденным!»

Но, вот парадокс – победы и спартанцам, и римлянам принесли куда более тяжкое горе – деградацию.

Афинская демагогия

А вот разгром Афин – это поражение тамошнего общественного строя, каковой в период Пелопоннесской войны являл собой максимально возможную, предельно эгалитарную демократию. Рабы и мигранты права голоса, разумеется, не имели. Но вот граждане были настолько равноправны, что любого, кто проявлял себя заметно выше среднего уровня, сначала использовали на благо полиса, а потом, на всякий случай, изгоняли.

Процедура остракизма была придумана специально для «шибко умных». Состояла она в том, что на глиняных черепках (остраконах) граждане писали имена тех, кто, по их мнению, заслуживал вывода из политической игры. Тот, кто набирал большинство голосов, покидал родину сроком на 10 лет.

Изначально придуман сей механизм был, как водится, во имя свободы. Реформатор Клисфен таким способом предполагал удалить из полиса сторонников тиранического рода Писистратидов. Ну а во что в итоге превратилась эта процедура, прекрасно иллюстрирует почти анекдотический случай с Аристидом Справедливым.

В битве при Марафоне он был одним из 10 стратегов, командовавших победоносным афинским войском. Но через несколько лет политические противники решили удалить этого имевшего безупречную репутацию (о чем свидетельствовало прозвище) человека из Афин и развернули против него активную агитацию.

В ходе голосования к объекту атаки подошел некий неграмотный крестьянин, не знавший его в лицо, и попросил нацарапать на остраконе имя того, кого сей «политически подкованный» персонаж считал угрозой свободе. «Напиши Аристид», – сказал он. Политик удивился и поинтересовался: «А ты знаешь этого человека? Он чем-то тебя обидел?» «Нет, – ответил крестьянин, – мне просто надоело, что все вокруг называют его справедливым». Аристид выполнил просьбу. Он ведь и в самом деле вполне соответствовал своему прозвищу. И отправился в изгнание, откуда его досрочно возвратили, когда в Грецию снова вторглись персы…

Характерно, что последним, к кому применили процедуру остракизма, был демагог Гипербол. «Демагогом» тогда называли политиков, позиционировавших себя как яростных защитников народных интересов. И поначалу слово это отнюдь не имело негативного оттенка. Однако выступления большинства этих «защитников» были демагогическими в современном, вполне привычном нам смысле слова. Гипербол был настолько ничтожен, что применение к нему изгнания – меры, изначально предназначенной как раз для сверх общей меры одаренных, дискредитировало ее. И обладавшие тонким эстетическим чувством афиняне от нее отказались.

Однако демократия не только отправляла в ссылку из ряда вон выходящих граждан, но и приговаривала к смерти именно за яркость и нестандартность. Достаточно вспомнить Сократа и его ученика Алкивиада. Последнего хотели казнить по абсолютно недоказанному обвинению, даже отозвав непосредственно с фронта боевых действий. Тот жертвой становиться не пожелал и перешел на сторону спартанцев, чем немало поспособствовал поражению родного, но неблагодарного полиса.

Надо иметь в виду, что концепция равенства была доведена в Афинах до абсурда. Практически все гражданские должности замещались по жребию. Голосовали только по кандидатурам военачальников. В делах же житейских каждый член полиса считался в равной мере компетентным.

Эта тоталитарная эгалитарность во внутренней политике сочеталась с откровенным империализмом и авторитарностью во внешней. Полисы – члены Афинского морского союза, созданного под эгидой города Паллады для борьбы с персами, со временем лишились права выхода из него. И из союзников превратились, фактически, в данников. Не желавшие с подобной ситуацией мириться подвергались карательным акциям. Поэтому, как только в Пелопоннесской войне стала одолевать Спарта, союз начал разваливаться и к концу ее прекратил свое существование.

То есть длительный кровавый конфликт между двумя полисами-лидерами Эллады был катастрофичным по своим последствиям для них обоих. Но при этом следует иметь в виду, что спровоцирован он был именно экспансионистской политикой афинских демагогов.

Процесс пошел

«Демократия есть соучастие народа в своей собственной судьбе», – сказал немецкий консервативный революционер Артур Мюллер Ван дер Брук. Это самая адекватная из известных формул. Демократия – исконный строй Ариев. Греки первыми попытались его институализировать. Они первыми поставили перед собой задачу добиться оптимального сочетания личной свободы и общественного порядка. И афиняне, несмотря на все их трагические ошибки и перегибы, сделали немало для ее решения.

Прежде всего, они стремились сделать принципиально невозможным возрождение тирании. Аристотель говорил: «Тираническая власть не согласна с природою человека», «Чести больше не тому, кто убьет вора, а тому, кто убьет тирана». И афиняне чтили тираноубийц – Гармодия и Аристогитона, как величайших героев.

Правда, стоит отметить, что двигала этими прославленными террористами не только любовь к свободе, но и любовь друг к другу. Что было, то было. Но суть все равно в беспределе тирана, а не в смелости педерастов. Просто из песни слово не выкинешь…

Итак, когда брат тирана Гиппия, Гиппарх, стал настойчиво домогаться красавца Гармодия, тот со своим старшим «товарищем» стал инициатором заговора. И убили «друзья» сексуального агрессора, после чего и сами погибли. Озлобившись из-за смерти брата, Гиппий ужесточил режим. В ответ активизировались протестные настроения, которые, как уже было упомянуто, силой оружия поддержала Спарта. Так что, можно сказать, реализовалась модель, о которой мечтали в 70-х годах XX века левые террористы: «Провокация – репрессии – революция».

Кстати, возможно, обошлось бы и без помощи иностранного военного контингента, если бы Писистрат, отец Гиппия и Гиппарха, не лишил афинян тяжелого вооружения.

Аристотель описывает эту поучительную историю так: «Отобрал Писистрат оружие у народа следующим образом. Устроив смотр войска у Тесейона, он пробовал обратиться к народу с речью и говорил недолго. Когда же присутствующие стали говорить, что не слышат, он попросил их подойти к преддверью Акрополя, чтобы могли лучше слышать его. А в то время как он произносил свою речь, люди, специально получившие такое распоряжение, подобрав оружие, заперли его в близлежащем здании – Тесейоне – и, подойдя, знаком сообщили об этом Писистрату. Окончив говорить о других делах, он сказал и об оружии – что по поводу случившегося не надо ни удивляться, ни беспокоиться, но следует возвратиться по домам и заниматься своими делами, а обо всех общественных делах позаботится он сам».

И это один из важнейших для нас уроков: тирания начинается там, где заканчивается право на оружие.

А его наличие – основа гражданских прав. Согласно законам Драконта (первого афинского реформатора) их обладателями являлись только гоплиты (тяжеловооруженные воины). И это было абсолютно оправданно. Именно они формировали фалангу, которая вставала нерушимой стеной на защиту полиса. А кроме того, способность приобрести на свои средства полную экипировку говорила о том, что этот человек принадлежит к «среднему классу», то есть личность обстоятельная и укорененная. На высшие государственные должности могли избираться и вовсе лишь весьма состоятельные, необремененные долгами афиняне.

Полное равноправие наступило много позже – в период греко-персидских войн, когда представители беднейшего класса, феты, обрели не меньшую, чем гоплиты, значимость. Они служили на флоте, а именно морские сражения сыграли решающую роль в общеэллинской победе.

Но истинные сыны Афин должны были уметь без рассуждений отдавать свою жизнь в борьбе за свободу не только с внешним врагом, но и внутренним. Не только великий реформатор, но и один из легендарных «семи мудрецов» Солон постановил, что тот, кто в ходе внутриполисной борьбы не вставал с оружием в руках на ту или другую сторону, лишался возможности избирать и быть избранным.

И он же, уже старцем, явил пример подлинного гражданского мужества – единственный посмел публично выступить против только что пришедшего к власти Писистрата. Многие знатные афиняне – враги тирана – бежали, а Солон, придя в народное собрание, стыдил сограждан, говоря: «Еще несколько дней назад было так легко помешать возникновению тирании. Теперь же, когда она уже выросла и окрепла, искоренить ее будет значительно труднее».